Протянув руку, подхватила со стола одну из ваз, приготовленных матерью для цветов, и отпила из горлышка холодной сырой воды.
– Мама, – с трудом проговорила она. – Мама, зачем ты это сделала? Зачем заставила Андрея отпустить меня в Америку?
– Что-о? – протянула, округлив глаза, Лидия Сергеевна. – Какого Андрея? Какую Америку? Ты бредишь, моя дорогая? Я не понимаю, о чем ты…
– Ты все прекрасно понимаешь, мама! Не лги! – твердо сказала Саша. – Мне просто интересно… мне надо понять… Ты что же, так ненавидела его? Или меня, мама? Зачем ты сделала это? Неужели из мелочной бабской вредности?
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, – выкрикнула мать. В голосе привычно задрожали слезы. – Это было двадцать лет назад, я совершенно не помню, кто кому и что говорил. И какое это теперь имеет значение? Боже мой, папа лежит при смерти, я еле держусь, а ты пристаешь ко мне с какой-то ерундой. Обвиняешь…
– Ты ведь сделала это нарочно, да? – Александра уже не могла остановиться.
Дрожащее лицо матери, ее наполненные слезами глаза, подрагивающий подбородок – это было так привычно, так обыденно. Она всегда так делала, когда хотела уйти от разговора. Но на этот раз Саша впервые в жизни не отступила.
– Ты внушала мне, что он со мной только ради связей. А ему – что я мечтаю об Америке, но не решаюсь ему сказать. Ты знала, что, если он начнет меня уговаривать ехать, я решу, что он отказался от меня, побоявшись ярости отца. Ты знала!
– Да что я такого сделала? – всплеснула руками мать.
Она случайно задела лежавшие на столе пионы, и цветы, подброшенные ее рукой, взлетели над скатертью и осыпались на столешницу багряно-розовым благоухающим дождем.
– Я не сказала ни одного слова неправды – ни ему, ни тебе! Ты хотела в Америку, ты мечтала об этой поездке три года, выклянчила у отца деньги. Ты бы не простила ему, если бы осталась. Именно это я ему и сказала. А он… Я и на смертном одре буду утверждать, что Новиков – беспринципный карьерист, готовый на все ради своих целей! И его связь с тобой – лучшее тому подтверждение.
– Ты могла бы просто оставить нас в покое, не лезть не в свое дело! – не отступала Саша.
– Знаешь что, дорогая, ты не имеешь права меня судить! – оскорбленно произнесла Лидия Сергеевна.
Монументальная грудь ее тяжело вздымалась.
– Я – мать, а у тебя детей нет! Тебе не понять материнской ответственности. Я всю свою жизнь прожила ради детей, я отдала вам все – свою молодость, красоту, силы, я даже специальность свою бросила, чтобы быть всегда рядом с вами! И если мне понадобилось бы кого-то из вас уберечь, значит, я сделала бы это любыми средствами! Это высокое чувство, материнское чувство, которое тебе недоступно. И я не желаю выслушивать…
– Уберечь от чего, мама? – нехорошо сощурилась Александра. – От жизни? От любви? От счастья, в конце концов?
– От самой большой ошибки в твоей жизни, – бросила Лидия Сергеевна. – Если ты не хочешь видеть дальше своего носа, предпочитаешь не замечать очевидного… Все вы не хотите это видеть… А я все понимаю, от меня не скроешь! Я не позволила тогда, чтобы с тобой случилось… ужасное, и нисколько об этом не жалею.
– О чем ты? – пробормотала сбитая с толку Александра. – Что такое ты видишь, что нам, всем остальным, недоступно?
– То, что все вы видеть не желаете, – отрезала мать. – Ты, дорогая моя, когда-нибудь задумывалась, почему отец так привязался к чужому человеку, почему столько сил в него вложил и сделал своей правой рукой? Поразмысли об этом на досуге и, может быть, кое-что сообразишь. И не смей больше обвинять меня! Я и без того еле держусь на ногах… Папа не приходит в себя, а ты выволакиваешь на свет какие-то дурацкие истории вековой давности. Стыдно, Саша!
Она подхватила охапку цветов и вазу и оскорбленно прошествовала в дом.
Сашу трясло.
Эмоции, так долго сдерживаемые ею, били через край. Она поняла, что просто не может сейчас на-ходиться среди родни, поддерживать вежливые раз-говоры. Она обязательно сорвется и наговорит лишнего!
Слишком сильно шваркнул ее по голове сегодняшний день.
Слова Андрея, их поцелуй, понимание: тогда, двадцать лет назад, она, возможно, ошиблась…
А потом – мать, с ее вечными обвинениями и странными намеками. Что такое она скрывает, что за таинственную правду она знает, но отказывается говорить?
Хотелось спрятаться где-нибудь…
И Александра вдруг вспомнила, что когда-то давным-давно, еще в подростковом возрасте, любила в подобные моменты выбраться на крышу дома. Там никто ее не искал, никто не доставал с нотациями. На крыше можно было читать или просто валяться, глядя на проплывающие над головой рваные облака.
Решено. Туда-то она и направится.
Еще два дня назад это решение показалось бы ей самой смешным. Взрослая серьезная женщина скрывается от семьи, как подросток, вылезает на крышу и прячется там!
Увидел бы ее, строгую и безупречную мисс Во-ронцов, опытного юриста и партнера корпорации «Ричардс и Тейлор», кто-нибудь из коллег или клиентов…
Но сегодня ей неожиданно сделалось все равно, что и кто мог бы о ней подумать.
К черту все. Она устала.
Так нечеловечески устала вечно держать себя в – руках…
На лестнице Саше встретилась Вероника. На левой скуле сестры отчего-то цвел багровый синяк. Ника окинула встрепанную Сашу оценивающим взглядом:
– Что это с тобой?
– А с тобой? – сквозь зубы буркнула Александра и прошла мимо.
Чердак. Шаткая лестница. Люк на крышу.
Черт подери, а Ася что здесь делает?
Девочка, скорчившись и притянув колени к груди, сидела чуть в стороне. На ней снова была та самая – явно мужская – толстовка. Ася натянула ее на колени, словно хотела спрятаться внутри. Она подняла взгляд на Александру, и та увидела, что глаза у племянницы совершенно сумасшедшие, растерянные…
Кажется, у нее тоже сегодня был важный день.
Александра очень бы удивилась, если бы обнаружила, что ее собственные глаза сегодня вечером глядят на мир ровно с тем же выражением.
Саша выбралась на крышу и села рядом с Асей. Та покосилась на нее, но ничего не сказала.
– Слушай, у тебя сигареты есть? – неожиданно спросила Саша.
Ася взглянула на нее и, кажется, уже собиралась показательно возмутиться, но Александра быстро доба-вила:
– Да ладно тебе, я тебя не сдам, честно. Дай одну, а?
Ася запустила руку под толстовку и вскоре вытащила пачку сигарет и зажигалку.
– Чего это вы? – спросила она, пока Александра прикуривала. – Сложности в личной жизни, м-м?
Александра вернула ей сигареты и наблюдала, как девочка ловко прикуривает. Черт возьми, надо бы, конечно, надавать по ушам ее отцу за то, что не следит за дочерью.
А впрочем… Ей ведь и самой когда-то было пят-надцать…
– Так и есть, сложности, – кивнула она.
– Это что, с Андрей Палычем, что ли? – изумилась Ася, поглядывая на тетку с интересом.
– А вот это уже не твое дело, договорились? – твердо оборвала ее Александра.
– Ладно-ладно, я только спросила.
Ася вскинула ладони в примирительном жесте.
«Совсем как Макс, – неожиданно заметила Александра. – Кажется, девчонка с отцом не очень-то ладит. Интересно, она самой себе отдает отчет в том, что временами его копирует?»
– Откуда у тебя эта толстовка? – спросила Саша. – Мальчик какой-нибудь дал поносить, а?
– Ага, мальчик, – кивнула Ася.
– Хороший мальчик?
– Замечательный, – убежденно ответила девочка. – Рыжий…
– Вы с ним… как это теперь говорят? В наше время это называлось «встречаться». Вы с ним встречаетесь?
– А вот это уже не ваше дело, договорились? – беззлобно передразнила Ася ее недавний ответ.
– Договорились, – кивнула Саша.
Над крышей постепенно сгущались сумерки.
Воздух становился прохладным и влажным, и запах цветов из сада Лидии Сергеевны лился плотнее, гуще…
И на душе почему-то тоже становилось спокойнее.
Саша глубоко затянулась и вытянула вперед ноги. Туфли она сбросила еще на чердаке. Интересно, сколько лет она не сидела вот так, босиком, на крыше, ни о чем не думая? В сумке, оставшейся внизу, наверняка разрывался от звонков с работы мобильник, но идти за ним решительно не хотелось.
– Как здорово, Аська, – неожиданно для себя сказала Саша. – Замечательный рыжий мальчик – это же так здорово!
Ася хмыкнула и стрельнула бычком вниз, в траву.
– Сейчас вы тоже скажете, что ужасно мне завидуете? Что полжизни отдали бы за то, чтобы снова вернуться в юность?
– Нет, не скажу, – покачала головой Александра. – Похоже, что в юности я была ужасной дурой.
6
– Фух, наконец-то выбрались из этого мертвого царства хоть ненадолго. Там дышать нечем, – пробурчал отец.
Ася не вполне разделяла отцовскую радость.
Нет, сбежать из дома, где лежит недвижимый дед, бабка то рыдает, то принимается промывать мозги домочадцам, тетки грызутся, а ее придурочные двоюродные братцы того и гляди подпалят весь двор, она всегда была рада.
Только вот с куда большим удовольствием она провела бы это время с Артемом, а не с Максом.
Отец же, как назло, вцепился в нее, как бульдог, и заявил бабе Лиде:
– Я пойду прогуляюсь по поселку с дочерью. Ей нужно успокоиться. Вся эта тяжелая атмосфера на нее слишком сильно влияет.
Ася подозревала, что на самом деле ему просто нужен был благовидный предлог, чтобы свалить из родительского дома.
Бабка Лидия, конечно же, очередной раз прослезилась и вздохнула на тему «какой Максюша хороший отец и как только Катя (Асина мать) могла в свое время этого не оценить».
И вот пожалуйста – теперь она вынуждена таскаться по скучным пыльным поселковым улицам с вырядившимся под подростка отцом, на которого местные мужики-работяги поглядывают как на пугало!
Они уже миновали ту часть поселка, где расположились новые дома, такие вычурные и шикарные, словно каждый новый хозяин отчаянно желал выпендриться перед соседями, а каждый следующий пытался переплюнуть предшественника. Теперь перед ними потянулись местами покосившиеся заборы, из-за которых простирали сучковатые ветки яблони и заливисто лаяли лохматые, все в репьях, собаки. Чуть дальше стояли рядками серые типовые пятиэтажки. Кажется, именно тут в основном жили работники санатория.
Было душно.
Горячий воздух словно застыл, не пропуская сквозь себя ни малейшего дуновения ветра. Несмотря на нещадно палившее с неба солнце, он, казалось, весь пропитался липкой непролитой влагой. Вдали за деревьями виднелась подползавшая к поселку темно-фиолетовая брюхастая туча. Временами начинал уже ворочаться где-то в отдалении гром.
«Будет гроза!» – поняла Ася.
К ее ногам спикировал вдруг бумажный самолетик.
Она задрала голову и увидела на балконе одной из пятиэтажек Артема. За его спиной торчал руль вертикально прислоненного к стене велосипеда. Так вот, значит, где он живет. Артем помахал ей – и Ася мотнула головой в ответ, скосив глаза на отца – мол, не привлекай его внимания. Однако Максим успел уже заметить рыжего пацана.
– Это кто? – спросил он. – Ты уже успела тут с кем-то подружиться?
– Да так, – отмахнулась Ася, стараясь побыстрее миновать эту улицу. – Пацан один. У него Камка брал велик покататься.
Она разозлилась на саму себя за неудержимо вспыхнувшие щеки.
Отец, кажется, тоже это заметил, потому что театрально вздохнул и произнес:
– Эх, Аська, ничего-то ты мне не рассказываешь. Ты же моя дочка, моя маленькая девочка! Мне интересно, чем ты живешь.
Ася фыркнула:
– Можно подумать, когда тебе было пятнадцать, ты все рассказывал собственному отцу.
Макс присвистнул:
– Сравнила! Да моего отца и дома-то никогда не было. Я в детстве даже и не помнил особенно, как он выглядит. Засыпал – его еще не было, просыпался – уже не было. Серьезно! У меня книжка была, «Доктор Айболит», так я одно время думал, что на обложке мой папа нарисован. Ну а чего – седой, усатый, а других подробностей я особо и не помнил.
Он отрывисто засмеялся.
– Думаешь, мой отец меня когда-нибудь спрашивал, что у меня в жизни происходит, чем я интересуюсь? Как же! Ему некогда было! Да и потом… Он же такой: если раз крест на ком поставит, уже ничем не переубедишь, не переломишь. Он, видно, на меня большие надежды возлагал – сын, наследник, все дела… А я, видишь ли, учился не на «отлично», и поведение тоже хромало. Ну, он и махнул на меня рукой еще в мои лет двенадцать. А для разговоров у него Новиков был, нашел себе родственную душу…
Отец со злостью сплюнул под ноги, пошарил по карманам в поисках сигарет, закурил.
– Я, может, и в медицинский после школы пошел, чтобы он внимание на меня обратил. Меня вся эта врачебная фигня не привлекала нисколько. Я, между прочим, рисовал неплохо, мог бы в архитектурный куда-нибудь или в Строгановку… Из-за этого старого хрыча всю жизнь себе испортил.
– Да ладно, – возразила Ася, – тебя же все равно со второго курса вышибли. Мог бы что-нибудь другое попробовать.
– Попробуешь тут, когда тебе день и ночь твердят, что ты позор семьи, – огрызнулся Макс. – И потом – ты не забывай, какое время-то было! Девяностые! Мои друзья, кто пооборотистей, уже свой бизнес имели, на крутых тачках рассекали. Тоже ведь хотелось доказать, что и я на что-то способен. Хотя бы себе, ну и отцу заодно. Открыли с корешами палатку: думали, пойдем в гору, потом магазин свой сделаем. Только ни хрена не вышло…
– А дед ведь заплатил тогда за тебя долги, – встряла Ася. – И от милиции отмазал.
– Ну и что? – взвился отец.
– Наверно, если б ему было на тебя наплевать, он бы этого не сделал?
– Ага, как же! – отмахнулся Макс. – Как ты не понимаешь: ему же нравится чувствовать себя благодетелем, спасителем, последней надеждой. Сколько раз я его ни просил денег мне в долг дать на раскрутку, он каждый раз меня посылал, убеждая, что все мои идеи – полное дерьмо. Зато потом появлялся, весь такой на белом коне, и благородно оплачивал убытки. Не забывая по ходу меня башкой в говно макнуть – что вот: он, мол, очередной раз меня, никчемного придурка, спас! И на эту последнюю работу меня устроил нарочно, чтобы унизить. Типа я тебя, взрослого мужика, из милости по знакомым пристраиваю. А теперь… Теперь вообще неизвестно, чем все это кончится.
Макс в раздражении махнул рукой и вдруг опомнился. Кажется, в разгар своей гневной речи он немного забыл, с кем разговаривает. Взяв себя в руки, он натянуто улыбнулся:
– А впрочем, не бери в голову. Сто раз выкручивался и на этот раз выберусь!
Ася не стала говорить отцу, что в тридцать восемь как-то странно до сих пор винить в своей несложившейся жизни родителей. В конце концов, если он всю жизнь себя убеждал, что Алексей Михайлович – виновник всех его бед, вряд ли ей удастся изменить его мнение. Хотя ей казалось совершенно очевидным, что отец – с его безалаберностью, забывчивостью и не-обязательностью – ни в каком серьезном бизнесе подняться не смог бы ни за что. Чего стоит одна эта его привычка всюду забывать документы…
Документы!
Она вдруг вспомнила те подмокшие в лодке листки, которые аккуратно высушила и сложила обратно в рюкзак. Она ведь собиралась спросить у отца, не нужны ли они ему. Кто знает, может, его неприятности на работе связаны как раз с ними…
– Слушай, – начала она, – я тут нашла в рюк-заке…
– Оба-на, какие люди! – громко прервал ее отец, глядя куда-то в сторону.
Ася обернулась и увидела идущую по поселковой улице Веронику. Сиреневый фингал она тщательно замазала и прикрыла золотистым локоном и вид сейчас имела вполне миловидный, хотя и немного взволнованный отчего-то.
– А ты что здесь делаешь, моя дорогая? – сразу же подкатил к ней отец. – Уже ищешь очередную замену своему пылкому Бэке? Кто на этот раз? Какую национальность ты еще не удостоила своим вниманием? Гренландец? Масаи?
– Отвяжись, а? – протянула Вероника, впрочем, беззлобно. – Я просто гуляла.
Ася заметила, что тетка явно была слишком сильно захвачена какими-то собственными переживаниями, чтобы вступать в перепалки с отцом.
– Гуляла… – повторил Макс. – Это правильно! Никогда не знаешь, где тебе встретится судьба. Вечная любовь – которая за этот год?
Вероника поморщилась и, не отвечая, спрятала в сумку какой-то полиэтиленовый пакет, который до этого держала в руке. Ася успела рассмотреть на пакете логотип аптеки.
Интересно! У Ники теперь тоже роман с аптекарем? Прямо как у отца с той Женечкой, «рыбой моей»?
Это что же у них, семейное?
У отца в кармане взорвался дурацкой рок-н-ролльной мелодией мобильник. Макс вытащил его, бросил взгляд на экран и переменился в лице. Глумливо-расслабленное выражение исчезло, уступив место напряжению с примесью страха.
– Я сейчас, – бросил Макс и отошел в сторону, отвечая на звонок.
Вероника смущенно переминалась с ноги на ногу, искоса поглядывая на Асю.
Кажется, они с отцом и в самом деле застали ее врасплох. Только вот непонятно было, чего она так смутилась. Ну, вышла пройтись по поселку, подумаешь. Или дело в этом аптечном пакетике? Что там, кстати? Неужели презервативы? Да ну, не станет же взрослая тетка стесняться такой покупки. К тому же – зачем они ей, если ее абрек свалил? Неужели действительно успела уже найти себе кого-то еще?..
– Вы домой не собираетесь? – спросила Вероника. – Мама, наверно, обед уже накрыла. И, по-моему, дождь сейчас ливанет…