– А сам ты что думаешь по этому поводу?
– Я могу думать все что угодно, но решение принимать не мне.
– Вот что, – голос абонента обрел былую твердость. Верилось, что этот человек привык отдавать распоряжения. – Устрани все препятствия.
– Но эти хлопоты тоже должны быть оплачены. Я не альтруист! – напомнил Карась.
– Договоримся, – прозвучал немедленный ответ.
Карась сунул телефон в карман. Ну, вот и переговорили. Однако легче от этого не стало.
– Что стоишь, поехали! – приказал Карась.
Второй понимающе кивнул. Машина плавно тронулась.
– Адрес проверил, он действительно там проживает?
– Все в точности, покойничек не соврал! – подтвердил Второй.
Хотя стоило ли сомневаться? Перед стволом – как перед священником во время исповеди. Малейший свой грех вспомнишь!
* * *Чалый проживал на окраине города. Оно и к лучшему, меньше будет любопытствующих глаз. Флигелек был старенький, но очень крепкий, в этих восьмидесяти квадратных метрах Чалый был полноправным хозяином.
Перед входом в дом был разбит небольшой палисадник. В двух окнах из пяти горел свет. В одном из них показалась высокая мужская фигура. Некоторое время мужчина стоял не шелохнувшись, невольно возникало впечатление, что он рассматривает людей, притаившихся в темном дворе. Но то – обман! Вряд ли он смог бы рассмотреть густую темень на расстоянии метра.
Занавеска на окне вдруг распахнулась, и Антон Толкунов уже четко увидел мужчину лет сорока пяти с короткой прической. Что бросалось в глаза, так это невероятная худоба, еще более подчеркнутая глубокой тенью, падающей на его лицо. Взгляд прямой, жесткий, как если бы он уже знал о готовящемся нападении и вот сейчас решил рассмотреть лица своих обидчиков. Такой человек мог быть только вожаком. Второстепенные роли не для него.
Вот он поднес ко рту сигарету, крепко затянулся. Его худоба обозначилась от этого еще резче, а лицо стало выглядеть куда более зловещим. Докурив, он швырнул окурок через распахнутую форточку и отошел в глубину комнаты.
Когда Карась подходил к флигелечку, у него не было никакого плана, теперь, когда он увидел Чалого на расстоянии нескольких метров, он уже понимал, что ему следует делать. Он прекрасно понимал этого человека, потому что был слеплен из одного с ним теста. Такие люди, как Чалый, ничего не боятся, а если что и может их сломать, так только паралич.
Карась подошел к двери и негромко постучал. Он был убежден, что хозяин распахнет дверь, даже не поинтересовавшись, кто же к нему ломится в столь поздний час. Для него, прошедшего зону, все неприятности оставались в недалеком прошлом. А потом, возникает вопрос: кто же способен потревожить без надобности уважаемого человека?
Была еще одна причина, по которой вор откроет дверь, не поинтересовавшись визитом: невозможно стать по-настоящему отважным, проигрывая второстепенные сражения. Если уж ты действительно бесстрашен, так будь добр, распахни дверь и встреть опасность с открытым лицом. Как же иначе в глаза смотреть людям, если проявил малодушие или струхнул?
Таких людей невозможно испугать – не тот человеческий материал. Сломать можно, но кому нужны осколки!
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась худощавая фигура в потертых джинсах, на худых плечах батник синего цвета, некоторая попытка на изыск. В широко распахнутом вороте поблескивала серебряная цепочка. Карася встретил строгий и настороженный взгляд, свидетельствующий о том, что хозяин дома может атаковать в любую минуту. Не исключено, что правой рукой, предусмотрительно спрятанной за косяком, он сжимает нож. Такие люди, как Марк Чеканов, очень недоверчивы и крайне подозрительны, их можно расположить к себе разве что добродушием.
Широко улыбнувшись, Антон произнес:
– Я от Назара Черного. Он просил кое-что передать тебе.
Чалый не торопился впускать гостя в дом. Поди разберись, что это за «троянский конь»! Но вести серьезных разговоров у порога не полагалось. Антон продолжал обезоруживающе улыбаться, как бы предлагая Чалому сделать выбор: хочешь – впускай, а если нет – так я в обратную дорогу потопаю.
Стоявший в одиночестве гость должен показаться Чалому неопасным: если бы хотел завалить, так сделал бы это с порога.
Едва кивнув, Чалый слегка посторонился, пропуская гостя вовнутрь. В прихожей что-то негромко стукнуло: «Ага, так оно и есть, спрятал заготовленную заточку. Теперь она ему как будто бы без надобности». Но расслабляться не стоило, такие типы припасают в потайном месте что-нибудь не менее убойное на случай неприятного развития разговора.
Чалый немного посторонился. Теперь они стояли лицом к лицу, они были одинакового роста. Вор был немного старше, а глубокие морщины на сухих щеках лишь добавляли ему несколько лишних лет.
– Что он хотел?
– Я его сосед, мы с ним на одной лестничной площадке живем. – Взгляд у Чалого оставался немигающим – о доверии речи быть не могло. Чалый не из тех людей, что бросаются на грудь первому встречному. Двадцать лет заключения способны отучить от подобной сентиментальности всякого. – Наши бабы – подруги, вот и мы как-то сошлись.
– Как тебя зовут?
– Иван.
– Что-то он мне о тебе не рассказывал, Иван.
Сказано было обыкновенно, но так, что от его слов невольно потянуло могильным холодом.
Смутившись, Карась проговорил:
– Мне он тоже о тебе не рассказывал. А вот сегодня решил поделиться. – Голос Карася сделался тише. – Сказал, что вокруг дома какие-то два типа ошиваются. Сегодня он прийти не сможет, боится их к тебе привести.
В глазах Чалого произошла какая-то перемена, о доверии речь не шла, но взгляд заметно смягчился. Теперь он слушал с заметным интересом.
– Вот и попросил меня к тебе заехать.
– А что же он тогда не позвонил?
– Я его о том же самом спросил, а он говорит, что линию могут прослушивать. В наше время это пара пустяков.
– Как далеко зашло!
Для откровенного разговора информации было недостаточно, и Карась отважился.
– Еще он сказал, что звонил Шевцову. Сейчас дела у того идут неважно, его кто-то хочет грохнуть, и он просит твоей помощи.
– Так, – понимающе кивнул Чалый. – Под «крышу», что ли, решил залезть?
– Так получается. Он даже готов дать тебе в «Цветметалле» долю.
– И сколько?
– Десять процентов... Что Назару передать?
Еще секунду Чалый размышлял, а стоит ли довериться, но потом, уяснив, что другого выхода нет, произнес:
– Хорошая новость, – его глаза блеснули здоровым азартом. – Что же он тогда раньше кочевряжился? Тогда бы многих неприятностей сумел избежать. Проходи, – махнул вор в сторону комнаты.
Карась прошел в комнату, сел на стул.
– Так что Назару передать? Он ждет.
– Скажи ему вот что, пускай завтра часа в два приходит ко мне... Пусть Шевцов оформит бумаги. Но теперь уже не десять процентов, а пятнадцать, пусть сам себя корит за свою жадность.
Чалый присел рядом.
– Хорошо, передам, – с готовностью отозвался Карась. Все проходило даже успешнее, чем он предполагал. Видно, он даже где-то переоценил вора: на воле, в отличии от зоны, чувство опасности притупляется.
– И пусть сделает вот что...
Прежде чем Карась успел что-то предпринять, в опасной близости от себя он увидел растопыренную ладонь, с силой ударившую его в грудь. Антон опрокинулся на спину, сверху на него навалился законный. В горло что-то неприятно кольнуло, и вор зашипел в самое лицо:
– Кто ты? На кого работаешь, падла?! На легавых, на контору?! Ну?! А может, на Шевцова?!
Карась даже не понял, в какой именно момент законный его расколол, но попытался изобразить искреннее удивление:
– О чем ты, Чалый?! Меня к тебе Назар отправил.
– Он никого бы ко мне не отправил. Он всегда приходил только сам, потому что никому не доверял, так же, как и я. Значит, ты его завалил, тварь! А я-то думаю, почему не могу до него дозвониться! Кто ты?!
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – попытался Карась изобразить страх.
– Так тебе, сука, от меня еще и доказательства нужны?! – шипел вор. – Так вот я тебе поясняю: телефона Шевцова никто, кроме меня, не знал. Он всегда связывался со мной напрямую, если было какое-то дело.
– Ты неправильно меня понял, я тебе все объясню, только убери заточку!
Карась почувствовал, как металлическое жало вошло глубоко под кожу; всего-то небольшой нажим, и рассвирепевший вор вскроет ему сонную артерию. Всего-то расслабился на несколько секунд, и вот она, плата!
– Что тебе надо, кто ты?!
Следовало заставить его слушать, чтобы на некоторое время тот потерял внимание.
– Я пришел, чтобы сказать тебе, – правая рука Карася скользнула по ноге вора, – чтобы ты… – и в следующее мгновение он схватил его за штанину, рванул вверх. Чеканов потерял равновесие и ударился затылком об пол. Навалившись, Антон с коротким замахом ударил его локтем в лицо.
Заточка законного выпала из рук и покатилась по полу с легким дребезжанием. Взгромоздившись на Чалого, Карась ухватился руками за отворот его рубашки и надавил пальцами на горло, вырывая из горла вора хрип.
– Задушишь, – услышал он сдавленное шипение.
Еще секунда, и законный, расслабившись, впал в беспамятство. Вытащив у Чалого из джинсов ремень, Карась уверенно стянул руки за спиной, затем, подхватив под мышки, усадил его на стул.
Вот теперь самое время, чтобы привести Чалого в сознание. Размахнувшись, он отвесил вору оплеуху. В ответ тот лишь сдавленно простонал. Карась ударил еще один раз, и еще. Пробуждался законный медленно, понемногу открывая глаза, не понимая, где он находится и кто перед ним. В сонных глазах читалось удивление и вопрос.
– Кто ты?
Карась лишь невесело хмыкнул, оставив вопрос без ответа.
Уже приходя в себя, Чалый сдавленно протянул:
– Ах да... Припоминаю.
Карась пододвинул к себе второй стул. Смотреть на связанного Чалого было приятно. Вот ведь как бывает: еще секунда, и вор мог отправить его на тот свет.
– Теперь наши роли поменялись, – заметил Карась. – Теперь я задаю вопросы. Тебе удобно? Это мой первый вопрос. – Чалый лишь скривился. – Судя по тому, как ты отреагировал, хочу заметить, что ты не возражаешь против такого расклада. Отлично! Тогда продолжим наш разговор дальше. Ты спрашивал, кто я такой? Так вот, отвечаю... Знать тебе это совершенно ни к чему. Для тебя важно то, что я уже здесь. Ты, наверное, думаешь, чего это я приперся? Хороший вопрос. Хочу тебе заметить, что намечается очень серьезная игра, а ты со своей кодлой лишь мешаешься под ногами и можешь все нам испортить. А ведь в это дело вложены миллиарды долларов! А за такие деньги, сам понимаешь, могут отправить к праотцам кого угодно. По первому вопросу, как сейчас любят говорить, у нас выработан консенсус, давай теперь перейдем ко второму: закурить хочешь? – законный продолжал молчать, из носа густо вытекала кровь, заливая воротник батника. – Вижу, что от курева ты тоже отказался. А зря! Вот видишь, как содержательно у нас протекает беседа. Если она будет проходить столь же содержательно и дальше, то скоро мы с тобой закончим... А теперь третий вопрос... Кто тебе велел уничтожить Шевцова?
– Ты от Петлякова?
Карась слабо улыбнулся:
– Ты мне можешь не поверить, но Вадим Петляков здесь ни при чем. Я сам по себе.
Губы вора брезгливо изогнулись:
– Не получится у нас с тобой разговора. Можешь резать меня на куски!
– На куски, говоришь... Неужели ты считаешь меня таким кровожадным? – Карась невольно поморщился. – Для того, чтобы развязать тебе язык, имеются более гуманные средства, и совершенно не хлопотные. – Сунув руку в карман, он произнес озабоченным тоном: – Так, куда же я её подевал? Ага, нашел! – он вытащил небольшую коробочку. – Если ты не желаешь быть со мной откровенным, то и не надо! Я просто не хочу терять на тебя уйму времени. Через два часа у меня романтическое свидание, и я не хочу на него опаздывать. – Карась распечатал упаковку, вытащил ампулу. Примерившись, сильным щелчком отколол запаянный конец. Взяв шприц, лежавший в упаковке, он набрал в него прозрачный раствор.
Законный с опаской посматривал за уверенными действиями Карася.
– Ты что удумал, падла?
– Ай-яй-яй! Вижу, братец, что у тебя пробел в воспитании. Мне кажется, что сейчас самый момент заняться твоим образованием. – Подняв шприц, он выпустил тоненькую струйку. – Знаешь, что это такое? – Чеканов напряженно молчал. – Это тиопентал натрия. В простонародье его называют «сывороткой правды». После того, как я введу его тебе в вену, все восемь миллилитров, у тебя через десять-пятнадцать минут потемнеет в глазах. Окружающие предметы странным образом начнут уменьшаться. Все твои самые затаенные мысли начнут выскакивать на поверхность, у тебя возникнет острая необходимость поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, потому что твоя воля будет парализована и не останется ни одной преграды, чтобы удержать их. Ты будешь видеть во мне самого лучшего друга, своего благодетеля и расскажешь все, что я пожелаю. Ты просто позабудешь о всякой осторожности. А после того, как ты выговоришься, захочешь спать, и я не буду тебя тревожить, потому что ты этого заслужишь. Будешь спать очень крепко, и будить тебя я не стану. Что ж, начнем... – ухватил Карась руку законного.
– Да я тебя, суку... – попробовал вор освободиться от ремней.
Тремя сомкнутыми пальцами Карась ткнул законного под грудную клетку, и когда тот, открыв рот, пытался ухватить спасительную порцию воздуха, хмыкнув, заметил:
– Говорил же тебе, не тревожься, тогда все пойдет гладко. – Отыскав на жилистой руке выпирающую вену, он воткнул в нее шприц и медленно принялся вводить раствор, наблюдая за расширяющимися зрачками Чалого. – Знаешь, укола совершенно не будет видно. Так что, когда найдут твое бесчувственное тело, будут считать, что ты умер от сердечной недостаточности. Что поделаешь, в твоем возрасте с мужчинами подобное случается нередко. Ну, вот и все, – выдернул Карась иглу. Аккуратно завернув шприц в кусок газеты, положил в сумку. – А теперь можно немного и подождать.
Откинувшись на спинку стула, Карась закурил. Отдышавшись, вор понемногу стал приходить в себя, но уже в следующую минуту, стиснув зубы от накатившей боли, произнес:
– У тебя ничего не выйдет... Я ничего не скажу.
Выдохнув сигаретный дым прямо в лицо Чалому, Антон усмехнулся:
– Ошибаешься, братец, и не таких ломали. – Глянув на часы, добавил: – У тебя, Марк, есть три минуты, чтобы поломать комедию, а в последующее время я для тебя буду лучшим другом, которому ты расскажешь все.
Взгляд у законного становился все более туманным: сейчас на него, накладываясь друг на друга, нахлынет масса картинок, от которых он не сможет избавиться. Такое состояние будет длиться еще пару минут, парализуя волю, и у него просто не останется сил, чтобы бороться с нахлынувшим наваждением.
Чалый оказался более крепким человеком, чем показалось вначале. По меняющемуся выражению его лица Карась видел, как тот пытался перебороть воздействие препарата. Стиснув зубы, Чалый как будто бы хотел сдержать поток слов, стремящихся вырваться наружу, но с каждой секундой делать ему это становилось все труднее.
Пора!
– Хочешь, я тебе дам сигарету?
– Хочу, – кивнул вор.
– Вот и отлично.
Воткнув вору сигарету в уголок рта, Карась поднес к ней зажигалку. Чалый с наслаждением затянулся:
– Хо-ро-шо!
– Не сомневаюсь.
В какой-то момент Карасю показалось, что законный пробует бороться с нахлынувшими на него переживаниями: лицо принимало осмысленность. Но понемногу губы размякали, пока не сложились под напором новых ощущений в располагающую улыбочку.
– Давай, рассказывай, кто тебе велел убрать Шевцова.
– Я его, гниду, давно хотел кончить. В последнее время он стал артачиться, – вор уже перестал бороться с приступом болтливости. – Подгребает под себя больше, чем мы договаривались. И возможности для этого у него были подходящие. В совет директоров я посадил своих людей. Так что года через полтора года половина его комбинатов перешла бы под мой контроль. Хотя в последнее время меня оттуда пытались выдавить.
– Кто?
– Американцы. Они всерьез хотят забрать бизнес Шевцова. С ними тягаться было тяжеловато, их кто-то поддерживал. Мне так и не удалось понять, кто именно. Но то, что на самом верху, это точно! Хотя была у меня одна идея.
– Что за идея?
– Провернуть пару устрашающих акций, глядишь, сами бы разбежались.
Карась заботливо подправил ему сползающую сигарету.
– Чего же ты его решил грохнуть? Может, ждать не захотел?
– То-то и оно, что не захотел. Такие деньги рекой текут, и все мимо меня! Я ему предложил увеличить мою долю, а он артачиться начал. Потом понял, что с огнем играет, кое-что предложил мне интересное. Ну, я и согласился. Несколько раз мы с ним встречались, перетирали по этому вопросу.
– Понятно. Ну, а потом что произошло? Почему захотел убрать?
– А тут ко мне Николаев подкатил, у него там с Шевцовым какие-то непонятки возникли по бизнесу. Он был в курсе того, что у меня с Шевцовым тоже имелись напряги, вот и предложил мне, чтобы я завалил его за хорошую копейку. Я и согласился.
– А каков твой резон?
– Прямой! Шевцова не станет, так половину его бизнеса я себе забрал бы, а другая половина под мой контроль перешла бы.
– И почему же ты не грохнул?
– А там какие-то непонятные вещи пошли: меня менты вдруг самого закрыли, а Шевцов в подполье ушел.
– И что дальше?
– А ничего хорошего! Менты стали меня прессовать, дело хотели пришить, к которому я никакого отношения не имею.
– Что за дело?
– Будто бы я с подельниками какой-то ювелирный магазин взял. А только на хрена мне это нужно, когда у меня пехота имеется, она может любой амбар вскрыть. Мне даже пальцем шевелить не придется.