Или Белке просто привиделась проклятая «Анжелика»?
Она не сумасшедшая, нет! Вот и Шило утверждает то же самое.
– У тебя уже есть какая-нибудь версия?
– Она была у меня с самого начала. Осталось уточнить кое-какие детали и понять, к чему все может прийти.
– А потом?
– Лучше спроси у меня, что мы будем делать сейчас?
– Что мы будем делать сейчас? – послушно повторила Белка.
– Запасемся поп-корном и посмотрим порнушку.
– Ты это серьезно?
– Более чем.
– И что… понимать под порнушкой?
– Сеансы разоблачения и саморазоблачения. Раздевание до трусов. Иногда это доставляет… Да?
– И… кто тут собирается раздеваться?
– Говорю же – посмотрим.
– А куда подевался твой брат?
– О нем не беспокойся. Найдется.
…До холла, разрекламированного Шилом, они так и не дошли – остановились на бильярдной. Зал в викторианском стиле, с дубовыми панелями, несколькими креслами и кожаным диваном так понравился Маш, что она пожелала остаться именно здесь.
– Ну что, вечеринка начинается? – провозгласила она. – Кто-нибудь хочет сыграть со мной?
Конечно же, Маш имела в виду бильярд. Русский, если судить по столу с узкими лузами.
– Миккель?
– Я пас, – откликнулся орудовавший штопором Миш. – Вечно проигрываю, и вообще…
– А ты? – Маш перевела взгляд на Белку.
– В жизни не держала в руках кия.
– Я могу, – подал голос Шило, и Маш громко расхохоталась:
– Да ты, я смотрю, на все руки от скуки. Прямо сказка, а не парень. Кому только такой достанется? Белка, ты обязательно должна прорекламировать это чудо в своих статейках. Очередь из девиц растянется до Магадана.
– Бери выше, до Аляски, – сказал Шило, направляясь к стойке с киями и шарами. – Только предупреждаю, играю я на среднем уровне. Любитель, так сказать.
– Тогда даю тебе фору в два шара.
– Это лишнее.
Миш, живо напомнивший Белке официанта из затрапезного сетевого кафе при автозаправке, обнес всех бокалами с Романе-Конти, и партия началась. Разбив пирамиду, Маш легко закатила в лузу первый шар, отпила глоток и мечтательно зажмурилась:
– Все тридцать три удовольствия сразу, надо же! Так о чем ты хотел нам поведать, Шило?
– О чем?
– Что якобы кто-то из нас – не тот, за кого себя выдает. Надеюсь, ты не имел в виду никого из присутствующих?
Шило осклабился, продемонстрировав отсутствие верхнего правого клыка, странно, что Белка до сих пор этого не замечала.
– Я помню тебя, душа моя. Хотя и прошло больше двадцати лет. Ты не изменилась.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент. Ты не изменилась. Просто постарела.
Маш, не ожидавшая такого вероломства от кузена, неожиданно промазала, и шар под номером девять стукнулся о бортик стола.
– Никогда не знаешь, чего ждать от деревенщины, – в сердцах бросила она.
– Тут ты попала в точку. Но я бы расширил ареал. Никогда не знаешь, что ожидать от близких родственников, где бы они не жили.
– Готовишь удар в спину?
– Пока просто удар, – кий Шила скользнул по «восьмерке». – Но для меня ты вне подозрений. И… как ты говоришь… Миккель – тоже. Ведь ты можешь поручиться, что он твой родной брат?
– Увы. А относительно нашей журналистки? Что скажешь?
– Полина Кирсанова – известное имя. К известному имени прилагается фотография в журнале. И эта фотография соответствует тому человеку, которого мы видим перед собой. Но даже если бы это было не так. И по какой-то причине я бы не видел фотографии. У той девочки, которую я помню, была привычка накручивать прядь на палец. И она сохранилась.
– Идиотство, – бросила Маш, внимательно следя за шарами на сукне.
– Вовсе нет. Можно сымитировать все, что угодно. Но не мелкую моторику.
– Не смеши.
– В том плане, что о ней нужно помнить постоянно. Или быть хорошим актером. Профессиональным.
– Кажется, у нас в семье есть профессиональные актеры. Поговори об этом с ними.
– Один, – уточнил Шило. – Один актер. Кстати… Ты была самая старшая из нас, Маш.
– Не самая. И прекрати мусолить мой возраст.
– Извини. Я хотел сказать, что ты была достаточно взрослая, чтобы запомнить всех тех, кто младше тебя…
– Этого еще не хватало! Буду я запоминать всяких шмакодявок.
– Твой брат думает так же? – Шило разговаривал с Маш так, как будто Миша не было в бильярдной, доле официантов из сетевых кафе не позавидуешь. Пустое место, зеро.
– Не вижу поводов, чтобы он думал иначе. Правда, Миккель? – не дожидаясь ответа, Маш снова переключилась на Шило. – А к чему ты, собственно, клонишь?
– Что скажет Белка?
– Я помню Тату. Она была необычным ребенком.
– А теперь?
– Что теперь? – Белка все еще не понимала, куда клонит Шило. – Она выросла, вот и все.
– И ты сразу узнала ее?
– Нет. Смешно, но поначалу я приняла ее за Алю.
– Почему?
– Откуда же мне знать… Между пятилетней девочкой и двадцатисемилетней женщиной не так много общего.
– То есть… Если бы Тата сказала тебе: «Привет, сестренка, я – Аля», ты бы поверила ей?
– Да, – Белка заколебалась. – Но…
– Да или нет?
– Да.
– Вот если бы у нее была какая-нибудь отличительная черта… Родимое пятно вполлица или татуировка…
– Татуировка у пятилетней девочки?
– Что-то меня занесло, – тут же поправился Шило. – Остановимся на родимом пятне.
– У Таты или у Али?
– Неважно. Речь идет всего лишь об опознавательном знаке…
– Насколько я помню, ни у кого из них не было никакого пятна. И сейчас нет.
– И я об этом. Они – самые обычные.
– Тата – необычная, – упрямо повторила Белка. – Поговорив с ней, я бы сразу поняла – это она. Когда-то она сказала, что бабушка – Моби Дик. Тебе бы пришло такое в голову?
– Моби Дик – это кит? – уточнил Шило.
– Да. Довольно странное сравнение для пятилетней девочки. Спорим, что в свои восемь, ты и понятия не имел о Моби Дике.
– Я и в шестнадцать не имел. И в двадцать пять. Но мы отвлеклись. Выходит, Тату ты узнала бы по нестандартному взгляду на мир?
– Можно сказать и так.
– А ты уверена, что этот взгляд не изменился? Разве не бывает, что дети, проявлявшие большие способности в раннем возрасте, со временем их утрачивали?
– Бывает.
– Сплошь и рядом, – подтвердила Маш. – А еще бывает, что те, кто был занозой в заднице, так ею и остаются. Я имею в виду тебя, Шило.
– Приходится оправдывать детскую кличку, что поделать.
– Это – не Татин случай, – почему-то разволновалась Белка.
– Ты так хорошо успела узнать ее за последние сутки?
– Я неплохо разбираюсь в людях, поверь. Одного разговора было достаточно, чтобы понять – она глубокий и ранимый человек.
– А если ты ошибаешься? – Шило смазал мелом кончик кия и снова прицелился. – Иногда такие ошибки могут стоит дорого.
– Прекрати нас запугивать, – не выдержала Маш. – И прекрати нести всякую околесицу. У меня от нее голова идет кругом. Тата, Аля, родимые пятна на физиономии… И, кстати, ты забыл упомянуть о толстяке.
– Да-да. Гулька был толстый, и это тоже можно считать отличительной особенностью.
– Но теперь-то он худой, – сказала Маш.
– И красивый, – добавила Белка.
– А ведь ничто не предвещало, что парень обернется Аполлоном, – заключил Шило.
– Они были слишком малы, чтобы чего-то от них ожидать.
– Вот! Вот я и услышал то, что хотел. Они были слишком малы. Это все, что вы можете сказать о них прежних. Других характеристик нет, так?
– Не понимаю, к чему ты клонишь?
– К тому, что представиться Алей и Гулькой мог кто угодно. Никто ведь не поддерживал связь с ними все эти годы. Или я неправ?
– Я сожалею, – Белка грустно улыбнулась.
– Да брось ты. Все сложилось, как сложилось. Мы – не самые лучшие родственники на свете. Признаем это и пойдем дальше.
– Вздор! – заявила Маш. – Все, о чем ты говоришь, – чушь и вздор. На кой черт совершенно посторонним людям приезжать сюда и изображать из себя неизвестно кого?
– Известно.
– Ну, и что это дает… посторонним?
– Ты забыла, зачем мы здесь собрались. Я бы даже сказал, слетелись, как стервятники.
– Бабкино наследство?
– Домик у моря.
– Наверное, сам факт наличия домика у моря потрясает твое утлое провинциальное воображение, – Маш была исполнена ничем не прикрытого презрения. – Но это не такие уж запредельные деньги. Тем более если разделить их на всех.
– На тех, кто будет присутствовать при оглашении завещания, – уточнил Шило. – Таковы были условия. Белка, например, собралась уезжать. Завтра утром.
– Это правда? – обернулась к Белке Маш.
– Да.
– Ну что ж… Как говорится, скатертью дорога. Задерживать, как ты понимаешь, тебя никто не будет.
– Может, и еще кто-нибудь отколется.
– Кстати. Необыкновенный ребенок, он же жертва нападения, не собирается присоединиться к отъезжающим?
Сказанное Маш не понравилось Шилу.
– Это – не повод для шуток. Ты не находишь?
– Кстати. Необыкновенный ребенок, он же жертва нападения, не собирается присоединиться к отъезжающим?
Сказанное Маш не понравилось Шилу.
– Это – не повод для шуток. Ты не находишь?
– Я нахожу, что это какая-то мутная история. Неправдоподобная.
– И что же в ней неправдоподобного?
– Да все. Девчонка сказала, что пойдет прогуляться к морю, а оказалась совсем в другом месте. Где ее благополучно шваркнули по башке. И заметь, о нападении я знаю только с твоих слов.
– По-моему, ты была в гостиной, когда мы с Ростиком помогали Тате подняться наверх.
– Ну и что? Близко я к ней не подходила и раны не видела.
– Ее видел я.
– Этого недостаточно. Почему я должна верить тебе? Я тебя второй раз в жизни вижу. Может, вы сговорились и разыграли представление, чтобы запугать всех остальных. Одну вот уже запугали так, что она собирает манатки.
А ведь Маш, даром что сука, в чем-то права, – вдруг подумала Белка. И она не видела Тату после происшествия на смотровой площадке. А всю историю ей рассказал Шило, зачем-то пригласив на территорию особняка, куда бы ей и в голову не пришло заглянуть. Какая роль ей была уготована в скетче со сбором сомнительных улик? – свидетеля, понятой?
Или все было задумано только для того, чтобы показать Белке проход на виллу?
Почему Тата не захотела разговаривать с ней, ограничившись дежурным «все в порядке»? Ведь между ними сразу установились теплые отношения, и Белка могла рассчитывать на большее, чем сухая реплика из-за двери.
– Бред сейчас несешь ты! – Шило неожиданно повысил голос. – Я не встречался ни с кем из вас целых двадцать лет. И Тата не исключение. Каким образом мы могли договориться? Списаться по Интернету и распланировать все заранее?
– Тебе виднее, – Маш перехватила инициативу и вовсе не собиралась ее упускать. – Тем более, ты мент, а психология ментов мало чем отличается от психологии преступников. Иначе преступника им не поймать. Доказанный медицинский факт.
– Замечательная у нас семейка.
– Да. И каждый в ней сам за себя. А насчет самозванцев я скажу тебе так. Даже если предположить, что двое деятелей кинематографа – самозванцы, то что бы они предъявили нотариусу? Липовые паспорта? И куда, в таком случае, подевались настоящие Аля и Гулька? Твоя версия несостоятельна, дружок.
Маш выиграла. И не только в бильярд, загнав последний шар в лузу. Она обставила Шило, наглядно показав утопичность его псевдоверсий. И Маш права – все развалилось бы сразу, стоило кому-нибудь из них попросить документы, удостоверяющие личность сладкой кинематографической парочки. Но сдаваться просто так, за здорово живешь, Шило не хотел.
– Ты не поняла. Главное для них было не в том, чтобы появиться у нотариуса. А в том, чтобы там не появились остальные. Любой из нас.
– Не представляю, при каких условиях это может произойти. Не знаю, как ты, но я попрусь туда даже мертвая.
– На твоем месте я бы не бросался такими словами.
– Какими же?
– «Мертвая». Мысли иногда материализуются.
– Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю по-родственному. Значит, нет ничего такого, что могло бы заставить тебя передумать?
– Не смеши.
– Как насчет шантажа?
– Шантажа? – Маш посмотрела на архангельского братца чуть пристальнее, чем смотрела раньше. – И чем же меня можно шантажировать, скажи на милость?
– Мало ли. У любого человека, если копнуть, найдется маленькая грязная тайна. А у тебя, учитывая биографию, их и поболе можно наскрести.
Шило жесток. Даже при том, что Маш не нравится Белке и никогда не нравилась, он жесток. Сейчас Маш вынет из кобуры проверенное оружие – бэнг-бэнг-бэнг. И всадит Шилу пару пуль в переносицу.
– Что не так с моей биографией?
Она просто старается выиграть время, вот что! Ее пальцы, покрытые дешевым лаком, скользят по воображаемой кобуре, но расстегнуть кобуру не получается. Никак.
– Она безупречна? – поддразнивает Шило.
– Без единого пятнышка.
– Не исключаю, что именно так думают твои клиенты. Но мы не твои клиенты. Помнишь вчерашний разговор?
– Какой?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Конечно, Маш знала. Она снова превратилась в старуху с дрожащей нижней челюстью, и перемена эта была так разительна, что Белка в который раз подивилась ей.
– Ты виновна в том, что произошло тем летом, – Шило слово в слово повторил сказанное Татой и теперь, вальяжно откинувшись на бильярдный стол, ждал ответа.
– Замолчи, – севшим голосом прошептала Маш.
Но Шило был безжалостен:
– Ты убила Асту. Ты и твой брат. Если ты думаешь, что мы были слишком малы, чтобы заметить кое-какие детали… кое-какие странности в твоем поведении, ты глубоко ошибаешься. Детей не часто берут в расчет, и это может стоить очень дорого. Я думаю…
– Мне плевать, что ты думаешь, – в голосе Маш послышалась вдруг неприкрытая горечь. – И что думаете все вы, по большому счету. И не дай вам бог пережить то, что пережила я… тысячу лет назад. Все эти допросы с пристрастием, все эти разговоры за спиной. Змеиный шепот, от него даже ночью нет покоя.
Трясущимися руками Маш плеснула себе в бокал вина и залпом выпила. А до сих пор молчавший Миш подошел к сестре и осторожно обнял ее за плечи:
– Успокойся, милая. Не стоит…
– Конечно, не стоит! Не стоит рассказывать этим дивным людям о двух попытках самоубийства. И о трех месяцах, которые я провела в психушке. Не стоит рассказывать о том, сколько сил тебе и родителям стоило, чтобы выцарапать меня оттуда. И о родных Асты лучше помолчать. Кто-то прислал им подметное письмо, что я причастна к исчезновению их дочери. Встреча с ними была пыткой…
У Белки перехватило дыхание – на этот раз не из-за фантома теннисной туфли, которая все последние минуты смутно маячила перед ней, а из-за острой жалости к несчастной Маш. Но Шило не интересовали лирические отступления.
– И кто же написал это письмо? – сухо спросил он.
– Письмо было анонимным. Половина тетрадного листка, печатные буквы. Отправили его из Москвы, в самом конце того лета. Во всяком случае, на штемпеле значилась Москва. Пятилетнюю фанатку китов я исключаю. Как и толстяка с сестрой. Но кое-кто постарше вполне мог сочинить эту ересь.
– Постарше? – насторожился Шило.
– Существенно старше, – тут же поправилась Маш. – Чтобы написать. Или уговорить кого-нибудь бросить конверт в почтовый ящик.
Никто из родственников Белки тогда не обитал в столице, но… Почти все возвращались в свои города через Москву. И в Москве жил парень, который так нравился обеим старшим девочкам. Как же его звали?
Егор.
Наверняка ему пришлось пережить то же, что и Маш: допросы уж точно. Скорее всего, он не имел отношения к исчезновению Асты, иначе Белка обязательно узнала бы об этом. Из разговоров отца с тетей Верой, ведь об анонимном письме она сочла нужным упомянуть!
– …Потом я долго думала – кто бы мог это сделать. Тот, кто ненавидел меня. Нас с Миккелем. Или хотел спихнуть вину за то, что совершил сам. Слабо соображающая мелюзга не в счет. И саму Асту мы выносим за скобки, раз уж за столько лет она так и не обнаружила себя. Остаются двое. Надеюсь, ты понимаешь кто?
– Деревенский дурачок?
– Он и говорит-то с трудом, уж не знаю, умеет ли он писать. А письмо было написано складно. Доходчиво. Со знанием дела. Самый настоящий пасквиль. Не думаю, чтобы у даунито хватило бы мозгов состряпать такую изящную комбинацию.
– Ты говорила о двоих. Кто же второй?
– Напряги извилины.
– Вариантов чуть больше, чем ты думаешь. Например, сама старуха. Она ведь подозревала вас и выперла отсюда со свистом. Видимо, от большой любви.
– Старуха относилась к нам нормально.
– Себе-то не ври, ангел мой. Она вас терпеть не могла. Зато любила писать письма. Терроризировала наших с Ростиком предков своими поучениями и описанием быта. У меня до сих пор где-то валяется целая пачка.
– У нас целых две таких пачки, что с того? Бабка просидела здесь сиднем всю жизнь, никуда не выезжая, а штамп на том письме был московским.
– Передала с кем-то. Всего делов.
– Уж не с тобой ли? Восьмилетним сопляком?
Маш и Шило так увлечены словесной перепалкой друг с другом, что не замечают не только унылого официанта Миша, но и Белку. Самое время выйти из-за стойки сетевого кафе, где она подвизается администратором, и попросить шумный столик вести себя потише.
– Не годится, – сказала Белка.
– Что – не годится? – повернувшись к ней, хором спросили Шило и Маш.
– Ваши домыслы о бабушке.
– Его, – Маш ткнула пальцем в главного поставщика версий. – Его домыслы!
– Мать Асты приезжала в Питер после того, что случилось. И рассказала отцу о том письме. Думаю, она объехала всех в надежде узнать хоть какие-нибудь подробности. И наверняка побывала и у вас, Шило.
– Да, – после небольшой паузы признался Шило. – Этот факт имел место. Но я понятия не имею о письме.