– Что тебе известно о делишках Дворова-младшего? – Гена скрестил руки на груди, черная ткань плотно натянулась на мощной мускулатуре. – Ты принимал участие в его делах? Или тебя он тоже кинул?
– В смысле? – повторил Саня, ничего не понимая, то ли от боли в затылке, то ли от загадок, которыми Гена говорить был мастер.
– Ты чего тупишь, а?! – он подлетел и больно ударил его носком армейского ботинка по щиколотке. – Ты работал у него много лет! Ты дни и ночи проводил с ним вместе и ничего такого не замечал?! Никаких его поручений особого характера не выполнял?!
– Чего орешь-то? – удивленно моргал Саня.
Он даже боли не почувствовал, потому что ни черта не понимал, о чем этот малый говорит. И боль в затылке, видимо, тут была ни при чем.
– Выполнял, конечно, всякие поручения. И морды били. И угрожали. И даже пару раз под замком кое-кого держали, в интересах дела, – начал он вспоминать отвратительные дела, за которые Лиза его точно никогда не простила бы.
– В интересах какого дела, говоришь? – Гена вернулся, схватил старый венский стул, оседлал его, уложил подбородок на спинку. – Вспоминай, старина, вспоминай. Это в твоих интересах. Чем лучше у тебя окажется память, тем длиннее у тебя окажется жизнь. Ну…
И Саня начал перечислять. И чем больше перечислял, тем мрачнее становился Гена.
– Это все дерьмо, что ты тут рассказал мне, – изрек он, когда Саня говорить закончил. – За это тебе даже полиции особо предъявить нечего, не то что мне! Слушай меня внимательно… Я сейчас задам тебе один, последний, вопрос… Если ты на него ответишь верно, то живешь. Если соврешь, то… Уж извини!
И Саня тут же понял, что этот малый, игравший роль улыбчивого таксиста и непонятно какую роль игравший при живом Льве Дворове, не шутит. Он убьет его. И зароет за банькой. И никто никогда не найдет его прах.
И Лиза…
Бедная, милая, славная девочка будет ждать его долгие, долгие годы. Лить слезы и ждать. И в каждом похожем лице, мелькнувшем в толпе, будет видеть и узнавать его. И еще, чего доброго, подумает, что он ее просто бросил. Кинул! И счастлив где-то с другой.
– Господи… – выдохнул Саня и зажмурился. – Говори!
– Кто такой Сомов Александр Сергеевич? – жестко спросил Гена. И глянул холодно и равнодушно. – Хорошо подумай прежде, чем соврать!
– Я и не собираюсь врать! – он почувствовал такое облегчение, что чуть не обмочился. – Это студенческий друг Дмитрия. Он его еще Пушкиным называл время от времени. Я сам его встречал на вокзале, когда он в город приехал. С одной сумочкой, налегке.
– Когда приехал? Когда встречал?
– Прилично уже… Года два-три назад.
– Дальше что?
– Я не знаю. Я встретил, в гостинице поселил, и все. Потом несколько раз возил их ужинать. Потом Сомов снова уехал в свой город… Кстати, он еще утверждал, что они с Настей земляки.
– Дальше! – перебил его Гена. – Уехал и что? Не вернулся больше?
– Вернулся, на машине. Я его на блокпосту встречал. Провожал до гостиницы.
– Он все время в гостинице жил?
– Я не знаю. – Саня таращил на Гену честные глаза, боясь, что тот ему не поверит. – Мое дело было встретить, проводить, отвезти на ужин.
– Чем занимался этот Сомов? Зачем он был нужен твоему хозяину? – задал вопрос Гена.
И по тому, как он на него смотрел, Саня понял, что ответ ему известен.
– Я не вникал, – твердо выдержал он его взгляд. – Они при мне редко виделись. Когда возил на ужин, ждал в машине. Но пару раз видел Сомова с ворохом бумаг. Слышь… Если учесть, что Дмитрий Дмитриевич заканчивал химико-технологический университет, то несложно предположить, что Сомов – химик.
– Логично.
Так ласково улыбнулся Гена, что Сане тут же снова захотелось в сортир.
– А зачем твоему хозяину, строившему вместе с братом банковскую империю, занимающемуся инвестициями, нужен был химик? А? Нет никаких мыслишек, Сашок?
И он сказал единственное, что мог сказать. Он сказал правду:
– Есть…
Потом Гена еще час допрашивал его, сверял детали, иногда сердился, иногда оставался доволен его ответами. И вдруг присел перед ним с ножом, не кухонным – нет, охотничьим. Ножом для убийства. Ножом, которым…
– Это ты тех наблюдателей снял, да?! – прохрипел Саня, наблюдая за острым стальным краем, мелькающим у него перед глазами.
– Дурак, что ли! – фыркнул Гена и вдруг начал перерезать изоленту на его запястьях и щиколотках. – Предупреждаю: захочешь кулаком взмахнуть, чтобы отомстить мне, вырублю сразу. У нас с тобой сейчас много общих дел. Очень много, Саня. Нам надо уничтожить твоего бывшего хозяина. Нам надо спасти девчонок. Ох-ох-ох…
– Девчонок?! Каких девчонок?!
Он не понял. Кровь прилила к онемевшим ладоням и ступням, он принялся их разминать. Морщился, постанывал.
– Нам надо найти Настю. И… – он полез в задний карман армейских черных штанов, вытащил Санин мобильник. – Пока ты был в отключке, тебе трижды звонил Дворов. Я не рискнул ответить. И тогда он прислал сообщение и фото. Твоя Лиза… Она у него. Он хочет обменять ее на Настю…
Глава 21
– Причина смерти установлена?
Полковник провел рукой по своей редкой шевелюре так, будто пытался что-то стряхнуть с головы. Словно остатки седых волос, взъерошенных и топорщившихся в разные стороны, ему мешали. Конечно, не мешали. Он их берег, холил и лелеял, втирая в кожу головы какие-то чудесные мази и бальзамы, пахнувшие приятно и не очень. Жена утверждала, что это предотвратит выпадение волос. Он верил и слушался. И еще она не разрешала без лишней нужды теребить шевелюру. А он вот сейчас разошелся и ерошил свои редкие космы на все лады. На Алексеева он не смотрел. Будто тот был причиной его преждевременного облысения.
Разумеется, капитан был не виноват. Ни в его облысении, ни в смерти долго разыскиваемого Сомова Александра Сергеевича. Разве он мог знать, обложив машину Сомова наружным наблюдением, что ее хозяин крякнется на другом конце города?! Нет!
Но вот то, что Сомов был в студенчестве дружен с Дворовым-младшим, он знать был обязан! И то, что Сомов был химиком от бога и творил с химикатами такие запретные дела, что его отчислили за полгода до диплома, тоже должен был знать капитан Алексеев.
Почему отчислили? Да побоялись, что этот гений либо взорвет все к чертовой матери, либо зомбирует половину учащихся изобретенным им лично «порошком счастья». Отчислили со справкой. И в характеристике положительной отказали.
– Почему этого не знали, капитан?! – полковник, наконец, поднял от стола на Алексеева взгляд, полный злого осуждения. – Почему не заинтересовались Сомовым, еще когда его машина засветилась?! Ответишь, нет?!
– Так точно, товарищ полковник!
Алексеев даже не присел, стоял навытяжку, хотя ноги почти не держали после бессонной ночи. Они с Вадиком ее очень бурно провели. Нет, не в ресторанном кутеже. А в лазанье по бурьяну на Васильковой пустоши.
«Меня жена из дома погонит, товарищ капитан, – ныл Вадик, исцарапавший лицо и руки и безнадежно испортивший почти новенькие джинсы с добротными спортивными ботинками. – Она не поверит, что я по пустырю ползаю!»
«Плохо…» – отвечал Алексеев все больше потому, что никакого результата их поиски не давали пока.
«Что плохо? – вздыхал Вадик. И, не дожидаясь ответа, продолжал: – Согласен, плохо, когда доверия нет. Согласен. Но Жанна… она такая импульсивная! Она сначала орет, потом думает. Потом вздыхает и извиняется».
«Ты знаешь, это много лучше, чем когда она сначала думает, а потом орет, – вспомнил свой печальный семейный опыт Алексеев. – Тогда уже извинений не дождешься…»
– Отвечай, капитан! – потребовал полковник, откидываясь на спинку кресла сутулой спиной.
– Личность покойного была установлена, и оказалось, что по нашей базе он проходит не как Сомов Александр Сергеевич, а как Истомин Александр Сергеевич. Потому на Сомова у нас ничего и не нашлось, – заговорил Алексеев и еле-еле не зевнул, силы просто покидали. – Он дважды привлекался еще в студенчестве. Но доказательная база была слабой, и дело развалилось. Затем его погнали из университета, он вернулся в родной город и поменял фамилию. Взял фамилию матери. Долго жил очень тихо. Потом вдруг переехал сюда. Переехал чуть меньше трех лет назад. Причину никто из родственников не указал. Не знают. Много о нем знал его дядька, на чьей машине он разъезжал, но он умер.
– Племянник отправился следом, – полковник осторожно пригладил волосы. – Что думаешь обо всем?
– Думаю, что человек, которого мы подозреваем в убийстве наблюдателей и который помог бежать из города Насте Дворовой, причастен к убийству Сомова. Помер будто бы от естественных причин, но…
– Считаешь, что таксист зачищает?
– Думаю, да. Он не мог не знать, что Сомов снимает квартиру у его друга, соратника или кем там ему был Лев Дворов. Они его туда и поселили. Вытащили с периферии, заставили изготавливать наркотики, а когда Льва убили, «таксист» перепугался. Он убивает наблюдателей, потом Сомова, помогает бежать Насте, содрав с нее предварительно деньги. Это пока единственная рабочая версия, товарищ полковник.
– Считаешь, что таксист зачищает?
– Думаю, да. Он не мог не знать, что Сомов снимает квартиру у его друга, соратника или кем там ему был Лев Дворов. Они его туда и поселили. Вытащили с периферии, заставили изготавливать наркотики, а когда Льва убили, «таксист» перепугался. Он убивает наблюдателей, потом Сомова, помогает бежать Насте, содрав с нее предварительно деньги. Это пока единственная рабочая версия, товарищ полковник.
У Алексеева была и другая, но он пока молчал.
– Кстати, время смерти Сомова установлено?
– Приблизительно, товарищ полковник.
– И?
– Приблизительно неделю-полторы назад. Точно будет установлено после проведения тщательной экспертизы.
– Ну-ну… Тщательной! – тут же фыркнул полковник. – Сами бы так работали – тщательно! А то у вас подозреваемые под носом мелькают, вы их не замечаете, а носитесь с бабой овдовевшей как с писаной торбой! Кстати, как она, вдова наша? Обжилась у тебя?
Алексеев покраснел, заметив, какой ядовитой линией изогнулись губы полковника.
– Никак нет, товарищ полковник. Она перебралась. Гостит у Симонова. Так решила.
Конечно, он не станет рассказывать, что Настю из его дома выставила его глупая бывшая жена, решившая, что имеет на это право. И про то, что к Симонову Настю доставили силой, тоже не стал говорить. Они, по умолчанию, решили с Вадиком, что так лучше для дела. И Настя попросила. И Симонов был готов к открытому диалогу.
Он не собирался сотрудничать, буркнув, что его не поймут в определенных кругах. Он хотел всячески гадить Дворову Дмитрию Дмитриевичу. На вопрос Алексеева, за что тот так ненавидит молодого Дворова, Симонов предпочел не отвечать.
– Видимо, это зависть, – предположил Вадик, забираясь в пыльных штанах в машину Алексеева сегодня под утро. – Поначалу хотел бизнес отжать, не вышло. Потом решил вдову к ногтю прижать, снова мимо. Теперь путаться всячески в ногах у молодого Дворова – единственное утешение…
– Симонов, Симонов. Он что-то знает про подпольную лабораторию, которая, возможно, несколько лет просуществовала в нашем городе? Подозревает кого-нибудь? – требовательно глянул полковник на Алексеева, который с трудом подавил зевок.
О том, что уже успел позвонить своему давнему другу и обнадежить его, полковник промолчал. Тот собирался утром выехать, к обеду будет у него. Надо же будет что-то ему говорить! А Алексеев мямлит, и ни слова вразумительного.
– Он молчит, товарищ полковник. Сам, говорит, никогда с наркотой не вязался. А дела остальных его не волнуют. Но вот что странно…
– Что?
– Симонов захихикал, когда я высказал вслух подозрение в адрес Льва Дворова. Не мог, говорит, Лев поставить на кон все, что имел, ради этого дерьма. Слишком серьезный и уважаемый человек. Не то что его брат.
– Да, но не могу, капитан, считать простым совпадением то, что Настя и алхимик Сомов – ныне покойный – из одного города! Это как?
– Но Настя утверждает, что никогда не знала человека с такой фамилией.
– А Истомина? Истомина знала?
– Пока не спросил, товарищ полковник.
И Алексеев, к стыду своему, зевнул. Хорошо полковник голову наклонил, снова принявшись ее наглаживать. А то конфуз.
– Знать не знала, а он жил в квартире ее покойного мужа! – недоверчиво фыркнул полковник. – И помощник его подпольный мотался курьером из нашего города по соседним областям.
– Но ведь у него ни разу не было ничего обнаружено, товарищ полковник, – напомнил Алексеев, заступившись за исчезнувшего «таксиста».
Хотя, попадись он ему сейчас в руки, удавил бы! Какой спектакль разыграл перед ними в кабинете, назвавшись Зубовым!
– Не было обнаружено, – эхом отозвался полковник. – А чего он тогда туда катался? За столом посидеть? Водки попить?
– Может, так же пытался узнать, как и мы, кто толкает наркоту из нашего региона? Не сам, конечно, до этого додумался, – заторопился Алексеев, поймав раздраженный взгляд начальства. – Лев Дмитриевич Дворов, возможно, его нанял для подобных дел.
– С целью?! – не понял полковник.
– Выявить канал. Производителя.
– А ему – Дворову Льву – это зачем? – вспыхнул от распирающей его злой беспомощности полковник. – Сферу влияния поделить? Ему-то зачем, если, со слов Симонова, он с наркотой не стал бы вязаться?
Полковник злился. Приятель вот-вот подъедет, а он что? Руками разводить станет?! Тому в должности восстановиться не терпелось и звание утраченное вернуть с доверием вместе. А они тут топчутся на одном месте, как школьники. Алексеев тоже умник! То предлагает рабочую версию, то сразу же комкает ее, втаптывает в грязь своими дурацкими сомнениями.
– Может, он хотел того, кто этим занимается, вычислить с другой целью?
– С какой? – досадливо поморщился полковник. – Зачем ему это вообще? Если его это не касалось?
– А если касалось? А если этим занимался его брат? Тайно от него и ото всех?
Эта мысль в затуманенной бессонной ночью голове толкалась с самого утра. Вернее, с вечера. Еще когда Симонов фыркнул, презрительно вывернув толстые губы, и заявил, что скорее Дворов-младший себя так замарает, чем Лев. Что у того душонка с гнильцой, и он гнильцу эту за версту чует.
– Брат?! Дмитрий Дмитриевич?! – полковник неуверенно покачал головой. – А деньги? Деньги откуда?
– Так Сомову ничего не надо было для начала. Как о нем отзывались его бывшие преподаватели, Александр мог из воды, песка и солнечного света бог знает что сварганить! И если взять под подозрение Дворова-младшего, то все сходится, товарищ полковник.
– И что же у тебя сошлось-то, капитан? – он чуть успокоился, две сырые версии все же лучше, чем ни одной.
– Смотрите, что получается, товарищ полковник… – Алексеев отодвинул стул от стола и уселся, ноги уже не держали. – Сомов – сокурсник Дмитрия Дворова. Он вызывает его в город, решив в какой-то момент, что надеяться на старшего брата глупо. Тот никогда не поделит бизнес пополам. И решается зарабатывать сам. Он подготавливает место.
– Васильковую пустошь?
– Да. Слухи, возможно, не зря ходили, что копали на пустыре, землю вывозили, и туман какой-то странный там стелился. Возможно, Дворов-младший освоил территорию под свои грязные дела? Посадил под землей, в старых бандитских схронах, которые откопали, Сомова, тот и творил. А Лев Дворов с «таксистом» пытались его вычислить. И в какой-то момент их наблюдения в авто Дворова и въехал незадачливый пьяный Зубов. А чтобы мужик молчал и не проболтался, они у него и тачку, и паспорт забрали. И расчет оказался верным. Зубов затаился, потом и вовсе сменил фамилию. Неспроста же Льва убили именно там, товарищ полковник! Может, он все же подкараулил брата? Может такое быть?
– Может! Вполне может, капитан! – полковник распахнул китель и расстегнул верхнюю пуговицу на форменной рубашке под галстуком. – А может быть и по-другому! Лев со своим помощником-«таксистом» просто-напросто охранял территорию. Сомов жил в его квартире? В его. Его супруга – Настя – землячка этого алхимика? Тоже – да. «Таксист», который разъезжает на машине Сомова беспрепятственно, появляется у Насти в ночь массового убийства, совершенного у ее дома? Появляется! Не кто-нибудь, а именно он! Он ведь, сто процентов, руку приложил, капитан! И Сомова он убрал. И Льва, если разобраться, мог.
– Это вряд ли, товарищ полковник, – приуныл Алексеев и зевнул, уже не стесняясь.
Полковник излагал логично, не поспоришь. Все в этом гнусном деле попадали под подозрение. Все, кроме Дмитрия Дмитриевича! Он чист, получается?! Чист и невинен? Чего тогда Симонов зубами скрежещет, говоря о нем? И Настя до сих пор винит его в гибели своего мужа. Утверждает, что, кроме него, некому.
– Почему вряд ли? – неодобрительно покосился на него полковник, заметив зевок.
– Мы тут пробили старые связи Льва Дворова, на предмет установления личности сбежавшего «таксиста». Если учесть, что он назвался Насте Геннадием, то…
– Установили? – перебил его полковник.
– Под описание попали три человека. Один – школьный приятель Льва, некто Геральд Лавров. Второй – армейский друг Геннадий Суханов. Третий – частный детектив Геннадий Свиридов, с которым Лев Дворов однажды вместе вылетал в Питер и там был зарегистрирован в одном номере.
– И что по ним удалось выяснить?
– Лавров уже четыре года живет в Казахстане, у него семья, дети. В телефонном разговоре заявил, что уже сто лет не виделся с однокашником. Таможенные службы подтвердили, что границы он не пересекал более трех лет.
– Дальше!
– Суханов в настоящий момент находится на лечении от алкоголизма. Жена упрятала в какую-то модную клинику за границей. Где, как она утверждает, как в тюрьме. Выяснить пока не удалось.
– А где служили ребятки? Не в горячих точках, нет? – и полковник выразительно чирканул себя ребром ладони по горлу.