Теперь перейдем к свидетельствам, которые счел нужным предъявить мистер Фезерстоун, адвокат, представляющий интересы семьи Фарадеев.
Миссис Финч, хозяйка гостиницы «Красный бык» на Нокс-стрит, рассказала нам, как мистер Уильям Фарадей заходил в ее заведение, демонстрируя симптомы вышеупомянутого недуга, причем – внимание! – в то самое воскресенье, в 12.45 дня. Он пробыл в баре полчаса, до 13.15, и все это время вел себя, по ее словам, «крайне рассеянно». Я лично допрашивал свидетельницу ранее и считаю, что поведение миссис Финч никоим образом не позволяет усомниться в правдивости ее показаний. Ее помощник Альфред Робинс рассказал ту же самую историю, во всех подробностях повторив показания миссис Финч. Также мы не должны забывать о показаниях Фредерика Шеппарда с Грей-стрит, который вошел в бар «Красного быка» без десяти минут час и обнаружил за барной стойкой «нетрезвого джентльмена», с которым он «пропустил стаканчик». В суде, как вы помните, он мгновенно узнал в мистере Уильяме Фарадее того самого джентльмена.
Теперь мне – и, думаю, вам тоже – совсем не трудно сделать вывод о некотором несоответствии. Чтобы связать человека, пусть даже предварительно застреленного или оглушенного, а затем оттащить его к реке, требовались время и изрядные физические силы, не говоря уже о том, что после такой процедуры на руках и одежде проделавшего ее непременно остались бы следы. Кроме того, рана на голове жертвы была весьма серьезная и вокруг тела скопилось бы немало крови. Мог ли убийца, оттащивший труп к реке, совсем не испачкаться? Напомню, что три свидетеля, в то воскресенье видевшие мистера Фарадея в «Красном быке» без пяти минут час, заявляют, что он был безукоризненно одет и выглядел так, «словно пришел прямиком из церкви», как выразилась миссис Финч.
Далее следует рассмотреть вопрос об орудии убийства. Мистер Фарадей через своего адвоката сообщил полиции, что некоторое время назад владел револьвером того же калибра, из которого был застрелен мистер Сили. Хранился этот револьвер вместе с его военной формой в незапертом сундуке в той же самой комнате, где полиция обнаружила обрывок оконного шнура. Найти оружие не удалось. Я хочу обратить внимание присяжных на то, что мистер Фарадей рассказал о револьвере добровольно. На сундуке не было замка, любой проживающий в доме имел к нему свободный доступ, и никто не заметил бы пропажи в течение многих месяцев, а то и лет.
Орудие убийства так и не нашли. Инспектор Оутс рассказал вам, как упорно полиция вела поиски, однако они не увенчались успехом. Ни того, ни другого револьвера обнаружить не удалось.
Дамы и господа, присяжные заседатели! Теперь вам предстоит вынести вердикт. Прежде чем вы удалитесь на совещание, я хочу напомнить: здесь – не полицейский суд. Мы должны лишь решить, каким образом жертва скончалась, то есть нам важна только причина смерти. Если улики подсказывают вам, что это было убийство, вынесите соответствующий вердикт. Если же вы сочтете, что улик недостаточно для установления причины смерти или личности убийцы, это также должно прозвучать в вердикте. Но если вы уверены, что все представленные в суде улики однозначно указывают на человека, совершившего это жестокое и, насколько можно судить, ничем не мотивированное преступление, то ваш долг – сообщить имя преступника. Уважаемые присяжные заседатели, теперь вы можете удалиться на совещание».
Спустя двадцать минут присяжные вынесли вердикт: «Преднамеренное убийство. Личность преступника или преступников не установлена».
Глава 19 Под черным крылом
Коронер покинул зал суда, а вслед за ним разбрелись и исполнившие долг присяжные. Вялые приставы вывели зрителей на улицу, а основные действующие лица остались в душноватом зале: ждать, когда их выпустят через боковой вход, возле которого уже поджидал автомобиль мистера Кэмпиона. Машина Фарадеев стояла у главного входа, чтобы зеваки, которые всегда собираются в таких случаях, напрасно прождали там жертв своего ненасытного любопытства.
Пока дядя Уильям, румяный и немного торжествующий, принимал поздравления знакомых, Джойс и Кэмпион одновременно заметили в дверях багровое лицо кузена Джорджа: тот поглядывал на них поверх медленно движущейся к выходу толпы. Сам Уильям, которому в этот самый миг восторженно тряс руку Фред Шеппард с Грей-стрит, тоже приметил кузена. Его голубые глазки широко распахнулись, и он, совершенно забыв про ошарашенного мистера Шеппарда, начал проталкиваться к Маркусу.
Трехдневное слушание оказалось серьезным испытанием для всех, а особенно для дяди Уильяма, на которого легла вся тяжесть скрупулезного коронерского допроса. Теперь же, хотя личность убийцы так и оставалась загадкой, все ощутили огромное облегчение, и за миг до появления кузена Джорджа оно едва не переросло в ликование. Даже инспектору полегчало; он помирился с мистером Кэмпионом на второй день слушания и сейчас неторопливо подошел к нему. В этот миг он увидел потрясенное лицо Джойс, проследил за ее взглядом и тоже приметил у выхода багровую физиономию Джорджа Мейкписа Фарадея.
Тот на мгновение посмотрел ему в глаза, развернулся и исчез в толпе.
Инспектор бросился в погоню, но стулья и скамьи мешали его продвижению по залу суда; когда он наконец выскочил на улицу, где уже вечерело, Джордж Фарадей бесследно исчез – как исчез тем дождливым вечером в Лондоне. Вокруг кишели люди, и инспектор, сообразив, что искать и ловить кого-либо в такой толпе не имеет смысла, вернулся к остальным.
Фарадеи уже стояли у бокового выхода и собирались сесть в древний «Бентли» мистера Кэмпиона. Кэмпион на минуту покинул их и подошел к инспектору.
– Слушайте, вы тоже заметили этого типа?
– Заметил, – буркнул инспектор. – Но он опять от меня улизнул. Хотел бы я перекинуться словечком с этим малым – и еще перекинусь, вот увидите. Если он вернулся в город, мы его быстро вычислим.
Кэмпион молча кивнул, и инспектор с сожалением продолжал:
– От этого слушания никакого толку. Надо что-то делать, а то такими темпами в черном списке нераскрытых полицией громких дел появится еще одно… Скверно!
Он говорил тихо, хотя вряд ли кто-то мог их подслушать. Вид у инспектора был мрачный и растерянный, и мистер Кэмпион непременно бы его пожалел, не будь у него полно своих проблем.
– Что они собираются делать? – спросил инспектор, кивнув в сторону Фарадеев.
– Миссис Фарадей велела всем приехать домой к ужину. Мисс Блаунт сегодня возвращается домой – вопреки моим советам. А вы что? Уезжаете?
– А вы? – ответил вопросом на вопрос Станислав.
Молодой человек устало покачал головой.
– Нет. Пробуду здесь еще какое-то время. Признаться, мне за них страшно: такое чувство, что самое интересное еще впереди. – Он умолк; его глаза за стеклами больших очков вопросительно смотрели на инспектора.
Тот неохотно ответил:
– Сегодня я тоже в Лондон не поеду. Если что-то случится или вы что-то выясните, немедленно сообщайте мне. И больше никаких фокусов за моей спиной – с подсказкой или без.
– Хорошо. А вы заходите, если удастся найти кузена Джорджа.
Оутс нахмурился и вздохнул.
– Да что теперь от него толку… Ну и дельце, скажу я вам! Сплошное расстройство. Я сразу понял, куда ветер дует, как только заметил то недоброе совпадение. Хоть я человек и не суеверный, все же на некоторые странные закономерности сложно закрывать глаза… Будь моя воля, я бы написал на папке большими буквами «Божий промысел» и закрыл дело к чертовой матери! – Он резко умолк, заметив на лице друга встревоженное выражение. – Что?!
– Да так, еще одно суеверие – мое собственное… – ответил мистер Кэмпион. – Слушайте, когда мы с вами увидимся? Завтра, надеюсь?
– Я буду здесь. Заходите – расскажете про свою безумную теорию, будь она неладна. Что вас гложет?
Мистер Кэмпион ответил весьма неожиданно:
– Станислав, а какое наказание предусмотрено за поджог?
Не получив ответа, он отвернулся. Вид у него был изнуренный и встревоженный. Инспектор предпринял вторую попытку:
– Что у вас на уме?
Кэмпион вздохнул.
– Не знаю, как убедить вас в обоснованности моих страхов… Будь моя воля, я бы отвез всю эту семейку на Ист-лейн, а не домой. Уже пять дней ничего не происходит, но у меня такое предчувствие, что все случится сегодня.
– Не вполне вас понимаю, – пробурчал инспектор. – Если вы ждете беды с той же стороны, то напрасно. Человек, который это все затеял, теперь заляжет на дно по меньшей мере на полгода, попомните мои слова.
– Мы имеем дело с чем-то непостижимым, – сказал мистер Кэмпион. – Ладно, до завтра!
С этими словами он зашагал к машине, где его уже давно поджидали остальные.
Маркус и дядя Уильям сели сзади. Оба были усталые и немного растерянные. Джойс – на ее щеках пылал болезненный румянец – села рядом с Кэмпионом. Они медленно поехали по городу. Учеба официально началась вчера, и Кембридж ожил: улицы заполнились удивительными автомобилями, велосипедисты гоняли на бешеной скорости, превратившись в грозу пешеходов, тут и там мелькали мятые квадратные шапочки и потертые мантии. Когда машина выехала на широкую и просторную Трампингтон-роуд, Джойс облегченно выдохнула и заговорила:
– Как я рада, что все закончилось! Вы… вы видели кузена Джорджа? Он наверняка будет дома, когда мы приедем. Это в его репертуаре: появляться и терзать миссис Каролину в самый неподходящий момент. Сегодня он точно явится, как считаете?
Мистер Кэмпион бросил на нее неопределенный взгляд.
– Не рановато ли вы собрались домой – это я сейчас безотносительно кузена Джорджа говорю? Почему бы не пожить у Энн еще денек-другой?
Девушка помотала головой.
– Нет, все уже уладилось, и я не хочу понапрасну тревожить Энн. Она – чудо, всю неделю со мной возилась. И потом, я уже распорядилась увезти вещи. Сегодня я ночую в «Обители Сократа».
Заметив, как он расстроен, Джойс поспешила что-нибудь сказать в свое оправдание:
– Я пять дней не была дома! Уехала по первому вашему слову – и ничего не произошло, так ведь? Да и потом, если кузен Джордж в самом деле явится к миссис Каролине, бедняжке понадобится моя помощь.
Мистер Кэмпион не ответил, и всю оставшуюся дорогу они молчали.
Дверь открыла Элис. Ее красное лицо прямо-таки сияло от счастья. Очевидно, слухи о вынесенном вердикте уже каким-то образом просочились в дом.
– Миссис Фарадей в гостиной, – сказала Элис. – Мистер Фезерстоун и миссис Китти там же, с ней. Она просила вас сразу же пройти.
В большой гостиной, освещенной последними лучами заходящего солнца, царила куда более радостная атмосфера, чем того ожидал Кэмпион. В кресле у камина сидела прямая как штык миссис Каролина – хрупкое, но царственное создание в великолепных кружевах. Рядом с ней была тетя Китти; дача показаний в суде выжала из жалкой блеклой старушонки последние силы, и ее тонкие веки нервно подрагивали.
Фезерстоун-старший выглядел старше их обеих и, как никогда, походил на древние руины огромного замка. Он сидел чуть поодаль и с такого расстояния совершенно точно не видел ни ту, ни другую. Когда в комнату вошла Джойс, он неуверенно поднялся на ноги.
Тетя Китти, от которой всегда можно было ждать какого-нибудь неловкого поступка, с визгом вскочила, пробежала через комнату, обвила руками тушу дяди Уильяма и истерически запричитала:
– Ах, милый Вилли! Наконец-то все хорошо!
Дядя Уильям и так был взвинчен до предела. Он поморщился и отстранился.
– Не глупи, Китти, – проворчал он. – Из меня сделали козла отпущения, но я не собираюсь оставаться им до конца жизни. Нет уж, увольте.
Он прошел мимо сестры и сел в кресло.
Обиженная тетя Китти вдруг поняла, что стоит одна-одинешенька посреди гостиной, и задрожала от страха. Она так и стояла, не в силах пошевелиться, пока Джойс не подошла и не отвела ее к диванчику у камина.
Старик Фезерстоун откашлялся.
– Что ж, – низким и чересчур мелодичным басом проговорил он, – как я только что сказал миссис Фарадей, нас всех можно поздравить. Мы глубоко признательны миссис Финч и этому парнишке, ее помощнику. Нам с ними очень повезло, учитывая, что от вас, мистер Фарадей, никакой помощи в этом отношении мы так и не дождались.
Дядя Уильям насупился.
– Говорю же, я был болен. Никто не понимает! Я был болен и болен до сих пор! Это скверное дело меня чуть в могилу не загнало, и хоть бы один человек попытался понять…
– Но мы как раз все поняли, Вилли. Поэтому так за тебя и переживали, – ляпнула тетушка Китти. Увы, Джойс не успела ее остановить, и всем тут же стало ясно, что она имеет в виду.
Дядя Уильям не выдержал.
– Как вам это нравится?! Двенадцать посторонних рассказали всему белу свету, что я ни в чем не виновен, а родная сестра готова повесить на меня смертный грех! Ни от кого не дождешься сочувствия, кроме Кэмпиона. И с чем это вы себя поздравляете, Фезерстоун? Свидетелей-то нашел Кэмпион! Малый – гений, ей-богу. Я сам не знал, куда меня занесло в то воскресенье, а он в два счета сообразил.
– Уильям, – оборвала его миссис Каролина. Все это время она сидела тихо и неподвижно, подмечая пронзительным взглядом черных глаз меняющиеся настроения собравшихся. – Уильям, мы должны быть признательны всем, кто помогал нашей семье. Если ты не благодарен им за избавление, то я – благодарна. Будь добр, сядь ко мне поближе.
Дядя Уильям послушался. По дороге он бормотал что-то про «козла отпущения» и «жуткое безобразие», но наконец умолк и сел рядом с матерью.
Миссис Каролина улыбнулась старику Фезерстоуну.
– Я вам так признательна. Вы – давний и преданный друг семьи. А теперь сядьте все, пожалуйста, я хочу вам кое-что сказать перед ужином.
Маркус покосился на Кэмпиона. И тот, и другой подумали об одном и том же: миссис Каролина ведь уже в курсе, что кузен Джордж вернулся в город? Однако момент был упущен, и старуха заговорила вновь:
– Я очень рада, что слушание закончилось таким образом, и очень признательна всем, кто нам помогал. Но есть одно очень важное обстоятельство. А именно: позор, который висел над нашим домом, никуда не делся – с тем же успехом кого-то из нас могли посадить в тюрьму.
– Ах, мама, как можно… как можно так говорить?! – Тетя Китти разрыдалась.
Миссис Каролина с сожалением посмотрела на дочь.
– Не глупи, Кэтрин. Чувствительность бывает весьма очаровательна, но в данный момент неуместна. Факт есть факт, и мы вынуждены с ним мириться. По делу об убийстве Эндрю вынесен открытый вердикт, личность убийцы не установлена. Пока его не найдут, этого дома и всех его обитателей будут чураться в обществе. Я уже сказала это мистеру Фезерстоуну, и он со мной согласен. Ужин сегодня подадут чуть раньше обыкновенного. Если кто-то захочет со мной побеседовать, я у себя в кабинете. Мистер Фезерстоун, проводите меня?
Старик тяжело поднялся на ноги, сознавая, что всем своим видом и поведением воплощает старомодную галантность: для полноты картины ему не хватало только миссис Фарадей.
Не успели они сделать и трех шагов, как грянула буря. Из коридора донесся возмущенный визг и хриплый мужской голос. В следующий миг белые двери священной гостиной распахнулись, и на пороге появился кузен Джордж, за спиной которого стояла растрепанная и красная Элис.
Старик Фезерстоун был единственным из собравшихся, для кого появление этого человека не стало страшным потрясением, физически ощутимым ударом – он попросту не разглядел лицо вошедшего.
В Лондоне кузен Джордж не владел собой в полной мере, но сейчас он был на коне, в его маленьких глазках полыхал свирепый огонь, и он представлял собой крайне отталкивающее зрелище. Даже миссис Каролина остановилась как вкопанная и не смогла вымолвить ни слова. Тетя Китти закричала. Кузен Джордж весело ей помахал, стремительно прошел в комнату и захлопнул дверь перед носом Элис.
– Привет, Китти, а вот и сам черт явился! Не ждали? – произнес он низким, хорошо поставленным голосом образованного человека. Джордж торжествующе оглядел собравшихся; его засаленный синий костюм, багровое лицо, раззявленный в ухмылке рот производили весьма неприятное впечатление.
– Всем сесть! – пробасил он. – Режьте телят, блудный сын вернулся!
Миссис Каролина процедила сквозь зубы:
– Джордж, будь так добр – пройди со мной в кабинет. Поговорим там.
Кузен Джордж громко и неприятно расхохотался.
– Извини, тетя, – проговорил он, театрально прислоняясь спиной к закрытой двери, – но сегодня все будет по-другому. Больше никаких тайных разговоров в кабинете. Джордж вернулся. Джордж вам всем теперь покажет! Джордж, между прочим, намерен остаться.
Из дальнего угла раздался шорох и презрительное фырканье: дядя Уильям – надо отдать ему должное, он оказался не полным трусом – вступил в бой. Подойдя вплотную к непрошеному гостю, он свирепо закричал ему в лицо:
– Гнусный мерзавец! А ну убирайся из этого дома, пока цел! И сделай милость, загляни в участок – тебя давно ждут в полиции!
Кузен Джордж окончательно развеселился. Он запрокинул голову, прислонился затылком к двери, мерзко ухмыльнулся в лицо старику и произнес слово, никогда прежде не осквернявшее благородных стен «Обители Сократа». В воцарившейся звенящей тишине он замахнулся и влепил дяде Уильяму пощечину. Тот прижал ладонь к ушибленной румяной щеке и попятился от боли и неожиданности.
Кэмпион и Маркус одновременно бросились ему на подмогу и пригвоздили кузена Джорджа к стене. Тот оказался силен как бык, но его противники были моложе и опытнее – по крайней мере, мистер Кэмпион. Осознав свою беспомощность, Джордж запрокинул голову и расхохотался.
– Отлично, вышвырните меня из дома! Будете жалеть об этом до конца дней!
Старик Фезерстоун только сейчас сообразил, кто это такой, и испуганно осмотрелся по сторонам: потерять лицо он явно боялся больше, чем потерять равновесие. Наконец он откашлялся и заговорил:
– Маркус, отойдите от двери, пожалуйста. Мы с миссис Фарадей хотим выйти.
Дядя Уильям, в груди у которого что-то страшно клокотало, стоял посреди комнаты и пытался решить, наброситься на кузена Джорджа со словами или с кулаками. Тот заговорил вновь: