— Леонид не хотел брать с собой Эвридама из-за его хромоты и покалеченной правой руки. Однако Эвридам не растерялся и тут же показал, что он и покалеченной рукой может крепко держать копье. А про свою хромоту Эвридам сказал так: мол, это гарантия того, что он не побежит от врага. Леонид засмеялся и позволил Эвридаму остаться в отряде.
— Кто еще вступил в отряд Леонида? — поинтересовалась Горго.
— Агафон, сын Полиместора. Тот самый лазутчик, побывавший в плену у персов. Бывший эфор Евксинефт, сын Молона. Мегистий вместе с сыном Ликомедом, — перечислила Дафна. — Хотя Мегистий идет в этот поход как прорицатель, а не как воин.
— Была ли на площади Мнесимаха, бывшая жена Леонида? — спросила Горго, не глядя на Дафну.
— Была. Вместе с дочерьми.
— Она плакала?
— Нет, — покачала головой Дафна.
— А я наверно не удержалась бы от слез, если бы пошла на площадь, — печально промолвила Горго.
Стал накрапывать дождь. Подруги перешли из внутреннего двора под крышу, в женский мегарон.
— Ты о чем-то хочешь меня спросить? — Горго взглянула на Дафну, почувствовав в ней какую-то скованность.
Дафна молча кивнула.
— Спрашивай.
— Ты видела, что написано на пергаменте эфоров? — волнуясь, спросила Дафна. — Что за приказ дан Леониду?
— Конечно, я прочитала этот приказ, — со вздохом произнесла Горго. — Эфоры повелели Леониду удерживать Фермопилы до последней возможности.
Глава девятая Путь к Фермопилам
Симонид был не на шутку обозлен и раздосадован тем, как с ним — величайшим поэтом Эллады! — обошлись элланодики, коллегия устроителей состязаний в Олимпии. Симонид обратился к элланодикам с предложением, ввиду угрозы со стороны персов, провести Олимпийские игры по укороченной программе, отменив менее значительные состязания. Чем скорее завершатся Олимпийские игры, тем больше времени будет у государств Эллинского союза, чтобы собраться с силами и выступить навстречу персам.
Элланодики не только не прислушались к совету Симонида, но ответили ему грубостью, велев не совать нос не в свое дело. Мол, ритуал проведения Олимпийских игр освящен богами и нарушать давно установленный порядок состязаний есть святотатство! Кто-то из элланодиков с ехидством заметил Симониду: ведь они же не поучают его в деле стихосложения. Никто из них не советует Симониду, к примеру, отменить эподы, укороченные стихи, которые ритмически сильно отличаются от более популярных стихотворных стоп, пентаметра и ямбического триметра.
Спесивая грубость элланодиков вывела Симонида из себя. Он пытался беседовать с членами различных эллинских делегаций, приехавших в Олимпию поддержать своих атлетов, убеждая их поскорее оставить шумное зрелище и взяться за оружие.
— Персы уже в Фессалии! — молвил Симонид. — Ксеркс не стоит на месте, его полчища вот-вот вступят в Беотию. А мы тут веселимся и заключаем пари на скачках, делая вид, что нет никаких поводов для беспокойства!
Однако к словам Симонида почти никто не прислушивался. Левкадяне заявили ему, что их государство не состоит в Эллинском союзе, поэтому война с персами — это не их забота. То же самое сказали Симониду критяне, закинфяне и этолийцы. Аркадяне хоть и вступили в Эллинский союз, но от немедленного выступления в поход их удерживало священное перемирие, нарушить которое означало подвергнуть себя гневу Зевса Олимпийского. К тому же нарушители перемирия не допускались элланодиками на следующие Олимпийские игры.
Ахейцы заявили Симониду, что во главе Эллады стоят Афины и Спарта, вот пусть афиняне и спартанцы сражаются с персами за гегемонию над Грецией. При этом ахейцы указывали Симониду на спартанского царя Леотихида, по поведению которого было не видно, что он встревожен нашествием варваров.
Встретился Симонид и с Леотихидом, хотя и недолюбливал его в душе. Леотихиду было известно, что Ксеркс захватил Фессалию. Но Леотихида беспокоило не это событие, а то, что приехавшие в Олимпию аргосцы не идут с ним на контакт.
— Эфоры поручили мне уговорить аргосцев вступить в Эллинский союз или пообещать спартанцам сохранять нейтралитет при возможном вторжении персов в Пелопоннес, но аргосцы хитрят и изворачиваются, — досадовал Леотихид.
— Неужели ты допускаешь, что персы могут прорваться в Пелопоннес?! — изумился Симонид.
— А кто их остановит? — нахмурился Леотихид. — Священное перемирие связывает руки всем государствам Эллинского союза. Воевать готовы пока одни афиняне, но и они собираются сражаться с персами на море, а не на суше. Сухопутное войско Эллинский союз до сих пор не выставил и не выставит до окончания Олимпийских игр. А к тому времени персы будут уже на Истме…
Беседа с Леотихидом повергла Симонида в такое сильное расстройство, что он решил уехать из Олимпии. Происходящее здесь торжество казалось ныне Симониду не только неуместным, но и в какой-то мере преступным. Персы стоят на пороге Эллады, а элланодики твердят о священном перемирии!
«Зевс Громовержец, может, и защитит элейцев и священный град Олимпию от нашествия варваров, но на какую защиту уповать всем остальным городам Эллады?» — мрачно размышлял Симонид, трясясь в повозке на каменистых дорогах гористой Аркадии.
Путь Симонида лежал в Коринф, откуда он собирался на корабле добраться до Аттики. Коль получается, что единственным оплотом Эллады перед вторжением Ксеркса являются Афины, значит, место Симонида рядом с Фемистоклом. Пусть афиняне видят, что Симонид восхищается их мужеством и готовностью противостоять неизмеримо сильнейшему врагу.
Въехав в Коринф, Симонид вдруг узнал, что в городе стоит спартанское войско, которое направляется к Фермопилам, чтобы там остановить Ксеркса. И возглавляет это войско царь Леонид. Об этом говорили все вокруг.
Рыжий брадобрей уже начал подстригать Симониду волосы, но тот мигом вскочил со стула, услышав от него про царя Леонида и спартанское войско.
— Где стоят спартанцы? — спросил Симонид у рыжего цирюльника.
— Войско стоит станом за городской стеной на берегу моря, — ответил брадобрей, — а царь Леонид и его телохранители расположились в святилище Сизифа, что близ источника Пирены. Знаешь, как туда добраться?
— Знаю, — буркнул Симонид, набросив на плечи плащ и нахлобучив на голову широкополую шляпу.
— Куда же ты, друг? — удивленно окликнул поэта цирюльник. — Свою работу я еще не сделал!
Но Симонид уже шагал прочь, взмахом руки приказав своему рабу следовать за ним.
— Эй, друг, ты же заплатил мне! Что мне делать с твоими деньгами? — Рыжий брадобрей выбежал из тенистого портика на солнцепек, намереваясь догнать удаляющегося Симонида.
— Оставь себе! — обернувшись, крикнул Симонид. — Это тебе плата за добрую весть!
* * *Мифический царь Сизиф, сын Эола, считался основателем Коринфа. Правда, изначальное название города было — Эфиры. По легенде, Эол был родоначальником племени эолийцев, пожалуй, самого музыкального из всех греческих племен.
В незапамятные времена эолийцы жили не только в Средней Греции, но и на Пелопоннесе. С приходом дорийцев им пришлось искать пристанище в Азии и на островах Эгейского моря, часть эолийцев сумела закрепиться в горах Аркадии. С той поры пелопоннесских эолийцев стали называть аркадянами. Дорийцы завоевали Эфиры и дали городу другое название — Коринф. Родоначальником дорийской царской династии в Коринфе был Адет, потомок Геракла.
Ныне у коринфян не было царей. Власть была у земельной и торговой аристократии, которая богатела на посреднической торговле между западными и восточными эллинами.
Коринфяне почитали Сизифа и приносили ему жертвы как герою-эпониму. Хотя царь Сизиф был смертным человеком, но он прославился тем, что ухитрялся обманывать самих богов. За это Зевс наказал Сизифа. В царстве мертвых Сизифу суждено вечно вкатывать на гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, неизбежно срывается вниз. Всю работу приходилось начинать сначала. Отсюда и пошла поговорка: сизифов труд, то есть бесполезное занятие.
Святилище Сизифа было построено на том месте, где когда-то возвышался его дворец. Предприимчивые коринфяне, по сути дела, превратили святилище в постоялый двор, впуская сюда на ночлег чужеземных послов и различных известных людей из соседних городов. Спартанский отряд власти Коринфа тоже разместили в Сизифейоне. Лакедемон был давним и надежным союзником коринфян.
Святилище Сизифа представляло собой обширный участок у юго-восточного склона горы Акрокоринф, обнесенный прочной каменной стеной и обсаженный кипарисами. Внутри кольца стен было несколько зданий, самым красивым из которых, без сомнения, был дворец с тонкими резными колоннами у входа. В помещениях дворца был воспроизведен интерьер древней героической эпохи. Там стоял трон Сизифа, его ложе, на стенах было развешано царское оружие, словно хозяин ненадолго оставил свое роскошное жилище и должен был вскоре вернуться.
Ко дворцу примыкала пинакотека — картинная галерея, — на всех картинах в которой были воспроизведены мифические сюжеты, так или иначе связанные с Сизифом. С другой стороны от дворца тянулась длинная крытая колоннада, уходившая в глубь небольшого парка. Под кровлей колоннады возвышались на постаментах статуи из белого паросского мрамора. Там была статуя самого Сизифа, его жены Меропы, его сына Главка, его внука Беллерофонта, оседлавшего крылатого коня Пегаса… Стояли там и другие статуи ближних и дальних родственников Сизифа.
Для постояльцев между стеной и парком был возведен из камня длинный одноэтажный дом со множеством небольших помещений. Рядом находилась баня с бассейном и конюшня для вьючных животных. К дому для гостей вела дорожка, мощенная плитами, по краям которой стояли мраморные статуи обнаженных нимф.
Помимо торговли, Коринф славился храмом Афродиты, а также принадлежащими этому храму диктерионами, куда отбирали самых красивых блудниц, эллинок и азиаток. Культ Афродиты, подательницы наслаждений, был развит в Коринфе, как нигде в Греции.
Леонид был удивлен и обрадован, увидев перед собой Симонида в запыленной дорожной одежде.
— Друг мой, откуда ты? — сказал царь. — Мне передали, что тебя видели в Олимпии. Разве состязания уже закончились?
— Я уехал из Олимпии, — промолвил Симонид. — Если бы ты знал, царь, какое это счастье посреди стольких тревог и пугающих слухов увидеть красные плащи и щиты спартанского войска, выступившего на защиту Эллады! Честь и хвала тебе за это, царь Леонид!
Симонид говорил так, поскольку он увидел спартанскую стражу в полном вооружении, стоящую у ворот Сизифейона. Начальник стражи привел Симонида в покои Леонида.
В комнате кроме царя находились военачальники Сперхий и Пантей.
Симонид был хорошо знаком с ними после своей поездки в Лакедемон. Поэтому он воздал хвалу и им, заметив при этом, что сегодня ночью его сон будет крепок, ведь рядом стоит войско лакедемонян.
— Вынужден огорчить тебя, друг мой, — проговорил Леонид, садясь на стул напротив Симонида, — спартанское войско пока еще не выступило в поход. Со мной лишь мои телохранители, а их всего триста человек.
Улыбка погасла на лице Симонида. Он перевел недоумевающий взгляд на Сперхия. Тот молча покивал, подтверждая сказанное Леонидом.
— А войско, что стоит на побережье? — спросил Симонид.
— Это наши союзники, присоединившиеся к нам в пути, — ответил Леонид. — Их тоже немного, чуть больше двух тысяч воинов. Это добровольцы из Тегеи, Мантинеи, Микен, Флиунта и других городов.
— Все те, кто не побоялся нарушить священное перемирие, — вставил Пантей.
— Но это же безумие идти со столь малым войском против Ксеркса! — невольно вырвалось у Симонида.
— Не беспокойся, друг мой, — ободряюще улыбнулся Леонид. — Скоро наше войско увеличится. Коринфяне обещали выставить четыреста гоплитов. А впереди у нас Беотия и Фокида, там тоже найдутся добровольцы сражаться за Элладу.
На этом беседа закончилась, поскольку Леониду и его военачальникам предстояло идти на встречу с коринфскими властями.
— Вечером мы снова увидимся, Симонид, — сказал Леонид. — А сейчас мой слуга проводит тебя к Мегистию.
— Как, и Мегистий тоже здесь? — изумился Симонид.
— Мегистий не мог оставить меня без своей опеки в столь важном деле, — усмехнулся Леонид.
— Мегистий для нас, как огонь Прометея для первого поколения людей, — заметил Сперхий, переглянувшись с Леонидом.
Комната Мегистия была расположена дальше по коридору, проходившему через весь дом. Обстановка комнаты была довольно богата, хотя и без излишеств. В комнате стояли стол, три стула, скамья, три постели. Два окна выходили в тенистый парк. На полу лежал большой египетский ковер с вытканными фигурами Осириса и Исиды. В углу стоял большой сундук, украшенный резьбой. Такие сундуки во времена античности заменяли шкафы, в них можно было хранить не только одежду, но и самые различные вещи. Стены комнаты были расписаны зелеными листьями аканфа и порхающими птичками.
Мегистий долго тискал Симонида в объятиях, не скрывая бурной радости от встречи со своим старым другом.
Перед тем как подкрепиться обедом, Симонид сначала отправился в купальню, чтобы смыть с себя пот и пыль. Вскоре он предстал перед Мегистием, облаченный в чистый гиматий из дорогой ткани, тщательно причесанный и умащенный благовониями.
— За встречу! — произнес Мегистий, подняв чашу с вином. — За то, что боги лелеют нашу дружбу, не позволяя нам расставаться на долгий срок.
Симонид охотно выпил за это. Затем, угощаясь маринованной рыбой, кеосец поведал Мегистию о своей размолвке с элланодиками, о встрече в Олимпии с царем Леотихидом и о нежелании многих эллинов воевать с персами.
— Ведь еще до начала Олимпийских игр на съезде в Коринфе члены синедриона постановили собрать объединенное эллинское войско и флот, чтобы не допустить Ксеркса в Фессалию, — молвил Симонид. — Я сам видел, как греческое войско грузилось на корабли в Пирее перед отправкой в Северную Грецию. Потом началось непонятное. Пробыв в Фессалии всего несколько дней, греческое войско вернулось обратно в Аттику. Отряды разошлись по домам, словно опасность уже миновала.
Потом на очередном съезде в Коринфе афиняне и фокейцы завели речь о том, что имеет смысл закрыть персам дорогу в Фермопильском проходе, чтобы не пропустить варваров в Среднюю Грецию. Коринфяне и спартанцы согласились с этим. Но сразу возникает вопрос: почему греческое войско не заняло Фермопилы по возвращении из Фессалии?
— Видишь ли, друг мой, — со вздохом проговорил Мегистий, — к моменту возвращения греческого войска из Фессалии были получены оракулы для тех государств, которые вопрошали Аполлона Пифийского о своей грядущей судьбе. Оракулы эти предвещают гибель всем городам, граждане которых осмелятся воевать с Ксерксом.
— Знаю, знаю! — проворчал Симонид. — Афиняне тоже получили убийственный оракул, однако они не отказались от борьбы с персами. И спартанцы не отказались.
— Просто у афинян есть Фемистокл, который умеет и дурное предзнаменование обратить в хорошее, — заметил Мегистий. — Спартанцам же склонять головы перед любым врагом запрещает закон и слава предков. Однако и спартанцы не осмелились послать войско в Фермопилы накануне праздника в честь Аполлона Карнейского.
Спартанские эфоры лишь сделали вид, что они выполняют решение, принятое синедрионом, отправив в поход всего триста воинов. Хорошо, что к Леониду присоединились добровольцы из союзных городов, иначе вся эта затея походила бы на полнейшее безумие.
— Надеюсь, афиняне поддержат Леонида? — с надеждой в голосе обронил Симонид.
— Разумеется, — кивнул Мегистий. — Объединенный эллинский флот будет прикрывать отряд Леонида с моря, закрыв доступ персидским кораблям в Эвбейский пролив. В случае какой-нибудь непредвиденной опасности войско Леонида сможет отступить к локридскому городу Фронию, а оттуда на афинских судах уйти на остров Эвбею.
— Ты, конечно же, не веришь в непредвиденные случайности, — сказал Симонид, глядя в глаза прорицателю. — Ты потому и отправился в этот поход, ибо твердо уверен в победе греков над персами. Так?
— Да, — ответил Мегистий. — Леониду суждено убить Ксеркса и спасти не только Лакедемон, но и всю Элладу от персидского нашествия. Это было предсказано Леониду богами еще за много лет до этих событий.
Симонид тяжело вздохнул.
— А мне все-таки тревожно, ведь у Ксеркса бесчисленное войско. Я разговаривал с лазутчиком, которого коринфяне посылали в Азию. После его рассказа ужас сковывает по рукам и ногам! На нас идет вся Азия!
— Что ж, тем весомее будет победа Леонида. — Мегистий вновь наполнил чаши темно-красным вином. — Давай выпьем, Симонид, за то, чтобы боги были милостивы к Леониду. И чтобы ему хватило мужества свершить предначертанное судьбой!
Затем Симонид стал расспрашивать Мегистия про Астидамию. Как она поживает? Не вышла ли замуж?
— Я очень редко виделся с Астидамией, — признался Мегистий, — но в отряде Леонида находится ее сын Леарх. Ты можешь побеседовать с ним.
Мегистий отправил слугу за Леархом. Тот пришел не один, а с Ликомедом, сыном Мегистия. Оба числились царскими посыльными. Это была привилегированная должность в спартанском войске.
— Вот эти скороходы идут впереди нашего войска, первыми заходя в города и от имени Леонида призывая всех желающих присоединиться к спартанцам, — сказал Мегистий, кивая Симониду на юношей. — Есть еще третий посыльный, Аристодем, но он по поручению Леонида отправился в Мегары, куда наше войско прибудет завтра.
Беседуя с Леархом и Ликомедом, Симонид вглядывался в их юные загорелые лица, мысленно спрашивая себя: «Осознают ли эти юноши всю опасность этого похода? Понимают ли они в полной мере важность защиты Фермопил для судеб Эллады?»