Ксеркс вместе с магами молился Митре и Ахурамазде. Он был облачен в длинные белые одежды, на фоне которых особенно ярко смотрелись его длинные золотистые волосы и выкрашенная хной завитая мелкими колечками борода. В перерывах между молебствиями Ксеркс жестом подзывал кого-нибудь из своих приближенных, желая узнать о ходе сражения у Фермопил.
С утра и до вечера Ксерксу докладывали одно и то же: сломить сопротивление эллинов не удается. Сначала ни с чем вернулись саки и кадусии, потеряв множество людей. Потом с огромными потерями отступили горные племена. Затем бесславно возвратились в лагерь у Трахина карийцы и азиатские греки. И наконец, поздно вечером, когда над горами догорали последние отблески багрового заката, от Фермопил вернулись остатки гирканцев и армян. Им тоже не удалось разбить войско Леонида.
Военачальники, собравшиеся в царском шатре, пребывали в унынии и растерянности. Отана коротко поведал Ксерксу о понесенных за день потерях и о том, что выбить отряд Леонида из Фермопил пока так и не удалось.
— Владыка, если бы не спартанцы, то нам удалось бы сломить сопротивление эллинов, — мрачно добавил Отана. — Спартанцы всякий раз оказываются там, где ослабевает оборона их союзников. Воинское умение спартанцев сводит на нет любые попытки прорыва наших войск.
Тогда сидящий на троне Ксеркс закричал в ярости:
— Я больше не знаю, что с ними делать! Это не люди, а злые демоны! Где флот? Кто скажет, где мой флот? Когда я, наконец, выберусь из этих теснин!..
Военачальники молчали, опустив глаза. Они не знали, что ответить своему царю. От флота не было никаких известий.
Глава одиннадцатая Горго
Леарху достался отличный фессалийский скакун, поэтому он за двое суток домчался от Фермопил до Лакедемона. До Коринфа вместе с Леархом ехал другой гонец, по имени Аристодем. В Коринфе попутчики расстались: Аристодему нужно было добираться до Ахайи, расположенной на северном побережье Пелопоннеса, путь Леарха лежал на юг полуострова.
Оказавшись в Спарте, Леарх прежде всего встретился с эфорами, вручив им письменное донесение Леонида и все, что ему было велено передать на словах. Эфоры забросали юношу вопросами, которые касались в основном персидского войска, а также численности примкнувших к Леониду греческих отрядов. Вскоре эфоры отпустили Леарха, видя, что он от усталости еле стоит на ногах.
Леарх пришел домой и сразу же угодил в объятия жены и матери. Утолив голод и жажду, Леарх, не раздеваясь, упал на ложе и заснул как убитый. Впрочем, сон Леарха очень скоро был нарушен.
Не прошло и получаса, как прибыл посыльный от старейшин с повелением к Леарху немедленно прийти в герусию. Чтобы разбудить сына, Астидамии пришлось облить его холодной водой из колодца.
Старейшины задавали Леарху в основном те же вопросы, что и эфоры. Их интересовало, сколько дней сможет продержаться в Фермопилах Леонид с тем войском, какое у него есть.
Леарх напрямик заявил старейшинам, что отряд Леонида долго не выстоит, что ему нужна немедленная помощь. При этом Леарх заметил, что союзники присоединились к Леониду в уверенности, что скоро к Фермопилам подойдет все спартанское войско.
Покидая герусию, Леарх услышал из-за двери, как старейшины спорят между собой. Одни настаивали на скорейшем выступлении войска на помощь к Леониду, благо праздник в честь Аполлона Карнейского уже закончился. Другие говорили, что отправлять войско из Спарты нельзя, ведь под боком у лакедемонян враждебный Аргос.
Царь Леотихид, догнавший Леарха на площади Хоров, пригласил его к себе в гости.
— Ксанф наконец-то закончил картину «Зевс и Леда», — молвил Леотихид, шагая через площадь рядом с Леархом. — В образе Леды Ксанф изобразил Галантиду, жену Булиса. Галантида очень хороша собой, а без одежд и подавно. Ксанф-чародей нарисовал Галантиду в таком соблазнительном ракурсе, что от нее невозможно оторвать глаз. Поверь, Леарх, на эту картину стоит взглянуть!
Леарх бросил на Леотихида хмурый взгляд.
— Что решили старейшины? — спросил он. — Когда войско выступит из Спарты?
— Насколько я знаю, эфоры не намерены посылать войско к Фермопилам, — небрежно ответил Леотихид. — Что бы там ни постановили старейшины, это дела не меняет. Поэтому я ушел из герусии, дабы не участвовать в этих бесполезных спорах.
Леарх невольно остановился.
— Как это понимать? — сердито воскликнул он. — Леонид ждет помощи, ведь у него есть договоренность с эфорами…
— Какая еще договоренность! — поморщился Леотихид. — Друг мой, открою тебе по секрету истинное положение дел. Оракул Аполлона Пифийского ясно дает понять, что гибель одного из спартанских царей послужит спасению Лакедемона. Леонид знал об этом оракуле, уходя в поход к Фермопилам.
— Значит, эфоры решили принести Леонида в жертву, — прошептал Леарх, пораженный услышанным. — Как это низко и подло!
Леотихид опять заговорил о картине Ксанфа, но Леарх, не слушая его, вдруг устремился бегом через площадь и скрылся за колоннадой храма Диониса.
Леотихид проводил убегающего юношу недоумевающим взглядом.
«Взбалмошный мальчишка! Весь в мать!» — раздраженно подумал он.
Горго, ожидающая к обеду свою тетку Гегесо, была несказанно изумлена, увидев Леарха, который ворвался к ней домой, будто вихрь. Служанки пытались задержать Леарха в дверях женского мегарона, но юноша растолкал их. Леарх застал Горго полуодетой. Тем не менее царица не рассердилась на него. Выставив за дверь служанок, Горго пожелала узнать, с какими вестями прибыл Леарх от Леонида.
Нимало не смущаясь своего бывшего возлюбленного, Горго привела в порядок свое одеяние. Леарх же находился в таком взвинченном состоянии, когда душа человека бессознательно раскрывается до самого дна, когда эмоции довлеют над разумом.
— О, сборище негодяев! — выкрикивал Леарх, не находя себе места от возмущения. — И эти люди стоят во главе государства! Предатели и мерзавцы! Послушай, Горго, Леонид отправил меня в Спарту за помощью, а эфоры не собираются ему помогать, ссылаясь на оракул Аполлона Пифийского. Каково, а?
Горго, занятая укладкой своих длинных вьющихся волос, вдруг замерла с поднесенными к голове руками. Повернувшись к Леарху, она попросила его объяснить все обстоятельнее.
Присев на стул, Леарх коротко пересказал царице все, что узнал от Леотихида.
— Иди домой, Леарх, — спокойно и властно промолвила Горго, закрепляя свою прическу длинной голубой лентой. — Иди домой и жди меня. А лучше поспи, у тебя очень усталый вид.
— Царь Леонид ждет помощи! — сказал Леарх с отчаянием в голосе. — Надо что-то делать.
— Ступай домой, Леарх, — повторила Горго, — а я пойду к эфорам. Я заставлю их послать помощь к Леониду. Сегодня же!
Леарх заглянул в суровые глаза царицы и, молча кивнув, вышел из комнаты.
Было время обеда.
Эфоры, все пятеро, расположились за столом в том помещении эфорейона, которое называлось трапезной. Им прислуживали два раба, один из которых был поваром, другой — его помощником.
Застолье в эфорейоне никогда не отличалось особыми изысками. Обычно здесь подавали на стол жаркое из говядины или баранины, суп из бычьей крови, вареную или соленую рыбу, козий сыр, фрукты и вино, разбавленное водой по обычаю эллинов.
Если эфорам хотелось как-то подсластить свою трапезу, то они сами приносили из дома мед, изюм, свежие лепешки или сладкий пирог. Обычно это приурочивалось к каким-то семейным торжествам, которые эфоры отмечали в своем узком кругу.
Вот и сегодня у эфора Эпигея был радостный день: его жена родила двойню. На радостях Эпигей принес амфору с родосским вином и большой медовый пирог с орехами. Первая жена родила Эпигею четверых дочерей. Когда она умерла, Эпигей вновь женился на своей овдовевшей свояченице. Новая супруга не разочаровала Эпигея, сразу же произведя на свет двух крепких мальчиков.
Слегка захмелевшие после выпитого вина эфоры, перебивая друг друга, обсуждали, какие имена следует дать новорожденным сыновьям Эпигея. Когда слуга объявил о приходе Горго, в трапезной повисло молчание. Эфоры, все как один, обернулись в сторону вошедшей царицы.
Горго предстала перед эфорами в длинном белом пеплосе с красной каймой по нижнему краю. Обернутый вокруг ее стана голубой плащ одним своим краем укрывал левое плечо царицы, ниспадая вниз красивыми складками. Густые черные волосы Горго были собраны в тугой узел на затылке и перетянуты лентой под цвет плаща. Вьющиеся локоны, свисавшие на лоб и виски царицы, придавали ей необычайное очарование. На фоне этих черных волос бледность лица Горго особенно бросалась в глаза.
— Я не очень помешала вам, уважаемые? — с язвинкой в голосе промолвила Горго, подходя к столу, за которым расположились эфоры. — Вы, наверно, заняты обсуждением важных государственных дел, не так ли?
Эфоры неловко заерзали на стульях, не смея посмотреть в глаза царице. Они сразу почувствовали, что Горго появилась здесь не случайно.
— Сегодня в Спарту прибыл гонец от Леонида, — заговорил эфор-эпоним, поставив на стол чашу с недопитым вином. — Ты знаешь этого гонца, Горго. Это олимпионик Леарх, сын Никандра.
— Я уже разговаривала с Леархом, — сказала Горго. — Еще я только что беседовала с Леотихидом и узнала от него про какой-то оракул из Дельф, о котором в Спарте почти никто ничего не ведает. Что это за оракул?
— Разве Леотихид не посвятил тебя в подробности, царица? — осторожно поинтересовался эфор-эпоним.
— Леотихид заявил, что это государственная тайна, — ответила Горго. — И все же, Гиперох, я должна знать текст этого тайного оракула.
Эфоры обменивались беспокойными взглядами, никто из них не осмеливался открыть Горго смысл божественного предсказания, предчувствуя ее реакцию. Дочь Клеомена порой бывала резка в речах и непредсказуема в действиях.
— Видишь ли, Горго… — опять заговорил Гиперох, понимая, что, кроме него, никто не осмелится сказать царице всей горькой правды. — Дело в том, что беда, надвинувшаяся на Элладу, слишком велика. Это страшное бедствие, подобно гигантской морской волне, неминуемо захлестнет многие греческие государства, прежде чем утратит силу и иссякнет. Персы уже захватили Северную Грецию. По всей вероятности, полчища Ксеркса скоро захватят и Срединную Элладу…
— О чем ты говоришь, Гиперох! — повысила голос Горго. — Покуда царь Леонид удерживает Фермопилы, путь в Среднюю Грецию для варваров закрыт. Леарх сказал мне, что Леонид ждет помощи, а вы тут занимаетесь неизвестно чем!
Сидевшие за столом эфоры глядели кто вниз, кто вбок, но только не на царицу, стоявшую перед ними.
Гиперох поднялся со стула, решившись наконец произнести тяжелые слова оракула.
— Доставленное из Дельф изречение Аполлона Пифийского сулит спасение Лакедемону, но ценой гибели одного из спартанских царей, — сказал эфор-эпоним, а затем по памяти процитировал вслух текст оракула.
— Так вот почему вы послали Леонида к Фермопилам всего с тремястами воинов! — с горькой усмешкой проговорила Горго. — Вы задумали принести Леонида в жертву!
— Ради спасения Спарты! — поспешно вставил один из эфоров.
— Кстати, Горго, Леонид сам вызвался идти к Фермопилам, — раздался другой голос. — Никто из нас не принуждал Леонида к этому шагу, свидетель Зевс.
— А я даже отговаривал Леонида от этого рискованного похода, — заметил Гиперох, — но сладить с твоим мужем, Горго, было невозможно. Леонид почему-то был уверен в своей победе над Ксерксом!
— Может, Ксеркс и впрямь будет побежден в Фермопилах, если туда придет все спартанское войско, — сказала Горго, глядя в глаза Гипероху. — Почему вы медлите? Почему не шлете помощь?
— Мы приняли решение, Горго, — с тяжелым вздохом промолвил Гиперох. — Мы и наши союзники решили перегородить каменной стеной перешеек на Истме, чтобы не допустить варваров в Пелопоннес.
— А как же Леонид? — еще сильнее побледнев, воскликнула Горго. — Ведь он же об этом ничего не знает! Он ждет от вас помощи!
— Посуди сама, Горго! — заговорил Гиперох, нервно хрустя пальцами. — Посуди сама, у нас под боком Аргос. Стоит нашему войску покинуть Лаконику, и аргосцы сразу же вторгнутся на наши земли. Аргосцы отказались воевать с персами, они только и ждут случая, чтобы ударить нам в спину! Ну, о каком походе к Фермопилам может идти речь! Разве только о себе мы печемся? Нас тревожит судьба всех лакедемонян от мала до велика.
Коллеги Гипероха нестройными голосами поддержали его. Эфоры были уверены, что, если аргосцы объединятся с персами, Спарта будет обречена на разрушение.
— Потому-то важнее защищать Фермопилы, а не подступы к Коринфу, — сказала Горго. — Пока вы тут занимаетесь рассуждениями, в это время Леонид с горсткой воинов ведет неравную битву с полчищами варваров! Пошлите же хоть какой-нибудь отряд ему на подмогу. Умоляю!
Горго протянула руки к Гипероху. Тот отвернулся.
Тогда Горго стремительно вышла из трапезной, хлопнув дверью.
— Наверняка пойдет к старейшинам, — обронил Эпигей, кивнув коллегам на дверь, за которой скрылась царица. — Вот упрямая!
— Горго можно понять, — хмуро проговорил Гиперох и взял со стола чашу с вином. — Давайте выпьем за бесстрашного царя Леонида! Пусть боги продлят ему жизнь, насколько это возможно.
* * *Леарх пробудился от глубокого сна.
— Милый, вставай! — молвила Элла, склонившись над Леархом и мягко тряся его за плечо. — Пришла царица Горго. Она хочет поговорить с тобой.
Без протестов и ворчанья Леарх выбрался из-под одеяла, накинул на себя хитон и, пошатываясь, вышел из спальни. Леарх увидел Горго в комнате для гостей. Царица беседовала с Дафной, хмуря густые темные брови и скорбно качая головой. При виде Леарха подруги замолчали.
Элла, вошедшая следом за Леархом, поставила ему стул.
Леарх сел и с ожиданием воззрился на царицу.
— Вот! — Горго протянула Леарху свиток, перевязанный красной тесьмой и запечатанный государственной печатью. — Здесь приказ эфоров Леониду оставить Фермопильский проход и отступить к Истму.
— Как тебе это удалось, Горго? — с изумлением и радостью воскликнул Леарх, беря свиток.
Царица грустно улыбнулась:
— Я сама написала этот приказ и уговорила грамматевса приложить к нему государственную печать. Эфоры об этом приказе ничего не знают. Леарх, тебе нужно как можно скорее доставить этот свиток Леониду, — добавила Горго. — Извини, что я не дала тебе выспаться. Но никому другому поручить это нельзя. Я уже договорилась с Клеомбротом. Он даст тебе двух выносливых лошадей, чтобы ты мог мчаться без передышки день и ночь.
Тряхнув спутанными кудрями, Леарх вскочил со стула.
По бледному небу растекалась вечерняя заря. Закатное солнце тонуло в сиреневой дымке у дальней кромки гор. На землю быстро опускались душные сумерки.
Леарх, сопровождаемый двумя конюхами Клеомброта, глухими переулками миновал людные улицы Спарты, агору и площадь Хоров, где по вечерам любили прогуливаться старейшины и прочие знатные граждане. Проезжая по мосту через Тиасу, Леарх назвал пароль стоявшей здесь городской страже. О пароле также позаботился Клеомброт, сказавший начальнику стражи, что вынужден послать по неотложному делу на загородную усадьбу троих своих слуг, невзирая на близившуюся ночь.
Конюхи Клеомброта сопровождали Леарха до городка Афитис, где дорога раздваивалась. Леарх поскакал дальше по главному пути к горному проходу, ведущему в Аркадию. Конюхи свернули к усадьбе своего господина.
Уже во мраке ночи Леарх миновал еще один спартанский дозор, назвав ему другой пароль, тоже сообщенный ему Клеомбротом. Здесь, в небольшой крепости возле горного прохода, несли службу полсотни меллирэнов и столько же неодамодов. Впереди у Леарха лежал путь до Истма длиной в пятьсот стадий. Еще столько же было от Истма до Фермопил.
Глава двенадцатая Малиец Эфиальт
Даже в труднейший период войны в Египте, даже в момент наибольшего успеха восставших вавилонян Ксеркс всегда держал себя в руках. Ныне же приближенные и слуги не узнавали своего повелителя, от которого так и веяло свирепой кровожадностью.
Ксеркс без раздумий отдал в руки палача одного из мидийских военачальников, угодившего в плен к эллинам и отпущенного ими на свободу. Царь царей приказал обезглавить Артавазда, начальника своих телохранителей, лишь за то, что тот выразил восхищение стойкостью спартанцев. Один из советников Ксеркса расстался с жизнью, поскольку он предложил искать другой путь в Среднюю Грецию.
Персам было известно, что к западу от Фермопил, там, где горные хребты Эты соединяются с горами Дориды, пролегает заброшенная дорога из Фессалии в Фокиду, не пригодная для повозок и конницы, зато вполне проходимая для пехоты.
Ксеркс считал унизительным для себя со своим бесчисленным войском отступить перед горсткой эллинов, засевших в Фермопильском проходе.
Прознав, что Мардоний в беседе с Отаной и Гидарном тоже упомянул обходной путь через Дориду, Ксеркс при всяком удобном случае издевался над ним:
— Я помню, Мардоний, как ты с горящими глазами описывал мне красоты Эллады, утверждая, что разбить греков не составит большого труда, — молвил царь царей с презрением в голосе и взгляде. — Что там Эллада! Ты предлагал мне завоевать все земли на Западе вплоть до Геракловых Столпов! Помнишь, Мардоний?
Мое войско без сражений прошло Фракию, Македонию и Фессалию. Все вокруг наперебой твердили о моем величии и непобедимости! Однако первое же эллинское войско, вставшее у меня на пути, оказалось не по зубам моим полчищам. По твоей вине, Мардоний, я — царь царей! — стал заложником глупейшей ситуации, когда ни одолеть врага, ни отступить восвояси одинаково невозможно. Храбрость моих войск оборачивается горами мертвых тел, а жалкий отряд Леонида как стоял в Фермопилах, так и стоит. Меня окружают бессилие и тупость! Сколько похвальбы звучало вокруг, когда мое войско переходило через Геллеспонт! Где теперь эти хвастуны? Одни ныне помалкивают, а другие умолкли вообще навеки.