В пятой части своего «Рассуждения о методе» Декарт признал, что, в принципе, можно построить достаточно сложные машины, которые будут успешно воспроизводить действия других животных, — и только благодаря тому, что звери не обладают интеллектом, разумом или способностью к концептуальному мышлению. Декарт допускает: если эта машина будет обладать всеми органами и внешним видом, присущим обезьяне или какому-либо другому животному, лишенному разума, то у «нас не будет никакого способа отличить эти машины от самих животных». В другом месте Декарт писал: «Весьма примечателен тот факт, что нет таких извращенных и неумных людей, не исключая даже совершенных простаков, которые не умели бы складывать вместе разные слова, строя из них утверждения и высказывания, с помощью коих они сообщают всем о своих мыслях; с другой стороны, нет ни одного другого животного, каким бы совершенным и хорошо приспособленным оно ни было, которое могло бы делать то же самое…
Это не просто показывает нам, что у зверей меньше разума, чем у человека; нет, это говорит о том, что они вовсе лишены его, ибо ясно, что требуется очень немногое для того, чтобы уметь говорить…»
Главный тезис философии Декарта заключался в том, что материя не может мыслить, что полностью согласуется с его отношением к использованию машин — чисто материальных механизмов. Таков ответ Декарта оппонентам-материалистам. Вот отрывок, в котором он бросает камень в их огород. Я приведу только его первую часть.
«Если бы появились машины, похожие на нас строением и способные, насколько это морально и практически возможно, имитировать наши действия, то у нас все равно остались бы в распоряжении два способа, позволяющих понять, что при всех своих достоинствах эти машины все же не являются людьми.
Первое заключается в том, что машины не могут использовать речь или иные знаки, каковые используем мы, для того чтобы во благо других людей записать и сохранить наши мысли. Можно легко представить себе машину, способную произносить слова и даже телесно реагировать на совершенные в отношении ее действия; например, если мы прикоснемся к машине в каком-то определенном месте, она может спросить, что мы хотим ей сказать. Если же мы, допустим, коснемся ее в другом месте, она может сказать, что ей больно, и так далее. Но не может случиться так, что машина смогла бы разнообразить свою речь множеством способов для того, чтобы по существу ответить на все, что может быть сказано в ее присутствии, то есть сделать то, на что способен даже самый низший из людей».
Насколько я могу судить, Декарт здесь говорит о практически бесконечной гибкости и разнообразии человеческого разговора. Если два человека начнут разговаривать и будут общаться непрерывно в течение долгого времени с недолгими перерывами на сон, то будет невозможно точно предсказать, какой оборот примет их разговор, какими мнениями они станут обмениваться, какие вопросы будут заданы и какие ответы на них даны.
Именно эта непредсказуемость делает человеческий разговор феноменом, который ни одна программируемая машина не сможет имитировать в такой степени, чтобы стать неотличимой от человека. В XX веке утверждение Декарта о том, что материя не способна мыслить, можно перефразировать следующим образом: «Никакая, самая мудрая человеческая технология не сможет создать из материи подлинно мыслящую машину».
Почему это так, я попытался объяснить в речи, помещенной в Приложение 1. Думается, там я вполне отчетливо изложил, почему машины никогда — даже в самом отдаленном будущем — не смогут воспроизвести ничего похожего на настоящий человеческий разговор. Я не буду здесь повторять свои аргументы и отсылаю читателя к Приложению 1.
Читатели, убедившиеся в корректности моих аргументов, разделят и мой вывод: только человеческий разум, интеллект, способный к концептуальному мышлению, может вступать в контакт с другим таким же разумом. Двусторонний диалог, который может закончиться взаимным познанием разумов, всегда останется неопровержимым доказательством того, что человек коренным образом отличается от диких животных и машин, обладающих искусственным интеллектом.
— 2-Общность разумов, каковой можно достичь путем разговора, имеет огромное значение и в нашей частной жизни. Способность к разговору объединяет членов семьи — мужей и жен, родителей и детей. Это духовная параллель физической общности, когда влюбленные стремятся слиться друг с другом.
Заметьте, я не сказал «общность разумов, достигнутая путем разговора», я сказал: «общность разумов, каковой можно достичь путем разговора». Человеческие существа иногда — а на самом деле слишком часто — не в состоянии достичь общности, так как в двустороннем диалоге являются плохими слушателями и собеседниками, особенно в задушевных искренних разговорах.
Если это происходит, то не подкрепленная духовной общностью половая связь мужа и жены обычно рвется и брак распадается. Так же часто, как результатом снижения сексуальной привлекательности, развод является результатом неспособности к искреннему общению.
Одни только половые отношения, не подкрепленные другими видами общения между супругами, не являются человеческими в полном смысле слова. Недостаточно также и способности искренне общаться на личностные или эмоционально значимые темы. Брак, не подкрепленный разговорами на самые разнообразные темы, разговорами, результаты которых приводят к взаимному познанию разумов, к осознанию согласия или несогласия, страдает от лакун и пробелов, которые надо заполнить, чтобы оживить его.
То же самое можно сказать и об отношениях родителей и детей. Так называемый конфликт поколений есть не что иное, как такая же пустота или вакуум в общении молодых людей, особенно подростков, и их родителей. Самый достоверный признак того, что барьеры, воздвигнутые подростковым периодом между детьми и родителями, рухнули, — это возобновление задушевных, искренних, откровенных разговоров между детьми и родителями. Они снова воссоединяются, преодолев возрастной раскол. Если же этого не происходит, то наступает прочное, почти непреодолимое отчуждение.
Ледяная обстановка в доме, расколотые семьи — будь то в результате развода мужа и жены или в результате отчуждения родителей от детей, — говорят о том, что способность членов семьи разговаривать друг с другом иссякла (если она вообще когда-либо существовала).
Вне семьи друзья и влюбленные сталкиваются с точно такой же проблемой. Их дружба и любовь сохраняются лишь до тех пор, пока они способны, не жалея времени и сил, поддерживать друг с другом приятные и полезные разговоры.
Аристотель определял высшую форму дружбы как отношения, связывающие людей сходных характеров, разделяющих общие моральные ценности. Я бы добавил к этому интеллектуальную общность, которая в результате разговоров приводит к взаимному познанию разумов.
Но какими бы эффективными ни были разговоры в плане духовного и интеллектуального единения, они никогда не помогут полностью преодолеть одиночество. Все мы в той или иной степени являемся узниками нашего разума и души. Всегда найдутся мысли и чувства, которые мы никогда не сможем разделить с другими.
Возможно, мы не так изолированы друг от друга в наших мыслях и чувствах, как прочие животные, но мы и никогда не сможем окончательно преодолеть все барьеры, мешающие человеческой общности. На Земле мы никогда не достигнем того единения душ, какое богословы приписывают святым и небесным ангелам.
— 3-Отвлечемся теперь от частной жизни и обратимся к нашим отношениям в бизнесе и политике. Важность умения поддержать разговор очевидна в обоих этих контекстах.
Ни одно предприятие, ни одна компания и ни один бизнес вообще не обходится без частых и долгих конференций, порой слишком частых и слишком долгих, впустую отнимающих массу времени и энергии в сравнении с той пользой, которую они приносят.
Часто все начинается с отвратительно составленной повестки дня. Во время обсуждения участники хаотично перескакивают с одного пункта на другой. Обмен мнениями выказывает невнимание и неумение слушать, что мешает дать ответ по существу сказанного, не говоря уже о том, что выступающие зачастую так убого формулируют свои мысли, что их высказывания и не заслуживают иного отношения. Обсуждая пункты повестки дня, участники конференций часто застревают на месте, не в силах сдвинуться с мертвой точки на пути к цели конференции.
Если следующую конференцию проводят, потому что предыдущая провалилась из-за того, что участники так и не смогли достучаться до сознания друг друга (не было достигнуто ни осознанное согласие, ни осознанное несогласие относительно некой практической проблемы, от решения которой зависят дальнейшие действия), то и она часто оканчивается неудачей, так как итоги предыдущей встречи не подведены. Поскольку на предыдущей конференции не были выработаны исходные позиции для дальнейшего обсуждения, следующая превращается в бесконечное повторение тех же проблем.
Если следующую конференцию проводят, потому что предыдущая провалилась из-за того, что участники так и не смогли достучаться до сознания друг друга (не было достигнуто ни осознанное согласие, ни осознанное несогласие относительно некой практической проблемы, от решения которой зависят дальнейшие действия), то и она часто оканчивается неудачей, так как итоги предыдущей встречи не подведены. Поскольку на предыдущей конференции не были выработаны исходные позиции для дальнейшего обсуждения, следующая превращается в бесконечное повторение тех же проблем.
Позвольте мне на автобиографическом примере проиллюстрировать важность и необходимость кардинального улучшения качества деловых конференций. В конце тридцатых годов из-за помех, которые чинили нам с Хатчинсом в проведении реформы преподавания в Чикагском университете, я уволился и принял приглашение на работу в нью-йоркскую компанию P. X. Мэйси.
Мне предложили зарплату, в шесть раз превышавшую профессорское жалование. Когда я спросил Перси Страусса, председателя совета директоров корпорации, как называется моя теперешняя должность, он ответил, что я буду вице-президентом отдела X. Когда я поинтересовался, в чем будут заключаться мои обязанности, мне ответили, что я буду должен обдумывать все аспекты деятельности компании.
Такая неопределенность мне не понравилась. Я потребовал от мистера Страусса более конкретного ответа. Но, вместо того чтобы ответить, мистер Страусе спросил, что я, как мне кажется, смогу сделать для корпорации, чтобы отработать свою высокую заработную плату.
Я ответил: помимо всего прочего, что я мог бы сделать, я хочу выработать такой стиль проведения конференций, чтобы они стали более эффективными. Это позволит уменьшить их частоту, а заодно сократить время, которое руководители тратят на многочасовые обсуждения в конференц-залах, вместо того, чтобы принимать важные решения в своих кабинетах.
Председатель совета директоров быстро подсчитал годовые зарплаты высших руководителей корпорации и прикинул выгоду, которую она получит, если сократится время, затрачиваемое на проведение разнообразных конференций, которые к тому же станут более эффективными. Покончив с расчетами, мистер Страусе, не колеблясь, сказал: если я выполню свое обещание, то с лихвой оправдаю свою зарплату. (Я не принял предложение корпорации по причинам, не имеющим отношения к теме данной книги…)
Все, что я сказал о деловых конференциях, в равной степени относится к факультетским совещаниям в наших колледжах и университетах, к врачебным конференциям в больницах и к заседаниям, на которых директора фондов и других некоммерческих организаций, собираясь вместе, стараются решить практические проблемы и определиться с дальнейшими действиями.
— 4-Публичное обсуждение общих проблем рядовыми гражданами и политическими руководителями и кандидатами на должности руководителей — это сердце и живая кровь республики.
Республика, в которой не обсуждаются res publica, в буквальном смысле общие дела, то есть дела, важные для общества, — это такая же карикатура, как армия, не имеющая ни военной доктрины, ни уставов, ни вооружений.
При этом неважно, предусматривает ли республика прямое участие в управлении всех граждан, управляют ли ею выбранные для этого представители народа или обе эти формы сочетаются. Агоры и форумы древних республик, Рима и Греции, подтверждают важную роль, какую играли в их жизни публичные обсуждения.
SPQR (Senatus Populusque Romanus — Сенат и Народ Римский), этот символ Римской республики времен ее расцвета, знаменовал участие в управлении государством патрициев и плебеев, законодателей и рядовых граждан. Следование принципу требовало публичного обсуждения общественно важных проблем.
Когда республика сменилась императорским деспотическим правлением Цезаря, обсуждения прекратились. Народ собирался только в амфитеатрах цирков, чтобы предаваться грубым и жестоким удовольствиям, но не для того, чтобы обсуждать важные проблемы. Сенаторы прятались в своих домах, стараясь избежать малейших подозрений в том, что они публично сказали нечто по поводу общественных и государственных дел. Республика умерла, когда дискуссии прекратились, и Цезарь, опираясь на преторианскую гвардию, единолично взял в свои руки бразды правления.
Современные республики, большинство которых существует в виде представительного правления, располагают законодательными собраниями (парламентом, конгрессом или сеймом), занявшими место агоры или форума античных республик. Слово «парламент» точнее других наименований законодательных органов выражает их суть, так как подчеркивает важность разговоров и речей в решении respublica.
Поправки к конституции нашей республики, подтверждающие право народа на собрания и на свободу слова, — это еще одно указание на важную роль нестесненных публичных дискуссий в жизни государства.
Исполнение этих конституционных требований может гарантировать свободное проведение обсуждений общественных и государственных дел, но само право на дискуссии отнюдь не гарантирует их высокого качества — будь то дискуссии народных избранников в Конгрессе или политические дебаты, устроенные просто группой граждан. Качество дискуссий невозможно предписать никакими конституционными актами или правительственными постановлениями. Улучшения качества общественных дискуссий и политических дебатов можно добиться, только повысив качество образования, которое получают граждане страны в средних и высших учебных заведениях.
Повышение уровня образования должно включать в себя усвоение способности говорить и слушать, а также понимать основные, базовые политические идеи и принципы, определяющие устройство нашего правительства.
До эпохи всеобщего избирательного права и учреждения демократической республики образование можно было давать лишь немногим людям, которым впоследствии предстояло стать полноправными гражданами. Но нынешнее время, когда «мы, народ» означает «мы, все взрослое дееспособное население», требует более качественного и одинакового образования для всех. Образование должно стать таким же всеобщим, как избирательное право.
Вводный том, который Роберт Хатчинс написал к серии «Великие книги Западного мира»[38], много лет назад опубликованной издательством «Британская Энциклопедия», назывался «Большой разговор». В этом томе речь идет о нескончаемом великом разговоре, который авторы великих книг ведут друг с другом на протяжении веков, на самые разнообразные темы, составляющие основу традиции западной мысли или, по крайней мере, определившие ее основные контуры.
Я попытался документально подтвердить концепцию Роберта Хатчинса, опубликовав «Синтоптикон», в котором собрал почти три тысячи тем со ссылками на отрывки из великих произведений: в них та или иная тема затрагивалась авторами.
Во вступлении к «Большому разговору» Хатчинс не только объявил, что вся западная традиция и есть большой разговор. Он также подчеркнул, что характерная черта западной цивилизации в том, что она, единственная из всех, является цивилизацией диалога. Мне думается, что стоит процитировать весь первый абзац.
«Традиция Запада воплощена в Большом Разговоре, начавшемся на заре истории и продолжающемся до сего времени. Какими бы ни были достижения иных цивилизаций в других отношениях, в данном аспекте ни одна цивилизация не похожа на западную. Ни одна другая цивилизация не может утверждать, что ее определяющая характеристика — это диалог такого типа. Ни один диалог других цивилизаций не может сравниться с западным по числу великих произведений, внесших в него свою лепту. Цель, к которой движется западное общество, — это Цивилизация Диалога. Дух западной цивилизации — это дух исследования. Главная его составляющая — Логос. Ничто не может избежать обсуждения. Ни одно предположение не останется не изученным. Обмен идеями — вот путь осознания возможностей рода человеческого».
Запись диалогов с целью обнародования философских мыслей, которые являются не чем иным, как мыслями о фундаментальных идеях, начинается у греков, продолжается у римлян, затем в средневековых университетах принимает несколько видоизмененную форму устных диспутов, подробно записанных, например, Фомой Аквинским, и переходит в Новое время трудами епископа Беркли, Дэвида Юма и других.
В своем эссе о гражданской свободе Юм воздает должное главной роли разговора в человеческом обществе и хвалит французов за то, что в этом отношении они превзошли греков.
«В одном отношении французы превзошли даже греков. Французы невероятно усовершенствовали искусство, наиболее полезное и желанное для всех, Tart de vivre, искусство разговора и жизни в обществе».