Конечно, город ничего не потерял от создания галереи, но многое приобрел. Во-первых, особняк был капитально отремонтирован, и теперь украшал собою одну из самых известных улиц Москвы, во-вторых, доступ в галерею был почти бесплатным, и москвичи и гости столицы могли насладиться предметами искусства двадцать четыре часа в сутки, в-третьих, у всех нас появился еще один повод гордиться нашими меценатами и подвижниками, их бескорыстному служению людям и заботе о культурном воспитании граждан, что, согласитесь, немаловажно в наши черствые и наполненные бестолковой беготней дни.
И засим, можно поставить точку и в этой главе, целиком и полностью посвященной искусству, и двинуться дальше.
Глава 4. Жизнь – это много больше, чем просто искусство
Как вы думаете, что определяет степень престижности дома, квартиры, особняка, загородной вилы или скудного жилища изможденного индонезийского пролетария? В России – количество комнат и метраж жилища, в США и Канаде – количество спален (в том числе и детских), в бразильских фавелах – толщина и плотность картона, использованного для возведения стен и т. д. Как мы видим, критерии могут быть разными, но есть один универсальный метод – статус жилища можно определять по количеству санузлов и дороговизне сантехники в оных санузлах.
Градация может быть различной:
– за ближайшим углом,
– за углом подальше – с целью сохранить в установленных рамках экологическую обстановку в зоне собственного проживания,
– в яму по соседству,
– в яму, огороженную оградкой из дорогой итальянской соломки со страшной надписью: «Для нужд»,
– в туалет типа «М» и «Ж» с красивой резной дверцей с окошком в виде сердечка, через которое можно подсмотреть, свободно ли место, или же следует немного подождать,
– трехместный «М» и «Ж», куда можно заходить спокойно и мирно и с пользой разговаривать с соседом о делах насущных и о неимоверной дороговизне продуктов в супермаркетах. И о том, что эти розничные сети совсем уже оборзели, и в старые добрые времена на них, точно, нашли бы управу,
– ночной горшок (можно два или три – для автоматической сортировки по типу), или же ночная ваза – что, конечно, звучит гораздо благозвучнее,
– ну и, собственно, туалет прямо внутри помещения, что уже само по себе говорит о высокой степени цивилизованности жилища – либо туда подведена централизованная канализация, либо хозяин настолько обеспечен, что может себе позволить прикупить био-туалет или, вообще, похвастаться новомодным сантехническим оборудованием, которое стоит почти как средней величины «Лада». А здесь, в свою очередь, санузлы можно разделить на несколько подтипов:
– стандартный санузел в квартире в большом городе – маленький, зато уютный, теплый и позволяющий коротать время за чтением книг, журналов, газет и за просмотром фильмов на планшете или же ноутбуке. Кстати – там можно еще и курить, поэтому данный санузел является настоящим другом хозяина и его подруги (если она тоже курит). Но недругом – если нет. Впрочем, как и балкон.
– туалет средней величины – в квартирах побольше. Выполняет те же функции, но гораздо более просторен и уютен.
– два или три (четыре) туалета в квартирах, совсем уже престижных, которые разделяются на хозяйские и гостевые и отличаются друг от друга цветом туалетной бумаги, дороговизной кафельной плитки и запахом освежителя воздуха, а так же набором литературной продукции на полочках. Обычно, в гостевых туалетах практически нельзя встретить порножурналы и личные дневники, в которых записывается, с кем вчера коротал время ночью – там все строго и официально. Да и не может быть иначе – поскольку место присутственное и проходное.
– завидный санузел в собственном особняке – просторный и роскошный с биде и умывальником, соединенный с ванной комнатой маленькой неприметной дверцей – на случай, если сразу после захотелось помыться. Ведь всякие случаи бывают, и все не предусмотришь.
– аналогично, два или три таких санузла, что, конечно, говорит о достатке и положении хозяина.
– санузел «господарский» – наполненный сантехникой из бронзы и состаренной меди вперемешку с ультрамодными устройствами для, опять же, нужд. Высокий класс, который обычно не требует дополнительных комментариев. Следуя логике – далее по классу идут два (три, четыре) таких санузла, расположенных под одной крышей.
– санузел «президентский», «олигархический», «председателя правления» или же «партийного» и «профсоюзного босса». Такие санузлы представляют собой настоящие водо-бачковые дворцы, воплощенные в натуральном камне, теплом мраморе, приглушенных благородных тонах червонного золота и старинного темного серебра, которые вбирают в себя все богатство и власть их счастливого обладателя. И недаром. И если кто-нибудь из вашего окружения по незнанию или из чувства собственного превосходства захочет прихвастнуть сумкой «Биркин» из кожи редкой рептилии за восемьдесят тысяч долларов, просто приведите его (или ее) в свой туалет и просто молча стойте, наслаждаясь несомненным триумфом – а потому что ваш золотой унитаз не оставит и камня на камне от пафосных потуг вашего знакомого (или знакомой). И да – такой унитаз – это не просто унитаз, а воплощенная потребность в уважении и комфорте.
Когда Иван Иванович задумывал обустройство своего скромного жилища, перед ним встал вопрос ребром – насколько благородным и достойным должен быть его личный санузел, гостевые, приемные и еще – для любимых женщин. Оговоримся сразу – всего в особняке было девять санузлов. Два – на первом этаже – для дам и господ, удостоенных чести быть принятыми хозяином. Три – на втором этаже, куда имели доступ только самые доверенные лица Ивана Ивановича, его близкие друзья и соратники по борьбе. И еще, конечно, милые дамы, коих, конечно, было не то чтобы слишком много.
Третий этаж был зоной, запретной для всех – кроме уж совершенно избранных – поскольку здесь была приватная зона самого хозяина. На третьем этаже находилось два особенно роскошных санузла, один из которых был – наряду с художественной мастерской и партийной библиотекой – любимым местом времяпрепровождения Ивана Ивановича. Еще один санузел примыкал к бассейну, другой ненавязчиво притулился в непосредственной близости от зимнего сада и оранжереи, о которых мы, вероятно, расскажем позже. Или не будем рассказывать, чтобы не отвлекать читателя ненужными подробностями – но это, как пойдет.
Зато есть смысл подробно остановиться на любимом санузле Ивана Ивановича. И не то, чтобы он как-то сильно отличался от других «президентских» или «высокого партийного босса», но просто для Ивана Ивановича он служил местом сакральным и наполненным ощущением душевного и телесного комфорта. А что согласитесь – дорогого стоит.
Площадь санузла была, примерное, метров пятнадцать. Душа Ивана Ивановича требовала простора во всем, и на компромисс он был не готов. И тут мы вправе задать вам вопрос – как вы думаете, что может быть в туалете, кроме, собственно, унитаза, биде, рукомойника, всевозможных полотенцедержателей и полочек? Допустим – плазменный телевизор во всю стену, но что еще?
Если не знаете, то мы вам подскажем: стеллаж с художественной, идеологической и деловой литературой – это раз, изящный столик на колесиках с разложенными на нем письменными приборами, стопками белой и разноцветной бумаги, карандашами, циркулями и линейками – это два, монитор для наблюдения через видеокамеры, расположенными повсюду (в доме и снаружи), за действиями охраны, техническим персоналом, поварами и т. д. – это три (кстати, рядом с монитором находился подключенный микрофон, через который Иван Иванович мог в любой момент подкорректировать поведение подчиненных или выразить им свое неудовольствие или, наоборот, благодарность – через мощные динамики, совмещенные с видеокамерами), передвижной мини-мольберт с палитрой, кистями и профессионально загрунтованным холстом – это четыре, кофейный набор с электрочайником, заранее наполненным водой и подключенным к розетке – на тот случай, если хозяину просто захочется, не сходя с места, попить кофе или хлебнуть чайку – это пять и, наконец, женский манекен в полный рост, выполненный из высококачественного ультратехнологичного силикона и совершенно похожий на живую женщину – на тот случай, если Ивану Ивановичу вдруг захочется прочитать кому-нибудь актуальную в настоящий момент лекцию о внутренней или международной политике – а достойных собеседников рядом не окажется.
Однако услугами манекена Иван Иванович пользовался редко – и только тогда, когда пребывал уже совсем в благостном настроении и чувствовал в себе силы и желание немного побалагурить. Начинал он всегда одинаково:
– Ну, что ты пялишься на меня, резиновое чудовище? Ведь хоть бы дельное что-нибудь сказала! Хоть раз! Когда, спрашивается, я увижу в тебе должное уважение и пиитет? А я, между прочим, если ты еще не забыла, приютил тебя, когда ты стояла совершенно голой, голодной и с грустными глазами в магазине, обогрел, отмыл, и теперь ты ни в чем не нуждаешься и даже стоишь в самом престижном углу дома. И разве за все это трудно сказать: «Спасибо»? Нет, совсем не трудно – однако ж, пока от тебя я его ни разу не услышал!
– Ну, что ты пялишься на меня, резиновое чудовище? Ведь хоть бы дельное что-нибудь сказала! Хоть раз! Когда, спрашивается, я увижу в тебе должное уважение и пиитет? А я, между прочим, если ты еще не забыла, приютил тебя, когда ты стояла совершенно голой, голодной и с грустными глазами в магазине, обогрел, отмыл, и теперь ты ни в чем не нуждаешься и даже стоишь в самом престижном углу дома. И разве за все это трудно сказать: «Спасибо»? Нет, совсем не трудно – однако ж, пока от тебя я его ни разу не услышал!
И далее следовало продолжение, примерное, в следующем духе (здесь мы приводим его в настоящем времени, поскольку понимаем, что жизнь она всегда – здесь и сейчас, и присутствовать, и быть свидетелем никогда не рано и никогда не поздно):
– Ну, ладно, ладно, прощаю – сегодня я добрый! Но за мою доброту я приказываю тебе немного помолчать, и ты должна сейчас внимательно слушать и запоминать все, что я тебе скажу! Так вот, пока мы тут с тобой бестолково тратим время на твое перевоспитание, в мире творятся страшные вещи! В Европе совсем недавно отгремела война на Балканах, и вновь, как и пятьдесят-шестьдесят лет назад кровавые империалисты всех мастей убивали бомбами и ракетами ни в чем неповинных мирных жителей! Но мы – наша партия – не остались в стороне, а писали гневные письма, собирали деньги и ходили на массовые демонстрации, на которых пели частушки в поддержку сербского народа и водили хороводы в поддержку его же. Правда, нас никто не услышал, – Иван Иванович вдруг погрустнел, осунулся и даже немного посерел лицом. Его губы шевелились, словно он речитативом читал про себя гневное послание кровопийце-президенту США, понимая, что на его мысли все равно всем глубоко плевать.
– Так вот, наши частушки и хоровое пение произвели-таки должное впечатление на кого надо. И мы добились уважения – и с тех пор на каждой американской бомбе, сброшенной на Сербию, была надпись: «С уважением от американского народа и лично от первой леди США! Вот вам пасхальный подарочек!», – Иван Иванович заметно повеселел, выпятил грудь и даже сделался немного выше ростом, – и в нашей победе есть и моя заслуга – а потому, что нельзя с нами вот так – мордой в навоз, а потом размазывать его по всей морде! Нет! – Иван Иванович вдруг перешел на крик, – мы не позволим, и если что, ответим ядерной дубиной по вероятному противнику! Поэтому нас и уважают! И в этом, заметь, целиком заслуга великого и могучего Советского Союза, который развалили подлые люди-крабы с Марса, а мы тут совершенно не причем.
– Но слушай дальше! Во время бомбардировок сербских городов нами было собрано десять тысяч бандеролей и посылок с одеждой и продуктами в поддержку братского народа, и теперь они все пылятся на арендованном нашей партией складе в Подмосковье – а потому что сербы отказались их принимать, мотивируя свой отказ тем, что лучше бы им прислали комплекс ПВО «С-300». Ишь, чего захотели! – Иван Иванович вновь налился кровью, теперь его глаза метали искры, а в расширенных зрачках мелькали сполохи еле-еле сдерживаемого гнева. – Чтобы они продали его американцам для опытов за четверть цены вместе с нашими секретами! Как они это обычно делают! А вот фиг вам, а не «С-300», будете отбиваться носками и валенками, и пусть вам будет стыдно за то, что не поддержали Советский Союз в трудную годину! А посылки мы постепенно реализуем и у нас в стране
– в конце концов, отправим в Африку, чтобы там людям было тепло!
Иван Иванович замолчал. Было видно, что он напряженно думает – а резиновый женский манекен, тем временем, уважительно внимал, и даже иногда казалось, немного поднимал брови и шевелил кончиками губ.
– Но, конечно, куда нам сейчас тягаться с американцами! Не лаптями же с ними воевать! А все потому, что проклятые крабообразные разрушили великую страну, которую все уважали и боялись! Вот, помню, стою я перед кульманом и чувствую уважение, разлитое в воздухе, и наслаждаюсь им, и дышу полной грудью от ощущения сопричастности! А что сейчас? Сейчас нас, разве, кто уважает? Вот, скажи мне, женщина – кто уважает тебя, и кто тебя обогреет, кроме меня? Кто будет тебе читать лекции о международном положении? Никто – поэтому цени, стой смирно, помалкивай и слушай!
– Продолжу мысль. Ты себе даже и не представляешь, как тяжело жить в однополярном мире! В мире, где империалистические стервятники творят, что хотят, а малым народам остается только, что затаиться, попрятаться по пещерам и молиться, чтобы их не разбомбили. А лучше всего – сразу сдаться на милость победителей, назначить над собой колониальную администрацию из американских шпионов и платить дань девушками, нефтью и программным обеспечением местной разработки. И заметь – все равно их никто за людей считать не будет, а будут над ними измываться и прилюдно унижать. А я помню старые добрые времена, когда гордый серп и молот реяли на флагштоках, и без нашего ведома ни одна пушка не могла бы выстрелить по всей планете! Помню, как склонился я над чертежом – с зарплатой в сто двадцать рэ в месяц (а мне еще потом вечером полтора часа стоять в очереди за маслом), а все равно, на душе у меня праздник, поскольку мою страну – а значит, и меня тоже – все в мире уважают и боятся! А сейчас, вот скажи мне, что сейчас? И поговорить-то толком не с кем, а у всех только шкурные интересы на уме, и так и думают, чтобы мною и моими связями воспользоваться и срубить бабла по легкому. А так не бывает – и за все нужно платить, и особенно, когда великая страна в разрухе и восстановлению не подлежит!
Женщина внимала, послушно стоя в углу и совершенно не выказывая признаков накопившегося раздражения. К лекциям о международных делах она уже почти привыкла и теперь жаждала чего-нибудь новенького. Ей было скучно…
В один из дней Иван Иванович комфортно устроился на унитазе и уже было решил оседлать своего любимого конька и возобновить так полюбившиеся ему душевные разговоры о политике, как вдруг ему нестерпимо захотелось выпить кофе. Однако вставать с унитаза было лень, и он решил вызвать мажордома, чтобы тот приготовил и подал ему заветную чашечку с горячим ароматным напитком.
Он нажал кнопку на мониторе и начал через камеры видеонаблюдения высматривать – где же сейчас отлынивает от своих прямых обязанностей этот прощелыга-мажордом. Наконец, Иван Иванович обнаружил его, сидящим в помещении кухни и о чем-то оживленно болтающим с двумя поварихами, приставленными для приготовления пищи обслуживающему персоналу. Сейчас у них случилось затишье между вахтами, и красавец-мажордом, который пользовался у них особой популярностью, заскочил к ним немного почесать языком. В служебном помещении кухни они были одни – ну, а теперь еще появился и Иван Иванович.
Первую повариху звали Наташей, вторую – Лизой. Это были две прекрасные русские девушки, блондинка и брюнетка – обоим лет, наверное, по двадцать пять. Они обе приехали из славного русского города Торжка, чтобы закрепиться в столице, поскольку в самом Торжке ловить было совершенно нечего, а только вечно пьяные местные алкаши каждую ночь горланили «Тальянку» и «Яблони в цвету». Они были подружками – сперва в Москву перебралась Наташа, а вскоре за ней последовала и Лиза, и обе они несколько лет проработали сначала резчицами салатов, потом поварами по приготовлению сопутствующих блюд, а потом даже некоторое время – помощницами шеф-повара в одном из престижных столичных ресторанов. А ресторан принадлежал одному очень известному коммерсанту (на паях с Иваном Ивановичем), где последний девушек и обнаружил и перетащил к себе в особняк.
Девушки ему нравились – легкого нрава, смешливые, симпатичные и, кроме того, мастерицы своего дела – хоть еще и совсем молоденькие. А поскольку Иван Иванович из чувства социальной справедливости заботился о своих наемных работниках, то он сделал все, чтобы кормить их вкусно, сытно, разнообразно и, желательно, неформально, и при этом услаждать их эстетический вкус присутствием рядом миленьких поварих в самом соку.
Сейчас на глазах Ивана Ивановича Наташа и Лиза усиленно заигрывали с мажордомом – его звали Виктор Степанович Чуйский, ему было около сорока, и он происходил из рода пламенных революционеров, чудом спасшихся от гонений проклятого тирана Сталина посредством написания в его честь хвалебных од и воззвании к мировому пролетариату. В глазах Наташи и Лизы Чуйский был завидным женихом, и обе они были совсем не прочь познакомиться с ним поближе.
То, что сейчас разворачивалось перед застенчивым взором Ивана Ивановича, более напоминало прелюдию к битве, когда цели уже определены (целью был Чуйский), приоритеты расставлены, средства достижения цели находятся в шаговой доступности, и все вовлеченные лица только и ждут команды неумолимого генералиссимуса, по которой грянут залпами из всех калибров.
Иван Иванович от предвкушения даже заерзал на унитазе. Он переменил свое решение вызвать Чуйского – сейчас его много более интересовало, что же случится дальше: