– Боюсь, не получится.
– Хорошо. Тогда отрывочек.
– Надо спросить у издателя. Не уверена.
– Жаль. Мы бы вас распиарили.
– Что ты! У нас такие пиарщики! У нас их больше, чем писателей.
– Платят-то хорошо?
– Знаешь, совсем неплохо. Да, кстати. – Она взяла с вешалки сумку, достала кошелек.
– С ума сошла! – сказал он.
– Очерк с погружением, ты же сам сказал. Ты должен описать чувства почтальона, которому дали на чай целых пятьдесят рублей.
– Спасибо, вашество, – он поклонился. – Расписаться не забудьте, вот. И время поставьте, пятнадцать тридцать пять.
Зайдя в лифт, он спрятал деньги в нагрудный карман и улыбнулся. Ему редко давали на чай. Ну, разве мелочь какую-то. А она, постояв в прихожей, вернулась к своему компьютеру, верстать учебное пособие по бухучету. Но завтра должны были прислать кельтские гороскопы.
Индеец Джо заметки по национальному вопросу
Рассказала моя сотрудница, небогатая американская аристократка. То есть Colonial Lady. Происходящая от самых первых поселенцев. Чуть ли не с кораблика «Мэйфлауэр».
У нее был младший брат. Успехи в школе у него были не самые блестящие. А хотелось в хороший университет. Значит, надо искать стипендию. Посоветовался с бабушкой.
И решил стать индейцем. Поскольку бабушкина мама была индейской женщиной. Скво, так сказать. То ли Дакота, то ли Омаха. А индейцам – они же Native Americans – полагались всякие льготы и квоты.
Пишет он в университет: «Так и так, я на самом деле индеец, и все такое».
Ему отвечают: «Это все, конечно, очень мило, но индейцы должны выдать вам сертификат. А то каждый скажет, что он Монтигомо Ястребиный Коготь – стипендий не напасешься».
Приходит парень к индейцам.
Они требуют документы, свидетельства о рождении предков. «Парень, тебе повезло! Ты на одну восьмую индеец. Был бы на одну шестнадцатую – все, поезд ушел». – «Тогда выпишите мне, пожалуйста, сертификат, что я индеец». – «Э, погоди! Сначала надо экзамены сдать».
Дали ему всякие учебные материалы: история, мифология, социальная организация племени. Потом практические занятия – как ставить хижину, повязывать ожерелья, правильно разводить костер. Томагавки, вампум и прочее.
Потом экзамен. Сдал на отлично. Получил бумагу. И поступил на льготно-квотное место. Практически бесплатное.
Я видел его фото. Нос чуть с горбинкой, волосы гладко зачесаны назад и заплетены в косицу. Ожерелье на шее. Настоящий индеец.
А сестра – светлоглазая, белокожая, в кружевном воротничке. Настоящая Daughter of American Revolution.О двуперстии и сугубом «Аллилуйя» заметки по национальному вопросу
Однажды студенты филологического факультета N-ского университета отправились в археографическую экспедицию. То есть на поиски старинных рукописных (а также заодно старопечатных) книг. Это было в самом начале семидесятых годов. Тогда в далеких северных деревнях еще можно было что-то найти.
Они ходили по домам, вежливо расспрашивали стариков и, случалось, приобретали нечто интересное. XVIII, а то и XVII века.
Обследовав одну деревню, пешком шли в следующую. В плащах и комариных сетках, они сами были похожи на странников.
И вот однажды, прошагав несколько дней по густому лесу, они взобрались на каменистый гребень холма и увидели старообрядческий скит. Деревянный храм, несколько жилых строений, и все окружено высоким бревенчатым частоколом.
А в сотне шагов – родник под деревянной крышей.
Они точно знали, что со старообрядцами, да еще живущими в такой глуши, не получится никакого разговора. Ни купить, ни сфотографировать, ни даже поглядеть – не дадут. Но всем казалось, что там что-то есть. Но как узнать?
Решили так. Одна из студенток притворится заблудившейся одинокой туристкой и Христа ради попросится на ночлег. И посмотрит, что там и как. А потом вернется. И расскажет. Или даже, пардон, стащит оттуда какую-нибудь книгу. Все ради науки!
Одна девушка согласилась стать лазутчицей. Хотя ей было страшновато. И не очень хотелось ночевать в монастыре. Современная такая девушка. Но ее уговорили.
И вот на закате она постучалась в тяжелые ворота.
Ей отворили.
Ребята в бинокль видели, как она долго что-то объясняла, прижимая руки к груди.
Вот ее впустили. Ворота закрылись.
Наутро никто из скита не вышел.
На следующий день – тоже.На третий день ворота приоткрылись. Вышла девушка с двумя ведрами. Пошла к роднику. Поглядели в бинокль. Ура! Она!
Двое ребят бегом помчались с холма к ней:
– Катька! Ну, как? Побежали!
Она холодно взглянула на них и сказала:
– Отойдите, бесовское отродье.
– Катька! – заорали они, протягивая к ней руки. – Совсем с ума?..
Она отпрыгнула в сторону и схватила с земли палку:
– Да воскреснет Господь, и расточатся враги Его!
И крепко врезала тому, кто ближе.Liebe, liebe… Amore, amore вопросы терминологии
– У нее такие пушистые ресницы, такие большие глаза, такой безупречный носик, такие персиковые щечки, а фигурка! Боже, какая фигурка… Юная, свежая, прекрасная! Потом она уснула, по-детски свернувшись калачиком, едва накрывшись курточкой, я склонился над ней и понял, что люблю ее… – говорил мой приятель и коллега, вдохновенно и отчасти картинно.
Дело было на выездном семинаре. Нас, человек сорок, поселили в недорогом загородном пансионате. Там отдыхала разная молодежь. На танцы приходили еще девчонки из окрестных, так сказать, деревень.
Вот одну такую девочку лет шестнадцати он затанцевал на сеновал, пардон. А сейчас, значит, делился впечатлениями.
– Люблю ее, – он обкатывал это слово, как леденец во рту. – Люблю, люблю, понимаешь?
– Даже интересно, насколько я тебя ни хрена не понимаю! – сказал я. Я выпил полстакана водки и был настроен философски. – Ну да, хорошенькая девочка, и все такое. Но при чем тут любовь?
– Но я чувствую именно любовь, – сказал он. – Я ее люблю.
– Ты что, мыло ел? – обозлился я. – Ты серьезно?
– А что такое любовь, по-твоему? – он тоже разозлился. – Чтоб законным браком пешком по жизни? И трое детишек? И взаимное уважение в семье?
– Не знаю, – сказал я. – Не в том дело. Я лично могу любить умную женщину. Добрую, понимающую. Желательно образованную.
– А какая она из себя, значит, неважно? – сказал он. – Ты врешь. Ты ханжа.
– Важно, важно, – сказал я. – Конечно, ее должно хотеться. Это элементарно, это за скобками. Но она должна быть умная и нашего круга.
– Ты пошлый сноб, – захихикал он. – Ах, наш аристократический круг!
– Пошлый сноб – это ты. Барин по крестьяночкам пошел, – захихикал я.
– Но я в нее влюбился! Это любовь!
– Значит, ты полный козел, – сказал я.
– Значит, ты полный идиот, – сказал он.
Мы даже поссорились. Потом, правда, помирились.
Но вопрос остался.
Уточненная сексуальность этнография и антропология
На днях захожу в кафе. Сажусь, никто ко мне не подходит. Мимо пробегает совсем юная официантка. Чем-то недовольная.
Я говорю:
– Дайте мне для начала меню, пожалуйста.
Она говорит:
– Мужчина !!! Меню у нас на столах!
Действительно, там воткнута бумажная гармошка. Я смотрю в меню и говорю:
– Женщина ! Принесите мне такой-то кофе и такой-то сэндвич.
Она говорит, записывая в блокнотик:
– Значит, во-первых, такой-то кофе, во-вторых, такой-то сэндвич, а в-третьих, я не женщина !!!
– А кто же вы тогда? – Я даже растерялся.
– Я девушка !!!
– Но вы, как бы сказать, особа женского пола… – говорю я. – Я не хотел вас обидеть. Вы же сказали мне: мужчина . Вот и я обратился к вам тем же манером.
– Я не женщина, а девушка !!! – повторяет она.
Я говорю:
– Ну, раз вы не женщина , то почему меня называете мужчиной ?
– А что вы, мальчик, что ли ?!
– Ну, если вы не женщина, – засмеялся я, – то вы в принципе не можете знать, кто я, мужчина или мальчик . Может, я как раз мальчик и есть? Она повернулась и убежала. Заказ мне принесла уже совсем другая женщина, или девушка, или транссексуалка, или уж не знаю кто. Ситизен оф зе Рашен Федерейшн.
Это, кстати, второй раз в моей жизни такой диалог.
Первый раз было в конце семидесятых. Ремонт в квартире, работают три малярши, я прихожу и приношу им еду. Принес докторской колбасы, сварил макароны, нарезал и поджарил колбасу, зову всех к столу, раскладываю по тарелкам. Одна малярша говорит: «Ой, я столько не съем!» Я говорю: «Ну, что вы! Молодая здоровая женщина чтоб три куска колбасы не осилила?» Она действительно была рослая такая, крупная.
Выпрямляется. Негромко, застенчиво, но строго: «Я девушка».Вчера в Москве было что-то вроде захвата заложницы, хотя на самом деле семейная ссора. По радио говорили: «Девушка была его гражданской женой». Одна приятельница рассказывала про свою знакомую: «Старая дева, живущая в фиктивном гражданском браке».
Оперный театр реализм
– Простите мою дерзость, я бы хотел пригласить вас… вернее, так… – он явно играл неловкого смущенного юношу, этот взрослый, умный, сильный человек. – Вернее так: я вас приглашаю сегодня вечером поужинать. Правда, я совсем не знаю здешних ресторанов, но мы найдем хорошее местечко, да? Вы мне подскажете?
Она подняла на него глаза.
Да, да, да! Они пойдут ужинать. Это будет очень хорошее местечко, веранда над рекой, тихая музыка, букет цветов, официант раскупорит бутылку дорогого вина, потом прогулка по набережной. Да, да! Она пойдет с ним в гостиницу. Да, она будет любить его, безоглядно и счастливо, так, как юная сотрудница областного филиала может любить представителя головного столичного офиса!
Он пообещает ей все. Она ему поверит. Он уедет. Она забеременеет. Ее выгонят из дому. У нее совсем нет денег и негде жить. Она приедет к нему в столицу. Вот она, с большим пузом и тощим чемоданчиком, стоит в подъезде его дома, около лифта. Консьерж не пускает ее. Наконец он, ее любимый, тот, ради кого и все такое, – спускается. Оглядывает ее и цокает языком: «Я не думал, что ты совсем сумасшедшая ». Конец первого действия, но не конец драмы, потому что она встретит свою троюродную сестру, которая любовница главаря мафии. Благородный главарь скажет ей «бедняжка!» – и даст денег на квартиру и хороший роддом. А про соблазнителя скажет «подлец!» – и велит своим людям отомстить негодяю.
Она лежит, окруженная врачами. У нее уже схватки. Сестра звонит ей по мобильнику и говорит, что правосудие свершится сегодня, у входа в дорогой ресторан. Она вырывается из роддома, из последних сил бежит туда. Вот она, в белой больничной одежде, стоит за фонарем и видит, как светские львы и львицы, топ-менеджеры и крупные акционеры, звезды кино и эстрады входят в светящиеся двери. Наконец появляется он, такой же прекрасный, умный, сильный, – и она понимает, что любит его и все ему прощает. Но убийца уже поднял револьвер – она бросается наперерез, она закрывает его собою, – но пуля уже вылетела и впивается ей в сердце.
Свистят сирены, выбегают врачи и сыщики. Она умирает, но успевает родить.
Все плачут. Даже жесткобородый главарь мафии смахивает слезу. А он – тот, из-за кого и все такое, – рыдает и принимает на руки сверток с новорожденным.
Она навсегда остается с ним в виде большого портрета, перед которым никогда не вянут розы и никогда не гаснут свечи – тяжелые, полупрозрачные, перевитые золотыми шнурами со звездами.
Он говорит чуть подросшему ребенку: «Это твоя мама. Я люблю только ее».– Когда зайти за вами? – спросил он.
– Сегодня, кажется, среда, – сказала она. – Мы с мужем идем в оперный театр.
Соврала, конечно. И правильно сделала.
Хотя потом иногда жалела.Обратный билет если заказ оплачен
Немолодой, бедно одетый человек последним прошел через таможенные воротца. Весь багаж его был – обтрепанный портфель.
Он оглядел зал прибытия и улыбнулся. У него не хватало зубов. Он был худой и смуглый. Похож на араба. Но на самом деле европеец, покрытый коркой Востока.
Его никто не встречал, разумеется.
Он достал бумажник. Вытащил иностранную банкноту. Поискал глазами вывеску банка.
И вдруг увидел женщину лет сорока.
У нее в руках был плакатик с его именем и фамилией.
Он шагнул в сторону и спрятался за стеклянным киоском. У него была довольно редкая фамилия. Но все равно, наверное, совпадение. Женщина была стройная, высокая, стандартно красивая. В полуофициальном костюме.
Минут десять прошло, наверное. Она взглянула на часы, повернулась на каблуках. Ему показалось, что она вздохнула.Он вышел из своего укрытия, быстро подошел к ней. Представился.
– Здравствуйте! – она протянула руку. – Наконец-то вы прибыли! – У нее была теплая и сильная рука. – Как долетели? Не устали?
– А вы уверены, что встречаете именно меня? – сказал он.
– Уверена, – сказала она, счастливо улыбаясь. – Вы заказали встречу. Эскорт-леди.
– Я? – изумился он.
– Вы, вы… – она достала из сумочки квитанцию. – Вот. Двадцатого сентября одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года… Номер вашей карточки…
– Боже, – сказал он. – Сейчас двенадцатый год… Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать одно, – она говорила совершенно серьезно. – Если заказ оплачен, он должен быть выполнен.
Они медленно пошли к выходу.
– Занятно, – сказал он. – Вы хоть знаете, почему я немножко опоздал?
– Я все знаю. Ваш самолет захватили. Вы оказались в плену. Вас никто не стал выкупать. Ни совладельцы вашего бизнеса, ни… – замялась она, – вообще никто. Потом вы еще четыре года жили в этой стране. Я знаю, что вас почти никто не ждет.
– Безо всякого «почти», – сказал он.
– Я вас ждала, – сказала она.
– Вы? Почему?
– Потому что, если заказ оплачен, он должен быть выполнен! – чуть не крикнула она. – Я на работе! Вы оплатили эскорт-леди, но не оплатили лимузин с шофером. Я сама за рулем. В заказе написано: «Отвезти домой». Я везу вас домой.
Они вышли из здания терминала, прошли на автостоянку.
– У меня нет дома, – сказал он. – У меня здесь вообще ничего нет.
– Я знаю, – сказала она. – Мы поедем ко мне.
– Занятно, – повторил он. – Даже интересно, что скажут ваши домашние.
– Муж давно со мной развелся. Потому что я все время ходила встречать вас.Интересное кино поездка на заработки
На республиканскую киностудию приехал сценарист из Москвы. Чтобы прямо тут же, в гостинице сидя, написать сценарий для очень перспективного местного режиссера.
Молодой женщине, редактору-стажеру, поручили его встретить, обеспечить творческий процесс, работу с режиссером и вообще все, включая машинистку.
Он ей сразу понравился. И с каждым часом нравился все сильнее.
Все кругом ходили в кожаных куртках, а на нем был суконный пиджак.
Все кругом курили импортные сигареты или трубки, а он – родные крепкие папиросы. Зато вынимал их из серебряного портсигара и вставлял в изгрызенный янтарный мундштук.
Он все время листал затрепанный томик на непривычном иностранном языке.
Она спросила, на каком. Оказалось, на шведском. Он изучил шведский, чтобы смотреть Бергмана в подлиннике.
Она говорила с ним о кино. О заграничном и о нашем.
Он смеялся надо всем, от чего люди приходят в восторг. И, наоборот, хвалил обруганные вещи. Он доказал ей, что наш самый якобы лучший режиссер – на самом деле слабый эпигон. Правда, остальные еще хуже. Кто же тогда хороший? Он назвал какую-то неизвестную фамилию.
– Да? – удивилась она. – А что он снял?
– К сожалению, ничего. Ему не дают работать . Ну ладно, он гений, ему поможет Бог. А вашему пареньку постараюсь помочь я.
Он тактично и мощно работал с режиссером. Он не навязывал свои идеи – он заражал ими, заряжал ими воздух.
– Парень совсем не бездарь, – сказал он вечером в кафе. – Кажется, пора начинать записывать.
Он раскованно и обаятельно сидел за столиком. Папироса в его пальцах смотрелась как драгоценная художественная деталь.Назавтра она пришла к нему в номер с портфелем и пишущей машинкой.
– Мне, право, неловко, – сказал он. – Вы мне позволите курить?
– Для меня это огромная удача, – серьезно сказала она. – Конечно, курите, я ведь тоже курю, вы разве не заметили?
Он начал диктовать.
Она начала печатать. Пальцы не слушались.
Но через три страницы стало легче.
Потому что было плоско и неуклюже. Неинтересно и пресно. Банальный сюжет. Бесцветные диалоги. Надо было изучать Бергмана в подлиннике, чтоб потом сочинять такое ?
Она улыбнулась и перевела дыхание. Восхищение, ослепление, преклонение, желание стоять рядом и держать за руку – вдруг схлынуло. Но мягко, по-хорошему. Появилась спокойная симпатия к доброму, умному, начитанному человеку. Ну, не Карл Майер, не Дзаваттини, ну и что?
Возможно, она даже смогла бы его полюбить.Кусок бумаги в клеточку se non e vero, e ben trovato*
Один мой приятель в самом начале девяностых годов осмотрелся и подумал: «Что же это я, человек молодой, образованный и энергичный, прозябаю в своем гуманитарном НИИ, в то время как мои ровесники занимаются бизнесом и некоторые даже купили себе подержанные, но вполне приличные иномарки?» И тут один из его друзей сказал: «Есть одна компания молодых ребят, у них какой-то вроде бизнес начинается, и им вроде нужен человек со знанием языков». Мой приятель обрадовался возможности подработать и в ближайший же вечер оказался в офисе этой компании молодых ребят.
Это была квартирка в блочном доме, расшатанные столы, кипы бумаг, и несколько человек тюкают пальцами по калькуляторам. «Сейчас вас примет шеф», – сказали моему приятелю.
Шефу мой приятель понравился – после короткого разговора он назначил его вице-президентом по международным связям. И вообще предложил войти в долю: «Давайте работать вместе!»
Но моему приятелю шеф совсем не понравился. Шеф рассказывал о перспективах бизнеса. Например, открыть филиалы своего еще не существующего банка во всех европейских и азиатских столицах. Это впечатляло на фоне протертого кресла. А когда шеф стал расхаживать по комнате и говорить о приобретении десятка-другого заводов и месторождений, мой приятель понял, что перед ним безумец. С горящими глазами, страстной жестикуляцией и потоком опасных фантазий.