— Не время шутить. Раздевайся, или я раздену тебя сама.
Волчок подумал, пожал плечами, а потом небрежно сбросил панцирь. Рубаху он стягивал через голову, сцепив зубы, чтобы не застонать — прикосновение рубахи к ранам доставляло сильную боль.
Эльза взглянула на его худощавое, мускулистое тело, покрытое белыми полосками шрамов.
— Ты отлично сложен, — сказала она.
— Спасибо за комплимент, — мрачно отозвался Егор. — Видела бы ты, как я вышиваю крестиком.
Эльза осмотрела рану у Егора на плече, а затем ссадины на его груди, оставшиеся от когтей зверя.
— Ты был прав, раны неглубокие. Но если их не обработать, они могут загноиться. Посиди у костра, а я принесу смолы. И отмахивайся от паутов, что роятся вокруг.
Эльза направилась к группе молодых хвойных деревьев, видневшихся на пригорке. Егор зябко повел плечами. Сидеть с голым торсом на ветру было неприятно, и костер мало чем мог помочь.
Вскоре девушка вернулась, неся на кончике кинжала кусок замерзшей смолы. Смолу она растопила на костре, затем подняла ветку и смахнула со спины Егора жужжавших слепней и паутов, слетевшихся на кровь.
Прикосновение ветки к ранам вновь заставило Егора сцепить зубы от боли. Заметив, что причинила Волчку боль, девушка смутилась и аккуратно, с величайшей осторожностью, смазала ссадины и порезы Егора целебной смолой. Затем она достала из котомки тряпицу, разорвала ее на полосы и сделала Егору перевязку.
— Готово, — сказала она. — Теперь будешь как новенький.
Егор надел рубаху и потянулся за доспехами, но вдруг остановился. Глядя на Эльзу, он вдруг почувствовал такую щемящую тоску, что к горлу подкатил комок. Девушка показалась ему невероятно красивой. Даже темные круги под глазами не портили эту вдруг возникшую красоту, а придавали ей какой-то болезненно-хрупкий, а потому — томительно-нежный вид. Несколько секунд он смотрел на Эльзу, а потом порывисто обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы.
Отпрянув, Егор отвел взгляд. Выглядел он растерянно, словно сделал нечто такое, чего сам от себя не ожидал.
— Что это было? — спросила Эльза, глядя ему в лицо.
— Поцелуй, — хмуро ответил Волчок.
Эльза, не спуская глаз с его лица, покачала головой:
— Я не об этом. Почему ты поцеловал меня?
Егор усмехнулся и развязно проговорил:
— Вероятно, меня захлестнул огонь желания, и я чуть не сгорел в нем дотла. Это был порыв. Не думай, что я сделал это преднамеренно.
Зрачки девушки сузились.
— В следующий раз, когда захочешь сделать что-нибудь подобное, посмотри на мой меч и представь, как легко он может вонзиться тебе в глотку!
— Хорошо, — сказал Волчок. — Я запомню твое предупреждение.
Он потянулся за доспехами, но на этот раз сама Эльза не дала ему их взять. Она остановила Егора, обхватила его лицо теплыми ладонями, наклонилась и нежно поцеловала его в губы. Волчок больше не сдерживался, он снова обнял девушку и стал целовать ее щеки, шею, глаза, губы. Эльза отвечала на его поцелуи. Он ощутил во рту ее язык — жаркий, трепетный, и сжал ее в объятиях ещё крепче.
Прервав поцелуй, девушка слегка отстранилась, посмотрела Егору в глаза и тихо спросила:
— Что будет дальше?
— Мы добудем кольцо, а потом вернемся в Москву, завалимся в какой-нибудь бар и выпьем по кружке пива.
— А если мы погибнем?
Егор покачал головой:
— Не погибнем!
— Когда ты так говоришь, я тебе верю. Обними меня крепче, Егор.
Обнимавшие ее руки сжались сильнее. Егор снова нашел ее рот своими губами и впился в него поцелуем. Губы Эльзы стали нежными и податливыми. Она не отрывалась от его губ, пока у нее не закружилась голова. Потом прервала затянувшийся поцелуй, чтобы перевести дух.
Губы Волчка спустились ниже по ее щеке и шее, а его рука скользнула ей под одежду и коснулась ее груди. Эльза вздрогнула, на мгновение ей показалось, что она сейчас задохнется. Она ощущала прикосновение рук Егора, его тепло, поток нежности, исходивший от него и пронизывающий всю ее с головы до ног… Дрожащими пальцами она развязала его пояс.
Когда он вошел в нее, преодолев незначительную преграду, Эльза вскрикнула и напряглась, как струна. Их тела переплелись и стали одним целым. Со вздохом, похожим на рыдание, она обвилась вокруг него, женская плоть плотно сомкнулась вокруг мужской. Голова Эльзы закружилась, по телу пробежала жаркая волна, и она вся содрогнулась. Ее будто сорвало с якоря и понесло в открытую бездну…
Глава 6 Реинкарнация
1
Тридцатичетырехлетний художник Георгий Ларин брел по улице, рассеянно и хмуро поглядывая по сторонам. Это был высокий брюнет, одетый в куртку цвета хаки. Волосы Ларина, еще полгода назад длинные и вьющиеся, сейчас были коротко подстрижены, а на изможденном лице его застыла печать озабоченности.
Вот уже два дня Геру Ларина мучили кошмарные сны, странную символику которых он никак не мог понять. Но это еще не все. Порою с ним происходило нечто кошмарное: он словно бы выпадал из реальности на две-три секунды, и в это время окружающий мир менялся: улочки становились чище, дома — ниже, а прохожие, неторопливо прогуливающиеся по этим улочкам, негромко беседовали друг с другом на немецком языке.
Кроме того, в эти мгновения менялся и он сам. Душу Ларина охватывали странные чувства и устремления. Ему вдруг начинало казаться, что весь мир крутится вокруг него и что этот мир должен ему. За что должен? Почему? Непонятно. Но должен, и все тут.
В такие мгновения Гера чувствовал себя гигантом, которого опоили колдовским зельем и швырнули в пещеру, а вход в нее завалили огромным камнем. Он чувствовал, как спертый воздух пещеры душит его, но одновременно знал, что может отодвинуть камень, если только очень сильно этого захочет.
Слоняясь по городу без дела, Георгий забрел в самый центр Москвы, на Манежную площадь. Побродил по ней, рассеянно глядя на толпу туристов и бездельников, прошел к Историческому музею, побрел дальше и, сам того не ожидая, присоединился к группе митингующих людей, сгрудившихся вокруг деревянного помоста, похожего на эшафот.
На помосте стоял высокий человек в черном пальто. У него были недобро мерцающие темные глаза и слегка вьющиеся темные волосы, уже тронутые сединой.
— Мы считаем, что проблема коррупции — наиболее опасная, серьезная, угрожающая каждому из нас и стране в целом! — веско говорил мужчина в микрофон.
Люди одобрительно кивали.
— Рост тарифов на коммунальные услуги — это коррупция! Поборы на дорогах — это коррупция! Взятки чиновникам, полицейским, налоговикам — это коррупция! Плохие дороги — это «откаты» и «распилы», а значит — тоже коррупция! Невозможность открыть свой бизнес — это коррупция, и, как следствие, отсутствие достаточного количества рабочих мест! Все это коррупция, друзья!
Народ одобрительно загудел.
— Если вас нынешнее положение вещей устраивает, можете нас не поддерживать! — чеканил человек в пальто. — Это ваш выбор! Но мы, Партия Народной Свободы, утверждаем — Россия будет свободна!
Собравшиеся вокруг помоста люди захлопали.
Гера Ларин, стоявший в толпе, вдруг почувствовал злость. Двадцать лет назад он был сыном заслуженного художника СССР, ему светило безбедное существование, наполненное такими приятными вещами, как признание, премии международных выставок и, как следствие, — обилие заказов. А что сейчас? Два заказа за полгода. Если так пойдет и дальше, совсем скоро не на что будет купить даже сигареты и выпивку.
Не в силах сдержать закипевшую в груди злость, Гера крикнул:
— А разве не демократы все развалили?
Народ притих и удивленно завертел головами, выискивая человека, нарушившего благородное единение митингующих. А стоявший на помосте взглянул на Георгия, усмехнулся и проговорил в микрофон:
— Когда я слышу такие слова, я вспоминаю Салтыкова-Щедрина — «У нас все — недоразумение»! Булавку, запонку потеряли — недоразумение! Губернию запороли — недоразумение! Советский Союз, с моей точки зрения, распался потому, что все в нем было — одно сплошное недоразумение! У могучего колосса были глиняные ноги!
Гера разозлился еще больше. Растолкав толпу, он подошел к помосту и, задрав голову, прокричал:
— Я вырос в городе, где было двадцать пять крупнейших химических предприятий, и все они работали! Наш город входил в тройку самых крупных химических гигантов мира! И кто меня убедит, что у этого гиганта были «глиняные ноги»?
Человек в пальто тоже разозлился.
— Восемьдесят процентов советских заводов и фабрик работали на военщину! — крикнул он яростно.
— Но заводы работали, и зарплату людям платили! — крикнул в ответ Георгий.
Глаза демократа, стоявшего на помосте, налились кровью.
— Советская власть обездолила десятки миллионов людей! — отчеканил он голосом, полным негодования. — Сталин расстрелял миллионы людей! И это тоже была советская власть!
Георгий усмехнулся.
— Это бред! — громко сказал он, давая выход накопившемуся гневу. — В то время у страны просто не было таких ресурсов, чтобы разбрасываться «десятками миллионов»! При Сталине прирост населения Советского Союза составлял почти полтора миллиона человек в год! А сейчас мы каждый год теряем по миллиону!
— Вы передергиваете цифры! — рявкнул человек в пальто.
— Это вы передергиваете, а я говорю то, что знаю! Благодаря вам, демократам, у меня много свободного времени, и я читаю книги и газеты!
Лицо оратора побагровело. Он сжал кулаки и хотел крикнуть что-то яростное, но стоявший рядом с ним невысокий человечек с черной интеллигентской бородкой и лицом лукавого беса приник к микрофону и насмешливо спросил, обращаясь к Георгию:
— Вы хотите, чтобы народ стал топливом для новой Советской империи?
— Во времена СССР я не был топливом, — сказал в ответ Георгий. — И никто из моих знакомых не был! Это сейчас народ — топливо для попытки построения в России либерализма! Причем крайне неудачного!
Георгий, сам того не ожидая, вскочил на помост, повернулся к толпе и заговорил, и чем больше он говорил, тем тверже становился его голос и тем четче и весомее становились его слова, и народ, роптавший поначалу, затих и стал внимать этим словам с напряженным интересом.
— Мы стыдимся нашего славного прошлого! Мы стыдимся даже нашей символики! А ведь Серп и Молот — две вещи, которые сделали Россию великой державой! Никогда прежде Россия не знала такого величия, как тогда, когда над ней реял символ труда, терпения и гордости — Серп и Молот!
— Так вы за коммунистов? — едко поинтересовался человек с бородкой.
Георгий Ларин взглянул на него через плечо, презрительно скривил губы, а затем снова повернулся к народу:
— Коммунисты были движущей силой истории, но они не выполнили свою миссию! — веско проговорил он. — Этот груз оказался для них непосильным, и они поспешили откреститься от Великой Цели. Нет ничего позорнее такой измены. Но в России еще остались люди, полные решимости вернуть нашей стране ее место в истории. Братья! Друзья! У нас отняли многое. У нас отняли почти все! Но у нас не отнять нашей гордости — гордости великороссов, несущих миру свет истины! Так вспомним же наших дедов и прадедов, вспомним кровь, пролитую ими, вспомним их дела, помыслы, устремления! Это все, чего я хочу для своей страны. Это все, к чему я призываю. Нас поставили на колени! Но пора подняться во весь рост! Пусть те, кто желает России гибели, увидят наши лица, и пусть они прочтут решимость в наших глазах!
Георгий сделал паузу, а потом выбросил вперед сжатый правый кулак и крикнул:
— Да здравствует Святая Русь!
И тут с людьми что-то случилось. Прежде с восторгом принимающие каждую реплику либерала в пальто, они смотрели на Георгия, словно одержимые, а в ответ на его призыв проревели:
— Да здравствует Святая Русь!
И тоже выбросили вперед сжатые кулаки.
— Мы великая нация! — продолжил Георгий, войдя в раж. — Наш северный характер не перешибить никакой плетью, пусть даже на конце этой плети будет ядерная бомба! Русский дух — это дух древних славянских богов и князей! Князей, завоевавших полмира!
— Это парень далеко пойдет! — громко сказал вдруг кто-то.
— Стопудово! — подтвердил другой. — Этот не даст спуску ни олигархам, ни чиновничьей сволочи!
— Правильные вещи говорит! — заметил третий. — Вот за кого надо голосовать!
— Но он вульгарен, — возразила какая-то женщина.
— Однако люди понимают то, что он говорит, — возразил ей какой-то мужчина. — И им это нравится.
— Он играет на низменных инстинктах толпы.
— Только не говори этого толпе — иначе она тебя размажет по асфальту.
Кто-то засмеялся, другие поддержали. Однако все без исключения смотрели на Георгия Ларина восторженными глазами.
Либералы, стоявшие на помосте, переглянулись. Человечек с бородкой подошел к Ларину и, остановившись рядом, тихо проговорил:
— Молодой человек, мы тоже желаем процветания нашей стране. У нас с вами общая цель. Мы были бы рады, если бы вы…
Георгий передернул плечами. Внутри него словно бы что-то перегорело.
— Извините, — промямлил он изменившимся голосом. — Я…
Он махнул рукой, спрыгнул с помоста, быстро протиснулся через толпу и, сунув руки в карманы куртки, стремительно зашагал прочь.
Душа его была в смятении. Никогда прежде Ларин не интересовался политикой и не ходил на митинги. И ораторствовать никогда не умел. Когда он стоял на помосте и говорил с народом, он словно бы не был собой, а превратился в другого человека.
И ведь как веско говорил, как ловко оперировал цифрами! И откуда они только всплыли, эти цифры? Видимо, прочел в какой-то газете…
…Дьявольщина какая-то!
— Вот так и становятся шизофрениками, — с досадой пробормотал Ларин, поеживаясь от ветра.
На душе у Геры стало еще мрачнее. Причину этой мрачности он не смог бы точно назвать, но когда он втягивал ноздрями задымленный, пропахший бензином воздух улицы, ему казалось, будто в запахе этом есть что-то безысходное. Этот запах был предвестником будущей беды, которая настигнет всех жителей этого города. И не только города.
Погруженный в свои мысли Ларин не заметил, как рядом с ним зашагали двое крепких парней в темных куртках. А заметил лишь тогда, когда они крепко взяли его под руки.
Ларин остановился и возмущенно спросил:
— Что происходит? Кто вы такие?
— Мы ваши друзья, — ответил один из парней.
Гера хотел вырваться, но тут что-то кольнуло его в шею, и он обмяк в руках своих странных провожатых.
2
Придя в себя, Ларин открыл глаза и огляделся. Он обнаружил, что сидит в белой комнате, в чрезвычайно мягком и удобном кресле. Прямо перед собой Ларин увидел лысого человека в инвалидном кресле. Колени инвалида были накрыты пледом, а его светлые спокойные глаза с интересом разглядывали Георгия.
Ларин поднял руки к лицу и потер припухшие веки. Потом посмотрел на лысого инвалида и спросил со странной смесью растерянности и угрюмости в голосе:
— Где я нахожусь?
— В секретной лаборатории, — спокойно ответил тот.
— В лаборатории? — Ларин нахмурился. — Вы привезли меня сюда силой.
Незнакомец покачал головой:
— Это не совсем так. У нас не было времени вступать с вами в переговоры. Вы нужны нам, Георгий.
— Вам?
— Да, нам.
Незнакомец сунул бледную руку во внутренний карман дорогого пиджака, достал удостоверение в красной кожаной обложке, раскрыл его и показал Ларину.
Художник несколько секунд разглядывал удостоверение, потом поднял взгляд на упитанное лицо своего собеседника и пробормотал:
— Значит, вы…
— Да, — кивнул тот и убрал «корочку» обратно в карман. — Теперь вы понимаете, что мы не просто похитители. Мы привезли вас сюда для участия в крайне важной исследовательской программе. Кстати, меня зовут Ренат Рустемович. Но вы можете называть меня Ребус.
— Ребус?
Собеседник благожелательно улыбнулся:
— Да. Друзья и коллеги придумали мне такое прозвище. И оно мне нравится.
Несколько секунд Георгий сидел молча, а потом разомкнул побелевшие губы и гневно произнес:
— Срать я хотел на вашу программу! А также на вашу вонючую Контору и на вас лично!
Он резко поднялся с кресла.
— Сядьте, Ларин! — гаркнул на него Ребус, лицо которого вмиг переменилось.
— Да пошел ты…
Художник повернулся и зашагал к двери. Один из охранников встал у него на пути. Ларин криво ухмыльнулся:
— Значит, вы так? Что ж…
Он сделал вид, что хочет развернуться, но вдруг резко ударил охранника кулаком в челюсть. Охранник, однако, с легкостью увернулся от удара, перехватил руку Ларина, вывернул ее и швырнул художника головой вниз. Ларин с размаху ударился о пол лицом. Удар был настолько силен, что перед глазами у художника всё поплыло, а мгновение спустя он погрузился в темноту.
— Ты что, сдурел?! — рявкнул на охранника Ребус.
— С ним все будет в порядке, шеф, — спокойно отозвался охранник. — Он просто в нокауте.
Холеное, упитанное лицо Ребуса побагровело, и он отчеканил:
— Если ты повредил ему мозг, я лично сдеру с тебя шкуру. Отнесите парня к доктору Кремеру, пусть приведет его в порядок.
Лысый босс отвернулся, вынул из кармана пиджака мобильный телефон, щелкнул по кнопкам и прижал трубку к уху.
— Слушаю вас, — отозвался на том конце профессор Терехов.
— Как обстоят дела? — сухо спросил Ребус.
— Нормально, — ответил профессор. — Жизненные показатели Егора и Эльзы в норме.