Последние несколько лет Агадамов курировал проект, который числился среди «прожект-аутсайдеров», но неожиданно стал давать такие ошеломляющие результаты, что затмил собою все, чем до сих пор занимался Агадамов. Одна беда — результаты эти не устраивали руководство. Было озвучено мнение, что проект «Мерцание» неспособен принести быстрой выгоды, а также — никоим образом не помогает достигнуть стратегического преимущества над потенциальным противником.
Недоброжелатели Агадамова «копали» под него днем и ночью, и в результате руководство вынесло вердикт о чрезмерном и необоснованном финансировании проекта, а также высказало недовольство методами, которые использовал в работе полковник Агадамов. И, как говорится, пошло-поехало.
Работа была близка к завершению. Не хватало лишь одного звена, и звеном этим был профессор Терехов, а вернее — его устройство, способное переносить человеческий разум сколь угодно далеко по шкале времени. С помощью этой Машины Ребус собирался добыть то, что про себя называл «недостающим ингредиентом». И наконец-то парень, способный доставить этот «ингредиент», был у Ребуса в руках.
Размышляя об этом, Ренат Рустемович откинул плед и уставился на свои искусственные ноги. Затем поднял перед собой правую руку, сжал пальцы, снова их разжал. Усмехнулся и пробормотал:
— Все не так уж и плохо. А будет еще лучше.
4
Лаборатория, в которую охранники ввели Егора Волкова, отличалась от прежней лаборатории профессора Терехова лишь размерами.
Сам профессор Терехов сидел за столом, согнувшись над микроскопом. Услышав шум, он отпрянул от микроскопа и с неудовольствием посмотрел на дверь. Лицо его стало еще более сухим и морщинистым, волосы на голове — еще более седыми и всклокоченными, а черная полоска усиков над верхней губой — еще более фальшивой и неуместной.
Егор привык видеть Терехова в красном плюшевом халате, теперь же халат на нем был самый заурядный — белый, хлопчатобумажный, накрахмаленный.
На столе, рядом с микроскопом, стояла початая бутылка полусладкого крымского «Каберне», из чего Волчок сделал вывод о том, что и пристрастия профессора Терехова не претерпели особых изменений.
— Проф! — воскликнул Егор, искренне радуясь видеть Терехова живым и невредимым.
— Волчок, — сухо проговорил Терехов в ответ, — а я-то надеялся, что у тебя хватит ума не попасться в лапы Ребусу.
Егор слегка оторопел от такого приема. Он успел позабыть о том, насколько скверным был характер профессора и каким неприятным Терехов умел бывать.
— Проф, вообще-то, я пришел сюда, чтобы спасти вас, — с легким укором проговорил Волчок.
— Спасти? — Терехов хмыкнул. — Ну, валяй — спасай. Ты оказался таким же дураком, как я. И теперь нам обоим некуда деваться и не на что рассчитывать. Впрочем, — тут профессор улыбнулся, отчего кончики его крашеных усов слегка приподнялись, — я все равно рад тебя видеть, Волчок.
Терехов встал из-за стола, прошел навстречу Егору и протянул ему руку. Обменявшись с профессором рукопожатием, Егор взглянул на громоздкую конструкцию, стоявшую в углу лаборатории.
— Тот лысый чудак сказал, что вы усовершенствовали Машину времени. Это так?
— Да, — кивнул Терехов. — Теперь мы в состоянии выудить сознание из тела человека, живущего в прошлом, и перенести это сознание в наше время. Мы можем поместить это сознание в тело носителя, подходящего по ментальным и психосоматическим характеристикам.
— Гениально. А для чего три ванны?
— Они…
Договорить Терехов не успел — дверь распахнулась, и в лабораторию въехал на своем инвалидном кресле Агадамов-Ребус. Гладкая лысина его блестела, отражая яркий свет флуоресцентных ламп.
— Ну, как — успели перемыть мне косточки? — с наигранной веселостью спросил Ребус.
— Вы слишком рано появились, — сухо ответил Терехов. — Мы только начали.
— И все же я вынужден прервать вашу теплую беседу, а вернее — отложить ее до лучших времен. — Ребус согнал улыбку с круглого лица и проговорил с деловитой серьезностью: — Время поджимает, Борис Алексеевич. Пора браться за работу.
— Пора так пора, — равнодушно произнес Терехов.
Он повернулся к Волчку.
— Этот человек объяснил тебе, что ты должен сделать?
— Да, — отозвался Егор. — Я должен разыскать в тысяча девятьсот девятнадцатом году одного ублюдка и препроводить его сюда.
— Разыскивать не понадобится, Квантовый навигатор сам доставит тебя в нужное место.
— Охотно верю, — хмуро произнес Егор. — Но как я сумею переправить этого типа в наше время?
Профессор сунул руку в карман своего белого халата и извлек наружу браслет из красно-желтого металла.
— Ты помнишь эту вещь? — спросил он, показав браслет Волчку.
— Конечно, — отозвался тот. — Я доставил вам этот браслет из тысяча девятьсот сорок второго года.
— Верно, — кивнул Терехов. — С его помощью мы все и провернем.
Егор заметил, как Ребус поморщился при слове «провернем», считая его, по всей вероятности, слишком легкомысленным для обозначения дела, которому он посвятил половину своей жизни.
— Надень его на руку «объекту» и дай нам мысленный сигнал, — продолжил профессор Терехов.
— Вы его услышите?
— Мы — нет, а она, — профессор кивнул в сторону Машины времени, — да. Как только ты наденешь на руку «объекту» наш браслет, он тут же попадет в зону действия высокочастотного излучения, которое генерирует Машина времени.
— Кто попадет? Браслет или «объект»?
Профессор дернул черными усиками:
— «Объект», разумеется. Циркониевый браслет действует как ретранслятор. Он набросит «высокочастотное поле» на твоего подопечного, как набрасывают сеть. По образовавшемуся высокочастотному порталу мы «высосем» у объекта сознание и переместим его в голову носителя, который живет в нашем времени.
Егор улыбнулся.
— Что мне в вас всегда нравилось, проф, так это ваша способность объяснять сложные вещи простым языком. Ну хорошо. А кто будет носителем?
— Это секретная информация, — вмешался в разговор Ребус.
— Выбор носителя произойдет спонтанно, — сказал профессор Терехов.
— Профессор! — осадил его Ребус.
И снова Егор и Терехов пропустили его окрик мимо ушей. Егор нахмурился и раздумчиво проговорил:
— То есть вы даже не будете знать, в чье тело вселится «объект» после перемещения?
— Мы надеемся запеленговать его с помощью Квантового навигатора, — заявил профессор.
— Но…
— Довольно! — гневно прервал Ребус, и лысина его слегка побагровела. — Хватит болтовни! Приступайте к делу, Борис Алексеевич. Сколько времени это займет?
Терехов посмотрел на него спокойным взглядом и ответил:
— Немного. Думаю, мы уложимся в час.
— Отлично. — Гневные морщинки на лбу и щеках Ребуса слегка разгладились. Он повернулся к охранникам, застывшим у двери, и распорядился: — Заблокируйте лабораторию и никого не впускайте без моего приказа. Если со мной что-то случится — убейте их.
Егор и профессор Терехов переглянулись.
— Вижу, вы уделяете слишком много внимания проблемам личной безопасности, — насмешливо заметил Терехов.
Ребус пристально взглянул на него и проговорил:
— Моя жизнь — это все, что у меня есть, профессор. А теперь — приступайте.
Борис Алексеевич кивнул и перевел взгляд на Егора.
— Ну что, дружок, готов принять ванну?
— Всегда готов, — ответил Егор и, стягивая куртку, зашагал к Машине времени.
Раздевшись, Егор встал перед пластиковой ванной, наполненной маслянистой жидкостью.
— Держи!
Профессор вручил ему маску, похожую на респиратор с очками и наушниками. Егор натянул маску на лицо, после чего осторожно улегся в ванну, погрузившись в жидкость с головой. Маслянистая жидкость обволокла его тело, создавая ощущение пребывания в невесомости.
Профессор Терехов опустил прозрачную крышку ванны.
Сквозь крышку Егор видел циферблат лампового приемника «Рассвет», присоединенного к пульту управления. Стрелки на циферблате начали вращаться в обратную сторону. Стенки и крышка ванны стали темнеть. Через несколько секунд они стали непроницаемо-черными. Волчок погрузился в полную темноту. Спустя еще какое-то время он перестал ощущать пространство и время. Перемещение началось.
5
Песня доносилась из дорогого ресторана, расположенного на живописном берегу реки. Молодой художник, стоявший на противоположном берегу, опустил кисть и заслушался.
Через минуту он заставил себя встряхнуться и сосредоточиться. Собор Фрауенкирхе оказался крепким орешком. Молодому человеку никак не удавалось перенести на холст ощущение готовности к полету и в то же время прочной основательности, которое навевали на него две готические башни, устремленные в небо.
Через минуту он заставил себя встряхнуться и сосредоточиться. Собор Фрауенкирхе оказался крепким орешком. Молодому человеку никак не удавалось перенести на холст ощущение готовности к полету и в то же время прочной основательности, которое навевали на него две готические башни, устремленные в небо.
— Хорошая работа, — произнес у него за спиной спокойный мужской голос.
Молодой человек обернулся и увидел высокого, широкоплечего господина в твидовом костюме и широкополой фетровой шляпе. Художник окинул фигуру незнакомца суровым взглядом и сказал:
— Вам правда нравится?
Незнакомец кивнул:
— Да. У этой картины есть свой характер. А у вас — своя манера.
Молодой человек усмехнулся:
— Вы не видели других моих работ и не можете об этом судить.
— Вы правы. Но эта картина мне определенно нравится. — Мужчина сунул руку в карман пиджака и достал бумажник. — Сколько вы за нее хотите?
Глаза молодого человека блеснули голодным блеском.
— Двадцать марок, — выпалил он.
Мужчина отсчитал двадцать марок и протянул их художнику. Когда художник забирал деньги, рука у него слегка подрагивала. Парень явно волновался.
— И много у вас таких работ? — поинтересовался незнакомец.
— Достаточно для хорошей экспозиции, — ответил парень.
— В таком случае… — Мужчина снял перчатки и протянул молодому художнику правую руку. — Георг Вольф. Это мое имя. А сам я — коммерсант.
Молодой человек пожал руку и представился:
— Адольф Гитлер.
— Гитлер? Звонкая фамилия. Вы австриец?
Художник покачал головой:
— Нет. Не австриец и не еврей. Я немец.
Господин Вольф (а вернее — Егор Волков, разум которого безраздельно властвовал над телом господина Вольфа, сделав его своим носителем) чуть прищурил темные глаза и сказал:
— Судя по всему, вам не часто удается продать картину, верно?
— С чего вы взяли?
Егор окинул фигуру парня взглядом:
— Вас не назовешь богатым человеком.
Гитлер усмехнулся, не размыкая губ, как делают люди, стесняющиеся плохих зубов.
— Не нужно быть сыщиком, чтобы это понять.
— А я и не претендую на проницательность Пинкертона, — миролюбиво проговорил Егор. — Послушайте, Адольф, что, если я вас приглашу куда-нибудь на чашку чая? Тут неподалеку есть отличная кондитерская, где продают потрясающие штоллены.
Молодой художник выслушал предложение с недоверчивым видом.
— Для чего вам это? — хмуро спросил он.
— Просто хочу вас угостить.
— Да, но с какой целью?
— Подразумеваете меркантильный интерес? Что ж, он у меня имеется. Мне нравится ваша манера, Адольф. И как знать — возможно, я сумею сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Так как насчет штолленов?
Еще пару секунд молодой художник молчал, а потом сказал:
— Я бы предпочел порцию баварских колбасок или айсбан с капустой.
Егор улыбнулся:
— Отличный выбор. Тут за углом есть добротный ресторанчик. Идемте!
Гитлер уже прикончил свиную рульку с капустой и теперь уплетал жареные яйца со свеклой и рубленой соленой говядиной, закусывая их румяными булочками.
Егор смотрел на будущего фюрера задумчивым взглядом. В голове у него не укладывалось, как из этого тщедушного, нервного паренька получится злой гений человечества, который отправит на свет миллионы ни в чем не повинных людей.
А может, это ошибка?..
Егор припомнил слова одного своего знакомого из сорок второго года: «Помню, лет десять назад по Берлину ходили слухи, что настоящего Гитлера подменили. Никто из тех, кто знал фюрера прежде, не мог поверить, что он так стремительно вырос из обычного парня в величайшего титана и гения человечества!»
Да, пропасть между Гитлером настоящим и шедевром, который создаст нацистская пропаганда, была разительная.
— Скажите мне, Адольф, у вас есть мечта? — спросил парня Егор.
Гитлер перестал жевать, удивленно уставившись на Егора, а затем пожал плечами и ответил:
— Мечта есть у всякого, господин Вольф.
— И о чем же мечтаете вы?
— У меня есть несколько вариантов, но я до сих пор не решил, на каком из них остановиться.
— И что это за варианты?
— Говорят, я хороший художник. Сам Макс Цепер считает, что у меня имеется талант. Кроме того, меня очень интересует архитектура.
Егор внимательно посмотрел на худощавое, светлоглазое лицо парня и спросил:
— А если у вас не получится?
Гитлер усмехнулся:
— Вам ведь понравился мой пейзаж.
— Да, но между хорошим художником и великим художником — пропасть. Чем вы предполагаете заняться, если краски и холсты не принесут вам ни славы, ни сколько-нибудь ощутимого дохода?
— Я верю в свою судьбу, господин Вольф. Сильный и целеустремленный человек способен добиться многого, если ему помогают высшие силы.
— Вы говорите о Боге?
— Да, я говорю о Боге. Но не о том слезливом христианском Боге, которого нам навязывает европейская культура, а о Боге сильных и здоровых душой и телом людей.
— И что это за Бог?
Гитлер усмехнулся:
— У него много имен. Кто-то называет его Одином, кто-то Вотаном… Но я не думаю, что человеческий язык способен воспроизвести истинное имя Бога. Все, что нам дано, это чувствовать его волю и верить в его содействие.
— Интересные воззрения для художника, — заметил Егор.
— Почему? — приподнял брови Гитлер.
— Обычно такие слова можно услышать от полководцев или политиков. Вы, кстати, никогда не помышляли о политическом поприще?
Гитлер несколько секунд думал, затем откинул рукою челку со лба, посмотрел на Егора серьезным взглядом и ответил:
— Мне нравится оказывать влияние на людей. Но, признаюсь, в политике я полный профан. Хотя, конечно, у меня имеется своя точка зрения на этот счет.
— И в чем она заключается?
— Все беды современного человечества — результат действия трех разрушительных сил.
— У этих сил есть названия?
— Конечно! Эти три силы — коммунизм, сионизм и демократия! — Гитлер на мгновение замолчал, а потом смущенно добавил, как бы извиняясь за то, что беспричинно повысил голос: — Впрочем, я слишком далек от политики, чтобы всерьез это обсуждать.
«Как было бы хорошо, чтобы ты всегда был от нее так же далек, как сейчас», — подумал Егор.
Он посмотрел, как Гитлер доедает очередное блюдо, и предложил:
— Еще пива?
— Можно, — кивнул парень.
Егор сделал заказ. Вскоре пиво было на столе.
— Ну, а как вы относитесь к русским? — спросил Егор, который при всем своем старании никак не мог разглядеть в художнике будущего нацистского фюрера.
Гитлер оторвался от кружки с пивом и ответил:
— Я был знаком с их вождем — Лениным. Вы знаете, что он много лет жил в Германии?
— Да, я об этом слышал.
Гитлер усмехнулся:
— Однако это не сделало его немцем. Поговаривают, что Ленин — настоящий еврей.
— И вы с этим согласны?
— Почему бы и нет? Русские опорочили себя, сделав евреев своими властителями. За это они заслуживают уничтожения.
Гитлер подцепил вилкой кусок соленой говядины и запил ее холодным пивом.
— Мы с вами говорили о христианстве, — продолжил он с набитым ртом. — Со всей прямотою могу вам сказать, что христианство — религия слабых и немощных. От Нового Завета так и веет болезнью. Наши предки чтили других богов — бесстрашных, могучих воинов. Тор, Один, Хермот… Вот это были боги! Древние германцы и викинги-мореплаватели разбирались в жизни и знали толк в смерти. Их боги часто одаривали людей необыкновенными способностями.
— Вы говорите об этих богах так, будто они и впрямь существуют, — заметил Егор.
Гитлер прищурил зеленовато-голубые глаза и лукаво произнес:
— Как знать. Мир пронизан таинственными стихиями, господин Вольф. А имена богов — это прекрасный способ обозначить эти стихии. Вы так не считаете?
— Я христианин, — сказал Егор. — Я верую в Иисуса.
— В Иисуса? — Гитлер скривился. — Плачущий божок, не терпящий физического и душевного здоровья. Да и Сатана, которого вы все так боитесь, — невыразительное и скучное порождение Тьмы.
— Сатана кажется вам скучным? — удивился Егор.
— Конечно! Сравните его с демоническими созданиями германо-скандинавской мифологии. Они преисполнены мощи и торжественного величия! Они не сомневаются, а действуют! Не соблазняют, а сражаются! Пес-демон Гарм, дракон Фафнир, гигантский волк Фенрир! Представьте себе огромного, могучего волка, которого боятся даже боги!
— Если мне не изменяет память, боги приковали этого гигантского волка к скале.
— Верно, — кивнул Гитлер. — Однако пророки предсказывали богам, что перед концом света волк Фенрир разорвет оковы, вырвется на свободу и проглотит солнечный диск, а в последней битве богов с чудовищами и великанами он проглотит самого бога Одина!