– Вы много работаете, – продолжала она, – долгие часы, но вы чувствуете себя частью вашей любимой работы. А такая любовь приносит свои плоды – разве нет?..
Делла Стрит силилась что-то сказать, но гадалка продолжала.
– Прекрасные плоды! – восхитилась Кармен Монтеррей. – Красивые плоды. Сперва появятся цветы, потом и плоды… Бывают времена, когда вам хотелось бы отдохнуть, уйти от дел, но вы не хотите оставлять вашу работу. Долгое время вы были одиноки в мире. Ваша мать умерла, когда вы были еще юны, а ваш отец… Возможно, до того, как ваша мать умерла, произошел разрыв, и ваша мать умерла от разбитого сердца… Нет? И это обстоятельство произвело на вас неизгладимое впечатление. Вы узнали, что, когда женщина отдает кому-то свое сердце, она отдает все… Возможно…
Делла Стрит вдруг резко отдернула руку.
– Хватит! – нервно засмеялась девушка. – Хватит!
Кармен Монтеррей понимающе посмотрела на нее.
– Будущее, – сказала она, – возможно, определяется прошлым. Корабль, который не покидает порт, потому что боится штормов, не может привезти обратно богатый груз – разве не так?
– Так, – согласилась Делла Стрит.
Кармен Монтеррей взглянула на Перри Мейсона, потянулась было за его рукой, но вместо этого внезапно обратилась к Гарри Фрэнку:
– Желаете ли вы узнать свою судьбу? Нет?
– Нет, – коротко, но выразительно ответил Фрэнк.
– По-моему, вы очень хорошая гадалка, мисс… – похвалил Мейсон.
– Кармен, – сказала она. – Называйте меня Кармен.
– Очень хорошая.
– Я всегда была медиумом. И могу предвидеть и предсказывать… Иногда по линии руки…
– Вы в самом деле верите в то, что говорите?
Она пожала плечами и рассмеялась:
– Как я могу знать, во что я верю? Когда чему-нибудь веришь, это становится частью тебя. Знаю только, что когда беру руку человека, то чувствую, как в меня что-то входит. Это перетекает из руки в мою кровь, в мой мозг, и я чувствую, как ко мне приходит внутреннее зрение. Я смотрю на линию руки, я держу эту руку в своих, но идеи формируются в моем мозгу. Вы это называете искусством медиума – разве нет?
– Наверное, так, – с сомнением произнес Мейсон. – Вы родились здесь, в этих местах?
Она отрицательно покачала головой.
– Я родилась в Мексике.
– Вы мудрая, – сказал Мейсон. – Вы много путешествовали – нет?
Она засмеялась:
– Вы уже переняли мексиканский обычай заканчивать фразу вопросом. Моя тетка смеется надо мной, а сама тоже так говорит. Мы говорим в конце фразы «нет», вкладывая в это вопрос, хотя ответ должен быть «да», но мы говорим «нет», чтобы другому было легче отвечать.
– Где вы получили образование? – спросил Мейсон.
– Я путешествовала, – немного печально ответила она.
– По Европе?
– Нет.
– По Южной Америке?
Она кивнула.
– Мне всегда хотелось побывать в Южной Америке. Скажите, там красиво? – спросил Мейсон.
– О, сеньор! – восхитилась Кармен, закатив глаза. – Там необыкновенно красиво!
– Вы давно там были?
– Я только что вернулась оттуда.
– Вот как!
– Моя способность предсказывать служит другим, а свою судьбу я не могу увидеть столь же ясно. Моя больная подруга исчезла, и никто не знает, куда она делась. Некоторые говорят, что она, должно быть, умерла. Но они не могут сказать, когда и каким образом она умерла. И я должна признаться, что и я тоже не знаю.
Иногда я чувствую, что она жива и очень близко, а иногда – что она умерла и далеко. Это странно. Перед смертью у нее было огромное потрясение… Но что это я все о себе… Поговорим лучше о вас. У вас много талантов, вы обладаете качествами, которым завидуют другие, но вы теперь в очень большой опасности – нет?
– Нет, – с улыбкой сказал Мейсон.
– О, а я думаю, что да. Думаю, что даже сейчас вы в опасности, может быть, поэтому и не хотите знать свою судьбу. Нет?
Мейсон откинул голову и снова рассмеялся:
– Ваша манера продавать товар очаровательна, мисс Кармен! Разумеется, я хочу знать мою судьбу.
Она взяла его руку в свою, секунду подержала.
И вдруг Фрэнк кашлянул, предупреждая, поймал взгляд Мейсона и сделал незаметный жест.
Мейсон поднял глаза и увидел двух широкоплечих, настороженных, агрессивно-напористых мужчин, вошедших в ресторан.
Мексиканка, которой принадлежал кабачок, подошла к ним с радушной улыбкой, но, увидев печать официальности на их лицах, сразу будто сникла.
Один из мужчин что-то сказал вполголоса.
Женщина показала рукой по направлению к отдельному кабинету.
Двое мужчин подошли, один отогнул лацкан пиджака и показал звезду.
– О’кей, Кармен, – сказал он, – хватит с тебя! Собирай вещи. Пойдешь с нами. Тебе кто-то хочет задать несколько вопросов.
Он равнодушно посмотрел на Мейсона:
– Простите, что нарушаю вашу компанию, мистер, – и положил руку на плечо женщины. – Пошли, Кармен! – позвал он.
– Но я не понимаю…
– Неважно, пойдем!
Хозяйка ресторана была явно обеспокоена.
– Пожалуйста, Кармен, скорей, – торопила она, потом быстро затараторила по-испански, и Кармен засуетилась.
– Ну, – сказал Мейсон, когда мужчины проводили девушку к машине, – с меня довольно! Позвоню Полу Дрейку и спрошу, не знает ли он чего-нибудь относительно всего этого.
Он вошел в телефонную кабину, набрал номер офиса Дрейка и, когда детектив ответил, сообщил:
– Они только что взяли Кармен, Пол. Ты что-нибудь в этом понимаешь?
– Мне ничего не известно наверняка, Перри, но я полагаю, что то письмо в бутылке находится в руках властей и они намерены провести по нему расследование. Однако у меня есть и другие новости. Кармен тебе гадала?
– Да.
– Ну и как?
– Очень здорово, Пол! Она настоящий медиум.
– Она тебе хорошо нагадала?
– Хорошо-то хорошо, но не до конца. Ее прервали.
– Если предсказала хорошее, – сказал Пол, – она неважный медиум. Только что сообщили, что у шерифа в руках бесспорное обвинение против Дороти Феннер и что он готов доказать, что именно ты был тем сообщником, который ждал ее в каноэ, когда она в субботу вечером проникла в дом Джорджа Олдера, чтобы похитить вещественное доказательство.
Глава 14
– Подсудимая имеет право отвести не удовлетворяющий ее состав жюри присяжных, – объявил судья Кэри.
Перри Мейсон встал, учтиво поклонился.
– Мы совершенно удовлетворены имеющимся составом, ваша честь.
Судья Кэри взглянул на обвинителя. Клод Глостер, окружной прокурор, широким жестом выразил одобрение:
– Приведите жюри к присяге.
Члены жюри, семь мужчин и пять женщин, встали со своих мест, подняли правые руки и поклялись честно и беспристрастно рассматривать дело, вынести справедливый приговор по иску народа штата Калифорния к подсудимой Дороти Феннер.
Клод Глостер, обвинитель, сделал краткое вступительное заявление, в котором выразил готовность доказать, что обвиняемая Дороти Феннер с заранее обдуманным намерением убила Джорджа С. Олдера в его доме, находящемся на берегу залива, на территории, известной как «Остров Олдера». Что смерть наступила в результате выстрела из револьвера. Что пуля проникла в затылок, затронула главную артерию и раздробила позвоночник – жертва упала на ходу, ожидая прихода обвиняемой. Олдер запер собаку, которая в последние несколько месяцев была его неразлучным компаньоном, чтобы обвиняемая могла прийти в дом, не боясь ее. Обвиняемая убила свою жертву одним выстрелом из револьвера 38-го калибра, выбежала через заднюю дверь на берег, где оставила каноэ или какую-то другую небольшую лодку, приплыла на веслах к своей яхте, переоделась, дошла до причала и возвратилась в номер своего отеля…
Вступительное слово было более чем кратким. Закончив, обвинитель сел. Мейсон отказался от вступительного слова, и окружной прокурор вызвал первого свидетеля.
Судебно-медицинский эксперт констатировал, блеснув знанием технической терминологии, факт смерти и ее причину.
Клод Глостер, осторожный, опасный противник в суде, блестяще владеющий логикой, задал несколько вопросов, чтобы обратить внимание именно на те пункты, которые ему были нужны, а затем прекратил допрос.
– Вы желаете, – любезно обратился он к адвокату, – допросить свидетеля, мистер Мейсон?
– У меня только один вопрос, – ответил тот.
– Прошу вас, спрашивайте.
– Благодарю. Доктор, когда вы осматривали труп, вы определили причину смерти?
– Да, сэр.
– Вы упомянули, что смерть наступила в результате выстрела пулей тридцать восьмого калибра?
– Да, сэр.
– Эта пуля была потом найдена?
– Нет, сэр, пуля не была найдена.
– В таком случае откуда вам известен калибр?
– Отчасти по размеру раны, отчасти из заключения, сделанного мною: под трупом лежал револьвер, из которого и был сделан смертельный выстрел.
– Если вы не нашли пулю, как вы могли определить, что смертельный выстрел был сделан из револьвера, который вы обнаружили лежащим под трупом?
– Потому что выстрел из него был сделан недавно, потому что не было никакого иного места, куда могла бы уйти эта пуля, и потому что револьвер был тридцать восьмого калибра.
– Понятно. Значит, вы определили, что смертельная пуля была тридцать восьмого калибра, потому что револьвер был найден под трупом; и вы знаете, что это – то самое оружие, из которого был сделан выстрел, потому что оно тридцать восьмого калибра. Правильно я вас понял?
– Когда вы сказанное мною сформулировали таким образом, это прозвучало как нелепость.
– В таком случае, сэр, выразите ваши умозаключения как-нибудь иначе, чтобы они не производили впечатления нелепости.
– Ну… размер раны.
– Разве вам не известно, доктор, что пуля оставляет отверстие в теле меньше, чем калибр орудия?
– Как же может входное отверстие раны оказаться меньше, чем калибр пули?
– Благодаря эластичности кожи, – объяснил Мейсон.
– Ну, все равно, это была пуля тридцать восьмого калибра. Я в этом уверен и на этом настаиваю.
– Но та часть вашего показания, где вы утверждаете, что тот револьвер был орудием убийства, является плодом вашего умозаключения, и только?
– Это мнение специалиста.
– Мнение специалиста, основанное на чистом умозаключении, доктор?
– Ну да, если хотите.
– У меня все, – сказал Мейсон.
После принесения присяги топограф предъявил суду карту и план имения Олдера. Затем был допрошен полицейский, показавший, что он был вызван на место происшествия телефонным звонком одного из соседей, а тот в свою очередь был разбужен пронзительными криками одной из горничных, вернувшейся из кино и нашедшей своего хозяина Джорджа Олдера уже бездыханным, лежавшим на полу кабинета. Полицейский описал окружающую обстановку, сказал, что с того момента, как он пришел на место происшествия, он оставался на посту, что поручил другим позвонить шерифу и уведомить следователя. Свидетель дождался следователя на месте. Он присутствовал при фотографировании и опознал ряд снимков, запечатлевших мертвое тело и состояние окружавших убитого вещей.
– Задавайте вопросы, – спокойно и небрежно бросил Глостер.
– Собака была, значит, заперта в соседней комнате? – спросил Мейсон.
– Это была не соседняя комната, а нечто вроде… чулана, что ли, с вентилятором и окном под потолком. Окно было так высоко, что собака не могла до него дотянуться.
– Кто выпустил собаку?
– Ну… после того как прибыло подкрепление, мы вроде как выпустили ее все вместе.
– И что произошло?
Полицейский сказал:
– Мы попытались приоткрыть дверь, чтобы, когда пес высунет голову, накинуть ему на шею поводок.
– Удалось вам это сделать?
Полицейский усмехнулся:
– Этот пес был как пуля. Мы только-только приоткрыли дверь, как он выскочил, вырвал поводок из рук человека, который пытался его удержать, и словно молния помчался вон из дома.
– Куда он побежал?
– Последнее, что я успел увидеть, это то, как он пробежал по комнате, рванулся вниз по боковой лестнице, а поводок тащился за ним.
– Вы выбежали следом?
– Да, сэр.
– И где же он был?
Свидетель усмехнулся.
– Он скрылся из виду.
Эти слова полицейского вызвали смех в зале.
– Вам известно, куда побежала собака?
– Только со слов других, сэр, а сам я не видел.
– Во дворе пса не было видно?
– Нет, сэр.
– Вы наверняка знаете, что его не было на заднем дворе?
– Он, как видно, обежал вокруг дома и пытался проникнуть через калитку на улицу. Но я не знаю точно, не могу поклясться, что дело было именно так, потому что, когда я обошел переднюю часть дома, горничная, которая выбежала через парадный ход, держала его на привязи, на поводке.
– Пыталась ли собака кусаться?
– Пес позволил горничной держать его за поводок.
– Это была та самая горничная, которая обнаружила труп хозяина?
– Да, сэр, та самая.
– А где теперь находится собака?
– О, ваша честь, – перебил Глостер. – Адвокат неправильно ведет перекрестный допрос. Это совершенно побочное обстоятельство, не связанное с исходом дела.
– Но если свидетель знает, пусть ответит на этот вопрос, – разрешил судья. – Я не вижу, чтобы это было особенно важным, но хочу предоставить защитнику более широкие возможности в проведении перекрестного допроса.
– Но, ваша честь, вопрос о том, где сейчас находится собака, уводит следствие далеко в сторону, – вежливо возразил Глостер. – Я считаю важным лишь то обстоятельство, что покойный запер собаку в этом чулане, чтобы посетитель, которого он ожидал, не был потревожен ею. Мы готовы доказать, что это обыкновенно происходило в подобных случаях. Как только кто-то должен был приехать в дом, то есть любой посторонний человек, собаку либо запирали, либо держали на привязи. Но вопрос, где собака находится теперь, – это, конечно, выходит далеко за пределы слушания данного дела.
Мейсон с вежливой улыбкой согласился.
– Ну хорошо, если это так несущественно, почему бы не позволить мне узнать, где все-таки находится собака?
– Потому что нет надобности загромождать протокол множеством посторонних, не относящихся к делу деталей.
– Согласен, но пусть для моего личного сведения мне скажут, где теперь находится собака.
Глостер в нетерпении покачал головой. Судья Кэри начинал проявлять признаки живейшего интереса.
– Я считаю, что защита имеет право знать это, – высказал он свое мнение, которое считалось непреложным.
– Ваша честь, – теряя терпение, сказал Глостер, – я хочу иметь все улики для справедливого решения дела, в свою очередь, решение должно ограничиться ответом на вопрос: кто убил Джорджа С. Олдера. Если мы начнем вводить в дело собак и спрашивать, где теперь собака, что собака ест, как собака себя чувствует и скорбит ли по своему покойному хозяину, и…
– Но защитник не спрашивал про собачью диету! Он интересовался, где теперь находится эта собака, – уточнил судья Кэри, – и я считаю, что он имеет право это знать. Отвечайте на вопрос, свидетель.
– Я не знаю, – сказал полицейский. – Я полагаю, что ее отдали в какой-то собачий приют. Это последнее, что я слышал.
– Вы знаете фамилию хозяина этого приюта, мистер Глостер? – довольно грозным тоном осведомился судья Кэри.
– Нет, ваша честь, этим вопросом занимался шериф.
– Ладно, узнайте у него и доложите мне, – распорядился судья Кэри. – Считаю, что мы имеем право знать, где находится собака. Есть еще вопросы, мистер Мейсон?
– Да, относительно чулана, где содержалась собака, – сказал Мейсон. – Вы говорили, что помещение было оборудовано специально для животного?
– Нет, сэр, я не говорил этого. По-моему, это был обыкновенный чулан с вентилятором. Ведь собаку держали в нем не постоянно, там была ее постель, миска с водой, а внутренняя сторона двери оказалась вся исцарапана, когда пес пытался вырваться оттуда в день совершения преступления. Он даже повредил себе коготь.
– Вы обратили внимание, что у пса оторван коготь? – спросил Мейсон.
– Я не видел оторванного когтя, но можно было понять, что он сорван, потому что на внутренней стороне двери были ясно видны три кровавые полоски, где его лапа скребла по дереву, а на полу чулана осталась пара кровавых пятен, несколько смазанных. Если спросите меня, я скажу, что преступно было оставлять собаку запертой в помещении, обшитом деревянной панелью, как там. Внутреннюю сторону двери следовало обшить мягким куском дерева, тогда собака не сорвала бы коготь о панель.
– А прежде он когда-нибудь скребся в дверь? – неожиданно задал вопрос Мейсон.
– Ну, надо отдать справедливость хозяину, царапины были совсем свежие. Полагаю, что… Виноват, я забыл, что не могу высказывать свое мнение.
– Продолжайте, продолжайте, ничего, – одобряюще кивнул ему Мейсон. – Я не возражаю. Как видно по всему, ваше мнение более обоснованно, чем заключение экспертов.
Свидетель ухмыльнулся.
– Так вот, царапины на двери были совсем свежими. Я обратил на это внимание других, когда мы открыли дверь и собака выбежала из чулана. Очевидно, пес был дисциплинированный и приученный оставаться спокойно в чулане. Но когда он услышал выстрел, а до этого, полагаю, и ссору, то он… словом, ему так хотелось вырваться оттуда, что он сорвал коготь о грубую обшивку. Я любитель собак, и меня всегда возмущает, когда я вижу животное, страдающее из-за небрежности человека.
– У собаки было сорвано больше одного когтя? – спросил Мейсон.
– Я бы сказал, только один.
– И ни одной несвежей царапины на двери?
– Нет, сэр. Между прочим, я спрашивал у слуг про это, но боюсь, что их слова не могут служить свидетельством для суда.
– Другими словами, – тотчас догадался Мейсон, – вы пытались доказать, что – по крайней мере, по вашему убеждению, – выстрелу предшествовала ссора. Так?
– Да, сэр.
– Вы так и сказали вашим товарищам?