– Да, сэр.
– Вы так и сказали вашим товарищам?
– Да, сэр.
– В таком случае, раз уж мы заговорили о предположениях, как вы полагаете, каким образом убийца мог завладеть револьвером Олдера?
– Должно быть, он лежал на письменном столе, или, возможно, молодая женщина…
– О, ваша честь! – запротестовал Глостер.
– Все это, разумеется, не является уликами, – провозгласил судья Кэри. – Защитник может спрашивать про эти факты, но это не улики.
– Нет, почему же? Это совершенно то же самое, что и остальные факты дела, – возразил Мейсон.
– Думаю, нам следует воздержаться от дискуссии, мистер Мейсон.
– Справедливо, ваша честь.
– Это все, – объявил Глостер. – Моим следующим свидетелем будет шериф графства, Леонард С. Кедди.
Шериф, высокий, коренастый, медлительный субъект, принес присягу, расположился на свидетельском месте и назвал свою фамилию, адрес и род занятий.
– Вы были вызваны в резиденцию Джорджа С. Олдера на «Острове Олдера» в ночь на третье августа?
– Да, был, сэр.
– И что вы там обнаружили, шериф?
– Когда я приехал, там уже были люди, прибывшие туда некоторое время назад. Я организовал обыск, осмотрелся. Мы обнаружили, что с пристани пропала лодка, одна из маленьких лодочек, и предположили, что в ней мог скрыться убийца. На пристани был установлен сигнал тревоги, но тот, кто был знаком с его устройством, знал, что его можно отключить только со стороны берега, и тогда он бездействовал около трех минут, но потом опять включался. Я занялся той частью расследования, которая включала розыск лодки.
– И вы нашли ее?
– Да, сэр, нашел.
– Где?
– Она плавала в заливе.
– Можете нам показать на этой карте, хотя бы приблизительно, точку, где вы нашли эту лодку?
– Да, сэр, могу. Она была как раз вот здесь, где я сейчас поставлю карандашом крестик.
– Лодка была найдена в вашем присутствии?
– Да, сэр.
– А вы не заметили ничего особенного в этой лодке?
– Она была свежепокрашена зеленой краской.
– Вы производили расследование относительно яхты под названием «Китти-Кей», принадлежащей обвиняемой?
– Да, сэр.
– Что именно вы обследовали?
– Место, где на боку яхты было пятно размазанной зеленой краски.
– А что вы сделали с этой зеленой размазанной краской?
– Я проследил, чтобы ее сняли и отправили на химический анализ в лабораторию для сравнения с зеленой краской, которой была выкрашена та лодка, которую мы обнаружили дрейфующей в заливе и которую мы впоследствии опознали как лодку, принадлежавшую Джорджу С. Олдеру.
– Что еще вы делали? – спросил Глостер.
– Да вот, – медленно протянул шериф, – мы подумали, что если кто-то прыгнул второпях ночью в лодку, так он мог уронить что-нибудь… На всякий случай я захватил с собой подводный бинокль и стал просматривать дно залива, где был пришвартован небольшой скиф.
– И нашли что-нибудь? – спросил Глостер, бросив на зал торжествующий взгляд.
– Да, сэр.
– Что именно?
– Женский кошелек.
– А где сейчас этот кошелек?
– Он хранится у меня, – сказал шериф.
– Будьте любезны предъявить его суду.
Шериф открыл сумку, достал плотный конверт, запечатанный красным сургучом и покрытый многими подписями, и протянул судье.
– Он тут, в этом конверте.
– Ну-с, а вы произвели инвентаризацию содержимого этого кошелька?
– Да, сэр, произвел.
– А где предметы, находившиеся в кошельке?
– Они у меня, сэр, во втором конверте.
– Эти конверты, как я вижу, запечатаны и на них имеются подписи?
– Да, сэр.
– Чьи это подписи?
– Я написал свою фамилию на конверте, в котором был запечатан кошелек. Так же поступили и другие полицейские, присутствовавшие при этой процедуре.
– А содержимое кошелька?
– Оно было помещено в другой конверт, и эти подписи тоже сделаны свидетелями.
– А ваша подпись есть на обоих конвертах?
– Да, сэр, на обоих.
– А вы уверены, что печати с тех пор оставались нетронутыми?
– Да, сэр, уверен.
– Моя подпись тоже, я полагаю, там имеется? – улыбнулся Клод Глостер.
– Да, сэр.
– Я взгляну на них, а затем попрошу передать конверты членам жюри присяжных, чтобы каждый из них мог лично убедиться, что печати остались нетронутыми.
– Есть возражения относительно порядка процедуры? – спросил Мейсона судья Кэри.
– Никаких, ваша честь.
Конверты прошли через руки членов жюри, потом встал окружной прокурор.
– Теперь я прошу вскрыть эти конверты и находящиеся в них предметы приобщить к вещественным доказательствам. Одним вещественным доказательством будет кошелек, другим – его содержимое.
– Ваша честь, я бы хотел возразить, – сказал Мейсон. – В связи с моим возражением я прошу разрешить мне допросить свидетеля в порядке перекрестного допроса.
– Пожалуйста, приступайте!
– С помощью подводного бинокля вы увидели этот кошелек, лежавший на дне залива? – спросил Мейсон, повернувшись к шерифу.
– Да, сэр, я подсвечивал электрическим карманным фонариком.
– Дно было песчаное или илистое?
– В том месте песчаное. Белый песок. Кошелек был очень заметен на нем.
– Вот именно, – согласился адвокат. – И этот кошелек лежал там, где вы могли разглядеть его через бинокль, лежа вниз лицом на небольшом причале?
– Да, сэр.
– Значит, кошелек лежал очень близко к причалу?
– Да, сэр.
– Где его мог уронить кто-нибудь, стоя на причале?
– Где его могла уронить с причала женщина, прыгнувшая с него в лодку, что наиболее вероятно в данной ситуации.
– Отвечайте только на мой вопрос, шериф, – попросил Мейсон. – Кошелек лежал на дне, куда его могла уронить особа, стоявшая на причале?
– Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно, знала бы, что она уронила его, и…
– Вот именно, – перебил шерифа Мейсон. – Я вижу, вам непременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся с вами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще, стоявшим на причале?
– Ну да, конечно мог.
– Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что вы затем сделали?
– Достал его.
– Как?
– Войдя за ним в воду.
– Какова там глубина?
– Футов шесть-семь.
– А кто пошел за ним? Вы сами?
– Нет, один из моих выборных депутатов.
– О! – улыбнулся Мейсон. – Вы увидели кошелек, а доставать его послали одного из депутатов?
– Он один из лучших наших пловцов.
– И он вытащил кошелек?
– Да.
– А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?
– Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что если вы взглянете на…
– Шериф, – резко перебил его Мейсон, – я настаиваю, чтобы вы отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?
– Нет, сэр.
– Он просто лежал там, на песке?
– Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго на песчаном дне.
– Почему, шериф?
– Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и отливы…
– Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком? Помните, вы даете показания под присягой, шериф.
– Да я, право… я не знаю…
– Я так и думал, что вы не знаете, – улыбнувшись, сказал Мейсон. – Ну а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать, что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до убийства.
– Вы сейчас говорите о кошельке?
– О кошельке, – кивнул Мейсон.
– Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен, что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…
– Сейчас я говорю только о кошельке, – сказал Мейсон.
– Очень хорошо, о кошельке, – согласился шериф.
– Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть брошен в воду в субботу вечером?
– Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.
– Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?
– Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.
– Ну хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом инциденте?
– Ваша честь, – перебил Глостер, – я возражаю против показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.
– Совершенно верно, – сказал Мейсон. – Но я думал, что вы, возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что предъявляйте их сейчас.
– Я намерен предъявить только те факты, – сказал Глостер, – которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.
– Очень хорошо! – Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. – Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.
– Очень хорошо! – Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. – Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.
Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:
– Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.
– Содержимое? – переспросил Мейсон.
– Когда мы заглянули в кошелек, – пояснил шериф, – мы нашли в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в «Экспресс» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…
– Минутку, шериф! – перебил его Мейсон. – Сама вырезка и есть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о ее содержании.
– Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.
Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию, потом сказал:
– Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самого кошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время, когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они не имеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется, среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька. Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой, ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение в умах жюри против моей подзащитной.
– Ваша честь, – заметил Глостер, – если содержимое кошелька существенно и важно – а мы настаиваем, что это именно так, – и если в нем содержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно, возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька и его содержимого к вещественным доказательствам.
– Дайте мне взглянуть на содержимое, – попросил судья Кэри.
Шериф подал ему конверт.
Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потом вытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось, особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.
– Эта вырезка из «Экспресс»? – спросил он.
– Утренний выпуск за третье число, – пояснил Глостер.
– В таком случае это кажется существенным. Конечно, суд позволит приобщить ее к вещественным доказательствам только с целью подтвердить дату, когда кошелек мог быть обронен в воду. Но содержание этой вырезки не будет рассматриваться как улика или вещественное доказательство. То есть какие бы вопросы ни рассматривались в этой вырезке, они не могут составлять часть улик в этом деле, и членам жюри будет предложено принять во внимание наличие этой газетной вырезки лишь для уточнения времени.
Мейсон сказал:
– Ваша честь, вы понимаете, что будет совершенно невозможно для любого человека выполнить рекомендацию суда об ограничении внимания только датой.
– Ну что ж, – сказал судья Кэри, – суд дает инструкции, а уж выполнение их лежит на совести каждого из членов жюри.
– Если мы собираемся рассмотреть, – сказал Мейсон, – обстоятельства, сопутствующие данной части обвинения, предъявленного моей клиентке, не лучше ли было бы предъявить также все имеющиеся у обвинения факты и занести в протокол судебного заседания все, что произошло в связи с обвинением?
– Я не хочу, чтобы это было сделано, – возразил Глостер. – Я предъявляю обвинение, а если подсудимая пожелает сослаться со своей стороны на какие-либо оправдывающие ее обстоятельства, это ее право… при условии, если предъявляемые ею факты будут уместны. Но то, что сейчас просит защита, повторяю, я считаю неуместным. Мы здесь слушаем дело об убийстве, а не об ограблении, имевшем место несколько раньше. При помощи этой газетной вырезки мы хотим только установить, когда кошелек был обронен в воду.
– В таком случае о’кей, – сказал Мейсон. – Я согласен, чтобы в протокол было занесено, что в этом кошельке находилась вырезка из газеты, вышедшей в день убийства, а свидетелю обвинения нет надобности оглашать содержание этой газетной вырезки или приобщать ее к вещественным доказательствам.
– Я не нуждаюсь в вашем согласии, – возразил Глостер. – И хочу, чтобы жюри ознакомилось с этой вырезкой.
– Вот видите, ваша честь, – сказал Мейсон. – Шерифу нужно, чтобы члены жюри прочитали эту вырезку и были настроены предубежденно в отношении моей клиентки. А весь этот разговор относительно цели, ради которой вырезка должна быть приобщена к вещественным доказательствам, совершенно бессмыслен.
– Вопрос о дате здесь чрезвычайно важен, – сказал судья Кэри. – Если это вырезка из газеты, которая не появлялась в продаже ранее полудня, а кошелек был найден вечером третьего числа, вскоре после того, как было совершено убийство, то суд не видит иного выхода, кроме как позволить приобщить ее к вещественным доказательствам, но ограничить ее использование только рамками доказательства элемента времени… если советник обвинения пожелает принять ваше предложение, но, по-видимому, советник этого делать не желает.
– Очень хорошо, ваша честь! – согласился Мейсон. – Но у меня есть несколько дополнительных вопросов относительно самого кошелька.
– Спрашивайте.
– Шериф, вы показали, что, когда этот кошелек был извлечен со дна залива, он был положен в конверт и опечатан. Содержимое было вложено в другой конверт, и этот конверт был также опечатан.
– Да, сэр.
– И некоторые из присутствовавших написали на конвертах свои фамилии?
– Совершенно верно.
– А затем конверты были опечатаны?
– Да, сэр.
– Когда это было сделано?
– Почти немедленно после того, как кошелек был извлечен из воды.
– Что вы имеете в виду, говоря «почти немедленно»?
– Ну, через очень короткое время.
– Что вы называете «очень коротким временем»?
– Я не могу выразиться точнее.
– Через час?
– Я бы сказал, мистер Мейсон, почти сразу же. Я не могу определить время с точностью до минуты.
– Конечно не можете, – сказал Мейсон. – Вы предпочли бы сказать об этом в общих чертах. Не правда ли?
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы просто не осмеливаетесь связать это с каким-либо определенным периодом времени.
– Это не так! – покраснел шериф. – Мистер Мейсон, не в том дело! В тот вечер у меня было очень много забот, и все, что я могу сказать, – это то, что почти сразу после того, как кошелек был извлечен из воды, я положил его в конверт и опечатал. Естественно, я не следил за этим по секундомеру.
Глостер позволил себе довольно громко усмехнуться и посмотрел, как это приняли члены жюри. Одна-две ответные улыбки убедили его, что он поступает правильно и жюри его одобряет.
– Я обратил внимание, – сказал Мейсон, – что некоторые подписи сделаны карандашом, другие – чернилами, шериф.
– Совершенно верно. Я расписался чернилами. А некоторые – карандашом.
– Все подписи сделаны в одно и то же время?
– Все сделаны в одно и то же время.
– Почти сразу после того, как кошелек был извлечен?
– Почти сразу после того, как кошелек был извлечен.
– Ну а можете вы мне сказать, как были сделаны эти подписи? – спросил Мейсон.
– Ну как они всегда делаются? Человек подписывает свою фамилию, – с раздражением ответил шериф.
– О, ваша честь, – сказал Глостер. – Этот допрос слишком далеко отклонился от существа дела. По-видимому, защитник просто тянет время.
– Мне кажется, мистер Мейсон, вы уже исчерпали все возможности данной ситуации, – бесстрастно заметил судья Кэри.
– Если ваша честь еще немного потерпит, – ответил Мейсон, – я готов доказать одно очень важное обстоятельство.
– Ну хорошо, продолжайте.
Мейсон взял конверт, положил в него кошелек, затем накрыл конверт листком бумаги.
– Теперь подпишите вашу фамилию, – попросил он шерифа.
– Для чего это?
– Просто я хочу сравнить ваши подписи.
Шериф достал из кармана авторучку, положил конверт на колени и стал писать свою фамилию на листке бумаги. Потом нахмурил брови, отодвинул конверт в сторону, а бумагу положил на стол судьи.
– Нет-нет! – сказал Мейсон. – Держите бумагу над конвертом!
Шериф написал свою фамилию. Мейсон взял бумагу.
– Благодарю вас, шериф, – сказал он. Потом, взяв еще один лист бумаги, положил его на стол судьи и сказал: – Теперь, пожалуйста, напишите вашу фамилию еще раз на этом листке бумаги.
– Не понимаю, зачем! – прорычал шериф.
– Просто для того, чтобы сравнить подписи, – объяснил Мейсон.
Шериф с явной неохотой написал свою фамилию и вернулся на место свидетеля.
– Совершенно так, как я думал, – сказал Мейсон.
– Что такое? – сердито спросил шериф.
– Вы можете сами посмотреть, – сказал Мейсон, – сравнив эти подписи. И должны признать, что ваша подпись, сделанная, когда кошелек лежал в конверте, не такая, как подпись на пустом конверте.