Странно, но молодая, довольно симпатичная и выглядящая совершенно здоровой женщина оказалась забитой до невозможности: отвечая на вопросы баронессы, она не отрывала взгляда от пола и безостановочно мяла подол своего верхнего, латаного-перелатаного платья. Поэтому минут через десять разговора у Облачка начало портиться настроение — крестьянка вела себя так, как будто ее втолкнули не в комнату к дочери одного из вернейших вассалов короля Азама, а в палатку к солдатам армии Миардии!
Судя по выражению лица баронессы, ее милость удивлялась не меньше эрра Маалуса: в лене Орейн таких пугливых вассалов не было. Точно так же, как и в деревнях их ближайших соседей. Да и не могло быть: каждому дворянину Семиречья с детства вдалбливали одно из самых любимых изречений его величества Астара Гневного: «В семьях трусов герои не рождаются». Соответственно, они старались делать все, чтобы подрастающая на их землях молодежь смогла стать достойными защитниками королевства. Видимо, поэтому благодарность баронессы прозвучала, как выговор:
— Хватит трястись! Я позвала тебя для того, чтобы сказать тебе спасибо за то, что ты… Э-э-э… А ну-ка, подойди-ка ко мне поближе…
Услышав тон, которым баронесса произнесла последние слова, эрр Маалус, как раз начавший сортировать амулеты Средней и Великой жизни по кучкам, замер. А потом, посмотрев на Меллину Орейн, вздрогнул: в глазах баронессы появилось то самое, «фамильное», бешенство, которое некогда заставляло врагов ее деда, барона Дарета Орейна, бежать сломя голову куда подальше от неудержимого Безумца. Оглядев сдвинутые к переносице брови, тоненькую полоску сжатых губ, вздувающиеся крылья носа и тяжеленный, пронизывающий до самых печенок взгляд, маг попытался представить себе последствия бешенства баронессы Орейн, Темного мага Жизни… и не успел. С лица ее милости вдруг пропали все эмоции, а взгляд плеснул замогильным холодом.
— Ну, и что за тварь это с тобой сотворила? Говори!!!
Перепуганная до смерти крестьянка мертвенно побледнела, потом упала на колени и, склонив голову так, как будто клала ее на плаху, дрожащим голосом пробормотала:
— Никто, ваша милость! Это у меня после… Ну… в общем, я — Порченая…
— Порченая… — без тени эмоций в голосе подтвердила баронесса. — Маалус! Посмотри на ее живот!
Понять, что именно не понравилось ее милости, маг не смог: несмотря на достаточное количество базовых знаний по магии Жизни, для того чтобы определить какие-то неправильности в наполненности или во взаимном расположении каналов жизни и чувств, ему требовалось довольно много времени. А еще возможность сверять свои наблюдения с трактатом Гериельта Мудрого. В общем, кое-как осмотрев женщину истинным зрением, он удрученно поинтересовался:
— На что именно смотреть, ваша милость?
— Видишь вот эту артерию? — Над одним из каналов жизни в брюшной полости крестьянки появилась белая нить жизни, и маг тут же сообразил, какой именно сосуд имела в виду баронесса.
— Да, вижу!
— Кровоток по ней[69] искусственно ограничен. То есть Марыську лишили возможности рожать!
— Так и есть… — С лица крестьянки исчезла мертвенная бледность, а на смену ей пришел нездоровый румянец. — Я — Порченая! Я понесла от пришлого, во грехе, поэтому меня и наказали. И теперь я уже никогда не смогу иметь детей…
— Понесла во грехе? Что за бред? — баронесса приподняла бровь и вопросительно уставилась на крестьянку. — Наказали?!
— Меня… снасильничали, ваша милость… — не поднимая взгляда, еле слышно выдохнула женщина. — Когда мне было тринадцать… Ну, и… вот…
— Что значит «наказали»? — хмуро спросил Облачко, не дождавшись ответа на второй вопрос баронессы. — В Уголовном уложении не предусмотрено никаких наказаний с использованием магии. Вообще. И потом, если изнасиловали тебя, то наказать должны были того, кто это сделал…
— Да? — В глазах женщины появилось плохо скрываемое недоверие. А потом ее глаза вдруг наполнились слезами…
Глава 27 Баронесса Меллина Орейн
Изуродованное ударами мечей и воздействием печатей школы Огня тело пахнет кровью, гноем, паленым волосом и горелым мясом. И смотрится соответственно — кольчуга, покрытая радужными разводами цветов побежалости[70]; обгоревшая ткань поддоспешника, сквозь которую торчат опаленные пучки конского волоса; пропитанные сукровицей обрывки нижней рубахи; плоть, вскрытая то ли мечами, то ли боевыми топорами. А под всем этим — жуткая, пугающе-черная пустота каналов жизни и чувств. Самая настоящая Тьма… Вотчина Темного Жнеца… Не-Жизнь… Смотреть в нее — страшно. До дрожи в коленях. До холодного пота по спине. Однако руки… руки знают, что и зачем делать, и двигаются сами. Без какой-либо помощи со стороны моего заледеневшего от ужаса разума. И я, зачарованная их шевелениями, постепенно оттаиваю и начинаю думать. Вернее, не так — начинаю сопровождать свои действия Мыслью. Ибо думать — это значит, размышлять о судьбе брата, вспоминать похороны отца и леденеть, леденеть, леденеть…
…Аккуратно отвожу в стороны обрывки кольчуги, поддоспешника и нижней рубахи, склоняюсь над раной… и отшатываюсь: в неверном свете единственной свечи осколки ребер, торчащие из-под кожи, вдруг кажутся мне клыками какого-то жуткого хищника, только что задравшего очередную жертву. Сжав зубы, я кое-как заставляю себя собраться, цепляю ногтями лопнувшее стальное колечко, вмятое между мышечными волокнами, тяну его на себя… и вдруг понимаю, что не повесила над раной печать Бесчувствия! А значит, Лагару больно!
Несколько судорожных попыток собрать нужное плетение из нитей силы, расползающихся, как прелая солома, жуткое ощущение бессилия… и вдруг прямо в моем сердце раздается еле слышный голос моего брата:
— Что ты делаешь, Мел? Ведь я уже мертв…
Нет. Я не закричала. И даже не вздрогнула: стоило мне вынырнуть из липких объятий кошмарного сна и сообразить, что все, что я видела, — не более чем видения, как сознание мгновенно вернулось в норму. Вернее, в состояние холодного безразличия, ставшее для меня привычным. Поэтому уже через пару ударов сердца я посмотрела в окно, за которым только-только начал заниматься рассвет, и потянулась за одеждой. Решив, что обдумывать планы на день можно и на ходу…
…Несмотря на ранний час, в замке кипела жизнь: по коридорам и лестницам донжона носилась челядь; перед кордегардией позвякивали кольчуги готовящихся заступить в караул солдат; от внутренних ворот захаба раздавалась ругань Шрама, отказывающегося выпускать Жака за крепостные стены до рассвета без прямого приказа ее милости, то есть меня.
Решив, что задержки в формировании обоза с зерном мне не нужны, я решительно направилась к препирающимся мужчинам.
— Согласно приказу ее милости, послезавтра на рассвете перед воротами замка должно стоять двадцать телег! — ожесточенно жестикулируя, разорялся дворецкий. — Представляешь, дурень, мне надо объехать окрестные села, найти эти самые телеги, возниц, купить провиант…
— Понимаю… — чинно кивал сотник. — Однако поднимать герсы до восхода солнца все равно не буду. Не положено!
— Выпусти его, Шрам, — возникнув рядом с чалой кобылкой дворецкого, приказала я. И, похлопав ее по крупу, негромко поинтересовалась: — Жак, о прорехах в мешковине помнишь?
— Конечно, ваша милость! — поклонившись, затараторил дворецкий. — Сделаю все, как вы приказали! Проверю самолично…
— Хорошо, — кивнула я. И повернулась к сотнику: — В ближайшие дни к замку должен подъехать некий эрр Гериельт. Предупреди солдат, чтобы его впустили в любое время дня или ночи, а потом немедленно проводили к эрру Маалусу…
— Уже предупредил, ваша милость! Облачко сказал, что этот самый Гериельт, скорее всего, появится уже сегодня…
— Отлично. Ну, а насчет Лагара ты и так знаешь…
Лицо воина тут же помрачнело, а на скулах заиграли желваки:
— Да, ваша милость… Как только его привезут, я немедленно вам сообщу…
— Договорились, — буркнула я. И, развернувшись, неторопливо пошла к Северному крылу. Навещать Молчуна…
…Крегг стоял в центре комнаты, спиной к входной двери, и, расставив в стороны руки, пытался удержать равновесие. Получалось у него неважно — буквально через десяток ударов сердца после моего появления его повело влево, и он был вынужден вцепиться в спинку стоящего рядом с ним кресла.
Я перешла на истинное зрение, быстренько заменила руны Ускорения печатями Гармонизации, потом сплела стандартные печати Силы и Ловкости и щедро напитала плетения силой. Молчун, еще два дня назад балансировавший на грани ухода в Сияние, отпустил спинку кресла и сделал уверенный шаг вперед. Потом — второй. И… замер, сообразив, что у такого быстрого изменения его самочувствия должна быть какая-то причина.
…Крегг стоял в центре комнаты, спиной к входной двери, и, расставив в стороны руки, пытался удержать равновесие. Получалось у него неважно — буквально через десяток ударов сердца после моего появления его повело влево, и он был вынужден вцепиться в спинку стоящего рядом с ним кресла.
Я перешла на истинное зрение, быстренько заменила руны Ускорения печатями Гармонизации, потом сплела стандартные печати Силы и Ловкости и щедро напитала плетения силой. Молчун, еще два дня назад балансировавший на грани ухода в Сияние, отпустил спинку кресла и сделал уверенный шаг вперед. Потом — второй. И… замер, сообразив, что у такого быстрого изменения его самочувствия должна быть какая-то причина.
— Ваша милость, вы?
— Я…
Крегг медленно развернулся ко мне лицом, сделал те же два шага, но уже в мою сторону, и, остановившись рядом с креслом, медленно опустился на одно колено. А потом, закрыв глаза, начал на что-то настраиваться.
Выглядело это странно — в истинном зрении над его головой появились еле заметные искорки, потом — небольшие обрывки нитей силы, а еще чуть позже из них начали свиваться куски какого-то плетения!
Ошалело уставившись на брата, я попыталась найти в нем хоть какие-то признаки Дара… и не нашла. Ибо их не было! Вообще!! А невесть откуда взявшиеся нити силы школы Разума — были!!!
Тем временем он закончил настраиваться и негромко заговорил. Голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки.
— Баронесса Меллина Орейн! Я, Крегг по прозвищу Молчун, бастард барона Орейна, отдаю вам свою жизнь и свою честь. Мой меч — острие вашего клинка. Моя воля — воплощение вашей…
Услышав начальные слова Клятвы Тени, некогда придуманной каким-то ненормальным разумником, и поняв, что за печать начинает появляться вокруг головы Крегга, я сорвалась с места, в два прыжка оказалась рядом с ним и заткнула ему рот своей ладонью:
— Замолчи! Ты что, с ума сошел? Зачем тебе это?!
Молчун промычал что-то неразборчивое. Однако головы не отдернул. То есть уже начал вести себя так, как полагалось Тени по отношению к своему хозяину!
Мысленно взвыв, я вгляделась в контуры получающегося плетения, разглядела в нем контур руны Ясности, на предельной скорости воткнула в него нужные перемычки, потом стряхнула со своего разума ледяные оковы и, опустившись перед сводным братом на колени, попыталась как можно быстрее найти тот самый аргумент, который смог бы его остановить:
— Мне не нужна Тень, Крегг! Вернее, не Тень, а ты в качестве Тени. Да, твоя душа, твоя жизнь и твоя беззаветная преданность — это дар, который невозможно переоценить. Но… для меня этого мало…
Услышав последнюю фразу, Молчун удивленно вытаращил глаза. И… рывком вышел из состояния того самого сосредоточения, без которого невозможно безвозвратно перестроить свой разум.
— Мало?
— Да! — кивнула я. — Задумайся: после того, как погибли отец и Лагар, я осталась совсем одна. Мне не на кого опереться. Воины, челядь, вассалы — это не то, понимаешь? Ты — мой брат. Пусть не родной, а сводный, но в тебе течет та же кровь, что и во мне…
— Я такой не единственный… — неуверенно пробормотал Крегг. — Наш отец был… настоящим мужчиной и подарил жизнь… В общем, многим…
Представив себе на его месте кого-нибудь еще из семнадцати незаконнорожденных детей отца, я криво усмехнулась:
— Ты считаешь, что я когда-нибудь смогу доверять Босому? Или Коргу? Или Листу?
— Я бы не стал… — отрицательно мотнул головой брат.
— Слава Создателю! — воскликнула я. — Тогда скажи мне, на кого из наших родственников, кроме тебя, можно положиться? Или кому из них можно доверить свою спину?
Молчун задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня, а минуты через полторы глухо пробормотал:
— Из родственников — никому. Но доверить спину лучше всего своей Тени. То есть мне. Я никогда не предам…
— Закрывать спину — это далеко не все, что ты можешь для меня сделать! Я молода, неопытна и вообще — женщина. Меня никто не учил управлять леном. Поэтому мне просто необходим человек, который сможет мне советовать, удерживать от глупостей и быть настоящим другом. Другом, понимаешь? Ведь Друг — это гораздо больше, чем Тень… Согласен?
— Согласен… — эхом отозвался он. — Но ведь и меня не учили управлять…
— Ты — мужчина. Ты взрослее меня. И более опытен. А еще я тебе доверяю… В общем, выброси из головы эту идею и займись тренировками.
— Хорошо, ваша милость, — кивнул Молчун. И с трудом встал на ноги.
— У меня еще одна просьба, Крегг! — влив еще немного силы в его печати, облегченно выдохнула я. — С сегодняшнего дня я для тебя просто Мел. Сестра. Соответственно, привыкай обращаться ко мне как к сестре. То есть на «ты»…
Эрр Гериельт прибыл в замок перед самым обедом. Не один, а в сопровождении двух рослых мечников, в истинном зрении выглядевших как кусок коридора Гостевого крыла королевского дворца в Лайнте: жуткое количество разномастных амулетов на все случаи жизни, клубки неизвестных мне плетений на оружии, броне и щитах. И… ярко-зеленые пятна самых настоящих Сердец силы, подпитывающих все это великолепие. Сравнив их снаряжение с самой обычной кольчугой и арбалетом Крегга, я вдруг почувствовала себя щенком, пытающимся атаковать бредущего мимо буйвола: эти воины наверняка смогли бы справиться не только с Молчуном, но и с доброй половиной оставшихся в замке солдат.
«В том случае, если снимут с себя все, в чем есть хоть какое-нибудь плетение… — мелькнуло в голове, как только я зацепилась взглядом за контуры печати Огненного шторма и точки ее фокуса. — Или если эрру Гериельту удастся как-то лишить меня силы…»
Впрочем, рассмотреть все то, что разумник навертел на своих телохранителей, я не успела — сразу после того, как эрр Маалус представил мне своего друга, громилы одновременно развернулись и отправились в казарму. И я тут же переключилась на автора своего любимого трактата, пытаясь понять, чего мне ждать от его визита…
Кстати, увидев меня истинным зрением, Мудрый ничуть не испугался. Наоборот: застыв в двух шагах от предложенного ему кресла, он уставился на меня взглядом, в котором тут же появилось легкое безумие. Или, как называл это состояние Облачко, «интерес экспериментатора». А вот я нервничала. И довольно сильно. Нет, при желании я всегда могла трансформировать висящий на груди разумника амулет Великой защиты в печать Костра силы, потом активировать свой, чтобы защититься от атак на остатках силы. А потом совершенно спокойно увешать его любым из десятка придуманных плетений. Только вот уверенности в том, что давший мне вассальную клятву эрр Маалус не примет сторону друга детства, у меня не было.
Поэтому мне приходилось надеяться на единственный имеющийся в наличии не-магический аргумент. На арбалет в руках Молчуна, сидящего в правом ближнем ко мне углу кабинета. И достаточно далеко и от Облачка, и от Мудрого.
Да, теоретически таких «аргументов» могло бы быть несколько: в стене над моим креслом располагались аккуратные отверстия, за которыми можно было бы поставить восьмерых арбалетчиков. Только вот воинов, которым бы я настолько доверяла, у меня просто не было.
Кстати, присутствие в кабинете Крегга почему-то здорово нервировало эрра Маалуса. Видимо, он считал, что расширять круг лиц, посвященных в мою тайну, было чревато непредсказуемыми последствиями. Однако на его мнение мне было наплевать — оставаться наедине с двумя очень сильными магами, да еще точно знающими, чем опасно существование Темной, было более чем рискованно…
Как ни странно, безумно длинную паузу, во время которой мы с Гериельтом «любовались» друг другом, прервал не кто иной, как мой сводный брат:
— Эрр Гериельт, если я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь… — не отрывая от меня внимательного взгляда, ответил маг.
— Могу я попросить вас достать из рукавов вашей мантии оба метательных кинжала?
— Не проблема, — ничуть не удивившись такой просьбе, произнес Мудрый, сдвинул к локтю правый рукав, двумя пальцами достал из наручных ножен метательный клинок и аккуратно положил его на пол. Потом проделал то же самое и с левым. — Достаточно далеко?
— Да… Благодарю вас, — сказал Крегг. И, выждав несколько мгновений, так же спокойно добавил: — Кстати, если вас это не очень затруднит, постарайтесь без особой нужды не закидывать руку за плечо. И не тянуться к правой щиколотке: мне бы не хотелось решить, что вы пытаетесь выхватить клинки, спрятанные между лопаток и в голенищах…
Если бы не состояние холодного отрешения, в котором я пребывала, я бы, наверное, захихикала: в глазах мага появилось плохо скрываемое удивление.
— Простите, молодой человек! А откуда вы знаете, что у меня между лопаток и в сапоге?
— Вижу. Над входной дверью закреплено зеркало. Под нужным мне углом. Ну, а насчет ножа в сапоге — я просто догадался…