– Истинно так. Но не быть предателем еще не значит согласиться быть активным помощником.
– Почти столь же справедливо. Но в данном случае, – значительно произнес Риоз, – отказ
помочь будет рассматриваться как измена и трактоваться соответственно.
Брови Барра сошлись вместе.
– Ваши слова звучат как дубины. Оставьте их для ваших подчиненных. Меня удовлетворит
простая формулировка ваших нужд и пожеланий.
Риоз уселся и закинул ногу на ногу.
– Барр, мы полгода назад уже обсуждали это.
– Насчет ваших волшебников?
– Да. Вы помните, тогда я сказал, что собираюсь сделать.
Барр кивнул. Его руки вяло покоились на коленях.
– Вы намеревались посетить их в их логове, и эти четыре месяца вы отсутствовали. Вы их
нашли?
– Нашел ли я их? О да! – яростно воскликнул Риоз.
Он выговаривал слова с трудом. Казалось, он сдерживается, чтобы не заскрежетать зубами.
– Патриций, они не волшебники, они – дьяволы. Да! В это поверить так же трудно, как
добраться до внешних туманностей. Подумайте только! Это мир величиной с носовой платок; с
ноготь; с ресурсами настолько ничтожными, энергией настолько крошечной, населением настолько
микроскопическим, что ему не сравниться даже с планетными задворками пыльных префектур на
Темных Звездах. И при всем при этом – народ столь гордый и амбициозный, что спокойно и
последовательно мечтает о власти над Галактикой. Да что там, они так уверены в себе, что даже не
торопятся. Они действуют медленно, флегматично, они говорят о веках, которые потребуются. Они
поглощают миры для забавы; расползаются по системам с ленивым самодовольством. И они
преуспевают. Их некому остановить. Они построили поганое торговое сообщество, раскинувшее свои
щупальца даже за пределы тех систем, до которых осмеливаются добираться их игрушечные
кораблики. Их Купцы – так называют себя их агенты – проникают вглубь Периферии на целые
килопарсеки.
Дуцем Барр прервал это гневное излияние.
– Насколько эта информация достоверна; быть может, в вас говорит просто ярость?
Солдат овладел собой и немного успокоился.
– Моя ярость меня не ослепляет. Говорю вам, я побывал на мирах, лежащих ближе к Сивенне,
чем к Установлению, и Империя там была лишь далеким мифом, а Купцы – жизненной реальностью.
Нас самих приняли за Купцов.
– А Установление само рассказало вам, что оно нацелилось на галактические владения?
– Рассказало! – Риоз снова разъярился. – Никто ничего не рассказывал. Официальные лица не
говорили ни о чем, кроме как о деловых вопросах. Но я беседовал с простыми людьми. Я впитал
мысли простонародья, их "предначертанную судьбу", их спокойное приятие великого будущего.
Такую вещь скрыть невозможно; да они и не стараются скрыть всеобщий оптимизм.
Сивеннец всем своим обликом явно выражал спокойное удовлетворение.
– Заметьте, что все до сих пор вами рассказанное очень точно подтверждает мою
реконструкцию событий – которую я сделал на основе собранных мною скудных сведений.
– Без сомнения, – саркастически возразил Риоз, – я воздаю должное вашим аналитическим
способностям. Но вы вроде бы откровенно и самоуверенно одобряете растущую опасность для
владений Его Императорского Величества.
Барр безразлично пожал плечами, и тогда Риоз внезапно подался вперед, схватил старика за
плечи и с неожиданной мягкостью, заглядывая ему в глаза, сказал:
– Ладно, патриций, оставим это. Я не желаю быть варваром. Лично мне наследственная
сивеннская враждебность к Империи представляется ненавистным бременем, и я бы предпринял все,
что в моей власти, дабы от него избавиться. Но мое поле деятельности – военное, и мне невозможно
вмешиваться в гражданские дела. Стоит мне вмешаться, и меня тут же отзовут назад, лишив вас моей
помощи. Вы это понимаете? Уверен, что понимаете. Так пусть хотя бы между мною и вами зверства
сорокалетней давности будут возмещены вашим отмщением их творцу и соответственно позабыты. Я
нуждаюсь в вашей помощи. Я честно признаю это.
В голосе молодого человека была нотка настойчивости, но голова Дуцема Барра мягко
качнулась в явственно различимом жесте отрицания. Риоз сказал упрашивающе:
– Вы не хотите понять меня, патриций, и я сомневаюсь в собственной способности убедить
вас. Я не могу пользоваться вашими аргументами. Ученый – вы, а не я. Но вот что я вам скажу. Что
бы вы ни думали об Империи, вы должны признать ее великую услугу человечеству. Ее войска
творили отдельные преступления, но в основном они были силой, служившей поддержанию мира и
цивилизации. Это имперский флот создал Pax Imperium, две тысячи лет царивший над Галактикой.
Сопоставьте два тысячелетия мира под Звездолетом-и-Солнцем с предшествующими им двумя
тысячелетиями межзвездной анархии.*) Припомните войны и опустошения тех давних дней и
скажите мне, разве Империя со всеми ее ошибками не заслуживает сохранения?
– Припомните, – продолжал он горячо, – во что превратились внешние края Галактики со
времени их отторжения и независимости, и спросите себя: неужто ради ничтожного чувства мести вы
готовы превратить Сивенну из провинции, находящейся под защитой могучего флота, в варварскую
частицу варварской Галактики, погруженной во фрагментарную независимость, всеобщую
деградацию и нищету?
– Разве дела уже так плохи – и так скоро? – пробормотал сивеннец.
– Нет, – признался Риоз. – Без сомнения, проживи мы даже вчетверо больше, ничего опасного
для нас на нашем веку бы не произошло. Но я борюсь за Империю; а также за воинские традиции,
которые что-то значат для меня, и сути которых я не могу донести до вас. Именно воинской традиции,
основанной на имперских идеях, я и служу.
– Вы впадаете в мистицизм, я же всегда находил затруднительным вникать в чьи-либо
мистические фантазии.
– Но вы понимаете опасность этого Установления.
______________________
*) Авторский недосмотр. Во всех других книгах об Установлении неоднократно указывается, что Галактическая
Империя просуществовала не две, а двенадцать тысяч лет (прим. перев.)
– Я же сам указал вам на это – и еще до того, как вы отправились в путешествие с Сивенны.
– Тогда вы хорошо понимаете, что оно либо будет остановлено сейчас, либо, возможно,
вообще никогда. Вы знали об этом Установлении еще до того, как кто-либо слыхал о нем. Вы знаете о
нем больше, чем кто-либо в Империи. Вы, вероятно, знаете, как его лучше всего атаковать; и вы,
вероятно, можете предостеречь меня о его контрмерах. Давайте будем друзьями.
Дуцем Барр поднялся. Он открыто заявил:
– Та помощь, которую я мог бы вам оказать, ничего не значит. Поэтому я останусь в стороне,
несмотря на ваши энергичные требования.
– О значении вашей помощи буду судить я.
– Нет, я вполне серьезен. Для сокрушения этого карликового мира недостаточна вся мощь
Империи.
– Но почему? – глаза Бела Риоза яростно сверкнули. – Нет, стойте, где стоите. Я скажу, когда
вы сможете уйти. Почему? Если вы думаете, что я недооцениваю обнаруженного мною противника,
то ошибаетесь. Патриций, – признался он неохотно, – я потерял корабль при возвращении. У меня нет
доказательств, что он попал в руки Установления, но корабль до сих пор не обнаружили, а будь это
простой случайностью, его мертвый корпус, без сомнения, был бы найден на пути. Это пустячная
потеря – менее чем десятая доля блошиного укуса, – но это может означать, что Установление уже
приступило к враждебным действиям. Подобная нетерпеливость и подобное пренебрежение к
последствиям могут указывать на наличие тайных сил, о которых я ничего не знаю. Можете ли вы
помочь мне, ответив на один вопрос? В чем их военная мощь?
– Я не имею о ней ни малейшего представления.
– Тогда объясните, исходя из собственных позиций. Почему вы говорите, что Империя не в
состоянии победить этого незначительного врага?
Сивеннец снова уселся, отвернувшись от пристального взора Риоза. Он веско произнес:
– Потому что я верю в принципы психоистории. Это странная наука. Она достигла
математической зрелости при одном человеке, Хари Селдоне, и умерла вместе с ним, ибо никто не
был в состоянии манипулировать ее изощренными конструкциями. Но за этот короткий период она
проявила себя наиболее мощным инструментом изучения человечества – из всех когда-либо
изобретенных. Не претендуя на предсказание действий отдельных людей, она сформулировала четкие
законы для математического анализа и экстраполяции, дабы направлять и предсказывать действия
людских масс.
– Тогда…
– Вот эту самую психоисторию Селдон вместе со своими сотрудниками в полную силу
приложил к основанию Установления. Место, время, условия – все было рассчитано математически и,
значит, неизбежно приведет к развитию Вселенской Империи.
Голос Риоза задрожал от негодования.
– Вы имеете в виду, что это его искусство предсказало, что я атакую Установление и проиграю
такую-то битву по такой-то причине? Вы хотите сказать, что я – глупый автомат, следующий
предопределенным курсом к собственному разрушению?
– Нет, – резко возразил старый патриций. – Я уже сказал, что наука не имеет отношения к
действиям индивидуума. Предвидено было лишь обширное поле действия.
– Тогда мы оказываемся тесно зажатыми в принуждающей длани богини Исторической
Необходимости.
– Психоисторической Необходимости, – мягко подсказал Барр.
– А если я использую мою прерогативу свободной воли? Если я решу атаковать на следующий
год или не нападать вообще? Насколько уступчива богиня? Насколько изобретательна?
Барр пожал плечами.
– Нападайте сейчас, или никогда; с одним кораблем или со всеми силами Империи; военной
силой или экономическим давлением; с честным объявлением войны или из предательской засады.
Делайте, что вам угодно, с наиполнейшим использованием вашей свободной воли. Вы все равно
проиграете.
– Из-за мертвой руки Хари Селдона?
– Из-за живой, хотя и сухой математики человеческого поведения, которую нельзя ни
остановить, ни отклонить, ни замедлить.
Оба, замерев, в упор рассматривали друг друга, пока наконец генерал не шагнул назад.
Он просто сказал:
– Я принимаю этот вызов. Мертвая рука против живой воли.
4. Император
КЛЕОН II, обычно именуемый "Великим". Последний сильный Император Первой Империи, он
увековечил свое имя благодаря тому политическому и художественному ренессансу, которым было
отмечено его долгое царствование. В сказаниях он, однако, больше известен своей взаимосвязью с
Белом Риозом, и для простонародья он просто "Император Риоза". Важно не позволить событиям,
происходившим в последний год его правления, вытеснить из сознания сорок лет…
ENCYCLOPEDIA GALACTICA
Клеон II был Господином Вселенной. Клеон II также страдал болезненным и не поддающимся
диагнозу недомоганием. По прихотливым сплетениям дел человеческих оба эти утверждения не
являются ни взаимоисключающими, ни даже трудносовместимыми. В истории можно найти слишком
много аналогичных примеров.
Но подобные прецеденты не заботили Клеона II. Раздумья над длинным списком сходных
случаев ни на электрон не облегчили бы его собственных страданий. Столь же мало тешила его мысль
о том, что хоть его прадед и был пиратом и правителем пыльной маленькой планеты, сам он дремал в
увеселительном дворце Амменетика Великого как наследник череды властителей Галактики,
уходящей корнями в далекое прошлое. Равным же образом не успокаивало его и то обстоятельство,
что усилия его отца очистили державу от проказы мятежей и восстановили мир и единство, коими она
наслаждалась при Станнелле VI – и, как следствие, за двадцать пять лет его царствования облако
смуты не затуманило его блистающей славы.
Император Галактики и Господин Всего стонал, осторожно откидывая голову в освежающее
силовое поле над подушками. Боль неощутимо поддалась воздействию, и Клеон слегка расслабился
от приятного покалывания. Он с трудом уселся и угрюмо уставился на далекие стены огромного зала.
Плохое помещение, чтобы оставаться в нем одному. Слишком просторное. Все комнаты слишком
велики.
Но лучше уж оставаться одному во время этих мучительных приступов, чем выносить
самодовольство придворных, их преувеличенное сочувствие, снисходительную скуку. Лучше быть
одному, чем наблюдать эти безжизненные маски, за которыми вьются спутанные расчеты, связанные
с его кончиной и шансами возможных наследников.
Его мысли заторопились. У него трое сыновей: трое гордых юнцов, исполненных
многообещающей доблести. Куда же они подевались? Ждут, без сомнения. Каждый следит за
остальными; и все трое – за ним.
Он беспокойно зашевелился. Теперь еще Бродриг испрашивает аудиенции. Верный,
невысокорожденный Бродриг; верный постольку, поскольку ненавидим единодушно и искренне
всеми. Только эта ненависть и объединяла между собой дюжину клик, на которые делился его двор.
Бродриг – верный фаворит, который обязан быть верным, ибо не обладай он быстрейшим
кораблем в Галактике и не воспользуйся им в день смерти Императора, быть ему на следующий день
в атомной камере.
Клеон II прикоснулся к гладкому набалдашнику выступающей ручки своего огромного
дивана, и колоссальная дверь в дальнем конце зала растворилась, став проницаемой.
Бродриг приблизился по пурпурному ковру и преклонил колено, чтобы поцеловать вялую
руку Императора.
– Как ваше здоровье, государь? – спросил Тайный Секретарь тихо, обеспокоенным тоном.
– Я жив, – раздраженно бросил Император, – если это можно назвать жизнью: когда каждый
подлец, научившийся читать медицинские книги, использует меня как чистое и восприимчивое поле
для своих хилых экспериментов. Если обнаружится какое-нибудь мыслимое средство – химическое,
физическое, атомное – которое еще не испробовано, завтра же с самой глухой окраины державы
прибудет какой-нибудь ученый болтун, чтобы его испытать. И при этом он будет ссылаться на
очередную только что найденную или, что вероятнее, подделанную книгу.
– Клянусь памятью моего отца, – загремел он гневно, – не осталось, кажется, ни одного
двуногого, который смог бы распознать болезнь, представшую его глазам, этими самыми глазами, не
ссылаясь на древних. Никто не может даже подсчитать пульса, не положив перед собой древней
книги. Я болен, а они называют это "неизвестной болезнью". Дураки! Если за тысячелетия
человеческие тела в самом деле освоили новые способы сходить с катушек, то, значит, способы эти не
описаны в исследованиях древних и уже никогда не станут излечимыми. Древние должны были бы
жить сейчас, или я – в их время.
Выговорившись, Император тихо ругнулся. Бродриг почтительно ждал. Клеон II сварливо
спросил:
– Сколько их там ждет снаружи?
Бродриг терпеливо ответил:
– В Главном Зале находится обычное число.
– Ну и пусть ждут. Я занят государственными делами. Пусть капитан стражи объявит об этом.
Или нет, погоди, оставим государственные дела. Пусть возвестят лишь, что я не принимаю, и пусть
капитан стражи примет опечаленный вид. Шакалы среди них могут себя выдать, – Император
злонравно усмехнулся.
– Ходят слухи, государь, – вкрадчиво промолвил Бродриг, – что вас беспокоит ваше сердце.
Усмешка Императора еще не успела исчезнуть.
– Если кто-нибудь на основе этих слухов решится действовать преждевременно, то их это
забеспокоит больше, нежели меня. Но оставим эту тему. Что, собственно говоря, тебя интересует?
Бродриг, получив позволительный жест, поднялся с колен и сказал:
– Это касается генерала Бела Риоза, военного губернатора Сивенны.
– Риоза? – Клеон II приподнял бровь. – Который это? Погоди, не тот ли, что несколько месяцев
назад прислал сумасбродное послание? Да, я вспомнил. Он страстно упрашивал разрешить ему начать
кампанию завоеваний во славу Империи и Императора.
– Именно так, государь.
Император коротко рассмеялся.
– Думал ли ты, Бродриг, что у меня еще остались такие генералы? Он выглядит просто
атавизмом. Но что мы ответили? Кажется, об ответе позаботился ты.
– Да, государь. Ему было велено прислать дополнительную информацию и не предпринимать
никаких шагов с участием флота до последующих распоряжений имперского правительства.
– Гм. Достаточно безопасно. Кто такой этот Риоз? Бывал ли он при дворе?
Бродриг кивнул, и его губы скривились.
– Он начал карьеру кадетом в гвардии десять лет назад. Он принимал участие в том деле у
Лемульского скопления.
– Лемульского скопления? Ты знаешь, моя память не очень… Это когда молодой солдат спас
два линкора от лобового столкновения с помощью… ээ… чего-то там такого? – Он нетерпеливо
помахал рукой. – Не помню подробностей. Это было что-то героическое.
– Этим солдатом был Риоз. За это он получил повышение, – сухо сказал Бродриг, – и
назначение в Действующий Флот на должность капитана корабля.
– А сейчас он военный губернатор пограничной провинции – и еще молод. Талантливый
человек, Бродриг!
– Ненадежный, государь. Он живет прошлым. Он мечтает о древних временах или, скорее, о
том, чем являлись древние времена, судя по мифическим преданиям. Такие люди сами по себе
безопасны, но их чудачества, отсутствие чувства реальности делают их глупцами в глазах других. Его