— Постой, перестань реветь, я тут, я с тобой и я… я тоже, оказывается, тебя люблю. И мы должны, просто обязаны быть вместе, нам нельзя врозь, это просто немыслимо, невозможно, это абсурд… — И он уже спускал бретельки с ее плеч, но вдруг опомнился:
— Что я делаю, идиот, у тебя же тут дети…
— Нет, дети в Марокко, — обольстительно улыбнулась она и стащила с него футболку.
Да, это мой кадр… — блаженно подумала я, увидев на подушке лохматую голову Игната. Какое же это немыслимое счастье — быть с ним, смотреть на него, слышать его голос… Он такой… самый лучший… Я буквально задыхалась от нежности к нему. И то, что он примчался ни свет ни заря… И мне совершенно наплевать, как я выглядела в тот момент, и вообще, я почему-то совсем его не стесняюсь. Та к странно и так хорошо…
Зазвонил телефон. Я схватила трубку и в чем мать родила выскочила на кухню. Звонила Сонька.
— Привет, подруга? Ты чего шепчешь, голос сорвала? На кого орала?
— Нет, просто…
— Нешто у тебя там кто-то спит?
— Спит! — с гордостью прошептала я.
— О! Уж не господин ли Рахманный?
— Он самый!
— Ну, подруга, поздравляю! Значит, жизнь прекрасна?
— Только если забыть о его мамаше.
— А она что, уже напомнила о себе?
— Пока, к счастью, нет.
— А он-то в курсе?
— Нет пока. Он явился в шесть утра и…
— Можешь не продолжать, и так все ясно — времени не было.
— Вот именно!
— Рада за тебя, подруга! Выходит, ты сегодня занята?
— Думаю, да.
— Ну что ж, желаю счастья!
И вдруг раздался звонок в дверь. Долгий, настойчивый, требовательный. У меня упало сердце. И тут же из комнаты выскочил Игнат в одних трусах, сонный и веселый.
— Это кто ж так трезвонит? Я сам открою, а ты хоть прикройся, бесстыдница!
Он чмокнул меня в плечо, шлепнул по заду и толкнул в комнату. А я с перепугу забыла, что на мне ничего нет. И вдруг до меня донеслось:
— Мама? Ты чего так звонишь? Что случилось?
— Та к я и знала! — трагическим голосом произнесла его мамаша.
— Что ты знала?
— Что ты уже у этой твари… А матери даже не позвонил!
— Мама, ты не смеешь…
— Я все смею, если мой единственный сын… даже не поставил меня в известность, не позвонил… забыл о матери из-за этой…
Казалось, она вот-вот разрыдается.
— Мама, иди к себе, я приду через полчаса.
— Хорошо, я уйду, но запомни — тебе придется перешагнуть через мой труп, чтобы быть с этой…
И она что было сил хлопнула дверью.
Игнат остался стоять в полном ошалении.
— Лер, что это было?
— По-видимому, искреннее проявление чувств ко мне. В один прекрасный день твоя мама вдруг закатила скандал моим детям, а потом уже и мне. Видно, кто-то ей донес, что обожаемый сыночка спутался с кошмарной гулящей бабой, да еще с двумя детьми…
— А ты у меня гулящая? — спросил он таким тоном, что я сразу поняла — он на моей стороне и он меня не сдаст.
— Ага, с тобой гулящая…
Он схватил меня в объятия.
— Ладно, Лерка, перемелется все… Вот только плохо, что вы в одном доме живете… Но интересно, кто мог ее просветить?
— Да мало ли… Но, так или иначе, а твоя мама меня просто ненавидит.
— Бывает. Но мы переживем, правда же? Ну, иди ко мне, я уже соскучился.
— Игнат, ты же обещал маме.
Не говоря ни слова, он достал телефон.
— Мама, я задержусь еще на час. — И отключил телефон. — Ну, иди же ко мне, мое счастье!
— Игнат, это уж как-то чересчур, наверное… — смутилась я. — Она же еще больше меня возненавидит.
— Не волнуйся, все нормально! Когда мне стукнуло восемнадцать, я заявил маме: «Я взрослый и, чтобы ты знала, уже три года живу половой жизнью и впредь не намерен ничего скрывать. Но вмешательства в этом вопросе не потерплю».
— Вот так прямо и сказал?
— Слово в слово.
— Ни фига себе… Круто! А мама твоя что?
— А что ей оставалось? Смирилась. Правда, время от времени пытается как-то упорядочить эту сторону моей жизни. Ну, все, сейчас я тебя изнасилую!
— Ничего не имею против.
Вита Адамовна негодовала. Как это возможно, чтобы сын первым делом кинулся к той особе, даже не позвонив матери? Когда Денди забежал в соседний двор и она обнаружила там машину сына, у нее был настоящий шок. Она сразу смекнула, где он сейчас. И не ошиблась. Они оба явно только что выскочили из постели или, как теперь принято выражаться, из койки. Видно, здорово она его зацепила, эта стерва. Он никогда себе еще такого не позволял — позвонить матери и заявить «я еще часок покувыркаюсь с этой киской, а потом, так и быть, приду». Но прошло уже почти два часа! Да она же из него все соки выжмет, нимфоманка проклятая… Ненавижу!
Но тут явился Игнат.
— Ау, мама, я пришел! — бодренько крикнул он с порога.
— Надо же, какой чести я удостоилась! И тебе не стыдно?
— Ни капельки! Я уже давно большой мальчик.
— Игнат, знаешь ли, я со многим могу смириться, многое понять, но баба с двумя детьми… Тебе давно пора иметь своих детей.
— Не проблема. Родим еще.
— Что? С этой потаскухой?
— Мама, я со всей серьезностью заявляю — если я еще раз услышу оскорбления в адрес Леры, я просто прекращу с тобой общаться, как это не прискорбно. А ты меня знаешь!
Вита Адамовна потрясенно молчала. Сын крайне редко позволял себе так с нею разговаривать. А он, между тем, продолжал все тем же непререкаемо ледяным тоном.
— Разумеется, я буду давать тебе деньги, но…
— Игнат, опомнись! Я взываю к твоему разуму!
— Мама, поверь, я говорю это, находясь, что называется «в здравом уме и твердой памяти». Я люблю эту женщину и буду с ней, несмотря ни на что. В конце концов, свекровь не обязана восторгаться невесткой, но…
— Что? Невесткой? Ты уже собрался на ней жениться?
— Представь себе, мама. Она, правда, еще не согласилась…
— Ах, она еще не согласилась? Скажите, пожалуйста, какая цаца!
— Да, вот такая она у меня цаца, — каким-то незнакомым матери, воркующим голосом проговорил Игнат.
— Боже мой, но что ты в ней нашел?
— Все, мамочка, абсолютно все, о чем только мог мечтать. И, пожалуйста, на эту тему больше ни слова!
Господи помилуй, что она сейчас наговорит ему обо мне и моих детях? Но он же не станет слушать?
Машинально подошла к компьютеру. Письмо от Катьки. Наконец-то!
«Мамочка, если б ты знала, как тут здорово! И дедушка Франсуа такой клевый, добрый, веселый! Бабушка называет его «Франсик». А дом у него — ваааще! Я такое только в кино видела! Красотища, практически дворец в восточном стиле. А с каким вкусом! Он сам его строил, ну, как архитектор. Приедешь — оценишь! Но я скоро пошлю тебе фотки. А вчера мы с бабушкой ездили в город Фес. Я просто в отпаде! В этом Фесе медина — ты знаешь, наверное, что это такое — самая большая в мире! Нас по ней водила одна русская женщина, которая там живет уже давно, тетя Инна. Она знает там все ходы и выходы, а то в этой медине ничего не стоит заблудиться. Мама, ты только представь, там все, как в кино. Узюсенькие улочки, где никакая машина не проедет, только груженые ослы и мулы ходят, того и гляди заденут тебя своей поклажей. Ты когда-нибудь видела мулов? А ослики, такие милые, некоторые совсем черные. И везде мастерские, самые разные. Мы видели и стеклодувов, и чеканщиков, и как мыло варят, тоже видели. Бабушка прямо в мастерской купила тебе какое-то специальное мыло для лица, которое не мылится. А еще сурьму, глаза подводить, в таком резном деревянном флакончике. Сурьма там, оказывается, в виде чернющего порошка и наносить ее надо палочкой, такой деревянной палочкой, которая затыкает флакончик. Я сказала, что ты не будешь, а бабушка говорит — пусть мама сперва попробует, а потом решит, будет или нет. Потом мы все жутко устали и пошли в ресторан, там же на медине. Там все сидят на диванах, с подушками. Мамочка, как же нас там кормили! Я ела мясо с черносливом, а Гришка курицу с миндалем. Вкусно — нет слов! Гришка сперва боялся, а потом все слопал и еще у меня попробовал! А потом пришел хозяин, принес фрукты и сладости, хотя мы их не заказывали, а что не доели, завернул нам с собой и предложил, если устали, прилечь прямо на диванах. И знаешь, бабушка и тетя Инна прилегли, а хозяин показывал нам с Гришкой ресторан. Водил на кухню и объяснял, что мясо для многих блюд там тушат в специальных глиняных сосудах, вроде кувшинов, иногда целую ночь, и эти сосуды называются «танжия». А подают еду в специальных тарелках с крышками в виде высокого конуса, и эта штука называется «тажин», а бабушка сказала, что в Рабате у ее знакомых есть свой ресторанчик, который так и называется «Тажин и танжия», и что она непременно нас туда сводит, там тоже очень вкусно и интересно. Но самое главное, мама, было потом. Мы опять шли по медине, и в каком-то закоулочке тетя Инна вдруг стала подниматься по крутой лестнице, мы за ней, бабушка только все ворчала, что у нее уже сил нет, но тетя Инна твердила: «Надо, Елена Павловна, надо!» Бабушка охала, стонала, но тоже лезла. И попали мы в большущий магазин кожаных изделий. Бабушка даже рассердилась. При входе каждому дали по пучку свежей мяты, чтобы отбить запах кожи, и провели к открытой галерее, а там… Мамочка, мы как будто на машине времени провалились на много веков в прошлое!!! С галереи открывался вид на огромную площадь, всю заставленную большущими чанами. Т а м вручную обрабатывают кожи. В этих чанах и разная краска, и какие-то еще составы. Тетя Инна сказала, что краска там только натуральная. И люди, в одних трусах, лезут в эти чаны, мнут кожи и руками и ногами, топчут, полощут… Я спросила, не опасно ли это, мне сказали, что, перед тем как лезть в чаны, люди смазываются оливковым маслом, и потом, во многих составах есть дубильные вещества, которые дубят и человеческую кожу тоже. И знаешь, мама, мы все глаз оторвать не могли от этого зрелища, мне только все казалось, что будь эти люди не в трусах, а в набедренных повязках, можно было бы снимать тут кино о древнем мире… А потом бабушка купила там нам с тобой по сумочке, очень красивой, мне желтую, тебе оранжевую, а Гришке жилетку. Он проперся! Мамулечка, тетя Инна обещала, когда ты приедешь в Марокко, обязательно показать тебе все это! Это надо видеть! Завтра дедушка Франсик обещал свозить нас в Танжер и показать место, где Атлантический океан сливается со Средиземным морем! А через неделю мы улетим в Швейцарию. Да, океан мы уже видели, но не купались, бабушка ни за что не разрешила, говорит, там холодно и вообще очень опасно. Но у них в саду есть небольшой бассейн, там и плещемся, тоже не хило. Ой, а еще мы тут были в рыбном ресторане на берегу океана и я ела устрицы! Мне жутко понравилось, а Гришка, дурачок такой, не стал даже пробовать! А как ты там, мамулечка? Сто раз тебя целую, а Гришка и бабушка сто пятьдесят (вдвоем)».
От сердца отлегло. Им там хорошо, интересно у бабушки с франко-марокканским дедушкой Франсиком. А поехать в Марокко хочется… Еще как! И хорошо бы с Игнатом… Стоп, Валерия Константиновна, спрячьте свои мечты об Игнате в дальний-дальний уголок своей глупой влюбленной души. Зазвенел телефон. Тетка.
— Лер, ты чего за морковкой не едешь?
— Ой, тетя Нина, Гришка-то уехал, а я так замоталась…
— Уехал? И куда это он, интересно знать, уехал? А Катюха? — всполошилась тетка.
— Да я же вам вроде говорила… Они вместе уехали к бабке.
— К какой еще бабке?
— К Диминой матери.
— Лер, ты там, на своем телевидении, совсем что ли рехнулась?
— Почему?
— Это куда ж они уехали? В Африку?
— Ну да, а что?
— Ты чего, газет не читаешь, телевизор не смотришь? Там же везде революции, черт-те что творится, а ты детей в этот ужас сплавила?
— Тетя Нина, не кричите так! В Марокко король, говорят очень умный, и там нет революции, это раз, а два — через неделю они все летят в Швейцарию, а там революций не бывает в принципе.
— Фу! — выдохнула тетка. — Что ж ты сразу не сказала? Значит, до осени тебе морковка не понадобится?
— Спасибо, тетя Нина, но нет. Я уж на нее и глядеть не могу!
— Ну, а сама все лето в Москве торчать будешь? Может, приехала бы на дачу, пожила маленько на свежем воздухе?
— Ох, тетя, у меня столько работы, ужас просто! И в Москве и в Киеве, вздохнуть некогда, какая дача!
— Ну, а мужика на свободе еще не захороводила? А то у меня на примете есть один, хороший, видный мужчина, аудитор на крупной фирме, не пьет, не курит, такой положительный и хочет женщину с детьми…
— Что вы, тетя Нина, я с таким положительным аудитором через три дня с тоски помру.
— Ну и дура! Много тебе веселья от твоих творческих людей? Ага, молчишь?
В дверь позвонили.
— Ой, тетя Нина, кто-то пришел!
— Какой-нибудь творческий, небось! Ну, беги, беги!
Звонок повторился. Я точно знала — это Игнат!
Это и вправду был Игнат. Карие глаза сверкали весельем.
— Лерка, я соскучился!
— Ну как, мама провела разъяснительную работу?
— Еще какую! Но я, знаешь ли, не самый послушный сын, хотя довольно почтительный. И еще ты должна знать на будущее — я человек решительный и сложные ситуации предпочитаю и стараюсь разруливать сразу, не запуская их до неразрешимого состояния. А посему — собирайся!
— Куда? — обомлела я.
— За город. Нечего летом в Москве торчать!
— Игнат, но у меня же работа!
— Будешь работать за городом. На свежем воздухе.
— Игнат, я к вам на дачу не поеду.
— Ну, начнем с того, что у нас давным-давно нет дачи. Продали, когда отец умер. Та к что тут все в порядке. Я люблю тебя, Лерка, и увезу в чудное место. Увидишь — ахнешь! А сейчас я заварю нам зачуток кофейку и забацаю сказочную яичницу, ты только выдай мне сковородку, да нет, раза в два больше, вот, такая подойдет, а сама иди собирай вещи, и не забудь купальник. Да, кстати, у тебя есть красное бикини?
— Нет. А надо?
— Боже сохрани!
— Ничего не понимаю! Мало ли каких купальников у меня нету…
— Объясняю, не заставлять же любимую женщину теряться в догадках. Мне в Корее приснился сон про тебя, плохой, и ты там была в красном бикини. Только и всего. Быстро поцелуй меня в нос и беги собирать вещи.
— Ты трепач, Игнат, но какой-то трепетный…
— Трепетный трепач? — расхохотался он. — А что, очень точное, я бы сказал, литературно-точное определение. Трепетный — вроде бы хорошо, но не слишком мужественно, а «трепач» вообще скорее отрицательная характеристика, но вот в сочетании это здорово, одно другое уравновешивает, смягчает. И в результате абсолютная прелесть, по-моему, получается, а?
— Полностью согласна, мой трепетный трепач! Ты абсолютная прелесть! Хотя насчет трепетности мы еще поглядим, а вот трепач ты — стопудово!
— Ну вот, начала за здравие, а кончила за упокой! — рассмеялся он. — И все равно, я люблю тебя, Лерка, а еще и уважаю, что для меня принципиально, я бы сказал, чудовищно важно, — проговорил он очень серьезно, погладил меня по щеке, а потом вдруг слегка наподдал под зад, — иди, собирай вещи и не мешай кулинарному порыву, он у меня не часто бывает.
Кажется, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой! Собирать вещи, чтобы ехать неведомо куда, это так весело, так молодо! Время от времени я заглядывала на кухню, где витали умопомрачительные запахи, и спрашивала:
— Игнат, а вечернее платье нужно?
— Ни на фиг!
— А резиновые сапоги?
— Ну, если только к вечернему платью, но тогда уж лучше валенки. Хотя нет, резиновые сапоги все-таки возьми, могут пригодиться.
Он готовил свою яичницу минут сорок, но у него и вправду получился кулинарный шедевр. Казалось, он вбухал туда все содержимое холодильника, и кабачок, и баклажан, и сыр, и брынзу и хлеб, и помидоры. Получилось фантастически вкусно.
— Только, чур, будем есть со сковородки! — предупредил он, когда я собралась достать тарелки. — Та к в сто раз вкуснее! — и он испытующе посмотрел на меня.
— Игнат, с тобой я даже готова лакать суп из миски на полу. Но только с тобой!
Он взглянул на меня с восторгом.
— Лерка, неужели я наконец-таки нашел свою женщину?
— Женщину с двумя детьми, Игнат!
— А я это прекрасно понимаю, и при детях мы лакать из миски не станем. При них я буду почтенным отцом семейства.
— Ну, чересчур почтенным, пожалуй, не стоит, я даже разрешу тебе в мое отсутствие лакать с ними что-нибудь из миски.
— Господи, Лерка, я самый счастливый на свете трепетный трепач, который нашел свою жутко трепетную трепачку!
Вита Адамовна в окно увидела, как ее сын вышел из подъезда с большой дорожной сумкой в руках, открыл багажник своего джипа, и тут же из подъезда выпорхнула эта баба и юркнула на переднее сиденье. Игнат ткнулся лохматой головой в ее плечо и захлопнул дверцу. Обошел машину, сел за руль и был таков!
Я ее ненавижу! Кажется, никогда никого так не ненавидела! Мерзавка, настроила сына против матери и куда-то уволокла, небось, на какой-нибудь дорогущий курорт, а мой дурачок и рад стараться. Бедный мальчик, она выжмет из него все соки и бросит. И чем ему Миладочка не хороша? Ну, понятно, эта опытная, прожженная, а та чистая хорошая девочка… Но ничего, постельные девки быстро надоедают, сколько уж их у Игнаши за последние годы перебывало, ни одна не задержалась, авось и эта не задержится… Тьфу!
— Игнат, ты куда меня везешь?
— Увидишь!
— А зачем?
— Что зачем?
— Зачем мы так срочно куда-то мчимся?
— Во имя мира!
— Какого еще мира?
— Тебе нужна постоянная война с моей мамой?
— А что, все так плохо?
— Пока да, плохо. Но ты не волнуйся, я постепенно все улажу. Главное, чтобы мама остыла, а то сгоряча может такого наворотить…
— Да? А остыв, она меня полюбит?
— Это вряд ли, — засмеялся Игнат, — а тебе нужна ее любовь?
— Ну…
— А ты сама-то готова ее любить?
— Не знаю. Пока, наверное, нет.
— К тому же у тебя уже есть хорошая любящая свекровь, а две это уж слишком жирно, по-моему.
— Пожалуй, ты прав. Игнат, ты что, все это всерьез? — спросила я после некоторой паузы.
— Более чем. Я, Лерка, знаешь, в какой момент понял, что ты моя женщина, мой человек?
— Понятия не имею.
— А там, в Киеве, за завтраком с этими черничными варениками, когда ты попросила принести тебе еще кисельку. Меня как будто что-то стукнуло… Помню, я оглянулся — сидит женщина, ничего вроде бы особенного, видали и получше, но… моя, вся моя, от макушки до пяток, и лопает вареники с черникой, и так ей хорошо, так вкусно и так весело… Одним словом, я пропал, и два месяца разлуки не притупили это ощущение счастья и душевного родства… Вот вкратце тебе отчет о моих чувствах, — и он засмеялся так искренне, так нежно, а при этом он еще так очаровательно чуть кривил нижнюю губу, что можно было сойти с ума. Я и сошла… Я чувствовала себя такой счастливой, как никогда прежде, и мне было все равно, куда и зачем везет меня этот трепетный трепач. Я уже по-настоящему любила его.
Проехав больше ста километров, он затормозил у придорожного кафе.
— Пошли, тут, как ни странно, варят настоящий турецкий кофе. А то ты, смотрю, уже клюешь носом.
— Да, если я не за рулем, то в машине легко засыпаю.
— Главное, чтобы за рулем не засыпала.
— Игнат, но все-таки, куда мы едем?
— К моему другу, у него роскошный дом во Владимирской области, со всеми удобствами и даже прислугой, можно сказать, настоящее поместье. А его самого сейчас нет, приедет только через неделю. А места там райские: лес, поля, речка, озеро есть, чем не медовый месяц? А почему у тебя такое испуганное личико?
— Игнат, у меня столько работы, и, ты же знаешь, у нас график…