— Пока да, плохо. Но ты не волнуйся, я постепенно все улажу. Главное, чтобы мама остыла, а то сгоряча может такого наворотить…
— Да? А остыв, она меня полюбит?
— Это вряд ли, — засмеялся Игнат, — а тебе нужна ее любовь?
— Ну…
— А ты сама-то готова ее любить?
— Не знаю. Пока, наверное, нет.
— К тому же у тебя уже есть хорошая любящая свекровь, а две это уж слишком жирно, по-моему.
— Пожалуй, ты прав. Игнат, ты что, все это всерьез? — спросила я после некоторой паузы.
— Более чем. Я, Лерка, знаешь, в какой момент понял, что ты моя женщина, мой человек?
— Понятия не имею.
— А там, в Киеве, за завтраком с этими черничными варениками, когда ты попросила принести тебе еще кисельку. Меня как будто что-то стукнуло… Помню, я оглянулся — сидит женщина, ничего вроде бы особенного, видали и получше, но… моя, вся моя, от макушки до пяток, и лопает вареники с черникой, и так ей хорошо, так вкусно и так весело… Одним словом, я пропал, и два месяца разлуки не притупили это ощущение счастья и душевного родства… Вот вкратце тебе отчет о моих чувствах, — и он засмеялся так искренне, так нежно, а при этом он еще так очаровательно чуть кривил нижнюю губу, что можно было сойти с ума. Я и сошла… Я чувствовала себя такой счастливой, как никогда прежде, и мне было все равно, куда и зачем везет меня этот трепетный трепач. Я уже по-настоящему любила его.
Проехав больше ста километров, он затормозил у придорожного кафе.
— Пошли, тут, как ни странно, варят настоящий турецкий кофе. А то ты, смотрю, уже клюешь носом.
— Да, если я не за рулем, то в машине легко засыпаю.
— Главное, чтобы за рулем не засыпала.
— Игнат, но все-таки, куда мы едем?
— К моему другу, у него роскошный дом во Владимирской области, со всеми удобствами и даже прислугой, можно сказать, настоящее поместье. А его самого сейчас нет, приедет только через неделю. А места там райские: лес, поля, речка, озеро есть, чем не медовый месяц? А почему у тебя такое испуганное личико?
— Игнат, у меня столько работы, и, ты же знаешь, у нас график…
— Ну и что? У тебя есть комп, тоже мне проблема при современных средствах коммуникации. И вообще, я тебя люблю.
— И я… Ой, а там мобильный ловит?
— Да, а что?
— Ну, ты ж меня в буквальном смысле слова умыкнул, меня, чего доброго, объявят в розыск.
— Да ладно, найдут. Главное, что я тебя нашел.
— Это правда!
Мы подъехали к довольно высокому забору. Игнат посигналил у ворот. Они раздвинулись, и мы въехали на показавшийся мне поистине бескрайним участок. Метрах в ста пятидесяти от ворот стоял удивительно красивый дом, белый с темно-коричневыми рамами, ставнями и дверьми. Вдоль второго этажа тянулась галерея такого же темного дерева. Дом казался невероятно уютным.
Нас встретила пожилая супружеская пара.
— О, Игнат, ты кого это привез? — лукаво-приветливо спросила женщина.
— Вот, Антонина Ивановна, познакомьтесь, моя то ли еще невеста, то ли уже жена, Валерия, Лерочка. А это добрые духи этих мест Антонина Ивановна и Никодим Сергеевич.
— Игнаша, ну куда это годится, то ли невеста, то ли жена? Нехорошо, — укоризненно покачала головой Антонина Ивановна.
— Вы считаете? И вы правы! Тогда без вопросов — жена. Жутко любимая жена. Лерка, ты теперь моя жена, учти! А я твой муж. Благословите, Антонина Ивановна!
— Да что ж ты такое говоришь, безобразник! Благословлять родные должны. А так, по-простому, от себя, скажу вам, Лерочка. Золотой он парень, Игнат, вот как есть золотой. И дай вам обоим Бог всякого счастья и детишек побольше.
— А у нас уже есть двое, девочка и мальчик, — заявил Игнат.
— Игнат! — попыталась я его одернуть, но Антонина Ивановна вдруг широко улыбнулась.
— Вот и хорошо! А годочков им сколько?
— Девочке скоро тринадцать будет, а мальчонке восемь, — за меня ответил новоявленный муж.
— Вы, Лерочка, не смотрите, что он шебутной такой, из него хороший отец получится.
— Видишь, Лерка, какая у меня тут репутация, не зря я тебя сюда привез!
До сих пор молчавший Никодим Сергеевич вдруг сказал:
— Ну, мать, разбалакалась! Иди лучше делом займись! От баба, лишь бы языком молоть!
— Ох и правда, вы извините, Лерочка, но люблю я этого балабола, как сына родного люблю, уж больно душевный он парень.
И она куда-то заспешила, а Игнат достал из машины наши вещи и понес в дом. Я за ним. Господи, неужели он только сегодня спозаранок появился в моей жизни и, кажется, всерьез и надолго…
Дом внутри оказался красивым, уютным, но вовсе не роскошным, а каким-то интеллигентным. Бросалось в глаза обилие книг. Нам отвели большую комнату на втором этаже с широченной кроватью и ванной комнатой рядом. Воздух за окнами просто опьянял. Пока я разбирала вещи, Игнат куда-то исчез, но вскоре появился с букетом полевых цветов в зеленом керамическом кувшине.
— Вот, сам нарвал. Лерка, а ведь это первые цветы…
— Нет, в Киеве ты мне подарил розы.
— Да? А я не помню…
…После вкусного ужина, приготовленного Антониной Ивановной, Игнат разжег камин, открыл бутылку вина, мы сидели рядышком на диване, он обнял меня и сказал:
— Лерка, расскажи мне о детях. Мальчишечку я хотя бы видел, а девочку нет.
— Ну и задачку ты мне задал!
— А что такое?
— Да нет, собственно, ничего такого… Начну с Катьки. У нее вроде бы трудный возраст, но мне с ней легко, она мой друг и помощник, она уже человек, с твердым характером, но я знаю, что она страшно ранимая и очень страдает от того, что у нас… неполная семья.
— Теперь будет полная!
— Игнат!
— Что Игнат? Знаешь, я здорово умею ладить с детьми. Она добрая?
— Да. Очень. Но злопамятная. Отцу ничего прощать не желает. И называет его теперь только по фамилии.
— Любит, наверное… Оттого и не прощает.
— Боюсь, ты прав.
— А он скотина!
— Не спорю.
— А Гриша?
— Гришка? Он чудный, смешной, трогательный, иногда вдруг выдает какой-нибудь стишок… Недавно вдруг заявил: «Дорогая мама Лера, не грусти без кавалера!»
Игнат рассмеялся.
— Ну, теперь у тебя есть кавалер! А он зовет тебя мама Лера?
— Ну да, он же еще помнит свою родную мать.
— А отца?
— И отца.
— Ладно, с этим мы разберемся. Для Катюхи я буду просто Игнат, а для него что, папа Игнат? Мне это не нравится. Ладно, там видно будет. А вот со своим ребеночком мы годик-другой подождем. Пусть они ко мне привыкнут, полюбят, и тогда уж все вместе будем ждать пополнения семейства.
— Игнат!
— Что Игнат? Лерка, я тридцать пять лет Игнат, но никогда еще не был так по-идиотски счастлив.
— Игнат, милый, тебе кажется, что все так просто? Пришел, увидел, победил?
— А разве не так было? Пришел завтракать, увидел девушку, лопающую вареники, и сразу полюбил, и победил практически тоже сразу, разве нет?
— Меня-то победил… а вот дети…
— А спорим, я им понравлюсь?
— Очень на это надеюсь.
Опять пришло письмо от Катьки из Марокко:
«Ой, мамочка, как тут все интересно! Вчера мы ездили в Касабланку, ее тут наши, русские, между собой называют «Каза», звучит как «коза», а Рабат зовут Рабатовкой, город, хоть и столица, но совсем небольшой. А Каза мне не очень понравилась, длиннющая, вытянутая вдоль океана чуть ли не на сто километров. Мы немного там видели, особенно запомнилась недавно построенная мечеть, дивной красоты, стоит на огромной пустынной площади на берегу океана, сказка! А потом мы хотели посидеть в кафе на берегу, так там отключили электричество, кофе сделать было нельзя, согласились на мороженое с колой, и тоже почему-то не дали. Дедушка так рассердился! Бабушка предлагала пойти в другое кафе, но он уже не захотел. И мы поехали в гости к их с бабушкой друзьям, нас так здорово приняли! На столе чего только не было и все такое вкусное! Я смотрю, Гришка трескает что-то странное, какие-то крохотные белые корешки, чем-то зеленым присыпанные. Я тоже попробовала, ничего, остренько. А потом хозяйка, тоже русская, Валентина, сказала, что это… маринованные мальки угрей, можешь себе представить? И Гришка тут же выдал: «Гришка ел мальки угрей, будет в пузе клубок змей!» Все так хохотали!
А вчера мы ездили в Танжер — три часа на машине. Видели место, где океан сливается со Средиземным морем. Знаешь, мам, прямо видно — океан такой серо-стальной, а море — сине-зеленое и между ними бурунчики, бурунчики… Обалдеть можно! А у нас в Рабате есть Русский культурный центр. Бабушку там все знают и очень уважают, она там частенько помогает устраивать разные спектакли. А еще там работают тетя Ира и тетя Алсу, они так поют, заслушаться можно. Там и выставки устраивают, из Москвы художников приглашают, писателей… А самый главный у них Николай Вадимович Сухов. Очень клевый дяденька! Мы когда туда пришли, он и говорит: «Привет, я товарищ Сухов, а это мой Абдулла!» Это его водителя и вправду зовут Абдулла! А Гришка не понял, он еще «Белое солнце» не смотрел, но бабушка ему показала, у нее диск есть. И вообще, тут так здорово! Но через три дня мы летим в Женеву, и, наверное, я напишу уже оттуда, тут столько дел! Целую тебя, любимая мамулечка, и Гришка тоже, и бабушка. Ой, а Гришка так загорел!»
Господи, какая же я счастливая! Моим детям хорошо, весело, а у меня Игнат…
На четвертый день мы смотались в Москву. У Игната было какое-то дело, я забрала еще кое-какие вещи, отдала ключи от квартиры соседке Агнии Львовне, чтобы поливала цветы, и вернулись. Я блаженствовала, хоть и работала не покладая рук. Но на шестой день меня вдруг стал точить какой-то страх, я сама не понимала, в чем дело. Дети благополучно добрались до Швейцарии. С Игнатом все было прекрасно, помимо всего прочего, с ним страшно интересно. Мы столько говорим обо всем на свете и, чем дальше, тем больше убеждаемся, что существуем, как говорится, на одной волне, а это так здорово…
Утром мы отправились в лес за земляникой. Ее там оказалось видимо-невидимо. С детства не собирала землянику. Боже, какое это наслаждение! Запах, вкус… Мы и сами наелись и набрали целый бидон, но я все боялась заблудиться, этот страх тоже живет во мне с детства. Но Игнат только смеялся, целовал меня и говорил:
— Не дрейфь, Лерка, у меня компас в башке.
И вправду без труда вывел меня к дому.
— Скажи, Игнат, с тобой что, можно ничего не бояться?
— Ну, разве что некоторых людей, — пожал плечами он.
Антонина Ивановна всплеснула руками при виде наших трофеев.
— Вот молодцы так молодцы! Как хорошо-то! Сегодня к вечеру Михаил Борисыч обещался с другом каким-то приехать.
Я напряглась. Игнат мгновенно это почувствовал.
— Спокуха, жена! Никто тебя не съест, даже, надеюсь, наоборот.
— Что значит наоборот? — не поняла я.
— Там видно будет, — загадочно улыбнулся он. — А вообще Мишка мировой мужик и чуть менее мировой режиссер, хоть и с мировым именем.
— А как его фамилия? — только тут догадалась поинтересоваться я.
— Званцев.
— Михаил Званцев? Но он же столько премий огреб!
— Ну, премия далеко не всегда истинный знак качества, но Мишка и вправду талантлив, хотя в последнее время грешит конъюнктурщиной.
— А ты с ним работал?
— А как же! Два фильма сделали.
— Игнат, я хочу видеть все твои фильмы!
— Да ну, еще чего…
— Игнат!
— Делать тебе нечего… Или я в ответ должен воскликнуть: «Любимая, я хочу видеть все твои сериалы!»
— С ума сошел! — рассмеялась я. — Но это же не одно и то же.
— Согласен. Ладно, постепенно посмотришь, не устраивать же специальную ретроспективу фильмов Игната Рахманного. Я еще не забронзовел. Иди лучше ко мне, вот, пощупай, я живой, теплый, еще не старый и жутко тебя люблю. А все остальное выкинь из головы. Да, кстати, давно хочу спросить… Тут нас Антонина кормит, а ты вообще-то умеешь готовить?
— Конечно, умею. Говорят даже, я очень хорошо готовлю.
— И пироги печь умеешь?
— Умею. И торты.
— А блины?
— Вот с блинами хуже. Блинчики умею, а настоящие масленичные блины нет.
— Какое счастье!
— Почему?
— Хоть один недостаток обнаружил в любимой женщине!
— Ну, если очень надо, я научусь.
— Да ну их на фиг! У меня от них всегда живот болит, и я посреди масленичного застолья обязательно вспоминаю Лескова.
— Боишься, как Пекторалис, от блинов помереть?
— Именно, сокровище мое! Пекторалиса знает!
Под вечер мы сидели на балконе, лениво перебрасываясь какими-то ничего не значащими фразами, как вдруг ворота раскрылись и на участок въехал неправдоподобно громадный внедорожник. Оттуда выскочил невысокий лысоватый мужчина, к которому сразу кинулась Антонина Ивановна. А с другой стороны неспешно вылез еще один человек, при виде которого мне стало нехорошо. Это был Лощилин.
— Лерка, ты чего так побледнела?
— Игнат, это Лощилин.
— Твой бывший? Ну и что? Ты его боишься, что ли? Зря. Я с тобой и в случае чего сразу дам ему в рыло. За мной не заржавеет.
И он так мне улыбнулся, что все страхи сразу же улетучились.
Снизу раздался громкий голос:
— Игнасио, где ты?
— Я тут! Сейчас спущусь!
— Да не один спускайся! Умираю от любопытства, не терпится взглянуть на твою избранницу!
— Потерпи еще минутку, моя избранница прихорашивается.
А я и вправду стояла перед зеркалом в спальне. До чего же мне к лицу Игнат! Я сама себя не узнавала. И плевать мне на Димку. Игнат ни за что не даст меня в обиду.
Он спустился первым, а я еще немного подвела глаза, слегка мазнула помадой губы и надела белую маечку, оттенявшую первый загар. Пусть все видят, что у Игната хороший вкус.
Я уже была внизу, как вдруг до меня донеслось:
— Лощилин? — переспросил Игнат. — Первый муж Леры?
— Первый и пока единственный, — хмыкнул Дима.
— Вот тут вы ошибаетесь, уважаемый. Вы первый, а я второй и, уверен, последний.
— Ни хрена себе, — раздался удивленный голос Званцева.
Когда я вошла в комнату, Игнат и Званцев встали, Дима же остался сидеть, но, видимо, почувствовал себя неловко и тоже поднялся.
Званцев широко улыбнулся.
— Здравствуйте, Лерочка! Вот вы какая! Теперь я понимаю, почему Игнасио буквально потерял голову. Очень рад, что мой скромный дом, ну, или не очень скромный, дал приют такой чудесной паре. Ну, как я понял, с Дмитрием вас знакомить не надо? Черт побери, какая-то водевильная ситуация, — рассмеялся он.
У Димы лицо было непроницаемым.
— Пошли, Димон, покажу тебе дом, определю на постой, а потом будем ужинать.
Дима молча кивнул, и они ушли.
— Фу, — прошептал Игнат, — неприятный тип. И что ты в нем нашла? Правда, я лучше?
— В миллион раз! — рассмеялась я. Как точно и ловко он умеет разрядить атмосферу.
— Знаешь, я завтра должен смотаться в Москву. Тебе не западло тут одной остаться?
— Зачем тебе ехать? Ты ж не собирался?
— Да позвонили, возникло одно неотложное дело. Хочешь, поедем со мной?
— Игнат, мне нужно дописать две серии, кровь из носу. Но вообще, может, нам пора отсюда съезжать? А?
— Да ну, здесь так хорошо… А Мишка пробудет в лучшем случае три дня. Не торчать же тебе в душной Москве.
— Мне душно только без тебя…
— Вот, нашла себе кондиционер! А вообще-то фразочка из твоих сериалов… — Он принялся меня целовать.
— Ох, простите, друзья мои, — раздался голос Званцева. — Я называю это магнитной стадией, когда как магнитом тянет друг к другу. Ну-с, пора за стол, вы, говорят, земляники набрали. Ох, люблю землянику!
И хотя разговор за столом был общим, я видела, что Дима напряжен и взгляд у него тяжелый. А Игнат разливался соловьем, рассказывал о Южной Корее, о фильме, который там снимал, и мне даже показалось, что его сумасшедшее обаяние подействовало даже на Лощилина.
Уже к концу ужина Званцев обратился ко мне:
— Лерочка, это правда, что вы были любимой ученицей Мильмана?
— Ну, так я сказать не могу, но Евгений Фридрихович действительно хорошо ко мне относился.
— И при этом сейчас вы пишите этот безразмерный кошмар?
— Да, так получилось, но я стараюсь и в этом найти какое-то удовольствие, к тому же у меня двое детей, так что особенно привередничать не приходится.
Лощилин вспыхнул, но промолчал.
— Ничего, — вмешался Игнат, — думаю, теперь все переменится, теперь Лера не одна…
— Лерочка, а я вот хотел вам предложить, — начал Званцев, — сделать сценарий полнометражного фильма по…
У меня сердце замерло.
— По Диминому роману «Насморк». Я хочу его ставить, и, сами понимаете, это марка и выход на совершенно иной уровень.
Игнат напрягся.
— Нет, Михаил Борисович, я польщена, спасибо, нет.
— Но почему? В конце концов, ваш бывший муж сам выдвинул эту идею, то есть с этой стороны…
— Михаил Борисович, дело вовсе не в наших отношениях с Дмитрием Сергеевичем, а в том, что мне категорически не нравится этот роман, — решительно проговорила я.
Лощилин позеленел.
— Да? — страшно удивился Званцев. — А я от него в восторге. Игнасио, а ты читал?
— Я? Нет, я к современной литературе с большим недоверием отношусь, знаете ли. Предпочитаю Лескова.
— Послушайте, Лера, а может быть это даже хорошо, что роман вам не нравится. Сценарий может получиться острым, злым, и это пойдет на пользу фильму. Вы привнесли бы туда эмоцию, которой там иной раз недостает…
— Нет, Михаил Борисович, все-таки нет.
— Лера, это неразумно! В наше время, когда катастрофически не хватает хороших сценаристов, лучшая ученица Мильмана кропает эти убогие сериалы. Игнасио, скажи ей…
— Лера, — подал вдруг голос Дима, — Миша прав, ты талантливый человек, зачем губить свой талант этой кошмарной поденщиной…
Не стоило ему этого говорить. Кровь бросилась мне в лицо.
— Помимо всего прочего, я не могу взяться за это еще и потому, что моя дочь мне этого не простит, — отчеканила я и встала из-за стола.
— Ну что ж, Лерочка, на нет, как говорится, и суда нет, — примирительно проговорил Званцев. — Сядьте, Лерочка, успокойтесь, я же был не в курсе… Дима сам назвал вашу кандидатуру…