— Да, она милая, твоя Лера и, по-моему, у нее есть совершенно неоценимое качество для бабы — она не ноет. Ненавижу вечно ноющих баб. Два раза был женат и обе ныли, не переставая.
— Да, Лерка вообще не ноет! Ведь она тащила двоих детей, этот Лощилин, сука, давал ей какие-то гроши, а потом она и от них отказалась, просто впряглась в работу и даже находила в этом дерьме какое-то удовольствие.
— Да, Игнасио, свезло тебе.
— И не говори!
— А как тебе кажется, Морозов согласится на этот вариант?
Они заговорили о чем-то другом. А я сказала себе: Лерка, заруби себе на носу — никогда не ныть, как бы иной раз ни хотелось.
В субботу утром мы с Игнатом поехали в Москву. Его квартира мне понравилась. Хотя он предупредил меня:
— Лерка, тебе там могут попасться на глаза какие-нибудь следы былых баб. Ты ж понимаешь, я не святой. Но все это было до вареников с черникой! Поэтому не бери в голову, не расстраивайся, и ничего такого не думай! И выбрасывай все к чертям!
— Договорились!
Но на первый взгляд ничего такого заметно не было.
На письменном столе стояла большая фотография: Игнат и еще какой-то парень, держат в руках статуэтку «Ники». Игнат там совсем молодой и без бороды. А на щеках такие ямочки, что только с ума сойти.
— Игнат! Зачем ты бороду носишь?
— А что, тебе не нравится?
— Я вот смотрю на этот снимок…
— Это мы с Володей Ганшиным. Моя первая «Ника»!
— У тебя тут такие ямочки… А ты их бородой закрываешь.
— Понимаешь, бриться лень.
— А ямочки?
— Тебе нужны мои ямочки?
— Мне все твое нужно…
— Хочешь, я побреюсь?
— И будешь каждое утро ворчать, что тебе лень бриться?
— А как же! Непременно буду!
— Ладно, я буду просто представлять себе тебя с этими ямочками… Да, пожалуй, не стоит бриться. Ты с этими ямочками просто неотразим, я буду тебя ко всем ревновать… Хотя, один раз тебе все-таки придется побриться.
— На свадьбу, что ли?
— На какую еще свадьбу?
— Что значит на какую? На нашу свадьбу. Мы же должны пожениться. Или ты не хочешь?
— Да нет, пожалуй, хочу… Но я имела в виду другой случай. Я хочу, чтобы дети увидали тебя с этими ямочками.
— Дуреха моя! Разве в ямочках дело? Ты же вот влюбилась в меня без ямочек?
— Я, видимо, интуитивно их почувствовала.
— Господи, Лерка, как мне нравится пороть с тобой всякую чушь! Да, а ты же собиралась покупать еще подарок для своей Сони.
— Да, сейчас поеду.
— Что значит, поеду? На чем?
— На метро.
— Еще чего! Я тебя отвезу, у меня сегодня никаких дел, заодно потом пообедаем в городе.
— Мне еще надо домой заехать, взять платье, туфли… И лучше, чтобы твоей машины там не было.
— Чепуха! Я прятаться не собираюсь. Я, кстати, думал заглянуть к маме, может, она уже одумалась.
— Ну что ж… Хотя вряд ли так быстро.
— А мы поглядим. А на нет, и суда нет.
В подарок Соне я купила туалетную воду, предварительно спросив у нее, чего она хочет. Та к что с этой задачей мы справились быстро. Пока я выбирала еще себе тушь для ресниц, Игнат куда-то отошел. И я обнаружила его у витрины с маркой Иссие Мияке. Он нюхал пресловутый парфюм.
— Игнат, ты что?
— А правда классный запах! А представляешь, я побреюсь, надушусь этим парфюмом и…
— И тогда я просто умру от восторга!
— Девушка, я покупаю это! — заявил он продавщице, которая завороженно смотрела на него. — И то, что выбрала моя жена.
Девушка как-то сникла.
— Катюша, что пишет мама? — поинтересовалась Елена Павловна.
— Да она все больше вопросы задает, как мы тут и вообще…
— А ты ей писала, что папа приезжал?
— Нет. А надо было?
— Думаю, нет. Зачем ее пугать?
— Бабуль, а как ты думаешь, он… ничего не сделает нам или маме?
— Ты о чем, детка? Что он может сделать? Ну устроит в худшем случае скандал маме, но это не так уж страшно.
— Но противно.
— Пожалуй! — улыбнулась Елена Павловна и потрепала внучку по пушистым волосам. — Но мама твоя сильная, переживет. И ты в нее, тоже сильная… Молодец! Будем надеяться, что мама и не узнает. А если узнает потом, то это уже не взволнует ее так, как взволновало бы сейчас, когда вы далеко. Знаешь, мы с Франсуа решили, что поедем во Францию на поезде, а не на машине. Слишком утомительно.
— Да? Здорово! На поезде интересней, я люблю на поезде… Бабуль, а в Диснейленд поедем?
— О, только без меня! Я этого не выдержу, а Франсик обожает такие штуки, вот с ним и поедете.
— Бабуля, а знаешь, хорошо, что… Лощилин дал то интервью.
Елена Павловна вытаращила глаза.
— Это почему же?
— Ну, ты могла бы еще долго не приехать к нам…
— Катерина, ты мое чудо! Это ж надо так повернуть! Умница, золото мое! А мы-то с Франсуа как счастливы, что у нас такие внуки… Нет, это надо же, как сообразила…
Катькин компьютер звякнул, извещая о приходе письма.
— От мамы? — спросила Елена Павловна.
— Нет, от подружки.
— Ну, читай, читай!
И Елена Павловна вышла из комнаты, спеша поделиться с мужем Катькиным умозаключением. А подруга Даша, живущая в том же подъезде, писала следующее:
«Катюха, привет! Ты где сейчас, в Марокко или уже в Европе? Мы с мамой на днях вернулись из Хорватии, там такой кайф, просто улетный! Я там встретила одного парня из Германии. Он, правда, тоже русский, ему уже четырнадцать, мы с ним познакомились, когда играли в теннис, он классно играет. И вообще там были такие мощные тусы! Расскажу при встрече. А у нас тут новости, они тебя касаются. Ты, может, в курсе, но у нас весь подъезд гудит! Твоя мама закрутила дикий роман с сыном той тетки с собакой, которая на тебя вызверилась, помнишь? Теперь понятно почему! Она противная, а сын у нее очень клевый. Он, оказывается, знаменитый кинооператор, говорят, с мировым именем, зовут Игнат Рахманный! И у них с твоей мамой прямо смертельная любовь, ну, по крайней мере, так говорят. А когда его мать узнала, жуткий скандал устроила и вообще! Тогда этот Игнат взял и куда-то увез твою маму! Но ваша соседка Агния Львовна говорит, что твоя мама заезжала к ней, дала ключи от квартиры, чтобы цветы поливать, и выглядела жутко счастливой, просто вся светилась, это Агния сказала моей маме. Так что, Катюха, может, скоро поженятся… Но ты не бойся, он, по-моему, очень добрый и веселый, этот Игнат. Имечко, правда, то еще, но это не главное! А может, он тебя еще в кино снимет… Кать, ты только не обижайся, я просто ну никак не могла это все от тебя скрыть, сама понимаешь, и мы же договорились — не скрывать друг от дружки важные вещи, а это же очень важно, правда?»
…Соня жила на Войковской.
— Поедем на такси, — сказал Игнат. — Выпить хочется под одесскую шамовку! А что она за человек, твоя Соня?
— Хороший! Мы не так давно сдружились, хотя знакомы уже года три. Говорит, что хочет познакомить меня с мужчиной своей жизни.
— А он кто?
— Да понятия не имею, хотя Сонька намекала, что я очень удивлюсь. Надо полагать, я его знаю. Посмотрим.
Мы пообедали в кафе и поехали ко мне. Меня била нервная дрожь.
— Лерка, ты чего? — огорченно спросил Игнат. — Все будет нормально. Давай, мы так сделаем — ты пойдешь к себе, возьмешь там все, что надо, а я поднимусь к маме. Может, она уже утихла? Честно говоря, для меня ее поведение — шок, это ей как-то не очень свойственно.
— Видимо, именно я вызываю у твоей мамы непреодолимую аллергию.
— Почему, собственно, непреодолимую? Преодолеем. Она увидит, как я счастлив, и… Погоди. У нас еще будет очень дружная семья.
— Игнат, не надо стремиться к дружной семье, меня вполне устроит нейтралитет.
— Лерка, ты минималистка!
— Нет, Игнат, я просто реалистка.
— Ладно, чего вперед загадывать… Короче, жди меня, и я вернусь, только очень жди!
В квартире было душно и пыльно, захотелось сразу же взяться за уборку. Цветы были в порядке, спасибо Агнии Львовне. Интересно, что там у Игната? Меня вдруг охватил страх — а вдруг его мама с горя заболела, и поставит ему условие, чтобы он бросил меня… Нет, смешно, он меня не бросит. Он и вправду меня любит, но он ведь и маму свою любит. А такие мамы могут и на шантаж пойти. Мало ли… Она, наверное, знает, на какие кнопочки нажать, чтобы испугать его, заставить раскаяться. Одним словом, я сходила с ума, и чтобы окончательно не свихнуться, включила пылесос и с таким остервенением взялась за дело, что даже пылесос не выдержал, стал задыхаться, потом странно взвыл и сдох. Разумеется, я сочла это дурным предзнаменованием и горько разрыдалась. Но тут в дверь позвонили.
— Игнат! — кинулась я к нему.
— Боже, Лерка, что случилось? Чего ревешь?
— Пылесос сломался, тебя не было… я испугалась… — всхлипывала я, прижимаясь к нему.
— Игнат! — кинулась я к нему.
— Боже, Лерка, что случилось? Чего ревешь?
— Пылесос сломался, тебя не было… я испугалась… — всхлипывала я, прижимаясь к нему.
— Лерка, что за дела? А, я, кажется, понял… Ты решила, что мама возьмет надо мной верх, я тебя брошу и т. д. и т. п. Так?
— Ну…
— И чтоб не страдать, взялась за пылесос? А поскольку ты у меня девушка темпераментная, то он, бедолага, твоего темперамента не вынес? Ну, ты и дуреха! Господи, на кого ты похожа? Я с такой лахудрой в гости не пойду, живо в душ!
— Погоди, а что там было?
— А ничего не было. Оказывается, маменька свалила в санаторий, в Кисловодск. Мне соседка сказала.
— А почему ж ты так долго?
— Ну, с соседкой надо было поговорить из вежливости.
— Постой, а как же собака?
— А собаку взяла эта сука…
— Какая сука?
— Милада.
— Кто такая Милада?
— Сука. Которая втерлась в доверие к моей мамочке, надеясь таким образом меня заполучить. Идиотка! Я, честно говоря, думал, после такого скандала, она к матери больше и носа казать не будет, но там такой комплот образовался… И путевку она ей достала и собаку взяла. Да, Лерка, вот какую на меня охоту открыли…
— Милада, это твоя бывшая?
— Одна из многих бывших. Но, как выяснилось, самая липучая.
— Она красивая?
— Очень.
— А сколько ей лет?
— Года двадцать три или двадцать четыре, но у нее есть один существенный недостаток, для меня просто основополагающий…
— Какой?
— О, заинтересовалась! Понимаешь, Лерка, она не умеет так лопать вареники! Дурочка моя, ты даже не понимаешь, сколько ты для меня значишь…
— И все это время, полтора часа ты гуторил с соседкой?
— Нет. Просто ты задаешь столько вопросов, что я не успел тебе сказать самое важное. Во-первых, наш южно-корейский фильм собираются выдвинуть на «Оскара», а во-вторых, я через неделю должен буду уехать. На месяц, как минимум.
— Господи, куда?
— На Алтай!
— А что там такое?
— Там снимал мой учитель, Терентьев. Он умер в одночасье, сердце. И меня позвали его заменить. Я обязан это сделать в его память. Пойми, маленькая моя, это не обсуждается.
— Понимаю. А мне… мне с тобой нельзя?
— Нет. Понимаешь, я, когда работаю, я не могу отвлекаться. Совсем. Я могу ненароком, и обидеть, и… Одним словом нет, Лерка.
— Ну, нет, так нет. Я поняла.
— Обиделась, дуреха?
— Нет. Обиды — привилегия горничных, сам же говорил.
— Кстати, мне посулили очень большие деньги.
— Это то, что меня волнует меньше всего.
— Знаю. И ценю. Но ты не думай, что твое «Кружево» отойдет на второй план, Мишка занимается этим вплотную. И, возможно, в октябре, если все срастется, начнем снимать. Он уже почти договорился насчет денег, так что…
— Игнат, я ничего плохого не думаю, я просто… еще не умею быть без тебя. Мы с тобой совсем недавно, а…
— Уже проросли друг в друга, да? Но это неизбежно, моя родная, нам придется время от времени расставаться, и, наверное, это даже хорошо. И, знаешь что, тебе сколько времени нужно, чтобы привести себя в божеский вид? Час? Полтора?
— Ну, у нас же есть еще время, нам к восьми. И сегодня все-таки суббота…
— Короче, ты тут чисти перышки, а я смотаюсь по одному делу на часок-полтора.
Я хотела спросить, что за дело, но прикусила язык. Не стоит.
— Хорошо, беги.
Вероятно, хочет купить новый пылесос. Это было бы очень в его духе, — решила я. И оставшееся до его отъезда время я должна вести себя так, чтобы у него и тени раздражения не возникло. Не задавать лишних вопросов, не ныть, хоть я и так не из нытиков, и делать вид, что легко переживу расставание.
Я приняла душ, вымыла голову и решила, что надену свое любимое зеленое платье. Игнат меня в нем не видел, а оно мне очень идет. И глаза накрашу посильнее, и туфли на высоких каблуках надену. Пусть видит, что оставляет вполне привлекательную женщину, к тому же сейчас даже не обремененную детьми… Пусть поревнует, помучается, не все же мне… Милада, которая борется за него в союзе с его мамашей, и вообще им несть числа, его бывшим бабам… Но он же меня любит… А откуда я знаю, что он не так же ведет себя с другими бабами, как со мной? Не говорит им этих трепетных речей, он же трепетный трепач! Одним словом, я себя накрутила. Я была уже готова, одета, обута, и в глазах боевой задор… Буду сегодня у Соньки кокетничать с другими… И тут раздался звонок. Я побежала открывать и остолбенела. На пороге стоял Игнат, гладко выбритый, и улыбался и ямочки на щеках играли…
— Боже, Игнат!
— Боже, Лерка! Какая ты красивая! Как тебе идет зеленый… Я, кстати, был в этом уверен…
— Игнат, ты почему вдруг решил сбрить бороду?
— Но тебе нравится?
— Не то слово!
— Вот! Теперь будет так — в экспедиции я отращиваю бороду, а в Москве сбриваю. У тебя будет бритый муж, а оператор Рахманный останется бородатым. Ты согласна?
— Да!
— Так, а почему это в глазах такой боевой задор? Ты что тут напридумывала в мое отсутствие, колись? Какую-нибудь чепуху про бесчисленных баб в жизни Игната Рахманного? Да?
— Очень надо! Это же в прошлом.
— Умеешь казаться умной. А на самом деле такая же дуреха, как другие бабы. Только одно отличие — тебя я люблю. И в понедельник поедем распишемся.
— Кто же нас распишет сразу?
— Распишут, есть связи. Понимаешь, хочу уехать женатым.
— Игнат, зачем?
— Чтобы быть уверенным.
— В чем?
— Не в чем, а в ком.
— А ты во мне не уверен?
— Честно? Уверен. Но ты во мне не уверена, я чувствую.
— И ты думаешь, я из тех дур, которые считают штамп в паспорте какой-то гарантией?
— Та к ты не хочешь жениться, что ли?
— Без детей — не хочу!
— Вона как! Обалдеть! Обычно при слове ЗАГС девушки трепещут и жаждут, а ты…
— Я не девушка, а мать двоих детей.
— А я хочу, чтобы ты была мать троих детей! Или даже четверых!
— Хотеть не вредно! И уедешь ты холостым, ничем и никем не обремененным.
— Все, Лерка, кончай бодягу! Ты меня любишь? Вижу, любишь. И я тебя люблю. Значит, все будет прекрасно! И дети твои меня признают! Я в сто раз симпатичнее твоего Лощилина, и вообще миляга.
— Господи, какой же ты трепач!
Уже в такси, по дороге к Соне он вдруг шепнул:
— Да, а как тебе мои ямочки?
— Это я тебе расскажу, когда ляжем в постель.
— Ого! Звучит многообещающе!
Дверь нам открыла Соня.
— О, какие люди! Лерка, выгладишь потрясающе!
— Сонечка, поздравляю! Вот, познакомься, это Игнат!
Она смерила его весьма одобрительным взглядом.
— Очень рада, Игнат! Проходите!
Часть гостей была уже в сборе. Оказалось, что Игнат прекрасно знаком с Сониной родственницей, вторым режиссером на Мосфильме. Они сразу о чем-то заговорили. А Соня увлекла меня на кухню, где у плиты колдовала весьма пышная девушка.
— Лер, это моя кузина Лора, из Одессы.
— Ой, здравствуйте, Лера, много о вас слышала! Но сейчас некогда, боюсь упустить пироженки. Попробуйте, с пальцами съедите и языком закусите!
— Лорка, что ты несешь! — засмеялась Соня и вытащила меня на балкон.
— Лерка, обалденный мужик! Миррочка его хорошо знает, говорит о нем просто с восторгом. Мне он тоже понравился, такая улыбка!
— А твой-то герой где? Пока я никого такого не заметила.
— Запаздывает. Он уже звонил, что попал в пробку.
— Да кто он такой?
— Увидишь!
— Сонь, хватит меня интриговать, говори! Я надеюсь, не Лощилин? — вдруг испугалась я.
— С ума сошла? — ужаснулась Сонька. — За кого ты меня держишь. А ты попробуй угадать!
— Ладно. Я его хорошо знаю?
— Не очень.
— В каких я с ним отношениях?
— Вы добрые знакомые.
— Так… Он из нашего цеха?
— Ты имеешь в виду сценарный цех? Нет.
— Киношник?
— Да.
— Артист, что ли?
— Да.
— Красивый? — начала догадываться я.
— Очень.
— Брюнет?
— Да.
— Все. Знаю. Никита? Александров?
— Эх, Лерка, хотела тебе сюрприз сделать…
— И у вас прямо любовь?
— Еще какая! И, между прочим, благодаря тебе.
— А я тут при чем?
— Та к он начал мне сперва впаривать, как ты ему нравишься… И мы долго тебя обсуждали, а он мне на другой день звонит и приглашает на ужин. Ну, я пошла. А он и говорит: «Сонечка, я, кажется, идиот, я вдруг понял, что мне нужна вовсе не Леруня, а вы…» Вот так и получилось.
— И какие планы?
— Да пока никаких. А зачем планы? Нам пока и так хорошо. Он, конечно, не большой интеллектуал, но мне и не надо. Достаточно теплый и милый парень… Я сама умная, зачем мне умный мужик? А ты, подруга, по-моему, последние мозги со своим Игнатом растеряла.
— Кажется, да, Сонечка. Я так его люблю…
Вскоре явился Никита. Он был очень хорош.