— Конечно. — Ганнибал стукнул молотком. — Перерыв пять минут.
Зрителям не нужно было повторять дважды. Это было невероятно. Не так часто обретают свободу души, и сделки вроде той, что была предложена нам, тоже обсуждаются крайне редко.
— В чем тут подвох? — тихо спросила я Романа.
Он прищурился.
— Думаю, Ганнибал боится потерять две души разом, поэтому пытается урезать шансы на неудачу. Аргументы в твою пользу достаточно сильны. Позиция Сета тоже, хотя не так, как твоя, тем более что самого его нет здесь. Ганнибал готов легко отпустить тебя, если таким образом сумеет под шумок удержать другую душу.
— Но если доказательства представлены, пусть тогда присяжные решают. Ты только что сказал: в случае Сета основания тоже твердые.
— Да, — согласился Роман. — Но Хью сообщил мне кое-что об этих присяжных. Все дела о контрактах слушаются половиной ангелов и половиной демонов, из соображений справедливости. Ангелы честно проголосуют за то, что считают правильным. Если доказательства сомнительные, они выскажутся против тебя. Они не станут освобождать душу, если посчитают обстоятельства неудовлетворительными. Демоны такие моральные принципа не исповедуют. Джером и Нифон оба могут признаться, что противоречащие один другому контракты были составлены умышленно, и все демоны в этом составе присяжных все равно проголосуют против тебя.
— Но это нечестно, — сказала я.
— Джорджина, мы в Аду, — только и ответил на это Роман.
— А что случится, если голоса присяжных разделятся поровну? Начнется знаменитая процедура с коллегией присяжных, которые не пришли к единому мнению?
— Проведут дополнительное голосование. Призовут тринадцатого присяжного, ангела или демона, случайным образом, его голос станет решающим. Если дойдет до этого, твои шансы будут пятьдесят на пятьдесят.
— Вот в чем сделка, — пробормотала я себе под нос. — Если я брошу Сета, то гарантирую себе свободу.
Роман кивнул.
— А если не бросишь, можешь уготовить Ад вам обоим.
ГЛАВА 20
Я размышляла об этом между двумя ударами сердца, но даже это было слишком долго. И так ясно, какое решение я приму. Мы с Сетом связаны воедино. Сет отыскал мою душу в безграничном мире сновидений, пусть даже это было сделано на потребу Джерома. Мы с Сетом находили друг друга жизнь за жизнью и влюблялись друг в друга снова и снова. Даже если мы сознательно не помнили один другого, наши внутренние сущности связывались. Я вспомнила слова Романа.
«Снова и снова вы находили и теряли друг друга, ты боролась и мучилась, но все разваливалось от сомнений и недостатка информации. И ты допустишь, чтобы все шло так и дальше?»
Нет, круг замкнулся. Для меня. Эти прожитые жизни… испытанные страдания… все это не должно пропасть зря. Неважно, что Сет ненавидит меня и больше не хочет видеть. Я не покину его — ни сейчас, ни впредь.
— Не беда, — сказала я Роману. — Мы с Сетом в одной упряжке, хотя он, может быть, об этом и не догадывается.
Роман не пытался меня отговорить. Он просто спросил:
— Ты понимаешь, что стоит на кону?
— Понимаю. — Если мы проиграем, я не просто потеряю свою душу, меня ожидает вечность на службе у Ада, под началом руководителей, которые не в восторге от того, что я осмелилась нарушить равновесие сил. В адском праве наверняка имелась какая-нибудь статья или примечание, гласившие, что за такое поведение меня не могут наказывать. Но, как я уже говорила, у Ада имеется масса способов наказать не по закону отбившихся от стада. Лас-Вегас, вероятно, меня уже не ждет, а вместо этого мне уготовано какое-нибудь другое ужасное местечко.
Ганнибал призвал суд к порядку, и Роман передал мое решение.
Ганнибал неодобрительно прищелкнул языком.
— Рискуете всем ради новой машины, да? Что ж, леди и джентльмены, господа присяжные, теперь все в ваших руках. Вы слышали свидетельства, все, какие имелись. Считаете ли вы, что доказательств достаточно, чтобы удовлетворить прошение заявительницы? Должны ли оба контракта, которые эти лица подписали по собственной воле, быть признаны недействительными? — Настала очередь слепого правосудия.
Присяжные голосовали анонимно, меня это заинтересовало. Маленький кивок в сторону обеспечения беспристрастности и теоретической защиты для тех, кто отдает голоса против интересов своей партии. Из слов Марселя и Романа я заключила, что такое случается в среде ангелов. А в кругу демонов? Даже если они понимали, на чьей стороне справедливость, их конечной целью было умножение числа душ в Аду. Тронул ли кого-нибудь из них наш случай настолько, что они примут решение, посоветовавшись со своей совестью? Возможно ли, чтобы искра справедливости продолжала тлеть во мраке этого места? Судя по тому, с какой скоростью делались отметки на розданных присяжным листках, было не похоже на то. Никто не колебался. Демоны голосовали с надменными, самоуверенными лицами. Ангелы и демоны слеплены из одного теста, кроме того, мне говорили, что, когда ангелы долго находятся в Аду, их естество портится. А демоны не собирались отказываться от мечтаний о том, что станет с моей душой.
Пристав собрал листки, разобрал их на две подозрительно схожие по толщине стопочки и передал судье. Ганнибал быстро подсчитал голоса и кивнул сам себе, прежде чем обратиться к аудитории. В зале снова воцарилась тишина.
— Ну вот, — пробормотал Роман.
— Жюри высказалось: шесть голосов против шести. Узел затянулся.
Зрители хором выдохнули, и вновь по залу распространилось напряжение. Все ждали следующего шага. Не стоило удивляться такому исходу, но внутри меня тлел огонек надежды, что, может быть, может быть, какой-нибудь демон-отщепенец отдаст голос за меня. Я получила ответ. Искра справедливости здесь не тлела. Она задохнулась в Аду.
— В соответствии со статьей… черт, я не знаю… статьей такой-то или сякой-то, мы проведем дополнительное голосование, — произнес Ганнибал. Пристав внес в зал красиво расписанную вазу и подал ее судье. Тот вытряхнул содержимое: из вазы высыпались черный и белый камушки. — В этом случае все действительно просто, как черное и белое. Если будет вытащен черный камень, решающий голос отдаст демон, если белый — ангел. — Судья замолчал, и вид имел при этом смущенный. — Это так стандартно. Может, перепутаем цвета? Только на этот раз? Нет? Ну ладно, пусть все будет как обычно. — Ганнибал обвел взглядом жюри и указал на ангелицу с кудрявыми рыжими волосами и голубыми глазами под длинными ресницами.
— Вы. Вы будете вытаскивать камень.
Она кивком выразила согласие и грациозно подошла к судье. Итак, еще одна попытка придать законность процессу. Если бы Ганнибал сам вытянул камешек, я бы с подозрением отнеслась к результату. Честный подход к делу получил дальнейшее подтверждение, когда судья заставил ангелицу поклясться, что она будет тянуть жребий по-честному, не применяя своих особых способностей ради чьей-либо выгоды.
— Клянусь, — сказала она и опустила камушки в вазу. Потом встряхнула сосуд, запустила руку внутрь, бросив короткий и, если не ошибаюсь, сочувственный взгляд на меня. Наружу появилась ее рука, сжатая в кулак. Когда она раскрыла ладонь, никто не мог разглядеть камня, но все было сказано выражением ее лица.
— Черт, — выругался Роман.
На руке ангела лежал черный камень. Женщина передала его судье; тот даже не пытался скрыть удовлетворения. Он поблагодарил присяжную, когда она вернулась на место, а потом поднял камень вверх, чтобы его могли увидеть все, кто был в зале. Демоны заголосили возбужденно и радостно, довольные тем, что выиграли игру.
Я испытала сожаление, но лишь мимолетное: а могла бы выйти отсюда с нетронутой душой и сохраненной жизнью или вовсе не затевать этого процесса и продолжать жить суккубом по сценарию моей мечты в Лас-Вегасе. Вместо этого я рискнула всем ради призрачного шанса освободить себя и Сета. И проиграла за нас обоих.
Стоило ли пробовать? Да.
— Жребий брошен, — произнес Ганнибал, продолжая любоваться камушком. — Согласно правилам, решение примет тринадцатый присяжный, которого укажет случайная выборка из списка знаменитых служителей Ада. Дорис?
Дорис застучала по клавишам компьютера. Спустя несколько мгновений она кивнула приставу. Он подошел к запасному выходу, вероятно, чтобы проводить в зал тринадцатого присяжного.
На сердце легла свинцовая тяжесть, и я испугалась, когда Роман снова положил ладонь на мою руку.
— Прости, — тихо сказал он. — Я должен был приложить больше усилий или уговорить тебя согласиться на сделку…
Я пожала ему руку в ответ.
— Нет. Ты был безупречен. Единственное, чего не нужно было делать, — впутываться в эту мешанину. — Невозможно поверить, но, какая бы судьба ни ждала меня после того, как мой иск был отвергнут, едва ли она была хоть вполовину такой же страшной, как судьба Романа.
Титан игриво улыбнулся мне.
— Что? И упустить возможность рассмеяться в лицо Небесам и Аду? Кроме того, я ни за что не оставлю тебя на…
В зале, который с уходом пристава наполнился говором публики, снова воцарилась тишина. Пристав вернулся. Слова поддержки, которые собирался сказать мне Роман, застыли у него на языке, потому что он вместе со мной напряжённо вглядывался вдаль, чтобы разглядеть, какой демон скажет последнее слово в моей истории. Когда я увидела, кто это, глазам своим не поверила.
Это была Жасмин.
Я едва узнала ее. Мы не встречались целый год с тех пор, как она вышла из милости и превратилась из ангела в демона. Будучи ангелом, Жасмин совершила несколько тяжких грехов, начиная с того, что влюбилась. Это само по себе непозволительно ангелам, но она пошла еще дальше — влюбилась в титана по имени Винсент. Вине был отличным парнем, но реакция на него что ангелов, что демонов, как и на Романа, была стандартной — немедленно уничтожить. И вот некий ангел поддался этому импульсу, а Жасмин бросилась защищать Винса и в результате убила нападавшего служителя Небес.
И за это она была отправлена в Ад.
Я видела все это. Ужасно. Один ангел убит, другой пал. Это произошло в ту ночь, когда нашли и взяли под стражу Нике. Мы с Винсом оказались под перекрестным огнем в этой переделке. Я сделала для него, что могла, но была не в силах отвратить кару Небес.
Перед отъездом из города Вине сказал мне: ту Жасмин, которую я знала, теперь придется забыть; когда она пробудет некоторое время в Аду в окружении демонов, станет такой же, как они. Это происходит со всеми: даже такие, как Картер, могут превратиться в Джеромов. Тогда я не поверила словам титана, но теперь, пробыв некоторое время в атмосфере этой кромешной неправильности, лучше поняла, о чем он говорил. Вглядевшись в Жасмин, я увидела: это случилось и с ней.
Я вспомнила улыбчивую молодую женщину со сверкающими темными глазами и блестящими черными волосами. Глаза и волосы были как будто те же, но в глазах уже не было задорных искорок; они казались бездонными, темными и холодными. Жасмин шла к центру зала, глядя прямо перед собой. На ней было полупрозрачное черное платье, длинные волосы закрывали спину, подобно шелковой ткани. Она походила на куртизанку из готов. Если бы я была с ней вовсе не знакома и не знала ее истории, я бы все равно немедленно узнала в ней демона. Как и у всех, кто собрался в этом зале, во взгляде Жасмин, в ее походке, манере держаться было нечто непоправимо демоническое.
Итак, похоже, мою судьбу решит та, что когда-то считалась моей приятельницей.
Жасмин дошла до центра зала, и ей жестом указали на место у свидетельской кафедры.
Она села за стол и обвела зал непроницаемым взглядом.
— Вы следили за ходом разбирательства? — спросил судья Ганнибал.
— Да, — ответила Жасмин голосом столь же бесстрастным, как и ее взгляд. Каким образом она следила, не могу сказать. Возможно, это показывали по какому-то закрытому адскому телеканалу или использовали магическое зеркало, откуда мне знать.
— И вам ясно, что от вас требуется? — задал новый вопрос Ганнибал.
— Да, — последовал ответ.
Ганнибал пытался изобразить, что соблюдает по необходимости формальные процедуры, но самодовольная ухмылка на его лице перечеркивала эти старания. Он был чертовски доволен собой и тем, как обернулось дело.
— Тогда скажите свое слово, основываясь на свидетельствах и аргументах, которые вы слышали. Если вы уверены, что оба контракта правомочны и не противоречат один другому, голосуйте против заявительницы.
Наступила тишина, и тут Роман подал голос:
— А если она думает, что оба контракта недействительны?
— Да, да, — Ганнибал пренебрежительно отмахнулся; его раздражала эта бессмысленная трата времени. — Если вы полагаете, что контракты противоречат друг другу, тогда голосуйте за подательницу иска.
Жасмин дали листок бумаги и ручку, точно так же, как раньше давали другим присяжным. И так же, как и они, Жасмин не тратила времени на раздумья; она поставила на листке отметку быстро и уверенно. Справившись с задачей, она безмятежно подняла взгляд: никаких изменений в выражении лица, никаких признаков, что мы с ней раньше были знакомы. Я сильно опасалась за свое будущее, но при виде Жасмин меня пронзила боль: что же сделал Ад с таким добросердечным созданием, как она! Нет, подумала я, не один только Ад. Небо также виновно. Что это за общность, которая ратует за благо и запрещает своим членам любить?
Ганнибал размашистым жестом выхватил у Жасмин листок и держал его в вытянутой руке, намереваясь зачитывать текст.
— В соответствии с правилами судебного заседания и непогрешимыми законами Королевства Ада, коллегия присяжных высказалась… — Последовала пауза, а продолжение фразы прозвучало как вопрос: — В пользу подательницы иска?
Искра справедливости во тьме…
Мгновение ничего не происходило. В зале было тихо, время будто замерло. Потом одна за другой случились несколько вещей.
Я услышала у себя за спиной голос Джерома:
— Вот дерьмо!
Жасмин подмигнула мне. Роман обнял меня.
Ганнибал перечитал заново написанное на листке, посмотрел на Жасмин, сглотнул и заговорил:
— Оба контракта признаются несостоятельными, недействительными и аннулируются.
Большинство зрителей вскочили на ноги, послышались гневные выкрики. Времени разбираться, что они говорят, не было, потому что я опять растворялась.
— Нет, нет, погодите! — воскликнула я.
Я в отчаянии потянулась к Роману. Его руки еще обхватывали меня, но я больше не могла держаться за него. Я превращалась в ничто, в блуждающий огонек, неспособный ухватиться ни за что материальное. Хотя я пыталась. Пыталась вцепиться в него и утащить с собой, потому что не могла оставить его здесь, посреди толпы демонов, которые писали кипятком от досады, лишившись в одночасье двух душ. Я даже пыталась произнести его имя, но ничего не получалось. У меня больше не было ни рта, ни голоса. Я покидала это место, а Роман оставался.
Последнее, что я видела, — его глаза цвета морской волны, которые смотрели на меня, исполненные счастья и печали. Кажется, он сказал что-то о «гораздо более важных вещах», после этого я больше ничего не воспринимала. Я бы завопила от ярости, если бы могла, но я ушла. Превратилась в ничто.
Осталась одна темнота.
ГЛАВА 21
Вы наверняка думаете, что первые моменты моей новой жизни, с душой, были прекрасными и удивительными. Ничего подобного. По большей части они были болезненными.
— Ой.
— Новые ощущения, да, дорогая? Без лекарств для бессмертных?
Я искоса взглянула на ухмыляющееся лицо Хью. Он стоял перед большим окном, в спину ему бил яркий свет, и лучи, расходившиеся во все стороны от его фигуры, слепили глаза. Повернув голову, я медленно оценивала окружающую обстановку и постепенно узнавала знакомые очертания больничной палаты. Я лежала на кровати под капельницей рядом с какими-то пищащими приборами, показания которых невозможно прочесть.
Я посмотрела на Хью.
— Закрой занавески. Или хотя бы встань с другой стороны.
Хью задернул штору наполовину. Комната осталась ярко освещенной, но, по крайней мере, не до рези в газах.
— Так лучше?
— Да. Спасибо. — Я слегка пошевелилась, пытаясь определить, какие повреждения получило мое тело. Болели ребра, грудь сдавливало при каждом вдохе. Отчасти это было связано с травмами, а отчасти — с туго наложенными на тело повязками. Чтобы я сама себе как-нибудь не навредила.
— Давно… я здесь?
Последние события смешались в голове. Казалось, что судебное разбирательство закончилось пару секунд назад, и одновременно воспоминания о зале суда будто покрывала дымка времени, как если бы дело происходило в позапрошлом столетии. Трудно было уложить все это в голове.
— Ну, — сказал Хью, — твое тело здесь около четырех дней, а вот ты… ох, ты вернулась к нам дня два назад.
— Откуда ты знаешь?
Хью скривил губы.
— Ты забыла, чем я зарабатываю на жизнь. Пока ты торчала в Аду, души у тебя не было.
— У меня и до того души не было, — заметила я. — То есть была, но она принадлежала Аду, ведь так?
— Да, но даже если ты ею не владеешь, она у тебя все равно есть. Ты не можешь существовать без души. Наши души, они как… я не знаю. Они как будто застыли в янтаре. Пока они внутри нас, я могу их увидеть. До них не добраться, но не так, как до людских душ. Но когда ты ушла, у тебя внутри ничего не было, даже души, помеченной ярлыком. Только какая-то… тёмная пустота, и ты лежала здесь.
Я поежилась, образ мне не понравился.
— А теперь?
— Теперь? — Лицо Хью смягчилось, на нем появилось выражение радостного удивления, какого я никогда раньше не замечала. Обычно Хью выглядел угрюмо-насмешливым. — О, дорогая. Когда ты вернулась, я был здесь… и это было, как… черт, я не знаю. Ужасно трудно подбирать сравнения. Как будто солнце появилось после затмения. Тебе этот свет кажется ярким? — Он кивнул в сторону окна. — Это ничто. К тебе вернулась душа свободная, ничем не связанная… и это изумительно. Это прекрасно, это так красиво. Я прежде ничего подобного не видел.