– Наталью Петровну, – подсказала я.
– Точно, – кивнула психиатр, – начала с ней беседовать, узнала про кому, выразила сочувствие. А свекровь Орловой спрашивает: «Скажите, Алла скоро умрет?»
Анна Павловна оторопела, а Наталья Петровна продолжала:
– Вера оставила распоряжение оплачивать пребывание Мамалыгиной в вашей клинике. Вы в курсе, это не дешевое удовольствие, мне хочется знать перспективу, понять, сколько времени еще деньги придется на безумную тратить!
Психиатр посмотрела на меня.
– Хорошая женщина! Экономная и хозяйственная!
– Деньги счет любят, – заявила Елена.
Алла Павловна поежилась, а я повернулась к дежурной.
– Ирина, пытавшаяся допросить Аллу, обещала вам денег за информацию. Как вы собирались связаться со Сметаниной?
Елена потупилась.
– Она номер оставила, мобильный.
Я обрадовалась такой удаче.
– Вы его сохранили?
Дежурная вынула из ящика стола свой сотовый телефон, порылась в записной книжке и озвучила номер.
Выйдя на улицу, я соединилась с Семеном и услышала:
– Соб у аппарата.
– Васильева на проводе, – в тон ему ответила я, – нужно срочно установить владельца одного номера, его имя, фамилию, отчество, местожительство. По моим сведениям, хозяйку зовут Ирина Сметанина.
Семен не стал задавать лишних вопросов.
– Присылай эсэмэской данные, сделаю за пять минут.
Когда человек говорит про пять минут, всем понятно, что раньше чем через час нечего ждать результата. Но Семен позвонил в ту секунду, когда я села за руль.
– Сейчас этим номером владеет Яков Сергеевич Пенкин, – сказал он.
– Жаль, что не Ирина Сметанина, – разочарованно протянула я, – но все равно пришли мне адрес Пенкина, вероятно, он ее муж или брат.
– Дослушай меня до конца, а потом делай выводы, – возмутился Семен, – Яков Сергеевич купил этот номер в марте прошлого года, ранее он принадлежал Ирине Георгиевне Сметаниной, проживающей по адресу: улица Варина.
– Ты гений! – воскликнула я. – Нет ли там домашнего телефона Сметаниной?
– Нет, – отрезал Собачкин, – но могу проверить, не висит ли на ней новый сотовый. Не отключайся, дело пустячное.
Из моего мобильного зазвучала бравурная музыка, я терпеливо держала трубку возле уха. Наконец мелодия стихла, прорезался голос Семена:
– Ирина Георгиевна более не пользуется мобильной связью. Может, теперь объяснишь, в чем дело?
– Сейчас налажу хэндс фри, – пообещала я, – подожди секунду. Не люблю крутить рулем и прижимать плечом телефон к уху. И еще подскажи, где улица Варина, мне нужно срочно встретиться с Ириной.
Дверь в квартиру Сметаниной распахнулась сразу. Я увидела приятную светловолосую женщину в красном спортивном костюме и спросила:
– Можно увидеть Ирину Георгиевну?
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответила незнакомка.
– Меня зовут Дарья, мне очень надо поговорить с Ирой о Вере Иосифовой, – ляпнула я первое, что пришло в голову.
Блондинка отступила на шаг от порога и перекрестилась.
– Вспомнили! Они умерли. Я больше ничего о них не знаю.
– Кто умер? – растерялась я.
– Ира и Соня, – уточнила женщина. – Квартира теперь наша.
– Простите, – прошептала я.
– Ничего, – равнодушно отозвалась дама. – Извините, скоро муж придет, а у меня котлеты не пожарены.
Дверь захлопнулась, я осталась на лестнице, потопталась немного у лифта, потом спустилась на первый этаж и ощутила, как в кармане вибрирует телефон.
– Ирина Георгиевна Сметанина умерла в январе прошлого года, – зачастил Собачкин. – Точнее, она покончила с собой. На отчаянный шаг ее, похоже, толкнула смерть дочери Софьи Николаевны Сметаниной. Та скончалась от гепатита тридцать первого декабря позапрошлого года. Веселый у них праздник получился.
– Да уж, – вздохнула я, – а что по Алисе Спиридоновой?
– В Москве есть три женщины с такими именем и фамилией, – продолжил Семен, – одна проживает на Юго-Западе, она пенсионерка, недавно справила восьмидесятилетие.
– Маловероятно, что это наш вариант, – протянула я.
– Вторая школьница, ей десять. А вот третья, – без передышки частил Собачкин, – похоже та, которую мы ищем, у нее квартира в проезде Хоркина. Хочешь самое интересное?
– Говори! – приказала я.
– Алиса Спиридонова, Вера Иосифова и Ирина Сметанина в детстве посещали одну школу. Внимание! Директором учебного заведения являлся Георгий Петрович Сметанин.
– Отец Ирины! – подскочила я.
– Точно! Хвалю за сообразительность, – хихикнул Собачкин. – Угадай, где живет сейчас Георгий? Кстати, он по сию пору успешно стоит у штурвала учебного заведения. Ну? Раз, два, три! Не догадалась? Его квартира находится на этаж выше Ирининой.
– Здорово, – одобрила я инициативного Семена, – ты действуешь со скоростью звука. Диктуй точный адрес Спиридоновой и ее телефон. Если эта Алиса действительно школьная подруга Веры, Орлова могла затаиться у нее.
– Уже поздно, – предостерег Собачкин.
– Самое время, чтобы сидеть дома у телика, – возразила я, – наплюю на воспитание и потревожу Спиридонову.
Трубку Алиса не снимала, я послушала гудки, а потом сообразила: если Вера прячется у Спиридоновой, то ехать в гости к Алисе лучше без предупреждения.
Длинная обшарпанная пятиэтажка ощетинилась открытыми нараспашку дверями подъездов. Я вошла внутрь первого, очутилась в темноте, нащупала рукой перила, ногой ступеньки, начала осторожно подниматься и налетела на что-то железное. Оно загремело, зазвякало, зазвенело.
Слева появился узкий луч света, из квартиры высунулась баба, ее голову украшали антикварные железные бигуди с черными резинками.
– Чтоб тебе сдохнуть, пьянице отвязной, – заорала она. – А ну подымай ведро, коли опрокинула! Ночь на улице, а ей по хрену! Нажралась и ползет в дом! Когда вас всех из Москвы выселят, подонков!
– Простите, на лестнице темно, – начала я извиняться, – сейчас соберу мусор.
Дверь распахнулась полностью.
– Ты не из наших, – констатировала тетка в бигуди, – трезвая и одета прилично.
– В гости иду, – дипломатично ответила я, засовывая в эмалированное ведро пустые пакеты из-под молока и кефира.
– Люба! – заорали из квартиры. – Реклама заканчивается. Беги скорей, фильм смотри.
– Ща! – завопила в ответ Люба. – И к кому ж в этом доме нормальные люди ходят? Здесь на всех этажах алконавты. В какую квартиру ни ткнись, морды опухшие. Хулиганят, ящики почтовые жгут, окна на лестнице колошматят, блюют и ссут на пол.
Я решила провести разведку боем:
– Алиса Спиридонова тоже такая?
– Она в какой проживает? – деловито поинтересовалась Люба.
– В двадцатой, – сказала я, стаскивая грязные перчатки.
– На пятом, – кивнула Люба, – там ваще чума! Девятнадцатую хозяйка хачикам сдает, у нее в двушке их штук десять устроилось, все на одно лицо, идут, бормочут, и не поймешь, то ли здороваются, то ли убить задумали. Восемнадцатая за год шестерых хозяев сменила, кто въедет, сразу помирает. В семнадцатой дедушка жил психованный, он зимой ногу сломал, чего с ним сейчас, понятия не имею, в его фатере парни с девками гудят, устроили разврат. Про двадцатую ничего не слышала, но я тут всего три месяца. Сняла за бесценок жилплощадь, радовалась, дура, а сейчас хочу удрать поживей. Не дом, а дно жизни.
– Люба! – донеслось из комнаты. – Скорей! Гля! Они нашли своего ребенка!
Тетка, не попрощавшись, грохнула дверью, а я очень осторожно, помня о мусорных ведрах, выставленных на лестницу, стала подниматься вверх по выщербленным ступенькам.
Глава 16
Через четверть часа я, глубоко разочарованная, снова побеспокоила Семена.
– Спиридонова не открывает.
– Позвони еще, – посоветовал Собачкин.
– И в дверь уже колотила, – вздохнула я, – ноль эмоций.
– Может, она в ночной смене? – предположил Собачкин.
– Узнай, где работает Алиса, – попросила я, – и поинтересуйся, может, у нее есть другое место жительства?
– Если она там не прописана или апартаменты не в ее собственности, никакого следа не обнаружится, – заметил Семен. – Ладно, попытаюсь. А ты пока опроси соседей.
Я посмотрела на часы, поколебалась короткое время и позвонила в дверь квартиры с косо прибитой цифрой «19». Мне сразу открыли, из тесной прихожей выглянула девушка от силы лет семнадцати, схватилась рукой за стену и заплетающимся языком сказала:
– Супер! Ханку принесла? Если нет, беги в ларек! Без выпивона на тусню не пускаем! Че уставилась? Непонятно? На халяву не войдешь!
Я попыталась наладить контакт с юной пьяницей:
– Простите, не знаете, где ваша соседка?
Девица громко икнула.
– Я не живу тут, пришла в гости!
– Позовите, пожалуйста, хозяйку, – попросила я.
– Как ее зовут? – деловито поинтересовалась собеседница.
– Не знаю, – растерялась я.
Девчонка повернулась в сторону комнаты, из которой неслась громкая музыка, и заорала:
– Ай! Кто в дом-то въехал?
– Нелька, – ответил хриплый бас.
– Не, Ритка, – поправил резкий дискант.
– Короче, вали отсюда, – неожиданно разозлилась девица, – кто жилье снял, мне по фигу! У нас праздник, новоселье!
Продолжать беседу было бесполезно, я постучала в филенку, на которой мелом было выведено «18». На сей раз на пороге показался мужчина азиатской наружности, который, услышав мой вопрос, испуганно ответил:
– Работаем стройка, живем, документ-регистрация имеем, не шумим, спим, дети спят, женщины спят, завтра утром на стройка. Где хозяина, не знаем, деньги платим.
Пришлось обратиться в семнадцатую квартиру. Из-под ее дверей сильно дуло, но на звонок никто не откликнулся, похоже, там никого нет.
Я вышла во двор и поспешила к машине. Опрашивать соседей – пустое занятие, большинство квартир в здании постоянно меняют жильцов, это и впрямь какое-то «дно жизни», где одни пьют, вторые употребляют наркотики, а третьи нищенствуют, им ни до кого нету дела, это вам не респектабельный комплекс с лифтерами и приличными соседями, которые с большой радостью сплетничают друг про друга. Ладно, попытаюсь поймать Алису завтра, сразу после съемок опять сюда прикачу. Если, как предположил Семен, Спиридонова работает по ночам, то днем она отсыпается.
Афина не вышла меня встречать, из-за поворота коридора показался один Гектор, который, расправив крылья, заявил:
– Собака!
– Что с ней? – испугалась я.
– Собака, – повторил ворон и с достоинством удалился к лестнице.
Я поспешила в кухню и обнаружила Афину на полу около плиты. Она лежала на спине и громко храпела, раскинув четыре лапы.
– Фина, – позвала я, – ау, очнись! Ну ты хороша! Вообще-то псам положено сторожить дом и поднимать шум, когда даже хозяин входит в холл! Громко лаять! И если проник посторонний, особо ответственные собаки должны укусить чужака. Эй, Афина! Хочешь сыру?
Лохматая псина повернулась на бок, попыталась сесть, потерпела неудачу, пару раз вильнула хвостом и вновь стала издавать звуки, похожие на раскаты грома.
– Дура! – со смаком произнес за спиной Гектор.
Я обернулась.
– Надеюсь, ты не меня имеешь в виду. Впрочем, высказываться таким образом об Афине тоже некрасиво, ее просто сморило, на улице холод, ветер, метет снег, я сама мечтаю заползти под одеяло.
Продолжая говорить, я подошла к мойке и удивилась. Сливное отверстие заткнуто пробкой, воды в раковине, правда, нет, но на дне лежат куски яблока, щепки... Неожиданно мне стало неуютно. Дом в Ложкине большой, я сейчас в нем одна, и отлично помню, что утром не ела фрукты. Откуда тогда они здесь?
Звонок телефона заставил вздрогнуть. От неожиданности я не успела придать голосу нормальный тон, а нервно спросила:
– Кто там?
– Ты перепутала сотовый с входной дверью? – засмеялся Собачкин.
– Нет, – промямлила я.
Семен потерял веселость.
– Эй, что случилось?
Мне не хотелось откровенничать, но как-то так само собой получилось, что я нервно зашептала:
– Вернулась домой, а на кухне кто-то явно побывал, грыз яблоки, бросил куски в мойку. О! Афина-то как крепко дрыхнет! Вероятно, ее угостили снотворным! Собака нормально дышит, ее не отравили, просто погрузили в сон.
– Немедленно звони Дегтяреву, – приказал Семен, – пусть к тебе придет.
Из столовой послышался шорох. Я похолодела.
– Ой!
– Быстро говори, что происходит, – занервничал Собачкин.
– Не знаю, – с трудом подавив желание заорать от страха, прошептала я, – кто-то здесь шастает. Александра Михайловича нету. Они с Темой позавчера укатили в Австралию, в небольшой городок, куда стремятся рыбаки со всего мира. Тема подарил отцу охоту на гигантских креветок. Ой! Опять шуршит!
Из гостиной долетело тихое постукивание.
– Ты живешь в Ложкине? – деловито осведомился Семен.
– Ага, – выдохнула я.
– Оружие в доме есть? – спросил Собачкин.
– Нет, – пискнула я, – и я стрелять не умею.
– А бейсбольная бита? – не унимался частный детектив.
– В нашей семье никто не увлекается любимой игрой американцев, – прошептала я, – Маша ходит в тренажерный зал, Зайка плавает.
– Ну да, в России сей вид спорта не популярен, зато биты в дефиците, их сложно приобрести, – хмыкнул Семен. – Ты где сидишь?
– На кухне, возле Афины, – ответила я, замирая от ужаса.
– Там и оставайся, – велел парень, – я еду.
Воспитание предписывало возразить: «Ну что ты, не стоит беспокоиться, уже поздно, завтра рабочий день». Но кто из нас вспомнит об аристократических манерах, находясь в пустом доме, где спрятался посторонний?
– Собаченька, миленький, поторопись, – зачастила я, – он ходит, шумит, двигает мебель. Страшно, аж жуть! Ты далеко?
– Живу в паре минут езды от тебя, – обнадежил меня Семен, – мой дом в Павловской Слободе.
– Я покупаю в вашем городке колбасу, – обрадовалась я, – в фирменном магазине мясокомбината.
– Извините, связь прервалась, – сказал мелодичный женский голос.
Я села на пол, прижалась к Афине и пару раз чихнула. От собаки веяло знакомым запахом, но я никак не могла сообразить каким, поэтому нагнулась и начала обнюхивать ее. Внезапно мне отчаянно захотелось спать, я прикрыла глаза, вытянула ноги, положила голову на живот Фины и подумала:
«Надо встать, на полу жестко!»
– Гадость! – закричали над ухом. – Гадость!
Я села, открыла глаза, увидела мужчину с меховой шапкой в руке, перепугалась почти до обморока и крикнула:
– Стой! Стрелять буду, здание заминировано! Я нажала на тревожную кнопку, сейчас сюда ОМОН ворвется.
– Очнись! Это я, – не испугался незваный гость.
Мой взгляд сфокусировался.
– Собачкин! Милый! Дорогой! Ты здесь! Солнышко!
– Я же обещал, – ответил Семен, – чего на полу валяешься? Где твоя хваленая большая собака?
– Вот, прямо перед тобой, неужели не заметил? – удивилась я. – Лежит, задрав лапы!
Собачкин сел на корточки, прижимая одной рукой к груди шапку. Другой потрогал Афину.
– Она живая? Я решил, что это игрушка или шкура из синтетики, такие в мебельных магазинах продают.
– Идиот! – сказал Гектор.
Собачкин бросил ушанку у морды Фины и в изумлении завертел головой.
– Кто тут?
Я кивнула в сторону ворона, который устроил себе наблюдательный пункт на плите.
– Знакомься, это Гектор. Он иногда несет чушь.
– Афина дура, – возмутилась птица, – Даша дура, Гектор супер! Кошка гадость! Идиот пришел!
– Он у тебя, похоже, очень любит окружающих, – усмехнулся Собачкин, – нашел для каждого добрые слова, главное, себя не забыл похвалить. Замолчи, мешок с перьями.
– Хам! – коротко заявил Гектор и перебрался на кухонный шкафчик.
Семен потряс Афину, но та лишь громче захрапела.
– У твоей шавки летаргия? Чем от нее воняет?
– Понятия не имею, – честно ответила я, – но запах знакомый.
Собачкин пару раз дернул носом, встал, заглянул в раковину, потом взял со столика небольшую бумажку, повертел ею перед лицом, зачем-то засунул руку в мойку и засмеялся.
– Напилась до бессознанки.
Большинство людей, услышав несправедливое замечание в свой адрес, обидятся, а я почему-то в такой ситуации принимаюсь оправдываться. Вот и сейчас завела:
– Я не употребляю алкоголь, у меня на спиртное неправильная реакция, алкоголь не опускается в желудок, а мигом поднимается в мозг!
– Я говорю о собаке! – уточнил Семен. – Твоя шавка назюзюкалась, потому и валяется ветошью.
– Не говори ерунды! – возмутилась я. – Фина не алкоголичка! Она интеллигентная, приветливая псина, простодушная и...
– Дура! – бесцеремонно перебил меня Гектор. – Кошка гадость! Выбросить! Съесть!
Я решила не обращать внимания на вопли ворона. У любого человека бывают дни, когда его все раздражает. Птицы не исключение. Вероятно, Гектор сегодня встал с левой ноги, простите, крыла, вот и вредничает. В конце концов, он мужчина, значит, не очень умеет управлять своими эмоциями.
– Где бы Афине взять вино? – продолжала я. – Собака не может открыть специальный шкаф с бутылками, у него непростой замок, подчас мне не сразу удается победить этот механизм.
Семен ткнул пальцем в раковину.
– Самогон!
– Что? Где? – не поняла я.
Собачкин с самым серьезным видом продолжил:
– Обрати внимание на распотрошенное яблоко. На дне мойки осталось небольшое количество нерастворенного сахара, а на столике бумажка от палочки дрожжей. Все составляющие самодельной водки налицо.
Я попятилась к окну и от изумления задала глупый вопрос:
– А зачем там деревяшки?
Семен взял одну щепку, понюхал ее, потом бросил назад.
– Обломок темно-коричневого цвета. Небось коньяк мастерила.
Я с трудом справилась с удивлением.
– Думаешь, Афина заткнула пробкой раковину, принесла из кладовки дрожжи, развернула их, бросила в воду, нагрызла туда яблоко, щепок, насыпала сахару и, подождав пару часов, нахлебалась браги?