Ага, с равным успехом мне нельзя не уважать мюзиклы.
Вообще-то это несправедливо. Я наслаждался фигней из «Рока на века»[48].
– Так что эдаким манером мы стоим пару минут, – продолжает Ши. – И мне приходит в голову, что я ни фига не знаю, как заправлять практической стороной папиной компании.
Руди снова разражается своим ласковым смехом.
– И нечего и говорить, что я в бухгалтерии ни бум-бум.
Полагаю, употребление выражения «я ни бум-бум» практически гарантирует, что именно так и есть.
– Так что малец обходит вокруг стола и преспокойненько всаживает в парня, которого я подрезал, парочку, чем и приканчивает его. Теперь у нас обоих есть кое-что друг на друга, понял?
Должно быть, папаша Ши был нечестивой жопой, а у Руди своих детей не было. Они будто получили второй шанс на жизнь. Готов поклясться, у них даже есть планы в осенних тонах позапускать змея и прочая туфта в том же духе.
– Теперь мы повязаны, – резюмирует Ши. – Кровные узы. Мы – две стороны одной медали.
– Этот мудак, наверное, гадает, как мы его нашли, – высказывается Веснушка.
Честно говоря, мудаку уже до лампочки. Они меня нашли, и если я буду знать, как именно, я не стану ни капельки менее найденным. Вообще говоря, если б они меня не нашли, я бы уже был трупом.
– В моей машине есть GPS, лох, – сообщает Веснушка, стуча мне костяшками по лбу, будто я дурачок. – Я позвонил в мониторинговую компанию, и там мне сказали, где она припаркована. Мы обшаривали гараж отеля, когда появились эти двое копов и закатили тебя в зад своей машины. Вообще-то мне надо их поблагодарить. Выволакивать трупы из отелей – жуткая мутотень. – Он подмигивает Ши. – Как мы узнали на собственной шкуре, правда, О-Шиник?
– В точку, Руди Эл. Завтра у меня будет ломить квадрицепсы.
– Эта гребаная молодежь, – жалуется Сломанное Орудие. – Гребаные квадрицепсы и все такое. Придется учить совсем новый жаргон.
– Это просто аменция, – ворчу я, преподавая ему первый урок.
Ши хлопает себя по карманам, пока не находит энергетический батончик, и я думаю: «Нет, только не начинай есть».
Но он ест, прямо у меня перед носом. Превращая батончик в клейкую жижу, причмокивая своими мясистыми губами в обрамлении бородки, под этим углом, да простит меня господь за подобные мысли, смахивающие на мокрощелку.
Я думаю, не врезать ли Ши головой, но тогда часть его помоев может попасть мне на лицо, так что я, понурив голову, жду, когда же это закончится. И слышу, как он все чавкает и чавкает.
– Я прошелся по твоим карманам, Макэвой, – сообщает Веснушка. – Забрал свое. Проверил твои звонки. Похоже, единственная эсэмэска, которую ты отправил Майку, – подтверждение, что пацан убит. Это все, что известно Майки?
– Всем известно, – ухитряюсь пролепетать я. – У меня есть друг среди «фараонов».
– Не, – возражает Веснушка, – фуфло. Ты пытался выиграть немного времени. Насколько я знаю Майка, он в этом… как оно на хер? Клойстерсе? Празднует. Надирается. Следующие пару дней Ирландец Майк Мэдден, двурушная жопа с ручками, открыт как на ладони. И позволь мне сказать, я собираюсь вогнать кол прямо в эту открытую жопу.
При нормальных обстоятельствах перспектива чьего-то летального визита к Майку меня бы не сломила, но тут мне приходит в голову, что я буду мертвее мертвого еще до того, да плюс и Зеб может оказаться у Майка. Хотя если Зеб получит ранение мягких тканей или лишится половины яичка, я не так уж и расстроюсь.
– Клянусь, – говорю я, – я передал весточку. Вы, парни, в бегах.
Ши на это покупается.
– Руди, мы в бегах.
Но стреляного Веснушку на мякине не проведешь.
– Мой парень говорит, что на сканерах ничего нет, да и на веб-сайте тоже. Ни хера. Но для надежности придержим этого типа еще пару-тройку часов, если вдруг понадобится заложник. По-моему, если до утра ничего такого не услышим, мы чисты.
– Значит, нам надо только подождать, пока тачка будет готова, и прихватить нескольких ребят, чтобы свозили тебя на прогулку.
Веснушка – профи по части устранения трупов. Он не станет убивать меня здесь, потому как я массивный сукин сыночек и тащить мертвый груз им придется вшестером. Так что они подгонят навороченный катафалк. Видел я подобные дроги в Ливане. Помню, мы захватили обычный с виду «Рено» и обнаружили, что внутри он весь из себя напичкан холодильником для частей тела. Мальчики Веснушки отвезут меня куда-нибудь, заставят спуститься в готовую могилу и пристрелят на месте. Вполне рационально. Именно так бы я и поступил, будь я хладнокровным убийцей; может, докинул бы для полной меры Кригера с Фортцем заодно с парой кусков туш животных, чтобы у криминалистической лаборатории крыша поехала. А будь у меня лишняя минутка, нацарапал бы на лбу Ши маркером пару строф клингонской поэзии. Я мог бы загнать следствие в тупик на многие месяцы.
– Да брось, Руди Эл, – подает тут голос Ши, и я могу поклясться, в этом голосе нет и следов надлома, разве что возбуждение. – Давай сделаем это. Ты да я.
Это уже через край.
Ой, минуточку. Может, я неправильно понял?
– Давай закончим работу. Мы можем прикончить этого гребаного козла. Ты да я.
Благодарение Господу. Пацан просто хочет прикончить меня лично.
– Не знаю, – отвечает Веснушка. – Этому типу палец в рот не клади, а я не хочу, чтобы ты пострадал.
– Да брось, Руди. – Пацан уже умоляет, будто хочет нарушить правила Санты и открыть подарок еще до Рождества. – Завтра я возвращаюсь к корпоративной жизни, но сегодня вечером хочу побыть гангстером, как ты.
Ши приводит хороший аргумент. И подает его грамотно. Он окончательно скрепил сделку репликой «как ты» на конце. Держу пари, в Гарварде он входил в дискуссионную команду.
– Разве при виде этих глаз откажешь? Погляди на парня, Макэвой. Нам предстоит заправлять этим городишкой.
У меня нет сил ни на что, но мое тело спазматически дергается само по себе, и Сломанное Орудие принимает это за подтверждение.
– Ты будешь первым, кого казнит Эдвард Ши, не считая уже подраненного парня. Это большая честь.
Класс. Улет. Дождаться не могу.
Спасибо тебе, Дрюкапалуза. Клево прокатились.
* * *Должно быть, я в шоке, а может, седатив, подмешанный Эдит мне в ви́ски, еще не покинул моего кровеносного русла, потому что я воспринимаю эту фигню насчет неминуемой смерти очень безмятежно. Я смутно осознаю, что не хочу умирать нынче вечером, но не нахожу в себе достаточно энтузиазма, чтобы поддержать эту идею. Мне знакома подобная апатия, эта свинцовая летаргия, этот распространенный симптом ПТСР[49], но ПТС уже далеко, я сейчас аккурат в окружении ТС. Может статься, С после последнего ПТС только-только обрушился на меня. Получается, то, что я чувствую, – результат видео с пытками. Я искренне надеюсь, что Кригеру с Фортцем прострелят потроха, когда они будут прорываться в Мексику. Ну не смешно ли, что мысль об их смерти вдохновляет меня больше, чем о собственной жизни?
Просто на всякий случай: есть пара-тройка человек, не догадывающихся, что означают буквы ПТСР, и потому скажу, что это вовсе не Педик Тычет Сраку Раком, как однажды предположил мой дружбан Зеб, хотя должен сознаться, что при этом посмеялся, хоть это и не очень культурно с моей стороны. Зеб обратил это в дежурную шутку. Когда я приволок его на Бродвей поглядеть со мной постановку «Рока на века», он утверждал, что страдает от постдраматического стрессового расстройства. По-моему, получилось малость натянуто.
Они оставляют меня в одиночестве на пару часов, время от времени наведываясь, чтобы убедиться, что я по-прежнему прикован к батарее подвернувшейся цепью, выглядящей так, будто ее доставили на север по подземной железной дороге пару столетий назад. Я чувствую себя виноватым, что не пробую сбежать, но у меня попросту нет ресурсов. Меня дважды вырубали, избили откровенно непристойной дубинкой и долбанули «Хаммером». Это уже тянет на рекорд.
Так что я дрыхну на полу, и даже тот факт, что по пробуждении я отправлюсь в путешествие без возврата, не может мне помешать отключиться. Однажды в приемной Саймона Мориарти я читал статью, где говорилось, что подсознание держит ключ наготове. В чем бы ни состоял вопрос, ответ на него уже таится у вас внутри. Так что, быть может, мое глубинное естество выдаст на-гора ключ к этой дилемме. Я скажу себе что-нибудь эдакое, чего не знаю. Что я буду в полном шоколаде, потому что обычно подсознание выдает мне лишь фобии и бихевиоральные тики. Хитрость в том, чтобы очнуться и проорать первое же слово, пришедшее на ум. Это называется аутоманифестацией или, цитируя Зебулона, «кусок психопатического боббемисеха». Я толком не знаю, что именно означает «боббемисех»[50], но могу представить, что ничего лестного. Хорошие вещи редко фасуются кусками.
В эти несколько часов прерывистого забытья мне что-то снится, не просветив меня ни в малейшей степени, если только добрый старый папаша, обматывающий мне голову техническим скотчем, приговаривая: «Хороший солдат, хороший солдат», не является ответом на молитвы мира.
Сны о папуле – вершина моего репертуара кошмаров, но этот нагоняет еще больший ужас, пинком в сраку выбросив прямо в бодрствование. Вздрогнув, я прихожу в себя, чтобы обнаружить, что О-Шиник и Руди Эл таращатся на меня, осклабившись до ушей, будто я Луи Си Кей[51] в свой лучший вечер.
– Что ты сказал, Макэвой? Ты вправду сказал то, что я подумал, что ты сказал?
Тьфу, дерьмо. И что же я сказал?
– Всуесос сказал «дрочилка», – докладывает Веснушка. – Гребаная дрочилка.
Ши порывисто переводит дух.
– Надо воздать тебе должное, Макэвой. Ты в десяти минутах от жуткой кончины, а все думаешь о своей елде. Может, ты и вправду настолько глуп, насколько притворялся…
Дрочилка? Чего-то я не врубаюсь.
– «Дрочилка»? – переспрашиваю я, с облегчением отмечая, что снова в состоянии говорить. – Точно «дрочилка»? Не «мочилово» или хотя бы «дурилка»?
Веснушка трясет своей тыквенной башкой.
– Не, именно «дрочилка», Макэвой. Я слышал этот термин достаточно часто, чтобы не спутать.
Дрочилка? И почему это мое подсознание выражается настолько смутно?
* * *Когда меня конвоируют в гараж с О-Шиником и Руди Эл по бокам, или Мандарто́м и Брызгой, как я их называю про себя, мужик в комбезе протирает кузов такси тряпкой.
– Порядок? – интересуется Ши.
Кивнув, мужик швыряет ему ключи.
– Полный порядок, мистер Ши. Хочу только напомнить, что она нам нужна обратно, для албанцев.
Прикрыв глаза, Веснушка хмурится:
– Мля, я и забыл об этих задницах… И куда мы их денем?
– Думаю, к русским.
– А, ферма в Коннектикуте?
– Не, к свежим русским.
Веснушка набивает в телефоне напоминалку.
– Ладно, в технопарк. Усек. Надо подстраховываться, знаешь?
Ши полон понимания, и мне кажется, что у этой парочки есть все шансы наладить взаимоотношения.
– Трудно быть на вершине, партнер, – изрекает пацан.
– Эй, ну мы хотя бы можем разделить бремя.
Веснушка и Ши так лучезарны и оптимистичны, что рок наверняка обрушит на них кувалду в ближайшее время.
Может, я и есть кувалда. Почему бы и нет, чуть раньше я был камнем.
Милая мысль.
Комбез улепетывает, и Веснушка открывает багажник.
– Ладно, Макэвой. Запрыгивай.
Я еще не решил, стоит ли мне кротко улечься туда или назло им заставить прежде застрелить себя. Как выясняется, выбор увели у меня из-под носа.
– Мне сюда нипочем не втиснуться, – сообщаю я. – По-моему, кто-то забыл о своих обязанностях.
Багажник превращен в большой холодильник, который до краев набит частями тела, упакованными в мешки. Я узнал лицо «Кей-эф-си», обтянутое белесым пластиком, как второй кожей.
– Черта дьявола дрюченые яйца! – восклицает Веснушка. – О них должны были позаботиться.
Дрюченые яйца. Мило.
Ши тычет пальцем в лед, выискивая местечко.
– Этому всуесосу, смахивающему на Чубакку, нипочем здесь не поместиться. Так трудно найти хороших помощников в наши дни…
Мне кажется, что ради справедливости следует отметить:
– У тебя были хорошие помощники, О-Шиник. А ты их перестрелял.
Ши смущен, что его криминальная империя выглядит несколько ополовиненной.
– Заткнись, Макэвой. В чем дело, Руди Эл? Кто отвечает за уборку трупов?
Веснушка указывает на голову «Кей-эф-си»:
– Он. Обычно.
– По-моему, я понимаю, что тут произошло, – замечаю я, отчасти ожидая оплеухи от Веснушки, но тот занят умиротворением Ши.
– Не волнуйся, партнер. Может, я управлюсь со всем скопом за один заход. Малость рискованно держать Макэвоя сзади, но мы можем заехать в парк, вывалить мороженое мясо и вернуться сюда за час. А после этого я угощу тебя лучшим завтраком в Нью-Йорке.
– Ты говоришь о «Норме»? – интересуюсь я.
– Тоже знаешь, – отмечает Веснушка. – Ты брал там когда-нибудь блинчики?
– Обожаю их. – Я киваю Ши. – Слушай этого мужика, забудь о хумусе на денек. Поживи чуток.
– Блин, – говорит Ши. – Вот теперь я заинтригован. Так что давай уже отправим этот цирк на гастроли, чтобы я мог заказать себе гору блинчиков.
И таким коварным фасоном я заставил Мандарта и Брызгу вообразить завтрак настолько живо, что они, малость утратив бдительность, заталкивают меня на заднее сиденье, когда на самом деле им бы следовало сделать два рейса.
Теперь шанс у меня есть.
Веснушка пристегивает цепочку моих наручников к карабинам, приваренным к металлическим рамам передних сидений, и крепко их затягивает.
Мне становится очевидно, что надо было держать рот на замке. У меня было куда больше шансов сбежать, если б меня оставили здесь под охраной, пока Веснушка укатил бы с первым грузом трупов, вместо того чтобы сидеть прикованным на заднем сиденье.
Жопа.
Спасибо за помощь, подсознание.
* * *Дрочилка.
Дрочилка.
Я верчу слово в голове так и эдак в уповании на момент прозрения.
Что делает дрочилка? Дрочит перед тем, как спустит.
А раз спускать будут курок, и они, а не я, – выходит, я должен что-то подрочить?
Веснушка ведет такси вдоль реки. Серое цунами авианосца «Интрепид» нависает над нами, и я вижу Юнион-Сити на другом берегу, ночные огни которого напоминают один из спилберговских космических кораблей-носителей. Вот уж не думал, что буду тосковать по Джерси, но прямо сейчас эти огни манят, будто обещание безопасности. По крайней мере, там у меня были бы пристойные шансы пережить день, но мы уже миновали тоннель, так что я прихожу к выводу, что омерзительный бизнес нынешнего дня будет осуществляться по эту сторону Гудзона.
– Эй, парни! – окликаю я своих похитителей. – Вы меня слышите?
Нас разделяет лист армированного стекла с крохотным запечатанным лючком в центре. Я вижу, как парни разговаривают, не слышу ни слова, однако они, очевидно, меня слышат: Веснушка нажимает кнопку на торпеде, и его голос с треском раздается из динамиков.
– Чего там тебе, Макэвой? Хочешь пи-пи? Почему бы тебе не потерпеть до поры, когда малец тебя шлепнет? Тогда так и эдак кишки опорожнишь.
Ши заинтригован.
– Он обосрется?
– Само собой. Очень даже может быть. Мужики частенько спускают. Какого я только дерьма с трупами не повидал! У пары парней вообще стояк был.
– Что? У парней, которые стреляли?
– Нет. У парней, в которых стреляли. Мертвы, как гребаные доски, а штаны колом.
– Ни хрена себе, Руди Эл… Стояк, о боже мой!
Видя, что они уже перешли на стояки, я решаю сделать свой дрочильный заход.
– Я только хотел дать вам знать, что в данный момент открыт для предложений. Искренне. В «Шедевре» вы видели, на что я способен. Я могу стать ценным пополнением вашей организации.
Ши в восторге хлопает в ладоши:
– Невероятно! Просто не верится!
Конечно, тебе не верится, срака с ушами, потому что это невероятно.
Я не высказываю этого вслух, потому что сейчас не самое удачное время еще больше настраивать Ши против себя.
Когда он заканчивает смеяться, Веснушка растолковывает мои мотивы, забыв выключить трансляцию, так что я слышу все от слова до слова.
– Видишь ли, это типичное поведение на пороге смерти. Сейчас этот мужик в отчаянии. Он даже предлагает работать на мужиков, которых вчера унизил. Что угодно, только бы слезть с крючка.
– И так бывает каждый раз?
– О, разумеется. Мне однажды итальяшка предлагал собственную дочь, если только я его отпущу.
– Ты пошел на сделку?
– Не. Перерезал ему глотку, как свинье. А потом все равно наведался к его доченьке.
– Эти итальянцы крутые, правда?
Веснушка пожимает плечами:
– Может, когда-то и были, но проторчали наверху слишком долго. Малость подраскисли, понимаешь, что я хочу сказать?
– Разумеется. Подраскисли. Папа ничего не говорил мне про эти дела. Так кто ж из парней крепче всех?
Только послушать этого пацана! Будто кто-то может быть крепче пули. Но Веснушка все раскидывает умом над вопросом, при этом всасывая воздух между губами с противным свиристением, за что при других обстоятельствах схлопотал бы от меня по роже.
– Как индивидуум, один человек per sé[52], – покончив с цыкающим мыслительным процессом, излагает он. – То есть самый крутой индивидуум в этом городе я. – Разозли Руди Эл – и я буду охотиться за тобой, как за долбаным псом. Но как группа. Коллективно per sé. Я бы сказал, самые крутые ублюдки в округе – русские. Эти мужики повидали настоящие трудности. Гребаная Сибирь. Видел я фотки. Их ничем не испугаешь. Что ирландцами, что итальянцами. Они их на конце вертели. А что до ирландцев-итальянцев, я бы сказал пятьдесят на пятьдесят. Во мне есть латинская кровь, хоть этого и не видно.
Этакая уйма per sé в одном заявлении.
– Ты учил латынь, Руди? – не могу я удержаться от вопроса.
– Я же тебе сказал, во мне латинская кровь. Вот тебе еще фраза насчет того, что я пялил твою мамочку. Vidi vici veni. Увидел, победил, пришел. Можешь унести это в могилу. Гребаный дрочила, жалкий мешок говна. Эй, может, твоя мама была дрочилкой?