– Совершенно лукоморский! – кивнула я.
– Вот именно! Там не один бегун, а вся легкоатлетическая сборная России могла спрятаться, вместе с тренерами и массажистами! – Зяма не выдержал взятого тона, сорвал голос и поник. – В общем, не знаю я, кто меня треснул и чем. Может, действительно обухом.
– Ну да, за тем дубом не один топор, а целую скобяную лавку спрятать можно было, – поддакнула я.
Зяма посмотрел на меня, как обиженный мальчик.
– Ладно, Зямка, не горюй! – смягчившись, сказала я. – Голова твоя до свадьбы заживет, а по поводу списка ты не беспокойся, я что-нибудь придумаю. В крайнем случае, еще раз съезжу к добрым теткам на музфабрику, общими усилиями восстановим утраченную информацию.
– Ты только не говори им, что я в больнице лежу! – встрепенулся Зяма.
– Почему это?
– Ой, знаю я добрых теток! – скривился братец.
Ничуть не сомневаясь в том, что ловелас Зяма к тридцати двум годам узнал множество разных теток, как добрых, так и не очень, я молча ждала продолжения.
– Через полчаса после твоего ухода они прибегут сюда, чтобы засыпать меня соболезнованиями, цветами и апельсинами! – предсказал он.
– Цветами и венками тебя засыплют, если я не найду «Хельгу»! – сочла нужным напомнить я. – Раз уж ты сам вынужденно исключен из процесса, не мешай мне делать то, что я считаю нужным. Конечно же, я расскажу фабричным теткам о твоей трагической участи, иначе они не захотят мне помочь! Так что готовься давиться апельсинами! До завтра!
Я чмокнула братца в щечку, водрузила на его бледное чело булькающий пузырь и удалилась, расправив плечи так, словно на них не лежало бремя ответственности за судьбу непутевого братца. Впрочем, мне и самой несладко придется, если Пантюхин не получит свой шкаф в назначенный срок!
Кстати, а пантюхинцам-то впору обидеться: неизвестные злоумышленники нагло обошли их на повороте! И «Хельгу» утащили из-под носа, и Зяму уложить в больницу не дали, сами справились…
– Это надо обдумать! – сказала я себе. – Может, попытаться обратить пантюхинских орлов в союзники?
Обдумать мне надо было много чего, поэтому я влезла в маршрутку и поехала к себе на Бейкер-стрит. То есть домой.
– Индюшечка! – обрадовался папуля. – Как раз к обеду! Кушать будешь? Я калмыцкий супчик сварил, очень вкусный. А Зяма где? Вы вроде вместе уходили?
Засыпая меня вопросами, папуля споро накрывал на стол, гремел тарелками и кастрюльными крышками, резал хлеб и зелень, так что лица моего он не видел.
– Зяма? Зяма обедать не придет, – ответила я, старательно стирая с физиономии выражение тревоги и озабоченности.
– Ничего, я ему на ужин супчик подогрею, – сказал папуля.
– Ужинать он тоже не будет.
Я заранее, еще по дороге домой, придумала правдоподобную версию Зяминого затяжного отсутствия:
– Он с Ванькой Гориным за город уехал, на лошадях кататься. Обещал вернуться завтра к вечеру.
– Ну и ладно, – легко ответил папуля, и я порадовалась тому, как ловко соврала.
Если завтра братца не выпишут из больницы, я скажу, что лошадиное катанье затянулось еще на пару дней. Типа, умчал резвый мустанг нашего ковбоя далеко-далеко в прерии! А если выпишут – объясню Зямин бледный вид и повязку на голове падением с того же самого мустанга! Надо только Ваньку Горина предупредить о моем вранье, чтобы он ненароком меня не выдал, если будет разговаривать с мамулей.
Торопливо выхлебав вкусный супчик имени друзей степей калмыков, я уединилась в своей комнате, взяла телефон и позвонила Ваньке.
– Инка, ты опять?! – удивился лучший друг моего брата.
– Что – опять?
– Опять будешь ругаться?
– Когда это я с тобой ругалась? – пришла моя очередь удивляться.
– Дай на часы посмотрю… Да минут двадцать назад! – ответил Ваня.
– Горин, ты спятил? Двадцать минут назад я сидела у постели брата в городской клинической больнице! – забыв, что Ваня меня не видит, я энергично покрутила пальцем у виска.
– Ой, а что случилось?! – встревожился Горин.
– Да пустяки, дело житейское, – уклончиво ответила я. – Кирпич ему на голову упал, но не фатально, отделался сотрясением… То есть это Зяма отделался сотрясением, а судьба кирпича мне неведома. Я чего тебе звоню? Я хочу попросить тебя, чтобы ты…
Ванька не дал мне закончить фразу.
– А я хочу попросить тебя, чтобы ты мне не врала! – саркастическим тоном произнес он. – Кирпич Зяме на голову упал, ха! Как же, поверил я! Честно скажи, это Танька, да?
– Какая Танька?! – раздраженно гаркнула я. – Горин, это я, Инна!
– Это ты огрела Зяму теннисной ракеткой?! – искренне изумился Ваня. – М-да-а…
Судя по звуку, Горин озадаченно почесал в затылке, и его изумление чуток уменьшилось:
– Впрочем, чего еще от тебя можно ожидать, меня ведь ты тоже убить обещала…
Я разинула рот так, что последующим глубоким вдохом едва не втянула в себя телефонную трубку. Мне потребовалось с полминуты, чтобы вернуть дар членораздельной и нематерной русской речи, и еще пара минут ушла на выяснение недоразумения. Будь Горин не на другом конце телефонного провода, а в пределах досягаемости, я бы справилась гораздо быстрее: просто взяла бы его за шкирку и трясла, как щенка, вытряхивая информацию.
А информация заслуживала того, чтобы ее вытряхивали! Во-первых, выяснилось, что Зяма на днях бессовестно бросил очередную свою подругу, спортсменку-теннисистку Татьяну, смуглую красотку в стиле «латино»: Танюшиным папочкой был студент из Бразилии. Причем темпераментная дочь бразильскоподданного, чувствуя себя смертельно оскорбленной, обещала неверному возлюбленному «надавать по первое число». Вот простодушный Ваня и решил, что Таня Зяме действительно надавала! Причем не чем-нибудь, а собственным спортивным инвентарем: теннисной ракеткой. Я же, по словам Горина, звонила ему с невнятными угрозами.
– Верещала что-то вроде: «Придурок, как же я тебя ненавижу, убила бы идиота!» – обиженным голосом припомнил Ваня.
– Придурок, это была не я! – взвилась я. – Говорю тебе, я сидела у Зямы! Не знаю, с кем ты меня перепутал, и не хочу об этом разговаривать! Делаешь из меня ненормальную, убила бы идиота!
– Вот опять! – заметил Горин.
– Цыц! Дай мне закончить! Я сейчас позвонила тебе только для того, чтобы предупредить: я соврала родителям, что Зяма вместе с тобой уехал из города кататься на лошадях. Смотри, не выдай меня!
– На каких лошадях? – озадачился Ванька.
– А я почем знаю? – огрызнулась я. – Это ты у нас любитель экстремальных видов отдыха, вот и придумывай. Считай, что получил домашнее задание – написать сочинение на тему «Как мы с другом Зямой катались за городом на лошадях»!
Я шумно хрястнула трубку на рычаг и бросилась на диван.
Что за чертовщина такая, уже третий мужик жалуется на то, что я закатываю ему истерику по телефону! Сначала Макс, потом Хомкин, а теперь еще Ванька Горин! Как такое возможно? Клянусь, я никому из них не звонила!
Злая и недоумевающая, я помолотила кулаками диванную подушку, обессилела, затихла и сама не заметила, как уснула.
Денис Кулебякин очень жалел, что не запомнил точно, в котором часу накануне вечером отходила ко сну его соседка с нижнего этажа. Чтобы не пропустить очередной сеанс стриптиза, Денис на всякий случай торчал на балконе весь вечер, начиная с восьми часов. Он даже ужинал на балконе, поставив тарелку с собственноручно приготовленным омлетом на перила, как на барную стойку.
Раздосадованный Барклай, выгулянный хозяином крайне недобросовестно, шумно скребся в балконную дверь. Она была закрыта: после вчерашнего домашнего цирка Денис решил, что открытый балкон – это не подходящее место для неуравновешенной собаки. При этом имелось в виду не столько душевное, сколько физическое равновесие длинномерного бассета.
Покончив с омлетом, Денис пил холодный томатный сок и неотрывно смотрел на темное окно, расположенное правее и ниже его балкона. Прихлебывать из высокого стакана, перевесившись за ограждение, было очень неловко, но Денис не обращал внимания на неудобство. Он нервничал. Сегодня утром молодой человек мужественно признался самому себе, что имел неосторожность влюбиться в красивую и заносчивую соседку. Как человек действия, он считал правильным приступить к ухаживаниям, однако опасался, что после некрасивой утренней сцены с бывшим в собачьем употреблении лифчиком девушка не станет с ним даже разговаривать. Поэтому Денис сделал решительный ход, имеющий характер обходного маневра.
Выспросив у всезнающей старушки с шестого этажа, где работает красавица Инна, он поехал к ней в контору с красивой красной розой, при виде которой умерла бы от зависти сама Кармен. Правда, в отличие от испанской танцовщицы, Денис держал розу не в зубах, а в руке. К колючему стеблю золотой ниточкой была примотана маленькая открытка с изображением упитанного купидона, вооруженного игрушечным самострелом. Никакого текста на картонке не было, только цифры телефонного номера. «Если захочет – позвонит», – рассуждал Денис. Ему представлялось, что такое начало романа будет более перспективным, чем утренний скандал с участием фетишиста Барклая.
Выспросив у всезнающей старушки с шестого этажа, где работает красавица Инна, он поехал к ней в контору с красивой красной розой, при виде которой умерла бы от зависти сама Кармен. Правда, в отличие от испанской танцовщицы, Денис держал розу не в зубах, а в руке. К колючему стеблю золотой ниточкой была примотана маленькая открытка с изображением упитанного купидона, вооруженного игрушечным самострелом. Никакого текста на картонке не было, только цифры телефонного номера. «Если захочет – позвонит», – рассуждал Денис. Ему представлялось, что такое начало романа будет более перспективным, чем утренний скандал с участием фетишиста Барклая.
Влюбленный не собирался лично вручать цветок красавице, поэтому ее отсутствие на рабочем месте Дениса не огорчило. Он просто оставил свою дивную розу на попечение двух сослуживиц любимой. Дамы горячо заверили романтического юношу, что передадут чудесный цветочек Инне лично в руки в целости и сохранности.
И вот теперь тайный поклонник изнывал от нетерпения в ожидании телефонного звонка соседки – во-первых, и ее же вечернего стриптиза – во-вторых. Или в обратной последовательности, это было не суть важно.
Заслышав в клубине квартиры певучую телефонную трель, Денис умчался с балкона, даже не заметив, что ногой спихнул в щель между ограждением и полом пустую посудину из-под омлета. Летающая тарелка по дуге ушла вниз и шумно разбилась у ног подвыпившего гражданина Стрункина из двадцать четвертой квартиры.
– Иду, дорогая! – кротко пробормотал Стрункин, благополучно переживший падение метательного снаряда посудной группы.
– Иду, иду! – непонятно кому вопил Денис, торопясь к телефону.
Соскучившийся бассет некстати запутался в длинных ногах хозяина, так что в прихожую они вывалились единым целым. Падая, Денис одной рукой подхватил заваливающуюся вешалку, другой телефонную трубку.
– Это Центральный концертный зал? – глубоким шаляпинским басом вопросили из нее.
– Нет, вы ошиблись номером! – сердито бросил Денис и повесил трубку на рычаг.
Поднявшись на ноги, он освободил придавленного Барклая, и пес немедленно воспользовался вновь обретенной свободой, чтобы совершить противоправное действие. Нарушая строжайший наказ хозяина «не совать свой собачий нос на балкон», бассет со всей возможной скоростью вынесся на террасу.
Накануне собачке так и не удалось рассмотреть предмет или явление, столь привлекательное для его хозяина. Нынче Барклай решил повторить попытку. Подбежав к ограждению, он шустро поднялся на задние лапы и свесил голову за перила.
– Псина, где ты?
Обеспокоенный Денис выглянул на балкон и стал первым зрителем единственного в мире оригинального аттракциона «Собака на стакане». Наступив лапой на опрокинутый хозяином стакан, бедняга Барклай покосился, завалился вбок, потом, пытаясь восстановить равновесие, дернулся вперед – и вниз головой полетел с балкона.
Денис оторопел, но быстро ожил, подскочил к ограждению, свесил голову за перила и встретил покаянный взгляд Барклая. Насколько можно было судить в потемках, пес был цел и невредим – от макушки до хвоста, которым он виновато помахивал.
– Ты с ума сошел?! – оправившись от испуга, прошипел Денис. – Каждый вечер на арене дрессированный пес Барклай со смертельным номером «Собака-ниндзя»!
Услышав свое имя, бассет басовито гавкнул.
– Тихо ты, летучая собака! – зашептал Денис. – Умри!
Пес послушно выполнил команду: рухнул на бок, взбрыкнув лапами, и замер, как опрокинутая банкетка.
– Так и лежи, – велел Денис. – Я побежал за пододеяльником!
Вчерашний пододеяльник в розочку уже успел отправиться в стирку, поэтому Денис вынужден был взять другую постельную принадлежность. Прочность пододеяльников, сложенных стопочкой в бельевом шкафу и неоднократно бывших в употреблении, внушала ему сомнения. Все же Барклай, как показало вчерашнее взвешивание, тянул на два пуда с лишним! Поэтому Денис скрепя сердце разодрал ногтями полиэтиленовый пакет, содержащий абсолютно новый комплект, подаренный ему одной знакомой девушкой по имени Маша. Эта хозяйственная и практичная особа на протяжении полугода близких отношений делала Денису ко всем праздникам исключительно полезные подарки. На Новый год Маша презентовала бойфренду красивую шторку для ванной, а в День защитника отечества порадовала вот этим самым комплектом. Военной теме он вполне сответствовал, потому что имел редкую для постельного белья защитно-маскировочную расцветку.
Новый – да еще такой красивый! – пододеяльник Денису было немного жаль, но чем не пожертвуешь для четвероногого друга! Вдобавок, пододеяльник в стиле милитари был оснащен кнопками в районе бокового разреза, так что отпадала необходимость тырить у соседей прищепки с риском снова прихватить какой-нибудь интимный предмет туалета.
– Хотя на Барклая в трусиках-стрингах стоило бы посмотреть! – пробормотал Денис.
Он привычно пристроил на перилах верный спиннинг и с подеяльником в руке десантировался на нижний балкон.
Приключения и переживания первой половины дня так меня измотали, что всю вторую половину я проспала. Пробудилась, когда за окном было уже темно. Долгий сон меня немного освежил, но ничуть не успокоил. Проснувшись, я продолжила безрадостные размышления с того самого места, на котором остановилась.
Что это за чертовщина с якобы моими телефонными звонками Максиму, Хомкину и Ване Горину? Мужикам, каждый из которых достаточно хорошо знаком со мной, чтобы с уверенностью опознать мой голос? Определенно, ни Максимка, ни Ванька, ни тем более мерзавец Хомкин не могли меня с кем-то перепутать! Но ведь я им не звонила! Я же не сумасшедшая!
– Ты уверена? – тут же спросил меня мой собственный внутренний голос. – Дорогая, может быть, у тебя склероз?
– Я еще не настолько стара! – обиделась я.
– Амнезия? – продолжал вредничать внутренний голос.
– Меня, в отличие от Зямы, по голове не били! – напомнила я.
– Возможно, ты лунатичка? – не отставал внутренний голос.
– Это я-то лунатичка?! – в полный голос возмутилась я. – Да я в полнолуние сплю как убитая! И вообще, в этой семье я самая нормальная!
– Нормальные люди не разговаривают сами с собой! – уел меня ехидный внутренний голос.
На это мне возразить было нечего. Печально вздохнув, я призадумалась, не пошла ли я и в самом деле по стопам Фрекен Бок, которая вела результативные телефонные переговоры по трубке душа и самокритично приговаривала: «А я сошла с ума! Ах, какая досада…»
– Этого не может быть! – поразмыслив, постановила я. – Кто-кто, а я совершенно точно нахожусь в здравом уме и в твердой памяти!
К примеру, сегодня утром лишь я одна усомнилась в правдоподобии легенды о белом привидении в цветочек, которое хотело посетить мамулю, но почему-то отказалось от этого намерения и удалилось восвояси, оставив в качестве привета вонючую кучку на балконе!
– По-твоему, это не признак нормальности? – с вызовом спросила я помалкивающий внутрений голос. – Я стараюсь найти каждой загадке вполне рациональное объяснение, мне не являются странно окрашенные призраки, и я не вою на полную Луну!
С этими словами я подошла к незашторенному окну, чтобы подтвердить свое заявление. В самом деле, похожая на маслянистый блин луна не вызвала у меня никаких особых эмоций, разве что легкое чувство голода. Я подумала, что пора бы мне поинтересоваться новыми кулинарными экспериментами папули, самое время поужинать, и тут до моих ушей донесся странный звук: не то детский плач, не то звериный вой!
– Что такое?!
Я близко сунулась лицом к окну, чувствительно стукнулась лбом о стекло, но даже не почувствовала удара. Правее моего окна в воздухе зависло крупное привидение, раскрашенное, как чехол для танка!
– Не иначе, призрак десантника! – подсказал мне оживившийся внутренний голос.
– Эт-того не мож-жет быть! – заикаясь, я остервенело дергала оконную раму, чтобы высунуть голову в окно и поближе рассмотреть военизированное привидение.
Как на грех, раму заело! Когда мне удалось распахнуть створки, призрак в камуфляже уже ушел вверх и растворился в воздухе так же бесследно, как и его немелодичные завывания.
– Говоришь, нормальная? – очнувшись, ехидно поинтересовался мой внутренний голос. – Призраков не видишь?
Двумя руками я шумно захлопнула окно, в отчаянии немного побилась головой о деревянную раму и вынужденно признала:
– Увы мне! Я сошла с ума!
– Ах, какая досада! – издевательски добавил мой внутренний голос.
Я в сердцах плюнула на ковер и отправилась на кухню.
За столом мирно сидел папуля, он прихлебывал чаек и читал толстую потрепанную книжку. Я заглянула через его плечо и прочитала: «Винни-Пух обхватил голову лапами, сел и задумался». Все ясно: значит, нынче мамуля вновь сиротела без своей музы и основательно потрепала папуле нервы печальными пророчествами! В таких случаях папа как противоядие быстренько заглатывает добрую порцию милых детских сказок.