Макс может говорить все, что угодно. Ошибаются ведь и гении, а ему до них не близко, ему до них о-оочень далеко.
Она сейчас оденется, вызовет такси и поедет. Только теперь она окажется много благоразумнее, теперь она не станет выряжаться, как сегодня в полдень. Джинсы, майка без рукавов, на улице даже ночью была духота до липкого противного пота. На ноги летние легкие кроссовки, в руки сумочку – и в путь. Нет, предварительно стоило позвонить и вызвать к подъезду машину.
Обещали подъехать минут через пять-десять. Это ерунда. Это не ожидание. Пока она запрет дверь, пока спустится пешком, так как лифт на эту пору давно застыл на первом этаже с распахнутыми настежь дверьми. Машину как раз и подадут к подъезду.
И уже завтра… Нет, уже сегодня, так как время перевалило плавно за полночь, она сможет доказать этому противному Максу Дворникову, что иногда и его теории могут быть ошибочными.
Людям ведь свойственно было ошибаться…
…Он не ошибся! Он, как всегда, ни в чем не ошибся.
Сейчас, вот сейчас, еще минут пять-семь, и Софья выскочит из подъезда. И непременно сядет как раз в ту машину, что терпеливо дожидается ее уже битый час. Машина вполне сносная, вполне походила на такси.
Молоток парень, постарался выглядеть. Не зря он его предупреждал. Не настаивал, нет! Именно предупреждал, мягко, вкрадчиво, заведомо предугадав все до единого хода в этой сложной комбинации человеческих фигур, именующих себя умниками.
Он!!! Он единственно умный человек во всей этой нелепой истории с двумя убийствами, пропажей денег и людей. Он сразу во всем сумел разобраться и вычислить все до единого шага каждого из них. Почему? Да потому что он гений!!! Пускай непризнанный, черт с ним, с признанием. Хотя… Хотя после сегодняшней ночи, может, и признают его гениальность. Все может быть…
Как он все верно рассчитал, как все продумал! Интонацию, время, слова, которые нужно было сказать Софье, чтобы выкурить ее из дому. Он был уверен, что она не станет звонить по телефону своему менту. Он очень хорошо знал ее. Лучше, чем она сама себя знала, быть может. И он был уверен, что звонить она не будет, а станет метаться по комнатам, одеваться, вызывать машину.
Она и бегала! Тень в ее окнах тому подтверждение. И такси наверняка по телефону вызвала. Не пешком же ей идти через весь город ночью! Она не пойдет, она немного трусовата для этого. Она вызовет машину. А машина ее уже давно поджидает. А в машине той еще одна марионетка, умело доведенная им до состояния бешенства, а потом и до этого вот подъезда…
Подъездная дверь оглушительно хлопнула. Или ему от напряженного ожидания каждый звук казался чрезвычайно громким? Может быть, может быть… Но Софья как хороша! Ну, просто по расписанию выпорхнула на подъездные ступеньки. И просто с неоценимой легкостью побежала к машине возле скамейки. Она же не могла знать, что это не та машина, которую она вызвала.
Ее такси еще где-то в пути. И ее ведет сонный ленивый увалень какой-нибудь, мрачно посылающий куда подальше взбалмошных баб, пожелавших ехать непременно в это время на другой конец города.
Но Соня этого не знала. Она с облегчением уселась на заднее сиденье, назвала адрес, тут же успокоилась и, быть может, прикрыла глаза.
Ну, это он так, немного на лирику перешел. Глаза могут быть широко распахнуты и гореть огнем нетерпения или тупо смотреть в одну точку. Это все детали. Главное, чтобы они не заметили преследования. Не заметили и не обратили на это внимание водителя. Тому не надобно знать, что он следует за ними по пятам. Если узнает, то все – провал его эксперимента, призванного расставить все точки в его гениальной истории, которую он сложил для них и ради них…
Глава 19
То, что они едут не к дому Олега Сергеевича Снимщикова, а куда-то прямо в противоположную сторону, Соня поняла не сразу, а лишь когда они выехали за город. Все это время она сидела, уставившись в одну точку, и снова и снова просеивала информацию, которой заполонил сегодня ее мозг Дворников. Задумалась так, что ничего вокруг не видела, а когда увидела, по-настоящему перепугалась.
Огни города остались где-то далеко позади, сменившись ровным рядом березовой посадки, темная кромка которой разрезала пополам звездный небосклон.
– Погодите! Погодите! Куда вы меня везете?! – Соня заметалась на заднем сиденье, пытаясь одновременно открыть двери, перегнуться через переднее пассажирское сиденье, схватить сумочку и найти там мобильный телефон.
Конечно же, делать сразу столько дел невозможно. Двери не открылись, на них попросту отсутствовали внутренние ручки. С переднего пассажирского сиденья ее легко отшвырнула грубая рука водителя. А телефон… А телефон она попросту не взяла. Забыла! Даже вспомнила где. На кровати в спальне. Когда лихорадочно одевалась, тот то и дело требовательно тренькал, напоминая ей о том, что зарядка кончается. Она включила телефон в розетку, швырнула его на кровать, там он и остался.
– Послушайте, что вам от меня нужно?! – странным, дребезжащим от страха голосом снова попыталась добиться ответа Соня и снова полезла вперед. – У меня нет денег! Меня невозможно ограбить или выкупить, потому что…
И вот тут она осеклась, моментально поняв, кто и зачем ее везет.
Макс предупреждал! Он говорил ей, что на нее будет совершено нападение. Что, возможно, у Анны Васильевны и в самом деле имеется какой-нибудь дальний родственник, не упомянутый в завещании, но жаждущий ее денег.
Получается, это он?!
– Кто вы??? – еле выдавила Соня со слезами, без сил откидываясь на спинку сиденья. – Кто вы, скажите?! Если вам нужны деньги… Я вам все отдам! Только не убивайте меня, ладно?!
В ответ лишь ровный гул мотора.
Соня, поплакав немного, снова заметалась. Снова попыталась открыть двери, до боли в пальцах теребя крохотные штырьки в том месте, где должны были быть ручки. Потом упала на спину и принялась со всей силы бить ногами по стеклу. Первый удар, второй, третий – все бесполезно. Не хотело отечественное стекло разлетаться на сотни осколков. Зато водителя ее действия не оставили безучастным. Он прибавил скорость и заорал на нее, перекрывая автомобильный гул:
– Угомонись, сука! Еще раз ударишь по стеклу…
Она ударила, и не раз. И тогда водитель ударил ее. Не бросая баранки руля, он вытянул назад правую руку, нашарил ее голову, больно схватил за волосы и принялся бить ее головой о дверь. Бил и приговаривал:
– Угомонись, угомонись, угомонись, а то убью сейчас!
Соня извивалась, орала, пыталась царапаться и отцепить его жесткие пальцы от своих волос. Ничего не получалось, он держал ее очень крепко и, кажется, отпускать не собирался. Тогда она вонзила ногти в его запястье и принялась что есть сил давить. И орала при этом, не церемонясь в выражениях. Он тоже заорал, ему тоже сделалось больно, живым же он был человеком, не роботом. Заорал дико, но хватки не ослабил. Машина заметно вильнула раз, другой, взвизгнули покрышки об асфальт, что-то даже, кажется, хрястнуло. Наверное, водитель пытался затормозить или выправить машину, но одной рукой, сидя вполоборота, не сумел. Или не успел…
Все дальнейшее походило на кошмарный затяжной сон, наполненный диким страхом, болью и непониманием.
Соня так и осталась лежать на спине, но почему-то ее швырнуло на пол между сиденьями. Краем глаза она успела увидеть купол неба, унизанный звездами. Потом тот стремительно начал смещаться, смещаться, сменяясь непроглядной жуткой теменью. Потом снова звезды, потом снова темнота. Понять, что происходит, она смогла не сразу.
Они перевернулись, кажется! И продолжали переворачиваться! Отсюда все и крутилось за окном машины перед глазами. И треск еще стоял, отвратительный треск разваливающегося железа и стекла. А потом дикая боль, чей-то стон, и все, и уши, словно ватой, заткнуло тишиной.
Она была жива. Она точно знала, что жива. Она все еще чувствовала боль в голове, там, где держал ее за волосы ее похититель. Интересно, а где он теперь… Так же, как и она, лежит, стиснутый сиденьями, или удрал, бросив ее одну в искореженной машине? Одну на неосвещенной дороге. Хотя с дороги они, кажется, благополучно слетели, перевернувшись неоднократно. Просто так, что ли, звезды мелькали у нее перед глазами?
Так, если они слетели с дороги, значит, упали куда-то в кювет. Кювет тут был глубокий, это она еще заметила, когда пыталась выброситься из машины. Глубокие ямы по краям дороги, поросшие кустарником и чуть дальше окаймленные березовой посадкой. Стало быть, упали они в заросли и…
Их тут никто до завтрашнего утра не найдет. А может, и утром не найдет. И что?! Что делать?!
Соня попыталась шевельнуться и тут же громко застонала. Обе ноги были, словно тисками, стиснуты покореженными креслами, и боль в левом колене пронзила до самой грудной клетки, стоило ей пошевелиться.
– Эй, ты, гад! – засипела она, замолчала тут же, прокашлялась, чтобы говорить чуть громче, и потом снова позвала: – Эй, ты!!! Ты жив или нет?!
– Эй, ты, гад! – засипела она, замолчала тут же, прокашлялась, чтобы говорить чуть громче, и потом снова позвала: – Эй, ты!!! Ты жив или нет?!
Водитель, что ее похитил и трепал потом за волосы, пытаясь заставить быть благоразумной, не ответил. Может, был без сознания, может, его выбросило из машины через ветровое стекло, она слышала, что такое часто случается, а он был не пристегнут. А может быть… Может быть, он погиб?! И она лежит теперь на полу между сиденьями, а всего лишь в полуметре от нее покойник?!
– Господи! Господи, помоги мне!!! – захныкала Соня и, стиснув зубы, принялась возиться, намереваясь все же выбраться. – Господи! Сделай так, чтобы я выбралась на улицу! Помоги мне…
Она измучилась, устала от бесплодных усилий и боли, простреливающей колено, стоило ей его задеть. Пить хотелось так, что выпила бы из грязной лужи, кажется. Сколько прошло времени? Час, два, а может, минуты, растянувшиеся в вечность? Соня стонала, плакала и продолжала копошиться, продолжала пытаться выпростать из узкого пространства измученное тело, переставшее ей подчиняться.
В какой-то момент что-то захрустело и сдвинулось где-то там, в ногах. И она почувствовала, что сможет. Да, да, да!!! Она сможет теперь вытащить ноги, невзирая на непереносимую боль в левой коленке.
Кое-как ей удалось занести сначала левую, потом правую ноги на сиденье. Подтянуться на локте и вытащить себя всю с пола. Как только ухнула на мягкий, сделавшийся отчего-то мокрым ворс автомобильного чехла, и не хотела, да расплакалась. Она теперь свободна! Она смогла! Она теперь выберется наружу и…
Черт! А как же она выберется, если двери заблокированы?
Соня подтянулась на руках, вцепившись в передние кресла, сделавшиеся вдруг низкими и подвижными. Выглянула из-за них и едва не расплакалась от облегчения.
Никакого покойника в машине не было. Там на переднем сиденье вообще никого не было. И стекла ветрового тоже. Оно напрочь отсутствовало, а вместо него зияла огромная дыра, через которую не то что она, слон пролезет. Как вот только пробраться между крышей и спинкой сиденья, как? Попытаться его сломать?
И она принялась раскачивать ходившую ходуном спинку. Злости, отчаяния, радости – да что ее только в тот момент не подталкивало, – всего хватало, из всего понемногу она черпала силы. И на боль в ноге не обращала уже внимания. Надо было выбираться, и она выберется! Иначе зачем все то, что было затеяно? Иначе оно и смысла не имело. А теперь же…
Теперь, выбравшись, она знает, куда и с чем идти. Она же великолепно рассмотрела водителя, пока пыталась перебраться к нему вперед, и когда он отшвыривал ее сильной жесткой рукой. Невзирая на темноту в машине, она рассмотрела в свете панельных подсветок его физиономию. А рассмотрев, конечно же, узнала. И теперь… Все понемногу вставало на свои места. Только бы выбраться из машины на дорогу, только бы доехать до города и успеть все-все-все рассказать Олегу.
Он умный, он все моментально поймет, раскрутит, выследит и все и всех расставит по своим местам. Или рассадит?
Сделалось смешно и грустно до слез. Рассадить-то он сможет и без ее участия. Он ведь уже на полпути к этому. А ей бы вот только выбраться!
Ох, через какое великое препятствие пришлось ей перетаскивать ноющее от боли и чудовищной усталости тело! Ох, как велико было искушение откинуться снова на сиденье и остаться ждать утра. Ждать, когда кто-нибудь найдет ее здесь и когда придет наконец избавление от того чудовищного надрыва, с которым она толкала головой и плечами скомканную автомобильную крышу, раскачивала, ломая, сиденье. Она измучилась до тупого отвращения к тому, что делала. Зачем, если все равно она уже не сможет сделать ни шагу? Нога вообще не слушалась, одеревенела просто. Куда она с такой ногой? Она и шагу не сделает. А ведь предстоит еще карабкаться по склону кювета через кусты, по травяным зарослям.
– Не хочу! Не нужно ничего! – уговаривала себя Соня, хныча без слез, на них ведь тоже нужны были силы.
И вот когда ее сил оставалось ровно на то, чтобы просто дышать, спинка переднего пассажирского сиденья с гадким хрустом подломилась и упала вперед. Открылся великолепный проход, через который не пролезет только неживой или ленивый.
И Соня полезла. Ползла, как партизан-подрывник, стиснув зубы, чтобы не орать. Ползла, не обращая внимания, что больно корябает плечи и голые, не защищенные рукавами руки об искореженный металл. Выбралась на капот, с чего-то оказавшийся таким горячим, что она, забыв о том, что надо бы быть осторожней с искалеченным измученным телом, тут же скатилась в траву. Приземление было неудачным и, конечно же, болезненным. Она же не была профессионалом и не могла концентрироваться при падении. Хорошо, что хоть выбраться удалось. Что теперь?
Теперь надлежало подняться на ноги и тащиться туда, наверх, откуда изредка слышался гул проносившегося мимо транспорта. На ноги встать не удалось, левую она совершенно не чувствовала. Пришлось ползти. И она поползла, вонзая ногти в землю, цепляясь распухшими пальцами за траву. Ничего, с трудом, но получалось. И через кусты пробралась, оставив на ветках, наверное, одну треть своей шевелюры. И по склону карабкалась, ни разу не потеряв сознания. А вот когда вылезла наверх и увидела габариты припарковавшейся у обочины иномарки, все же не выдержала и заревела.
– Эй! – захрипела Соня, привстав на локтях. – Эй, сюда! Помогите!!! Помогите, мать вашу!..
Ее никто не услышал, но копошащийся на обочине силуэт, видимо, заметили. Водительская дверь приоткрылась, и на землю опустились женские ноги, обутые в туфли без каблуков.
Женщина слабо ойкнула, посветила в ее сторону фонариком и очень медленно и осторожно двинулась к Соне. Это она сделала такой вывод по мягкой вкрадчивой поступи, самой женщины ей не было видно, только ноги.
Тупые носы спортивных туфель остановились возле ее головы. Женщина тут же присела на корточки, осветила ее лицо, тело, ноги, погладила Соню по волосам и тихо спросила:
– Как вы, девушка?
– Сойдет, – прохрипела она и попыталась улыбнуться. – Но бывало и лучше. Вы мне поможете?
– Да-да, конечно! Сейчас я перегоню машину поближе. Сможете забраться на сиденье? – заторопилась ее спасительница.
– Уж коли выбраться смогла оттуда, – она попыталась указать подбородком в сторону кустов внизу, но шея будто одеревенела, – то уж забраться смогу. Мне надо в больницу, кажется. Что-то с моей левой коленкой не то.
– Да-да, конечно. Я сейчас, я быстро! Лежите здесь!
Ноги, обутые в спортивные туфли, ходко затрусили к машине. Хлопнула дверца. Мягко заурчал мотор, и машина начала сдавать назад. Остановилась в поллуметра от ее головы. Женщина выскочила на улицу, снова склонилась над Соней и, подхватив ту под подмышки, потянула кверху.
– Ой, ой, да вы тяжеленькая, – опечалилась ее спасительница. – Давайте на раз-два, и…
С горем пополам, то и дело отдыхая, отдуваясь и нечасто чертыхаясь, они добрались до пассажирского заднего сиденья. Женщина, показавшаяся Соне в свете габаритов очень симпатичной и очень молодой, дернула дверцу, усадила ее спиной и почти приказала:
– Все! Укладывайся! Так тебе будет удобнее!
Едва ощутив под своей пятой точкой мягкую опору, Соня тут же расслабилась и начала запрокидываться на спину. Облегчение, которое она испытывала, медленно опускаясь спиной на сиденье, было несравнимо ни с чем. Но голова неожиданно уперлась во что-то жесткое, пахнувшее бензином и… кажется, табачным дымом. Это что-то шевельнулось под ее волосами, сдвинулось, и тут же голос, показавшийся знакомым, просипел:
– Давай, давай, заползай, красотка. Молодец какая! Уж думали, придется тебя по кустам искать до самого утра либо сжечь с машиной вместе. А ты вон взяла и сама наверх выползла. Молодец! А теперь поспать тебе нужно.
Она снова его узнала, черти бы побрали все на свете!!! Она узнала его за мгновение до того, как на лицо ей шлепнулась мокрая, остро воняющая тряпка.
Это был тот самый водитель, который ее похитил. Который потом не справился с управлением – так, кажется, всегда комментируют в сводках дорожно-транспортных происшествий. И опрокинул машину в кювет. И который самым невероятным образом остался цел и невредим.
Нет, лицо все же было в ссадинах. И на руке, той, что швырнула ей на лицо тряпку, Соня успела заметить глубокие порезы.
Зачем же она тогда выбиралась? – успела подумать Соня, прежде чем снова провалилась в черную бездонную яму…
Глава 20
Олегу снилось что-то удивительное, трепетное и нежное. Это что-то он вроде держал в руках, перебирал и наслаждался поразительной мягкостью. Потом пришло осмысление, что это волосы Сони. Рыжие мягкие кудряшки длинными прядями свисали с его ладони, и он гладил их, гладил. И вдруг испугался. А где же Соня?! Волосы ее на его ладони, а Соня?..
Подскочил на диване, будто ему на грудь кипятку плеснули, так стало трудно и больно дышать. Глянул на окно. Темнота. Ночь, судя по чернильной темноте в стеклянном квадрате, в самом разгаре. Чего не спится? Ах, да! Сон! Странный до обморока сон с Сонькиными прядями волос на его руке. И Снимщикову снова сделалось нехорошо, как от странного ощущения невосполнимой потери.