– Симпатичный, – сказала мама, когда мы остались вдвоем на кухне. – Только не говори, что он просто твой приятель.
– Так и есть, – пожала я плечами.
– Он смотрит на тебя влюбленными глазами. Твоя мать понимает в таких делах.
– Не сомневаюсь. Мы с ним знакомы всего пару дней.
– Что ж, надеюсь, ваше знакомство перерастет в настоящее чувство. Знаешь, в нем что-то есть, – задумчиво произнесла она.
– В Диме?
– Конечно, в нем. Что-то такое…
– Вот как, а я и не заметила.
– Перестань, – засмеялась она. – Женщины чувствуют такие вещи. Почему первобытные люди первыми отправляли самок в незнакомые пещеры? – Я закатила глаза, а мама весело сказала: – Это дураки болтают, будто для того, чтобы их сожрали первыми. Просто у женщин нюх лучше.
– На опасность? – спросила я. Мама слегка смутилась.
– Выходит, что так. К твоему Диме это не имеет отношения, сразу видно: он прелестный мальчик.
«Прелестный мальчик» – это было уж слишком, на мальчика, да и к тому же прелестного, он совсем не походил, пережив тот возраст, когда еще мог так именоваться. Я дала себе слово присмотреться к Диме: что в нем такого особенного?
Мы пообедали с родителями, к концу трапезы дождь кончился, и мы с Димой отправились обозревать местные красоты. В город мы возвращались уже вечером. Дима теперь говорил меньше, но смотрел выразительнее. Меня это немного забавляло…
– Отвезти тебя домой? – задала я вопрос, въезжая в город.
– У тебя есть планы на вечер? – в свою очередь спросил он. Я решила ответить, что хочу поработать, но вместо этого пожала плечами. – Мы могли бы вместе поужинать, – неуверенно предложил он, и эта его неуверенность показалась мне весьма симпатичной, но ужин после плотного обеда у родителей меня не привлекал.
– Ты способен еще что-то съесть? – засмеялась я.
– Нет, наелся на неделю вперед. Просто не хочу с тобой расставаться. Такую девушку, как ты, лучше держать на глазах, не то появится какой-нибудь придурок и уведет тебя прямо из-под носа. Пойдем в кино? Или просто погуляем?
– Хорошо, идем в кино.
Мы оставили машину во дворе моего дома и отправились в ближайший кинотеатр. Фильм оказался на редкость глупым, и мы сбежали через полчаса. Бродили по городу и болтали о пустяках, а когда все темы исчерпали, и вовсе замолчали. Несмотря на городской шум, я вдруг почувствовала, как нас окутала тишина, точно сверху опустился невидимый стеклянный купол. Дима молча протянул руку и коснулся моей ладони, а потом сжал ее. И я ответила пожатием, избегая его взгляда. Мы продолжали идти, не касаясь друг друга локтями или плечами, все наши мысли, чувства, слова угнездились в сплетении пальцев, ни на мгновение не прекращавших безмолвный диалог. Я боялась повернуть голову и увидеть его, боялась, что все вдруг исчезнет, мне казалось, стоит расцепить руки – и это непременно случится. Странное, непередаваемое ощущение, что нет его и нет меня, а есть только мы вместе. Я вздохнула и из-за легкого головокружения прикрыла глаза, и тут Дима толкнул меня плечом, и через мгновение мы очутились в какой-то подворотне, темной и мрачной, и я не успела ни понять, ни спросить, что происходит, как оказалась в его объятиях. Мы целовались с сумасшедшей увлеченностью подростков, потом я чуть отстранилась и натолкнулась на его пристальный взгляд. Я запоздало огляделась: где это мы? Стройка… нет, просто развалины… как нас сюда занесло? Но Диму этот вопрос волновал меньше всего. Он придавил мне к стене, навалившись всем телом, и подростковые поцелуи остались в прошлом. А я растерялась. Стыдно, но я даже не попыталась прекратить все это, а замерла в испуге, позволяя ему делать то, что он хочет, потому что уже поняла: его не остановить. То есть попытаться, конечно, можно, но это будет сродни попытке остановить машину, летящую с бешеной скоростью, выйдя ей навстречу. А потом и эти мысли меня оставили, и на несколько минут я выпала из реальности и оказалась где-то на другом конце Вселенной, значение имело только одно: невероятное стремление зацепиться за этот миг, и страшная боязнь, что он пройдет, испарится, исчезнет…
Я застонала и с большим трудом вернулась в реальность. То есть реальность сама о себе напомнила тремя подростками, которые, как и мы, должно быть, искали уединения и решили свернуть в подворотню. Завидев нас, один из них что-то шепнул товарищам, а я пунцово покраснела, готовясь рухнуть в обморок. Дима стоял, загораживая меня от них, опершись одной рукой в стену над моей головой и провожая ребят взглядом: они поспешно проследовали мимо, не раскрывая ртов и не оборачиваясь. Я настолько пришла в себя, что могла одернуть юбку и попыталась застегнуть пуговицы на блузке, с этим, правда, вышла незадача: пальцы не слушались. Дима взял меня за подбородок и принялся целовать, потом отстранился, лихо застегнул все мои пуговицы, схватил меня за руку и потащил на улицу.
Я пребывала в полном обалдении и ни о чем не могла думать, а может, и не хотела. Слегка вздрагивала, то ли от недавних объятий, то ли в шоке от собственного поведения, которое в голове не укладывалось. Дима остановил такси, и мы очутились на заднем сиденье, он все еще держал меня за руку, а я пыталась представить, как выгляжу. Водитель всю дорогу поглядывал на нас с большим интересом, а я таращилась в окно, боясь встретиться с Димой взглядом, но отметила про себя, что очки он снял и из-за этого, должно быть, выглядит как-то непривычно. Машина остановилась возле моего подъезда, Дима сунул водителю деньги, вышел и помог выйти мне. Бегом мы поднялись на второй этаж, я попробовала найти ключи в сумке, не преуспела в этом и принялась истерически смеяться. Дима отобрал у меня сумку, нашел ключи, открыл дверь и втянул меня в квартиру. И тут я перестала смеяться, пуговицы рассыпались по полу, и сама блузка через мгновение оказалась там же. «Черт-те что», – успела подумать я, и это было последней здравой мыслью.
– Ужасная деградация, – подумала я и в досаде прикусила губу, сообразив, что произнесла это вслух. Присутствие Димы в моей постели мешало предаться самобичеванию и развить тему о том, как низко я пала.
– О чем ты? – спросил он с интересом, приподняв голову с подушки и нежно глядя на меня.
– О своем поведении, – ответила я со вздохом.
– И что там с твоим поведением? – удивился он.
– По-твоему, это нормально – заниматься в подворотне любовью с малознакомым мужчиной? – возмутилась я. Разумеется, я желала быть утешенной, раз уж не смогла держать язык за зубами.
– Конечно, ненормально. Но любовью ты занималась со мной, а это существенно меняет дело.
Мне очень хотелось растолковать этому типу, что такое поведение мне не свойственно, и оттого мне хреново, но это было бы совсем глупо. И я только вздохнула. Но совсем заткнуться ума не хватило, я произнесла:
– Никогда не думала, что способна на такое.
– Я тоже не думал, – кивнул он.
– Ты обо мне или о себе? – съязвила я. Он засмеялся.
– Подворотни не вызывают у меня энтузиазма, – сказал он. – До сегодняшнего дня точно не вызывали. Хотя теперь уж не знаю… – Он опять засмеялся. – У меня всегда было тяготение к комфорту. И в этом смысле подворотня никуда не годится. Девушка ты легкая, но…
Я огрела его подушкой, он рассмеялся, а я почувствовала себя несколько увереннее. Отбросив подушку в сторону, он потянул меня за локоть. Устроив голову на его плече, я решила: с самобичеванием пора кончать, тем более что чувствовала я себя прекрасно, если честно, никогда так распрекрасно себя не чувствовала, и я охотно простила Диме его выходку. Однако что-то саднящее, вроде занозы, в душе осталось, и это, как ни странно, не имело отношения к моему «падению», а было скорее связано с поведением Димы. Вероятно, ему подобное поведение свойственно, но приставать к нему с вопросами я не спешила. Что я могла услышать в ответ? Приятная правда вызвала бы у меня сомнение, а неприятной я не хотела. «Нужно радоваться настоящему», – мудро рассудила я и принялась радоваться.
– Хочешь кофе? – спросил Дима, поднимаясь через некоторое время с постели, а я кивнула. Он стоял ко мне спиной, натягивая джинсы, и я только сейчас заметила у него на плече шрам довольно зловещего вида.
– Что это? – спросила я, желая побыстрее отвлечься от одолевавших меня мыслей.
– Это? С велика в детстве крайне неудачно упал.
– Невероятно, – сказала я.
– Невероятно, что упал? – усмехнулся он.
– Девять мужиков из десяти непременно придумали бы героическую историю. А ты: с велосипеда упал.
– Просто я правдивый человек. Говорю как есть.
– Ты всегда следуешь этому похвальному правилу?
– А ты еще что-то хочешь спросить? – усмехнулся он.
– Хочу. Но не буду, – усмехнулась я в ответ.
– Ну и зря.
Он наклонился, поцеловал меня и отправился на кухню. А я, подумав, пошла в ванную.
– Девять мужиков из десяти непременно придумали бы героическую историю. А ты: с велосипеда упал.
– Просто я правдивый человек. Говорю как есть.
– Ты всегда следуешь этому похвальному правилу?
– А ты еще что-то хочешь спросить? – усмехнулся он.
– Хочу. Но не буду, – усмехнулась я в ответ.
– Ну и зря.
Он наклонился, поцеловал меня и отправился на кухню. А я, подумав, пошла в ванную.
Когда я появилась на кухне, Дима уже приготовил кофе. Я села напротив, все еще испытывая смущение. Далась мне эта подворотня…
– Эй, – позвал Дима. – Я все понял, правда. Я вообще на редкость толковый парень.
– А толковому парню не пора домой? – спросила я, разозлившись, потому что заподозрила насмешку.
– Я намеревался остаться у тебя, – вытаращил он глаза.
– До утра?
– На всю жизнь.
– В моей жизни и без тебя народу хватает, – усмехнулась я.
Он молча поднялся, поставил пустую чашку в мойку, а я решила, что он обиделся и хочет уйти, и подумала: возможно, это и правильно, то есть, поступи он так, я бы точно не стала его останавливать. Но он подошел ко мне сзади, наклонился к моему уху и тихо сказал:
– Не шути так, ладно?
Я почувствовала неприятный холодок от того, как он произнес эти слова, и оттого, что он стоял за моей спиной. И тут же поняла, что именно все это время мучило меня, не давая покоя: то, как Дима вел себя с того мгновения, как мы оказались в подворотне, совершенно не соответствовало моему представлению о добром, веселом парне, каковым я его искренне считала после возвращения с родительской дачи. Он умел одним словом, одним взглядом заставить человека подчиниться, и осознание этого неожиданно придало мне силы, а отнюдь не страх.
– Юлька может вернуться в любой момент, – соврала я, удовлетворенно отметив, что мой голос звучит спокойно и даже с намеком на сожаление. – Я не хочу, чтобы она застала тебя здесь.
– Почему? – удивился он.
– Пришлось бы объяснять, с какой такой стати я нарушила свои принципы и…
– Объяснять? – засмеялся он. – По-моему, это не ее дело.
– А по-моему, наши с ней отношения тоже не твое дело.
– Вот как? О’кей. Скажи ей, что влюбилась. Кстати, ты влюбилась?
Несколько мгновений я боролась с желанием сказать ему гадость, но здравый смысл победил.
– Да, – кивнула я.
– Ну и… – Он улыбался, сложив руки на груди и наблюдая за мной.
– Что?
– За этим должен последовать вопрос. Разве нет?
– Нет. Ты же правдивый человек, вдруг твой ответ придется мне не по душе.
– Он тебе понравится, – засмеялся Дима, а я вновь подумала: все, что происходит, далеко от моих представлений об этом человеке, тех представлений, которые были еще несколько часов назад. И теперь даже его имя, такое милое, мягкое, казалось мне чужим, придуманным и совершенно ему не подходящим.
– Хорошо. Я ухожу, – неожиданно произнес он и направился в спальню.
Я осталась ждать на кухне и, только когда он вернулся, уже одетый, вместе с ним вышла в прихожую.
– Пока, – сказал он и легко коснулся губами моего лба.
– Пока, – ответила я.
Он ушел, а я торопливо заперла за ним дверь и бестолково заметалась по квартире. Как всегда, в таких случаях меня тянуло позвонить Юльке, выговориться, облечь обуревавшие меня чувства в слова и самой наконец понять их. Я схватила телефон, но тут же перевела взгляд на часы: половина третьего. Страшное свинство будить ее посреди ночи. Я отбросила трубку и вернулась на кухню. Допила кофе, отодвинула чашку, подперла щеку рукой и неожиданно заревела. Я и самой себе не могла объяснить, отчего плачу так горько, размазывая по лицу слезы, сморкаясь в бумажные салфетки и отбрасывая их в сторону. Вид моей кухни, где плиточный пол покрылся желтыми комочками, неожиданно вызвал у меня смех, после которого рыдать было просто глупо. Я поднялась, собрала салфетки и выбросила их в мусорное ведро. Потом долго умывалась холодной водой. Физиономия приобрела румянец, а покрасневшие глаза вернули прежний блеск.
– Если он позвонит, – решила я, – пошлю его к черту, – вот только очень я сомневалась, что Дима позвонит.
И почти в то же мгновение раздался звонок в дверь. Я вздрогнула от неожиданности: кто мог явиться в такое время? На ум сразу же пришла Юлька, и я бросилась в прихожую, но, уже взявшись за дверную ручку, умерила пыл, посмотрела в «глазок» и ничего не увидела, кроме темноты. «Наверное, лампочка в подъезде перегорела», – подумала я и спросила громко:
– Юля, это ты?
– Это я, – ответил Дима.
Помедлив, я все-таки открыла дверь. Он стоял, привалившись плечом к стене, улыбнулся, потом пожал плечами.
– Кажется, я тебя обидел, – вздохнул он. – Хотя мне меньше всего на свете этого хотелось.
– Юлька не приехала, – сказала я первое, что пришло в голову.
– Знаю, я все это время сидел во дворе.
– С какой стати?
– Понятия не имею. – Он вошел и запер за собой дверь. – Ты что, плакала? – спросил он, приглядываясь ко мне.
– Ничего подобного.
– Уверена?
– Абсолютно.
– Тебе никто не говорил, что врать нехорошо?
– У меня предчувствие, что ты очень быстро вновь окажешься во дворе.
– Не удивлюсь. Я уже понял: у тебя несносный характер.
– У тебя не лучше, – парировала я.
– Что ж, – развел он руками. – Придется как-то приспосабливаться. – Он обнял меня и прижал к груди, целуя мои волосы, а я подумала, что совсем не хочу, чтобы он уходил.
– Чем ты занимался во дворе? – вздохнула я.
– Глядел на твои окна.
– Может, ты врал про наследство и тебе негде жить?
– Может быть. А может, просто влюбился. Тебе что больше нравится?
– А тебе?
– Мне нравишься ты. И твой несносный характер тоже.
Утром, едва проснувшись, я бросилась звонить Юльке, сокрушаясь, что вчера сделать это не удосужилась.
– Как дела? – задала я ей дежурный вопрос и услышала:
– Без новостей. А у тебя как?
– Нормально.
– Голос какой-то чудной. Ты чем вообще занимаешься?
– Только что проснулась.
– Поздновато. Одна проснулась или рядом кто-то есть?
– Как ты догадалась? – растерялась я.
– Это несложно. Дима? Надеюсь, он тебя не разочаровал. Чего молчишь? – сделав паузу, спросила Юлька настороженно.
– Потом поговорим.
– Хорошо.
Мы простились, сзади неслышно подошел Дима.
– Звонила подружке? Надеюсь, сегодня она не появится?
– Что ты имеешь против Юльки? – нахмурилась я.
– Ничего. Просто мне будет гораздо приятней провести время с тобой наедине, а не слушать вашу глупую болтовню.
– Как это мило, – покачала я головой, отправилась в ванную и через час уже была на работе.
Еще через час позвонил Дима, и стало ясно: лучшее, что я могу сделать, это сбежать из офиса под любым благовидным предлогом. Дав себе слово наслаждаться прелестями жизни, я упорно гнала тревожные мысли прочь, хотя они время от времени возникали.
Вечером появилась Юлька. Сначала она позвонила.
– Ты дома? Я сейчас зайду.
Дима тяжко вздохнул, я сделала свирепое лицо, он сразу же замахал руками, демонстрируя готовность принять любой удар судьбы, а когда Юлька пришла, радостно ей улыбался, точно лучшего подарка и вообразить не мог. Юлька на реакцию Димы внимания просто не обратила. Она была взволнована, и при одном взгляде на нее под ложечкой у меня противно засосало и стало ясно: у нее новости. Новости были, да еще какие. Неизвестный вновь прислал эсэмэску. «Сегодня вы сами все увидите. 23.45, Харитоньевский переулок». Юлька показала мне сообщение на кухне, куда мы удалились, чтобы поговорить наедине.
– Что ты об этом думаешь? – облизнув губы, спросила я.
– А что тут думать? Он обещал, что мы сами все увидим.
– Что «все»?
– Ты ведь не ждешь, что я тебе отвечу? – хмыкнула Юлька. – «Все» может означать что угодно.
– Юлька, мы не можем туда отправиться. Кто знает, что взбредет в голову сумасшедшему?
– Тебе и в самом деле лучше не ходить, – согласно кивнула она.
– Это свинство. Ты же знаешь, одну я тебя не отпущу.
– Тогда в чем дело?
– Я боюсь, – перешла я на гневный шепот. – Вот в чем. Я просто боюсь.
– Чего? Он не грозил нам, ни разу. Напротив, он вроде бы старается нам помочь.
– Вроде бы, – передразнила я, облизнула пересохшие губы и вздохнула. – Мы что, пойдем туда, никого не предупредив?
– Ты Диму своего имеешь в виду? – хмыкнула Юлька. – Вряд ли там ждут троих. Твой Дима все испортит. Для начала он высмеет нас, потом начнет изводить вопросами, а когда мы проторчим в переулке без всякого толка, вгонит нас в гроб своими издевками. Даже не думай рассказать ему… – с досадой закончила она.