Бежим с ним, роняя кал, в шестнадцатый отсек, жутковато, конечно, "надобылоучитсянабухгалтера" – думаешь в этот момент, но поздно уже. Прибегаем в шестнадцатый, а там декорации к фильму "Морозко": всё в блестящем белом инее, холодина, из перемычки сосульки растут…начинаем клапанами ручными перемычку от остальной системы отсекать, чтоб остальные дружно не бахнули сюда же. Клапана железные, руки примерзают, кожа рвётся, кровища капает – романтика. Перекрыли, возвращаемся в центральный, коленки трясуться, руки в крови. Командир встречает:
– Чо, убили там кого?
– Не, – говорим, – руки к железу примерзали
– Ну дык ёпт, это же железо же! – резюмирует командир, довольный тем, что всё хорошо закончилось.
– А мы думали, что железо, это пластамасса, – смеётся от нервного перенапряжения Игорь.
– Не стыдно, командира-то подъёбывать? – уточняет, на всякий случай, командир
– Неееет!! – ржём уже вдвоём с Игорем
– Никакого уважения к старшим по воинскому званию самцам! – начинает смеятся и командир.
Хорошо же, когда всё хорошо заканчивается?
Вот такой вот длинный рассказ у меня получился про гражданских специалистов. Но. Из песни слов не выкинешь. Запомните главное "Небрежность – признак мастерства" это шуточный девиз, не применяйте его в реальной жизни. А гражданским специалистам, ещё раз, большое спасибо.
На этом фото я, это тот, который пиллерс (трубу по-вашему) обнимает, по правую руку от меня – Игорь, а сидит – это наш командир о чём вы и так, по надписи на евоной груди можете догадаться.
Воспитатель
Самые поразительные примеры мимикрии в животном мире я наблюдал в середине девяностых годов, когда перестала существовать КПСС. Во времена СССР, в каждой воинской части была такая должность – замполит. Замполит был заместителем командира части и следил за чистотой рядов и преданностью военнослужащих идеалам партии. В подавляющем большинстве, замполиты были откровенными бездельниками, наделёнными неограниченной властью и высокими окладами денежного содержания, что, естественно, вызывало стойкое чувство презрения к ним со стороны нормальных военнослужащих.
А потом, по их же прямому недосмотру и, как показатель полной их бездеятельности, в стране случилась Перестройка. КПСС – больше не правящая партия, идеалогии у страны нет и, стучать на офицеров невозможно за отсутствие конспектов работ В.И. Ленина. И что? И то. Вместо того, чтоб с гордостью снять с себя погоны и поуходить в марксистко-ленинские монастыри, замполиты быстренько переименовали себя в воспитателей и остались на тех же местах. Воспитателей – понимаете? То есть мальчика воспитывали родители, потом школа с родителями, отчасти улица, потом мальчик поступал в военное училище и там его тоже воспитывали, а потом он приходил офицером в вооружённые силы – и там его, как бы, дальше воспитывали, вплоть до того момента, пока он не становился командиром части.
То есть, тебе тридцать пять лет, например, ты командир батальона и, может быть, даже награждён правительственными наградами в два ряда на груди, трое детей у тебя от двух жён, но всё равно будет замполит полка который будет продолжать тебя воспитывать.
Ну не бред? Но в этом и была вся суть замполитов, которые точно так же, как и священнослужители, готовы были ужиться с любой властью, лишь бы сыто жить и ничего не делать. Надеюсь, что теперь стало понятнее, за что же их так презирали.
Наш "полк" состоял из ста восьмидесяти человек и из них семьдесят были в электромеханической боевой части. Поэтому и воспитателя у нас было два – один общий "большой" и один "маленький" – в электромеханической части. Должность маленького называлась у нас в народе "комсомолец".
И вот прислали к нам на железо комсомольца из Феодосии, где до этого служил он начальником танцплощадки. Комсомольца звали Вова и за какие грехи он был сослан на флот никто не говорил. Мне было тогда лет двадцать семь, примерно, и был я уже служивым капитан-лейтенантом, а Вове было тридцать два и он тоже был капитан-лейтенантом со свеженькими погонами на своих хилых плечах. Я тогда сменялся с дежурства в дивизии и шёл на корабль, а мне говорят – вон видишь стоит чудо, – это ваш комсомолец новый, отведи его на корабль. Познакомились, идём на корабль, загребая пыль и вытирая пот со лбов рукавами.
– Откуда ты? – спрашиваю его, для поддержания разговора
– Из Феодосии!
– Мать моя, женщина, а как тебя занесло к нам-то? Родину пытался туркам продать?
– Нет, майора хочу получить.
Ну и долбоёб, думаю я себе молча. Это же надо бросить Феодосию и приехать в Мурманскую область только для того, чтоб получить очередное воинское звание. Не дай бог, конечно, так сильно любить воинскую службу.
Сначала, конечно, отнеслись к нему все довольно равнодушно, но потом он стал нас сказочно веселить. Любому офицеру на корабле выдают зачётный лист по устройству корабля, работе его основных систем и борьбе за живучесть. Вова не мог выучить ничего от слова "абсолютно". Сдаёт механику зачёт, например. Тот его одно спросил, другое, третье – полный алес.
– Ладно, – сдаётся механик, – скажи мне где в первом отсеке трюм и подпишу тебе что-нибудь
– Хахаха!! – радостно смеётся Вова, – не удастся вам меня подколоть! Нет в первом отсеке трюма!!!
Механик, от такого задора, даже шире приотрыл свои раскосые глаза:
– Не понял, что значит нет трюма в первом отсеке?
– Ну в первом нет трюма – там только две палубы проходные, – радостно протягивает зачётный лист Вова.
– Погодите-ка, Владимир, тыкать в меня вашим позорным листом, – если механик перешёл на "Вы", то значит он злой, как татарская собака и Вове, походу, пришёл пиздец, – прочный корпус у нас в виде цилиндра, где тогда в первом отсеке это нижнее скругление? Вы же ходите по прямой палубе, а не по сферической?
– Ну …не знаю, выгнули как-то?
– Прочный корпус?
– Ага
– Чтоб не кривой был?
– Ага
Механик смотрит на меня ошалевшими глазами.
– Не, не, – говорю, – мне тут некогда с вами смеятся вслух, я дифферентовку считаю.
– Амбулаторийаааа! – кричит механик в переговорное
– Чо надо – сонно отзывается доктор Андрюха
– Андрей! А скажи-ка мне, есть трюм в первом отсеке?
– Хафизыч, тебе что там делать нехуй?
– Не, ну Андрюха, я серьёзно!
– Ну кончено, блять, есть – мы же на подводной лодке или где? По правому борту в насосной выгородке спуск за стойкой с фильтрами ФКП. И не мешайте мне, блять, таблетки считать!
– Вот, Владимир, это доктор, – поднимает вверх палец механик, – терапевт, психиатр…
– Стоматолог, – добавляю я
– Сто- ма-то-лог! – соглашается механик, – знает где трюм первого отсека, а, кроме того, он знает такие слова, как "насосная выгордка", и не говорит, как ты, "коричневые коробочки", а говорит "Фильтры ФКП"!!! А вы, сука, в электромеханической боевой части служите, между про и чем!!! Идите отсюда, Владимир, и пьяному мне на глаза не попадайтесь, иначе я за себя не ручаюсь!
А в море над ним любили издеваться трюмные матросы с мичманами. Идёт Вова в туалет, – они ему давление под педальку унитаза поддуют и – заходил Вова, а вышел кусок говна, с белыми, как у Вовы зубами и удивлённо моргающими, голубыми глазками. Бежит Вова в душ, смыть немедленно свой позор и говно, а они ему водонагреватель отключат и напор уменьшат, чтоб он там два часа холодненьким ручейком умывался. Хуй знает, кто из них кого воспитывал.
А тревога была – задымление в седьмом отсеке. Все бегут, как ополоумевшие, по боевым постам, некоторые даже в трусах одних, простите уж за столь крестьянский натурализм, с торчащей оттуда эррекцией, а Вова на променаде в восьмом. Гуляет по проходной палубе и улыбается навстречу стаду бизонов, которое из шестого скачет.
– Куда вы, ребята? – с заботливой отцовской улыбкой спрашивает Вова (Как? Как можно не услышать сигнал аварийной тревоги на подводной лодке, я вас спрашиваю?!)
Один его просто оттолкнул, второй дал пинка, а третий вообще скинул вниз на вторую палубу. Вова потом пришёл жаловаться командиру, что нет никакого уважения к работнику воспитательного отдела и требовал всех жесточайше наказать.
– Чтобля? – командир даже въехал не сразу, – чтобля сделать?
– Наказать! Они меня говном в туалете специально обдали!!! А потом воду горясую выключили!!! Я чуть не простудился!!!
– А на манометр посмотреть? – уточняет командир, – после того, как посрал, что тебе помешало?
– Да он не знает, что такое манометр, – бурчит механик, но так, чтоб все слышали.
– А ручку протянуть за дверь и нагреватель себе включить? – продолжает вести следствие командир, – А что ты вообще делал на проходной палубе восьмого по тревоге?
– Гулял – возмущённо удивляется Вова
– Что, простите меня за мой старческий маразм? – даёт наш добрый командир Вове шанс исправиться.
– Гулял!!! – ещё сильнее возмущается Вова.
– Жопой вилял, – тихонько рифмует командир дивизиона живучести и мы начинаем с ним мерзко хихикать. Я, конечно, понимаю, что нехорошо смеятся над человеком из-за его убожества, но море же – нервы ни к чёрту.
– Вова!!!! Пошёл на хуй отсюда!!! – орёт командир, – и чтоб я тебя до конца выхода в глаза не видел!!!!
Когда пришли в базу, Вова побежал в политотдел дивизии жаловаться на нашу пидерастическую сущность. Замполит дивизии прискакал на УАЗике к нам, не успели мы вывод ГЭУ закончить. Дивная оперативность в решении вопросов. А мы же всё, на расслабоне уже, сидим по боевым постам и мечтаем о тёплой ванне, женщинах и водке.
– Товарищ командир! – начинает выговаривать замполит дивизии нашему командиру, который мирно дремет в кресле, – Я считаю, что с вашего молчаливого попустительства, у вас в экипаже происходит недопустимое!!! Недопустимое, я подчёркиваю, и насмехательское отношение к работнику воспитательной службы!!!
– Дыа? – удивляется командир, – ну-ка, ну ка?
– Вы его не уважаете!
– Йа? – командир вскакивает с кресла, – Йа его не уважаю? Да я командир подводного ракетоносца!!! Я даже международные конвенции ООН не уважаю, по долгу службы !! Я вообще никого не уважаю!
Пинает моё кресло:
– Вот ты, чучундра, скажи – уважаю я тебя?!
Я вскакиваю по стойке смирно (хотя корабельный устав запрещает мне это делать) и начинаю яростно подыгрывать:
– Никак нет, тащ командир! Я как раз тоже собирался в политотдел на Вас жалобу писать за неуважение!
– Да, сука, только попробуй, сгниёшь у меня в трюмах! А не ты ли, Эдуард, являешься, при этом лучшим специалистом первой флотилии?
– Я, тащ командир, два года уже подряд. А может и три.
– А благодарности у тебя есть от главкома ВМФ?
– Так точно – есть одна!
– А министр обороны, не ласкал ли тебя?
– Так точно, тащ командир, присвоил мне звание капитан-лейтенант на год раньше срока!
– Дык, может, у тебя и награды государственные имеются?
– Медаль ордена "За заслуги перед Отечеством"!
– Воооот, – говорит командир, разворачиваясь к замполиту, – этожыгагарин!!! Нашей дивизии!!! Его на герб можно рисовать, рядом с дельфином!!! И то!!! И то я его не уважаю!! А ваш придурок ПДА не носит, потому, что оно ему бедро натирает!!! Бедроблять!! Натирает!!! ПДА!!! Да я его на первой же отработке в бассейне УТК утоплю, что он мне дух боевой не подрывал и звание офицера не позорил!!!
– Это не конструктивный разговор, товарищ капитан первого ранга!!!
– Да!!! – радостно соглашается командир, – это сермяжная правда сурового подводного быта!!! Мы же Родину!!!! Родину бережём!!! А не конструктивные разговоры разговариваем!!!!
Воспитатель. Судный день.
УПАСР это такая служба при штабе флота, которая занимается поиском и спасением кораблей в морях и океанах. На моей памяти никого они не спасли, но всегда учавствовали в проверках штабом флота и были проверяющими с самыми широкими полномочиями. Флагманский ракетчик, например, проверял ракетную боевую часть, флагманский доктор – медслужбу, а офицеры УПАСР проверяли всех членов экипажа без разбора и жалости.
Накануне очередной проверки собрали нас на инструктаж, застращали всех в усмерть и в конце командир говорит:
– Упасранец приедет новый, какой-то. Недавно перевёлся с Камчатки и имеет классовую ненависть к Северному флоту. Особенно люто ненавидит замполитов.
– Наш человек! – резюмирует механик.
– Ваш-то ваш, но Вову своего спрячьте куда-нибудь, чтоб он на него случайно не наткнулся. Вова ты понял?
– Понял, товарищ командир!
– Нет, Вова, ты нихуя не понял! Не под одеялком в кайте спрячься, а как положено. К трюмным подойди, пусть они тебя под компрессором тряпками завалят, или к турбинистам, пусть они тебя под кожух турбины засунут. Не опозорь, Вова, мою седую лысину! Настоятельно тебя прошу, Вова! На-сто-я-тель-но!
Во время проверки меня, как штатного бездельника электромеханической боевой части, назначили в сопровождающие к этому упасровцу. Мол всех тут ебут, а ты сидишь и в носу ковыряешься. Нечего тут. Ходим с ним по кораблю, он то одного словит, то другого – всех опрашивает, как минуты по вдохам считать, заставляет показывать, как дизель-генератор запустить и всё такое. Подготовка у нас по борьбе за живучесть была на высоте, как я уже писал, поэтому упасровец ходил грустный – никакого криминала накопать не удавалось. Он было обрадовался, когда мы пришли в пятнадцатый отсек и там нас встретил матрос-дагестанец по кличке Чингачгук. Чингачгук, конечно, по-русски разговаривал плохо, но натаскан был командиром отсека, как пёс. Он показал проверяющему, как правильно шлюзоваться, как выносить буй-вьюшку и рассказал на каких муссингах сколько минут нужно сидеть для декомпрессии. В конце его доклада проверяющий аплодировал стоя всеми своими ладонями. Я уже было расслабился, от такого оглушительного успеха, но тут в отсек с песенком "Шаланды полные кефали" зашёл Вова. Вова шёл прятаться в КШР (кормовую шлюзовую рубку), он же там был один раз за всю свою полугодовую службу и, поэтому, резонно полагал, что разумной жизни там не водится и он с комфортом там отсидится, – дурак он, чтоли, под компрессором лежать? Увидев проверяющего, Вова, на секунду перестал улыбаться, но потом резко развернулся и попытался сбежать.
– Пагааадите-кааа, – схватил его проверяющий за рукав, плотоядно глядя на бирку "ЗКВР БЧ-5", – а кто это у нас тут такой красивый ходит?
– Заместитель командира БЧ-5 по воспитательной работе! – понуро доложил Вова
– Это был риторический вопрос, я целый капитан второго ранга и читать умею!
Целый капитан второго ранга достал из кармана секундомер и начал его заводить:
– Включиться в ССП!
ССП – это спасательное снаряжение подводника:
Оно состоит из гидрокостюма СГПК:
дыхательного аппарата ИДА – 59М:
и предназначено для самостоятельного выхода из затонувшей ПЛ, с глубин до ста метров. Подводник должен самостоятельно уметь одеть гидрокомбинезон, зажгутоваться (в резиновых руковицах) и включиться в дыхательный аппарат. Норматив был то ли четыре, то ли пять минут, но мастера у нас включались за полторы -две. В отличии от дагестанского матроса, Вова не умел включаться в ССП не то, что на время, а вообще, поэтому Вова начал стесняться:
– Ну тащ капитан второго ранга… ну я же замполит….ну может…ну вот если…
– Да хоть гваделупская богоматерь, вашу мать! Вы же подводник! Вы же офицер! Немедленно прекратить позорить военно-морской флот и включиться в ССП!!!
– Вова, – шепчу Вове, – включайся по-хорошему, а то пиздец тебе будет.
– Время пошло! – щёлкает секундомером проверяющий.
Вова хватает гидрокомбинезон и начинает в него влазить, забыв снять тапки. Засунув ноги, понимает, что что-то не так, высовывает ноги обратно, лезет руками за тапками внутрь, достаёт их, ещё раз засовывает ноги, пытается одеть комбинезон на плечи, понимает, что забыл снять ПДА, сбрасывает комбинезон, снимает ПДА, накидывает комбинезон обратно, но забывает расправить зелёную кишку, поэтому получает железным клапаном от маски по затылку. Кое -как залазит в комбинезон, но забывает поправить резинку на маске, пытается в рукавицах натянуть её на затылок, но натягивает только до клапана сброса давления, решает, что сойдёт и так и пытается себя зажгутовать. Приматывает себе верёвкой руку к кишке, разматывает верёвку обратно, запутывается в ней. Проверяющий выключает секундомер.
– Ладно, давайте без жгутовки, – обречённо разрешает он Вове, – будем считать, что Вы зажгутовались.
Вова хватает ИДА, натягивает его себе на голову, но забывает поправить ремень и тот у него болтается на плече, когда Вова ищет его между ног. Я поправляю ему ремень, но получаю замечание от проверяющего, что ещё раз – и в глаз. Справившись с ремнями, Вова пытается прикрутить к маске дыхательные шланги, а если вы этого не делали стописят раз, то у вас это не получится ни за что. Вот ту маленькую гаечку, которая показана красной стрелочкой, нужно прикрутить к маске в резиновых рукавицах:
Кое-как, минут через пятнадцать, Вова наживляет гайку и резво переключает дыхательный клапан на дыхание из аппарата, забыв, при этом, открыть воздушные баллоны. И радостно поднимает руку – готов! Проверяющий с укором смотрит на меня
– Откуда я знаю? – говорю я, – может их там учат дышать углекислым газом в их институтах.
– Товарищ офицер, – заботливо интересуется проверяющий, – а вы ничего не забыли?
Вова радостно-отрицательно машет головой. Вижу, что у Вовы начинают потеть стёкла и подкашиваются коленки. Захожу ему за спину и заботливо принимаю его в свои белы рученьки, когда он теряет сознание. Ну что мы – никогда дыхательные аппараты не снимали с потерявших сознание тел? Расстёгиваю ему ремень и дёргаю за него вверх, на себя. Офицер из УПАСР пытается мне помочь и подталкивает баллоны снизу. И кэээк даст мне железным клапаном в бровь! Распутываем Вову дальше и, с удивлением, наблюдаем, как чья-то кровь капает нам на руки. А, так это же моя кровь из рассечённой брови.