– Я вижу, вам очень запомнился этот ангел, – улыбнулся Алексей. – Ну а как вам знаменитые папские музеи?
– Что-то у меня не сложилось с Аполлоном, – призналась Полина. – То ли прическа его не нравится, то ли змея рядом с ним, но – не сложилось. В галерее смешная картина Берреттини. Кажется, «Давид, разрывающий пасть льву». Стоит этакий белокурый нарумяненный Давид, великосветский, я бы сказала, но – в косматой шкуре. Гермес, я имею в виду статую, бесподобен. И Эрот с длинными волосами, говорят, что работы Праксителя. А цезаря Августа скульптор явно терпеть не мог, вот и сделал величественную с виду статую, но оставил оттопыренные уши, словно в насмешку. В Сикстинскую капеллу надо ходить с биноклем – там такие тонкие детали в росписях. А Рафаэль… Нет, не люблю я его, и все тут. Что-то в нем есть приторное, что ли. Или не приторное, а…
И Полина стала объяснять, что именно ей не нравится в Рафаэле, закончив словами, что он какой-то чересчур правильный, а потому безжизненный. И еще добавила:
– Очень большое мастерство, но этого все-таки мало.
– Я сегодня дошел до Испанской площади, – сказал Алексей, чтобы похвастаться хоть чем-нибудь.
– А я в ней разочаровалась, – тотчас же отозвалась Полина. – Тесная площадь с лестницей, и фонтан в виде лодки некрасивый. Наверху лестницы древний египетский обелиск, а на обелиске крест – зачем? Или уж одно, или другое. Завтра еще погуляю по Риму, а потом поеду в Тиволи. Тот профессор очень рекомендовал посмотреть там виллу Адриана и фонтаны Эсте, особенно фонтаны. – Барышня поглядела на своего спутника. – А вы, Алексей Константинович, продолжайте работу. Мне кажется, у вас хорошо получается.
Каверин вздохнул и ничего не ответил.
Наутро Полина снова укатила осматривать достопримечательности, а Алексей отправился во французское посольство, чтобы попытаться там навести справки о месье Мертеле. Однако помочь ему не смогли. Либо тот жил по подложным документам, либо так давно обосновался в Риме, что в посольстве его каким-то образом упустили из виду.
Алексей обошел со своими помощниками все гостиницы и места, где предпочитают селиться прибывающие в Рим французы, но следов таинственного адресата не обнаружил. Однако его упорство было вознаграждено совершенно иным образом. В один из дней, когда Полина исследовала римские церкви, к Алексею наведался синьор Веспуччи, почтовый чиновник, который привел с собой молодого сослуживца, пухлого и плешивого. Синьор Веспуччи робел еще больше, чем обычно, но, очевидно, мысль о вознаграждении прибавляла ему смелости.
– Это синьор Маурицио Бланки, мой коллега, – представил визитер спутника. – Я разговаривал с ним о месье Мертеле, и он, кажется, знает, где его искать. Потому что оба покупали фрукты в одной лавке…
Радости Алексея не было границ. Офицер щедро вознаградил обоих чиновников, и те тотчас же проводили его к хозяину лавки, о котором шла речь.
– Il signor francese? Si…[16] Он живет где-то напротив церкви. Но я уже давно его не видел. Несколько месяцев, наверное…
Алексей отблагодарил хозяина звонкой монетой, отпустил чиновников и отправился опрашивать владельцев домов напротив церкви, которую ему указали.
Во втором доме хозяйка, необъятных размеров дама, сразу же вспомнила il signor francese:
– А! Синьор Карон! Да, он жил у меня, но съехал в конце февраля.
Алексей объяснил, что знаком с братом синьора Карона, и тот ему говорил, будто его родственник жил в Риме в прекрасном доме, с замечательной хозяйкой. И добавил: может, он сам теперь снимет эту комнату? Нельзя ли ее посмотреть?
– А что за человек сам синьор Карон? – спросил молодой человек у хозяйки, уже поднимаясь с нею по лестнице. – Мой знакомый – общительный весельчак, но он мне рассказывал, что брат его совсем другой.
Хозяйка махнула рукой.
– Да уж, синьор Карон был веселый, как покойник, это точно. Никогда слова лишнего не скажет. Себе на уме. Никогда не пил, только дымил вовсю своей трубкой. Вы надолго в Рим?
Алексей поспешил успокоить хозяйку, что да, надолго, и вновь повернул разговор на интересующего его Мертеля-Карона.
– Чем он занимался?
– Ничем. Иногда уходил, но в основном сидел сиднем в своей комнате.
– А кто-нибудь бывал у него?
– Да нет. Кому он нужен такой? – пожала плечами хозяйка. – Платил в срок, и на том спасибо.
– А когда именно синьор Карон уходил? – допытывался Алексей. – Не по четвергам ли?
– Да, по четвергам его обычно не бывало до обеда, а то и до вечера.
Молодой человек прикинул мысленно: отсюда до почты и потом обратно… Однако долго жилец отсутствовал.
– Он писал письма?
– Никогда.
Черт возьми, но не мог же Мертель-Карон торчать на почте столько времени. Куда же он еще мог заходить?
И тут Алексея осенило. Мертель-Карон был лишь получателем писем, а затем он передавал их кому-то. Кому же?
И почему мужчина так таинственно исчез в конце февраля? Что же произошло такого, что он собрался и спешно съехал? Может быть, это как-то связано с мятым конвертом?
– Вот его комната, – сказала хозяйка.
Мебель стояла на своих местах. Стол, два стула, кровать, таз для умывания, ночной горшок под покосившимся комодом. Алексей в изнеможении прислонился к косяку. Разгадка была так близко, под самым носом, но… Мертель-Карон уехал, и Каверин остался ни с чем.
– У него были книги? Ваш жилец хоть что-то читал?
На лице хозяйки выразилось бесконечное презрение.
– У него была сабля. Он ее начищал целыми днями.
Так, уже кое-что. Явно отставной военный. И синьор Веспуччи, чиновник на почте, тоже говорил о выправке получателя писем. Судя по возрасту, таинственный постоялец мог быть еще из тех, наполеоновских войск.
На всякий случай Алексей осмотрел мебель, но ничего особенного не нашел. На комоде он заметил круглое пятно, словно здесь что-то стояло.
– Что это? – спросил офицер, указывая на него.
– А тут у него бюст стоял, – сказала хозяйка. И добавила с оттенком легкого презрения, которое жители Рима питают к итальянцам, родившимся вдали от него: – Корсиканца.
«Значит, Мартель-Карон действительно служил когда-то в войсках Наполеона, – подумал Алексей. – Надо будет обязательно сказать Видоку. Ведь должны же где-то в архивах сохраниться списки личного состава, пусть и неполные».
Поговорив еще с хозяйкой и поняв, что больше ничего она о своем постояльце не знает, Каверин двинулся в обратный путь.
– Ну, что вам удалось разузнать? – спросила его вечером Полина. Раскрасневшись от радостного волнения, девушка бережно развернула упакованный в ткань небольшой бюст Антиноя и принялась любоваться им со всех сторон.
– Этот человек только получал письма, но предназначались они не ему, – сказал Алексей и объяснил, почему пришел к такому выводу. – Мертель-Карон передавал их кому-то. Мужчина жил под одним именем, а на почте предъявлял бумаги на другое. Похоже, что у него были причины скрываться.
– Гм… – раздумчиво молвила Полина, переставив бюст и отойдя назад, чтобы еще раз осмотреть его. – И мы не знаем, ни от кого он получал письма, ни кому их передавал. Он был просто посредник.
– Так что, едем в Раматюэль? – спросил Алексей. Ему не терпелось добраться до разгадки этого невероятного дела.
– Я еще не побывала в Пантеоне, – сухо ответила Полина. – Куда нам торопиться? Кроме того, один местный скульптор обещал мне копию головы праксителева Эрота.
– Полина Степановна!
– Красота куда важнее поисков каких-то мазуриков, сколько бы драгоценностей короны они ни похитили. Да, да, не спорьте!
Алексей тихо застонал про себя, но, как оказалось, расстроился молодой человек совершенно напрасно. Ведь если бы наши агенты сразу уехали из Рима, то никогда бы не узнали, что им собирался сообщить робкий синьор Веспуччи. А тот пришел на следующее утро в гостиницу уже не с одним сослуживцем, а с двумя.
– Надеюсь, мы не злоупотребляем вашим терпением… – смиренно начал чиновник.
– О, ничуть, синьор! – заверил его Алексей, забавляясь в душе. – Чем могу служить?
Веспуччи смешался. Честное слово, он нравился офицеру все больше и больше.
– Мы с коллегами посоветовались и решили… Если вас так интересует месье Мертель, то, может быть, вы захотите знать, кому он писал? Просто мне пришло в голову вот что: на получаемых им конвертах не было обратного адреса, но вдруг он все-таки посылал ответы?
Сказать, что Алексей был поражен, значит, ничего не сказать. Все-таки Видок был прав, когда говорил, что деньги в наши дни – это все.
– И что же, синьоры? – спросил офицер, подавив волнение.
Синьоры переглянулись, и Алексей, смирившись, полез за кошельком.
Сослуживцы Веспуччи заговорили, перебивая друг друга:
– Вообще-то, я не занимаюсь этим специально…
– Мы бы не хотели, чтобы нас поняли превратно…
– Но письма были во Францию…
Сказать, что Алексей был поражен, значит, ничего не сказать. Все-таки Видок был прав, когда говорил, что деньги в наши дни – это все.
– И что же, синьоры? – спросил офицер, подавив волнение.
Синьоры переглянулись, и Алексей, смирившись, полез за кошельком.
Сослуживцы Веспуччи заговорили, перебивая друг друга:
– Вообще-то, я не занимаюсь этим специально…
– Мы бы не хотели, чтобы нас поняли превратно…
– Но письма были во Францию…
– За границу…
– И у места было такое странное название…
– Раматюэль, да!
– Так что мы невольно…
– У меня, например, очень хорошая память…
– Да, и я запомнил…
– Мы запомнили…
Алексей в совершенном изумлении переводил взгляд с одного на другого.
– Вилла «Роза», синьор Полане! – торжествующе выпалил наконец один из чиновников.
– Полан, – поправил его синьор Веспуччи степенно. – У французов конечное «е» не читается.
– Ах да, верно. Значит, Полан.
– Вы уверены? – уточнил Алексей.
– Абсолютно уверены! Клянусь Мадонной, синьор!
Офицер молча вручил посетителям деньги. Вне всяких сомнений, почтовые чиновники их заслужили.
– Значит, Полан или Полане? Как это пишется?
Вне себя от восторга перед щедростью молодого человека чиновники написали на листке имя адресата – месье Мертеля и его полный адрес.
– Polane… Вилла «Роза»… Раматюэль… Франция.
Каверин глубоко вздохнул. Наконец-то удача улыбнулась ему.
– Господа, – сказал он визитерам, – я благодарю вас от всего сердца!
Чиновники просияли. Даже пятясь к двери, они умудрялись кланяться, повторяя при том:
– Если вам что-нибудь еще понадобится…
Оставшись один, Каверин вытер платком лоб, кликнул Филиппа и довольно сварливо осведомился у него, куда запропастилась Полина.
– Мадемуазель отправилась делать покупки на Корсо, – ответил Филипп.
Значит, Пантеон был только предлогом, понял Алексей. И решил, что так он этого барышне Серовой не спустит.
Полина явилась к вечеру. За барышней Серовой следовали приставленные к ней Видоком люди, которые с физиономиями мучеников тащили множество коробок и свертков.
– Я вижу, вы хорошо посетили Пантеон, – съязвил Алексей.
– И не говорите! – не моргнув глазом, подтвердила Полина.
– Я уже распорядился уложить наши вещи, – продолжал офицер. – Мне удалось выяснить имя человека, которому Мертель-Карон отправлял письма. Так что мы возвращаемся во Францию и едем в Раматюэль.
Глава 23 Таинственный господин Полан. – Круг чтения и глубокомысленные выводы. – О том, как Каверина застали врасплох, а Полина даже не удивилась
Итак, через несколько дней бешеной скачки через Италию и Францию Каверин с Полиной прибыли в Раматюэль, живописную деревушку на берегу Средиземного моря, недалеко от Сен-Тропеза. Жили здесь в основном рыбаки и виноградари. Единственная вилла располагалась недалеко от города.
– Вам нужен месье Полан? Но он уехал…
Полина глубоко вздохнула. Итак, все оказалось зря. Прибудут в Париж с отчетом к Видоку, а похвастаться им будет совершенно нечем.
– Когда уехал? Случайно, не в феврале? – спросил Алексей.
– Да, месье. Где-то в самом конце месяца…
Опять этот треклятый февраль, черт его подери! Что за дата такая, если два человека, один – в Риме, другой – в Раматюэле, как по мановению волшебной палочки, снимаются с места и исчезают без следа?
– А на виллу можно взглянуть? – спросила Полина. – У меня один родственник болен чахоткой. Возможно, он захочет жить здесь.
Сопровождаемые немолодой костлявой женщиной, которая присматривала за домом, агенты обошли комнаты.
– Дом принадлежит месье Полану?
– Нет, он только его снимал.
– Может быть, он оставил адрес, по которому с ним можно связаться? – спросила Полина. – Я хотела бы спросить его впечатления по поводу жизни здесь, – быстро добавила она.
– Мне неизвестно, как с ним связаться, – последовал ответ. – Он уехал внезапно, сказал, что у него важное дело. Впрочем, не знаю, какие у него могут быть дела, он был так болен…
– Болен? – насторожился Алексей.
– Да. Все время лежал в постели, редко выходил.
Полина не стала говорить, что это еще ничего не доказывало. Таинственный месье Полан мог быть действительно болен – но мог и выдумать болезнь в качестве предлога, чтобы нигде не показываться.
– Как он выглядел? – допытывался Алексей. – Кажется, я был одно время знаком с его кузеном. Тот высокий…
– Нет, месье Полан невысокий, это точно. Правда, я почти его не видела…
– Откуда же вы тогда знаете, что он невысокий? – не удержалась Полина.
– Мне однажды отдали стирать его костюм, мадам, – с готовностью ответила женщина.
Мысленно особые агенты воздали хвалу женской наблюдательности.
– А что еще вы можете о нем сказать? Какой он вообще из себя?
– Старый… Ему лет семьдесят, не меньше. Голова совсем седая. Глаза, по-моему, голубые, такие пронзительные… Иногда, когда ему делалось малость получше, он ходил гулять – долго стоял на берегу, смотрел на море… По-моему, ему было очень тяжело.
Алексей закусил губу. Старик… Семьдесят лет… Значит, в 1792 году ему было лет двадцать шесть. Мог ли он что-то знать о краже драгоценностей? Несомненно.
«Но при чем тут Рим, – подумала Полина, – и пресловутый Мертель-Карон?»
– Наверное, для содержания такой виллы нужно много людей, – вслух предположила она. – Сколько слуг было у месье Полана?
– Один.
– Всего один?
– Да. Еще с ними был доктор, и… и все.
– Как их звали, вы, случайно, не помните?
– Слугу, по-моему, Жан, а доктора… Месье Этьен. Да, именно так.
Значит, таинственный месье Полан и в самом деле был болен. Или тот, кто называл себя доктором, – всего лишь его сообщник, охранявший его тайну? Откуда, в самом деле, известно, что он медик?
«Эх, Видока бы сюда!» – с досадой думал Алексей.
«Допустим, Полан был главой шайки, которая украла драгоценности, – размышляла Полина. – Он устроился в малолюдном месте и почти не выходил. Получал письма из Рима… посылал ответы… Кому? – И тут ее осенило. – Конечно же, женщине! Наверное, у него была семья. Он услал близких за границу и принял все меры предосторожности, чтобы об их переписке не стало известно. Все письма шли через третье лицо – через человека, который, возможно, тоже участвовал в ограблении… И раз месье Полан принимал такие меры предосторожности, значит, ему было что терять. Наверняка многие камни до сих пор у него…»
– Осторожно, мадам, тут ступенька…
В большинстве комнат виллы царил нежилой дух. Чувствовалось, что сюда давно никто не заходил. Какое-то подобие жизни сохранилось лишь в спальне и библиотеке. Повсюду лежали скомканные газеты, листы книг были разрезаны, и резкие отметки ногтями на полях показывали, что их читали. Здесь были самые разнообразные сочинения – пьесы Корнеля и Расина, Шекспир во французском переводе, исторические труды Тацита, Светония, Тита Ливия, Фукидида и Плутарха в переводах, книги Ларошфуко, Лабрюйера, Ривароля, Руссо, Прево, Свифта, Стерна, мадам де Севинье, много философских сочинений – Паскаль, Локк, Монтескье, Гоббс, Сенека, Макиавелли, Эпиктет, Цицерон, Платон, Монтень, проза Вольтера, Шатобриана, Мериме, Бальзака и других. Алексей обратил внимание, что таинственный месье Полан, кем бы он ни был, стихов почти не читал, за исключением Оссиана и басен Лафонтена, а недавно изданный роман господина Стендаля «Красное и черное» сумел одолеть всего до двадцатой страницы, после чего забросил его. Тем не менее выбор сочинений и авторов – показывал, что человек он со вкусом, и большим. Ни на одной из книг Полина не обнаружила никакого указания на того, кто являлся их владельцем.
– И что, он просто собрался и уехал, ничего никому не сказав? – спросил Алексей у местной жительницы.
– Именно так, месье.
– Скажите, а письма ему часто приходили? – на всякий случай спросила Полина.
– Не то чтобы часто, но раз в неделю – обязательно.
– Вы их видели? Может быть, брали на почте?
– Нет, мадам. До почты никто не допускался, кроме слуги.
Алексей поблагодарил добрую женщину за труды, дал ей золотой и в сопровождении Полины отправился восвояси, унося в сердце горечь.
– Вы ничего не заметили? – спросила его спутница, когда экипаж оставил Раматюэль далеко позади.
– А что я должен был заметить? – с некоторым раздражением осведомился офицер.
– Меня смущает Расин, – коротко ответила Полина, обмахиваясь веером. – И еще Плутарх. И полное собрание писем мадам де Севинье. Как-то это плохо сочетается с моим представлением о человеке, который осуществил ограбление или был к нему причастен.
– Надо же ему было чем-то заниматься, раз он сидел взаперти, – пожал плечами Алексей. – А у мадам де Севинье прекрасный стиль.
– Лично я предпочитаю барона Брамбеуса[17], – невинно проговорила Полина, и ее незабудковые глаза сверкнули. – Помните? «Хорошо быть судьей в дурную погоду! Правда, судить о людях и вещах весьма трудно, на то требуется много ума, но судить людей и вещи совсем другое дело – безделица!». Или вот: «Мы живем в отрывочном веке, мы думаем отрывками, существуем в отрывках и рассыплемся в отрывки». Или…