– Полина Степановна, я прекрасно помню эту книжку.
Барышня Серова нахохлилась.
– Если мы ищем человека, который украл несметные сокровища, может быть, вы объясните мне, почему он жил так скромно? – капризно спросила она. – Я имею в виду месье Полана, конечно.
– Просто не хотел привлекать к себе внимания, – усмехнулся Алексей. – А вы бы хотели иначе? Вы только представьте себе, сколько людей хотели бы заполучить королевские драгоценности!
– Похоже, вы правы, – вздохнула Полина и, развернув какую-то книгу, углубилась в чтение.
Присмотревшись к обложке, офицер покачал головой.
– Ах как нехорошо, Полина Степановна!
– Я совершенно случайно захватила роман господина Стендаля, – спокойно объяснила барышня Серова. – Сама не знаю, как это получилось, он буквально сам полез ко мне в сумочку.
В ее тоне было столько лукавства, что Алексей не смог удержаться от улыбки.
Дорогой они поссорились всего пару раз – не то что тогда, когда ехали из Петербурга в Париж, так что можно сказать, что путешествие протекало на редкость мирно. Через несколько дней особые агенты были уже в столице Франции и немедленно отправились в особняк Видока.
Старого сыщика на месте не оказалось, и, когда он вернется, никто толком не знал. Алексей приготовился ждать и от нечего делать листал старые газеты, сложенные в стопку на столе. Полина вздыхала и смотрела в окно. Снизу уже некоторое время доносилась визгливая перебранка, но агенты не обратили на нее внимания. Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ввалилась старая размалеванная проститутка. При виде Алексея она слегка подалась назад.
– Ах, какой кавалер! – воскликнула она, глядя на него бесстыжими глазами.
– Простите, мадам, – заговорил слегка опешивший Алексей, – вы к кому?
«Королева панели» лукаво подмигнула офицеру и поправила платье, как бы невзначай оголяя увядшее плечико.
– Как к кому? К мерзавцу Видоку, конечно! Разве вы не его ждете?
При мысли, что ему придется сидеть в одной комнате с таким кошмарным созданием, Алексей облился холодным потом. И тут все услышали спокойный голос Полины:
– Добрый день, месье Видок.
Алексей вытаращил глаза и разинул рот.
– О черт! – простонала вновь прибывшая уже обычным голосом Видока. – Мадемуазель, я сражен! Мои собственные люди, работающие со мной не один десяток лет, меня не признали, а вы… Как вам это удалось?
Полина, порозовев, пояснила:
– У меня плохая память на лица, и я смотрю только на глаза. Ваши глаза я узнаю сразу.
– Ох, – вздохнул Видок. – Должен вам сказать, мадемуазель, будь я лет на тридцать моложе, я бы непременно в вас влюбился.
– Считайте, что я на тридцать лет старше, и оставьте меня в покое, – парировала Полина. Однако по тому, как она улыбнулась одними уголками губ, Алексей понял, что в глубине души девушка чрезвычайно польщена.
– Понял и смиряюсь. – Видок снова вздохнул, сунул руку в декольте, поправил накладную грудь и промолвил: – Сейчас вернусь.
После чего отвесил шутовской поклон Алексею, все еще пребывавшему в состоянии легкого остолбенения, и исчез во внутренних покоях.
– Что за маскарад? – вырвалось у Каверина.
– Не знаю, – ответила Полина, пожимая плечами. – Но, думаю, месье Видок вряд ли прибег к нему для развлечения.
– Итак, – заговорил сыщик, вернувшись через несколько минут, – к чему мы пришли?
Он избавился от накладной груди и женской одежды, снял парик, но не смыл грим. Вид у него в румянах, мушках и помаде был тот еще.
– Филипп же вам писал, – напомнила Полина. – Разве вы не получили его письма?
– Гм, – отозвался Видок, застегивая сюртук. – Занятный парень, наш Филипп! Помнится, когда вы, сударь, повстречали на своем пути красотку Анжелику, он прислал мне совершенно отчаянное письмо… Зато когда вы, сударыня, образумили ее поленом, написал другое, в котором превозносил вашу мудрость до небес. – Видок сел за стол и начал стирать помаду. – Ладно, все это вздор. Раз уж вы здесь, я предпочел бы услышать от вас, что именно вам удалось разыскать.
Он взял в левую руку зеркало с ручкой и принялся снимать с лица грим.
– Это вы для нашего дела так принарядились? – не удержался Алексей, который все еще находился под впечатлением того, как преобразился старый сыщик.
– Что? – Видок, казалось, был удивлен. – А… Нет. Просто один литератор, прочитав мои мемуары, выразил сомнение: дескать, невозможно переодеться так, чтобы тебя не узнал никто из знакомых. На карту была поставлена моя репутация. Разумеется, у сего господина ни на грош воображения, но я не стал говорить ему об этом, а предложил заключить пари, что в течение недели подойду к нему и даже ущипну его, причем он меня не признает. Завтра срок пари истекает, а проигравший платит за ужин на двенадцать персон у Матье… – Видок стер последние остатки помады и, выпятив губы, придирчиво осмотрел себя в зеркале. – Кстати, вы можете тоже туда пойти. И вы, мадемуазель.
– Но я, право, не знаю… – начала Полина.
– Прошу вас, мадемуазель! – Скривившись, Видок стал отклеивать накладные ресницы. – Общество будет самое приличное, сплошь писатели, не уголовники какие-нибудь… Ах, черт! – Он сделал слишком резкое движение и поморщился.
– Зачем вам это надо? – спросил Алексей напрямик.
– Что именно?
– Я имею в виду, зачем вам те люди, которых вы пригласили?
Видок отставил зеркало и укоризненно посмотрел на Каверина:
– Друг мой, я забочусь о своей славе. Если не я прославлю свое имя, то кто же? Писатели пишут книги, а материалом для книг служат как-никак люди. Представьте, лет этак через двести некий господин, владеющий пером, как вы шпагой, вспомнит про старину Видока, который к тому времени обратится в ничто, и напишет о нем что-нибудь хорошее. Разумеется, мне это будет уже совершенно безразлично… а может быть, и нет. В любом случае лучше быть знаменитым, чем безвестным.
Алексей не мог не улыбнуться. Однако ребяческое стремление Видока к тому, чтобы его имя осталось в веках, так шло к его натуре, что офицер поспешил улыбку погасить.
– Кроме того, я думаю и о нашем деле тоже, – добавил Видок уже совершенно другим тоном. – Поэтому на ужине будет Изамбар. Помните, я вам рассказывал про него?
– Журналист-неудачник? – заинтересовалась Полина.
– Да, тот самый месье Невовремя. Всех основных гостей мы уже основательно потрясли, но Изамбар сразу же после убийства Эпине-Брокара укатил… Куда, как вы думаете? В Рим! Правда, у него есть предлог, который выглядит донельзя убедительным, – ему-де заказали книгу о Риме, вот он и поехал туда осмотреться. Недурно, а? Кроме того, мои мальчики выяснили, что весь вечер у Эпине-Брокара Изамбар не высовывал носу из беседки, где пил в полнейшем одиночестве. Сие вам ни о чем не говорит?
– Боже мой, беседка! – взволнованно воскликнул Алексей. – Ведь я выбросил шкатулку совсем недалеко от нее!
Глаза Видока сияли.
– Вот именно. А теперь вообразите, что Изамбар это видел. Ему ничего не стоило подобрать шкатулку и… фьюить!
– Надо обыскать его дом, – заявила Полина. – Я думаю… Чего вы смеетесь?
Видок, запрокинув назад голову, хохотал, как старая гиена.
– Ай да мадемуазель! Что, уже вошли во вкус нашего дела, да? Не волнуйтесь, папаша Видок все предусмотрел. Мои мальчики обыскали дом Изамбара от и до. Но шкатулки там нет!
– Наверное, не очень законно – обыскивать дом в отсутствие владельца, – неуверенно пробормотал Алексей.
– Ага, – спокойно подтвердил Видок. – Более того – дьявольски незаконно. Но когда я хочу чего-то добиться, то всегда добиваюсь. В конце концов, мошенники не стоят того, чтобы с ними церемониться, говорю вам… как прожженный мошенник, – добавил он с усмешкой. – Ну, рассказывайте же, что там у вас.
И Алексей с Полиной, перебивая друг друга, стали повествовать о приключении с Анжеликой, о путешествии в Рим и бесполезной поездке в Раматюэль.
– Таким образом, нам ничего не удалось узнать, – со вздохом подытожила Полина. – Все нити, которые были у нас в руках, вели в никуда.
– Нет, мадемуазель, вы зря так принижаете свой труд, – возразил Видок. – Во многих отношениях вы оба оказались молодцами, не говоря уже о том, что теперь мы с вами знаем, что движемся в верном направлении. Если при вашем приближении люди стремятся исчезнуть, это первый признак того, что дело нечисто. Но больше всего, честно говоря, мне понравилось, как вы вывели из игры эту девку.
Алексей, которого покоробило слово «девка», поморщился, и Видок это заметил.
– И знаете что, – продолжал он, – никогда не жалейте мерзавцев, которых вы раздавили. Плох тот пастух, который волку друг. Помните: если бы им представилась такая возможность, они с величайшим удовольствием проделали бы то же самое с вами. Зато, например, вы выяснили, что Анжелика и Максим не имеют представления о том, почему на самом деле был убит Ксавье, а считают, будто во время ограбления. Если бы они сами убили его, то наверняка как-то выдали бы себя.
Алексей, которого покоробило слово «девка», поморщился, и Видок это заметил.
– И знаете что, – продолжал он, – никогда не жалейте мерзавцев, которых вы раздавили. Плох тот пастух, который волку друг. Помните: если бы им представилась такая возможность, они с величайшим удовольствием проделали бы то же самое с вами. Зато, например, вы выяснили, что Анжелика и Максим не имеют представления о том, почему на самом деле был убит Ксавье, а считают, будто во время ограбления. Если бы они сами убили его, то наверняка как-то выдали бы себя.
– А слух, что Ксавье убили грабители, вы распустили? – быстро спросила Полина.
– Я, – сухо отозвался Видок. – Элементарная провокация, мадемуазель. Вам известно, что некоего Икс зарезали. Вы распускаете слух, будто Икс наложил на себя руки, и рано или поздно находится такой молодчик, который за стаканом вина пробалтывается, что Икса убил он, а полицейские – остолопы. Люди так устроены, что не могут не хвастаться своими делами, даже теми, за которые полагается гильотина. – Говоря, Видок аккуратно отклеивал мушки и клал их в коробочку. – Думаю, беднягу Ксавье убил одноглазый, поняв, что тот представляет для него опасность. Между прочим, именно благодаря болтливости мадемуазель мы теперь точно знаем, что заказчик и одноглазый – одно и то же лицо. А это уже кое-что, согласитесь. Далее, вы установили, что Анжелике и ее графу фактически ничего не известно о шкатулке, значит, отныне мы можем не принимать их в расчет. Кроме мадемуазель де Вильбуа, вас в дороге никто не беспокоил?
– Нет.
– Значит, наши друзья, те, что наняли Дюплесси, потеряли ваш след, – констатировал Видок. – Или затаились и выжидают подходящего момента для нанесения удара. В любом случае будьте осторожны.
– А что вы думаете по поводу Мертеля-Карона? – спросила Полина. – Вы будете искать его?
– Разумеется. И Полана тоже. Неужели вы думаете, что я отступлюсь?
– Я вот о чем подумал, – вмешался Алексей. – Полана сопровождает доктор по фамилии Этьен, а все доктора во Франции наперечет. Может быть, стоит начать поиски с этого направления?
– Сделаем, – кивнул Видок. – Кстати о докторах: почему вы мне не сказали, что человек, который пытался вас похитить, – англичанин?
– А он был англичанин? – искренне поразился Алексей. – Анжелика говорила, что он не француз, но…
Видок оперся кулаками о стол и уставился на офицера тяжелым взглядом.
– Вы разговаривали с ним по-французски?
– Да.
– У него был акцент?
– Нет, – подумав, сказал Алексей.
– Вы хотите, чтобы я поверил, будто англичанин способен говорить по-французски без акцента?
– Но я уверен…
– Даже вы, друг мой, говорите с легким акцентом. Во всяком случае, я с ходу определил, что вы не француз.
– Не может быть! – оскорбился Алексей, который считал, что уж он-то по-французски говорит ничуть не хуже, чем на родном языке.
– Вы слишком правильно строите фразы, – пустился в объяснения Видок, – а интонации слишком плавные. Но главное – разговорные выражения. Вы их не понимаете, они ставят вас в тупик. – Сыщик откинулся на спинку стула с видом профессора Сорбонны, которому удалось посадить в лужу самого способного ученика. – Ладно, это не так уж важно. Просто, если бы вы сразу же, без всякой мадемуазель Анжелики, сказали, что тот тип странно говорил по-французски…
– Но он говорил отлично, я уверен!
Видок поднял открытую ладонь.
– Не будем спорить. В общем, когда поиски человека с инициалами Н. С. Д. ни к чему не привели, на помощь пришли медики. Один из них вспомнил, что делал перевязку человеку с разбитым носом, который вдобавок лишился левого глаза. И человек тот, замечу, – Видок выразительно поднял толстый короткий палец, – почти безостановочно ругался по-английски, как сказал доктор. Потому что кровь у раненого хлестала ручьем, а в подобных ситуациях всегда гораздо легче изъясняться на родном языке.
– А ваш доктор что, знает английский? – осведомилась Полина с любопытством.
– Нет, – ухмыльнулся Видок, – мой доктор из иностранных языков владеет только матерным, но зато основательно. И он со всей уверенностью заявил, что тот парень – англичанин.
– Но, может быть, к нему обращался не мой похититель, а кто-то другой?
– Приметы сходятся, вот в чем штука. Цвет глаз, волосы и все остальное. Так что ваш «друг» точно англичанин. Подружка кучера, того, который погиб под обломками кареты, тоже после долгих терзаний поведала нам, что ее милого нанял какой-то мистер Смит. Разумеется, имя ненастоящее, но теперь я отрядил на поиски вашего противника самых лучших своих людей, и рано или поздно они его найдут. Признаться, не люблю я этих англичан. Мало того что они сожгли живьем бедную Жанну д'Арк, которой было всего-то восемнадцать лет от роду, так еще и уморили нашего императора! Черт возьми, даже обидно: неужели он не мог удрать с этого проклятого острова Святой Елены, чтобы оставить мерзавцев с носом?
– Вряд ли Наполеон мог бежать оттуда, – вклинилась Полина. – Я читала, его слишком крепко стерегли.
Видок выпрямился и смерил ее пронизывающим взглядом.
– Мадемуазель, бежать можно из любой тюрьмы. Куда меня только не сажали! Но даже я, будучи отнюдь не семи пядей во лбу, заметьте, и то всегда находил способ одурачить своих тюремщиков.
Алексей развеселился:
– Знаете, патрон, что мне больше всего в вас нравится? Ваша скромность.
Видок фыркнул.
– Ладно, ладно, – проворчал он. – В общем, за мистером Смитом числится один должок – бедный Ксавье, и когда я доберусь до англичанина, можете быть уверены, ему мало не покажется.
– Очень любезно с вашей стороны, – заметил Алексей.
– Ну а вы пока поживете у меня, – продолжал Видок. – На время вас оставили в покое, но как знать… А завтра мы с вами идем на ужин к Матье. Надеюсь, вы любите устриц, мадемуазель?
Глава 24 Человек и его слава. – Король, которому в театре принадлежит только место в партере. – Неожиданный гость
Если есть на свете кто-то, к знакомству с кем всегда стремятся люди, то это, вне всяких сомнений, известный всем человек.
Неважно, чем он известен и насколько заслужил свою известность, сама слава – вне зависимости от, так сказать, ее качества – сообщает ему притягательность, устоять перед которой может редкое самолюбие. Сам факт знакомства, дружбы или – а чем черт не шутит? – запанибратства со знаменитой личностью приятнейшим образом отражается на нас, возвышая в собственных глазах, да и не только в собственных. Правда, один умный человек как-то заметил, что, если друзья ценят вас за то, что вы знакомы с кем-то знаменитым, это значит только, что сами вы ничего не стоите. Но люди привыкли проходить мимо подобных мелочей. И будем откровенны: для большинства общение со знаменитостью чем-то сродни прикосновению к мечте. Каждый из нас в детстве мечтал стать самым-самым, но, повзрослев, большинство обнаружили, что их желание несовместимо с грубой реальностью. Тем не менее многие люди все же становятся известными – некоторые в силу профессии, другие – в силу рождения или происхождения, а большинство – благодаря случаю. Актеры, певцы, принцы, богачи, герои на час – все они принадлежат реальности и все тем не менее возвышаются над ней, став знаменитыми. В известном смысле все эти личности уже не принадлежат себе, и толпа это чувствует. Сначала она восхищается ими, затем смакует скандальные подробности их жизни, а потом, разочаровавшись в своих кумирах (и заинтересовавшись новыми), выбрасывает их на помойку. Что может быть печальнее человека, которого все знали вчера и которого уже никто не помнит сегодня? Но машина работает без остановки, и желающих прославиться всегда больше, чем вакантных мест, так что никто никогда не скорбит по поводу отсутствующих. Такова жизнь!
В первой половине XIX века самым популярным человеком был писатель. Так как ни кино, ни телевидение не были еще изобретены и не смущали умы граждан, неудивительно, что господствующей формой выражения было слово, и те, кто владел им, могли рассчитывать на многое. С ними носились, их капризам потакали, их гонорары вселяли тихую зависть в порядочных буржуа, а расточительство вошло в историю. Лучшие дома были открыты для писателей, как и сердца красивейших женщин, – и, возможно, по той же причине литература XIX столетия не знает себе равных.
Хотя Алексей и считал себя человеком бывалым, неудивительно все же, что он шел на вечер, где должно было разрешиться пари Видока, с легким волнением. Он не мог отделаться от дурацкого ощущения, что писатели – не такие люди, как все, и должны вести себя как-то по-особенному. Молодой человек понимал, что это наверняка не так, и все же ничего не мог с собой поделать. В глубине души Каверин чувствовал себя раздраженным от того, что не был так спокоен в преддверии предстоящей встречи со знаменитостями, как ему самому хотелось бы.