В какой-то момент глаза начали слипаться, и я провалилась в беспокойную, полную странных видений дрему.
Поначалу мне снилось, что я все еще в Корпусе: лежу на кровати в ожидании Ниссы, но знаю, что она уже не вернется. И Эдвард, наклонившись надо мной, шепчет тихим голосом: «Сломали… Сломали еще одного. Скоро здесь все умрут и никого не останется. Только тени будут ходить по пустым коридорам и стонать. Дни и ночи напролет будут стонать тени замученных…»
Вдруг рот Эдварда начал чернеть, сам он побледнел, скукожился и через секунду рассыпался на моих глазах, словно пересохший пергамент.
Я вздрогнула, но не проснулась.
Палата исчезала, сон продолжился. В нем трехэтажное здание Корпуса тянуло ко мне черные щупальца, пытаясь ухватить за босую ногу, обутую в голубой тапок. Шурша и извиваясь, щупальца тянулись сквозь чахлые деревья, сминая траву и листья, подбираясь все ближе и ближе. Я слышала бешеный стук собственного сердца и понимала, что не успеваю спастись от приближающихся тварей. Рванув сквозь сухие деревья, я выскочила на дорогу, и щупальца пронзительно зашипели, обжегшись о бетонное покрытие. Голодные и жадные, они зловеще приподнялись над землей и теперь смотрели на меня с окраины дороги, не смея коснуться асфальтированного покрытия.
Я злорадно рассмеялась, и смех мой подхватило эхо, многократно усиливая его, превращая в демонический хохот.
— Вам не достать меня! Не достать! Валите к черту!
И вдруг Корпус заговорил. От его тихого голоса волосы на моей голове зашевелились, а ноги приросли к земле.
— Верни-и-ись… — шептал он тихо. — Если вернешься, все останутся живы, а если уйдешь, все погибнут…
Я проснулась — рывком вылетела из дремы и распахнула глаза.
Впереди мелькала все та же дорога, по обочинам неслись темные силуэты деревьев, ровно работал мотор.
«Кошмар. Мне просто приснился кошмар». Неудивительно после пережитого. Я чувствовала, как медленно и неохотно успокаивается пульс. Стараясь дышать глубоко, молча смотрела на черную ленту дороги и силилась избавиться от преследующих меня видений.
— Вам приснилось что-то плохое? — сочувственно покосился в мою сторону водитель.
— Что-то вроде того.
— Немудрено. Столько переживаний за один день. Мы уже проехали б лыпую часть пути, скоро въедем в Канн.
— Хорошо. Я и не думала, что спала так долго.
— Да нет, вы молодец. Сразу уснули, только вот стонали во сне, я уж хотел разбудить вас, но не решился.
— Ничего, все в порядке. Спасибо вам.
Мужчина кивнул и перевел взгляд на дорогу.
Какое-то время мы ехали в тишине, и я уже снова начала клевать носом, когда в моей голове раздался едва различимый шепот.
«Верни-и-ись…»
Я покрылась испариной и зачем-то огляделась по сторонам. Водитель молчал, погруженный в свои мысли; на заднем сиденье пусто.
И только я решила, что шепот мне примерещился, как тот вернулся вновь — на этот раз более отчетливый.
«Верни-и-ись… Здесь хорошо и спокойно. Тебя ждут».
Я резко тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, но тихие слова продолжали звучать в сознании.
Шепот усиливался, нарастал, в какой-то момент к одному голосу стали примешиваться другие — второй, третий, четвертый — все, как один, зловещие и мрачные. И вскоре уже целый хор шептал невнятные слова, повергая меня в смятение. Голова начала гудеть и раскалываться, по спине побежали холодные капли пота, лоб запульсировал от боли; я поднесла ладони к голове и с силой сжала виски.
«Я брежу. Что происходит?»
Ощущая, что начинаю паниковать, я беспрерывно терла пальцами переносицу, стараясь унять сводящий с ума шепот, — не помогало. Он не только усиливался, но и с каждой минутой менял эмоциональную окраску. Если вначале голоса просили, почти умоляли вернуться, то теперь они звучали жестко и напористо, ненавистное слово «вернись» переросло в приказ и слышалось четко, отрывисто, злобно.
Какое-то время я старалась не обращать на них внимания, но с каждой минутой делать это становилось все труднее. Теперь я уже не различала дорогу и деревья, мои глаза перестали видеть ветровое стекло, веки болезненно сжимались от каждого движения.
«Они ждут тебя. Верни-и-и-ись!»
Я почувствовала, как моя рука потянулась к двери, нащупала ручку и попыталась ее открыть.
«Что я делаю?!»
Я резко отдернула ладонь и прижала ее к колену. Вновь раздавшийся после этого шепот едва не заставил мою руку снова потянуться к двери. В этот момент я с ужасом осознала, что подтверждаются мои худшие опасения — голос не просто приказывал сделать что-то…
Он заставлял хотеть сделать это.
«Нужно что-то придумать. Торопись, иначе он заставит тебя вернуться!»
С трудом сдерживаясь от желания выпрыгнуть из машины на полном ходу, я отчаянно сцепила руки перед собой и начала выстраивать в голове кирпичную стену. Воображая, как кладу камень за камнем, я возводила ее все выше, пока перед моими глазами не возникла сплошная кирпичная кладка, занимающая все пространство сверху донизу.
Голоса притихли.
В сознании остался лишь легкий зуд и странное покалывающее ощущение, шепот на время умолк. Не полностью — я продолжала слышать его, но радовалась тому, что почти не различаю приказов.
Если стена рухнет, он накинется на меня вновь — чертова напасть! Откуда она только взялась? А ведь стена поможет ненадолго. Что представлять тогда? Безбрежный океан, космос, бункер?
— С вами все в порядке? — водитель наблюдал, как я растираю виски, и беспокоился.
— Да, все хорошо, просто побаливает голова.
— Ничего, держитесь, мы уже приехали в Канн. Скоро будете дома.
Из-за борьбы с чужими голосами я не заметила, как мы въехали в город. Теперь вместо привычных деревьев по сторонам плыли темные здания пригородных складов и магазинов. Впервые за все это время я подумала, что дома мне появляться нельзя. Если за мной пустят погоню, то в первую очередь меня попробуют найти именно там.
«Исключено. Тогда куда?»
Вымотанная и обессилевшая, я продолжала терзать уставший разум. И тут вспомнила про Лайзу.
— У вас есть телефон? Мне очень нужно позвонить. Мой остался в сумочке, там, в машине…
— О чем речь! Берите. — Мужчина полез во внутренний карман и протянул мне черную трубку.
Слушая долгие гудки, я молилась, чтобы подруга оказалась дома.
— Алло, — наконец раздался ее сонный голос, и я облегченно вздохнула.
— Лайза, это я, Элли.
— Элли! — встрепенулась она. — Где ты была? Где ты… есть?
— Лайза, пожалуйста, будь сейчас дома. Слышишь? Обязательно будь дома, я скоро приеду.
И я отключила трубку.
— Вы могли бы меня довезти до угла Пятьдесят второй авеню? — обратилась я к водителю. — Я заплачу вам сразу, как только увижу подругу…
— Даже не говорите о деньгах. Я все равно не смог бы оставить вас там на дороге.
— Но…
— Никаких денег, я сказал. Вы и так достаточно натерпелись сегодня. Позвольте хотя бы мне проявить благородство.
— Спасибо.
То было одно из самых искренних сказанных за всю мою жизнь «спасибо».
Все то время, пока мы ехали к дому Лайзы, я отчаянно удерживала в воображении кирпичную стену. Но, несмотря на мои усилия, она вздрагивала и крошилась под напором с обратной стороны. Голоса бесновались, усиливали давление, и я поняла, что вскоре они разрушат ее окончательно.
«Сколько времени я смогу держаться? Пять минут, десять? Вряд ли больше. И что со мной будет, когда стена рухнет? Неужели ноги понесут меня обратно к Корпусу?»
Вероятно, так оно и будет.
«Только не это!»
От этой мысли меня затошнило.
«Что же вы со мной сделали, уроды?»
Голубой седан «Аллюра» уехал; я зашагала к подъезду.
Входная дверь распахнулась сразу после звонка, Лайза уже ждала в прихожей.
— Элли!
Я шагнула мимо нее в квартиру и встала посреди комнаты.
— Что с тобой, Элли? Ты… ты очень плохо выглядишь. И почему на тебе такая странная одежда?
Я подняла раскалывающуюся на части голову и хрипло попросила:
— Найди мне сенсора.
— Что? О чем ты говоришь? Кого тебе найти? — глаза подруги расширились от удивления, она смотрела на меня, открывая и закрывая рот.
Чувствуя, что не могу больше стоять, я медленно опустилась на пол и закрыла лицо руками.
Стена. Нужно не дать стене рухнуть.
— Сенсора, Лайза… Быстрее.
Лежа на полу, я корчилась от боли.
Стараясь не поддаваться голосам, я мертвой хваткой вцепилась в ножку дивана и не позволяла себе двигаться.
«Я не вернусь туда, нет! — орала я мысленно. — Отвалите от меня, отпустите!»
Но голосам было наплевать на мои крики — они тянули назад, подобно черным щупальцам из сна, невзирая на выстроенную мной стену, которая к тому моменту почти разрушилась под их натиском. Все попытки выстроить новую, чтобы хоть как-то заглушить этот зловещий зов, проваливались, не успев начаться.
Лежа на полу, я корчилась от боли.
Стараясь не поддаваться голосам, я мертвой хваткой вцепилась в ножку дивана и не позволяла себе двигаться.
«Я не вернусь туда, нет! — орала я мысленно. — Отвалите от меня, отпустите!»
Но голосам было наплевать на мои крики — они тянули назад, подобно черным щупальцам из сна, невзирая на выстроенную мной стену, которая к тому моменту почти разрушилась под их натиском. Все попытки выстроить новую, чтобы хоть как-то заглушить этот зловещий зов, проваливались, не успев начаться.
Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем хлопнула входная дверь и с улицы вошла Лайза. Следом за ней в комнату шагнул высокий лысый мужчина, глаза которого были скрыты за темными стеклами очков.
— Вот она! — Лайза указала в мою сторону, и через пару секунд сильные руки подхватили меня с пола и усадили на стул.
— Кто ты такая? — резко спросил мужчина. — Почему ты решила, что тебе нужен сенсор?
— Голоса, — прохрипела я сипло, — что-то не так с моей головой.
— Кто-то вмешивался в твою голову? Что ты помнишь?
— Ничего. Я ничего не помню…
— Смотри на меня, — приказал незнакомец и быстро снял солнцезащитные очки.
Когда я подняла голову, то в первую секунду застыла, потому что его радужки оказались невероятного оранжевого цвета. Их скорее можно было назвать янтарными или желтовато-коричневыми, но суть оставалась прежней — никогда прежде я не встречала у людей подобного оттенка, подходящего скорее для хищного зверья, нежели для человека.
— Смотри на меня и не моргай. — Он крепко сжал мое лицо ладонями.
Я распахнула глаза и почувствовала, как медленно погружаюсь во вращающийся омут из оранжевых бликов и ярких пятен. Поначалу ничего не происходило, но потом появилось неприятное ощущение, что кто-то шаг за шагом пробирается в мою голову, насильно раздвигает заслон из мыслей, проникая сквозь глубокие слои в центр мозга — в ядро, где формировался шепот.
Некоторое время мужчина «копался» в моем сознании, как электрик копается в забарахлившем радиоприемнике, затем резко оторвал взгляд и откинулся на спинку стула.
Комната плавно прокрутилась перед моими глазами и застыла на месте.
— Ты хоть знаешь, что ты сделала? — тихо спросил найденный Лайзой сенсор. Лицо его побледнело, губы сжались, лысина блестела. — Ты понимаешь, откуда ты сбежала?
Я вздрогнула и отвернулась.
Он все узнал. Конечно, он же сенсор… И что теперь — сдаст Комиссии?
Навалился страх. Не желая затягивать ситуацию, я довольно резко спросила:
— И что теперь, сдадите меня назад?
Лысый молча буравил меня янтарными глазами. Не выдержав его взгляда, я потупилась, сжалась.
— Что со мной? Почему я слышу этот шепот, эти дурацкие голоса? Они зовут, нет, они приказывают мне вернуться. Почему?
Сенсор кивнул, но снова промолчал. И лишь спустя длинную паузу пояснил:
— Нам предстоит долгий и очень серьезный разговор. Как тебя зовут?
— Эллион.
— Мое имя Линдер. Так вот слушай, Эллион. То, что ты слышишь, — это ловушка. Из Корпуса невозможно сбежать. Теперь ты понимаешь почему?
По моей спине прополз холодок.
— Тебе ведь удалось сбежать, и я готов поспорить, что особых трудностей у тебя не возникло. Так?
Я кивнула.
«Так вот почему главные ворота не охранялись…»
Сенсор вторил моим мыслям:
— Корпус оттого и не охраняется — зачем им? Когда в отделение поступает новый заключенный, местные «доктора» в первый же день кладут его на стол и «впаивают» в мозги хитрую схему, психологическую ловушку. И все для того, чтобы человек, если уж он решит бежать, не смог провести долгое время на свободе, мучаясь от ужасных болей и постоянных голосов. Как ты теперь.
Я услышала, как Лайза, все это время стоявшая рядом, потрясенно выдохнула и опустилась на диван. Линдер продолжал говорить:
— Голоса будут звать тебя назад, постоянно усиливая давление на психику, пока ты не сломаешься окончательно и не отдашь все на свете, лишь бы оказаться в Корпусе как можно скорее.
— А они зависят от моей удаленности от Корпуса?
Внутри росла паника. Хуже — внутри росло отчаяние, что однажды я сдамся. А если так, то все зря.
— Никак. Ты можешь находиться прямо за его оградой или на расстоянии в тысячу километров — все едино.
— Почему я не помню, что со мной что-то делали? Как клали на стол, «впаивали» эту схему?
Гость усмехнулся.
— Потому что на этих воспоминаниях сейчас стоит внутренний экран. Хочешь, я его сниму, и ты все вспомнишь?
— Нет, — я помотала головой и содрогнулась — мне и без того хватало кошмарных воспоминаний, чтобы добавлять к ним еще одно.
Какое-то время я смотрела в пол, затем медленно подняла голову и с робкой надеждой спросила:
— А вы можете убрать эту лову…
— Нет, — обрубил он меня на полуслове. — Даже если бы и мог, не стал бы. Как ты думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем на моем пороге появится Комиссия? К тому же сделать это могут только работники Корпуса либо высококвалифицированные узкие специалисты из самой Комиссии. У меня нет таких навыков, извини.
Я подавленно молчала.
— Что же мне делать?
Линдер сочувственно покачал головой.
— Возвращалась бы ты в Корпус, пока не поздно…
— Нет!
— Они примут тебя назад, может быть, накажут, но не убьют.
— Я не хочу в Корпус.
— У тебя нет другого выбора!
Есть. Должен быть!
Мне живо представилось, что я снова лежу на жесткой кровати, а рядом Нисса и Эдвард. Конечно, если Эдвард еще жив. И они оба равнодушно смотрят в потолок.
— Нет… — Мой подбородок затрясся. — Я не могу, не должна.
— Можешь. И должна.
— Кому должна?
— Я просто еще не сказал тебе всего.
— Нет. Не могу… обратно. Всего?
Я словно очнулась. О чем он говорит? Точнее, не говорит?
— О чем еще вы мне не сказали? Я… я буду ему противиться… зову.
Голос Линдера стал жестким, как камень.
— Я не видел людей, которые бы могли противиться ему более двух суток. Согласен, временами тебе будет становиться легче, голоса временно утихнут, и тебе покажется, что они ушли. Но это не так. Возвращайся.
— Да не могу я!
— Почему ты так категорична? Там плохо, но там ты выживешь!
— Потому что я невиновна! — выкрикнула я, не замечая, что мой голос срывается.
В комнате повисла тишина. Я увидела, как широкая бровь на лице сенсора приподнялась, выражая недоверие, и мгновенно вскипела.
— Мне все равно, верите вы или нет, но туда я больше не вернусь! Хватит! Лучше я буду умирать здесь, чем медленно превращаться в идиота там.
— Вот именно — умирать. Это как раз то, о чем я тебе еще не сказал. — Он, прищурившись, смотрел на меня. — Хочешь узнать правду? Вот тебе правда: начиная от этого момента у тебя в запасе только пятнадцать дней. Пятнадцать дней, поняла? По истечении этого срока, если ты не вернешься в Корпус, ты умрешь, ловушка убьет тебя. Потому что именно так она устроена. Довольна?
От испытанного шока я какое-то время не могла вымолвить ни слова — превратилась в бледную статую. Мой мозг отказывался воспринимать полученную информацию, руки тряслись, а взгляд буравил сидящего напротив человека.
Он ведь шутит? Хотелось бы, но сенсор, похоже, не шутил.
— У тебя есть сигарета? — хрипло спросила я, удивленная своим собственным вопросом и тем, что неожиданно перешла с ним на «ты». Я курила всего три раза в жизни, но, видимо, настал момент, чтобы сделать это в четвертый раз.
— Есть. — Мне протянули и сигарету, и зажигалку.
Забыв о том, что хорошо бы спросить разрешения у Лайзы, забыв о самой Лайзе, я подошла к занавеске, отодвинула ее и открыла форточку.
Стоя у окна, подумала, что моя жизнь изменилась гораздо сильнее, чем я предполагала. Сизый дым тонкой струйкой тянулся наружу, растворяясь в предрассветных сумерках.
Что же дальше? Или это все? Какая может быть борьба, когда у тебя в запасе пятнадцать дней, зачем она? Получается, снова в Корпус? Жить там целый год? Минимум год, а то ведь за побег впаяют новый срок.
А если я не вернусь, то умру. Прекрасный выбор, не правда ли?
Болело сердце, болела голова, болели от непролитых слез веки.
«Что лучше? Пятнадцать дней на свободе или триста шестьдесят дней в Корпусе?» Задаваясь этим вопросом, я уже знала на него ответ. Осталось потушить сигарету и кое о чем спросить. Я вернулась на стул.
— Линдер, у меня пара вопросов.
— Задавай.
— Если в моей голове уже стоит ловушка, значит, преследовать меня не будут?
— Нет, они уже все сделали. Теперь им все равно, что именно ты выберешь.
— Хорошо. — Прежде чем вновь раскрыть рот, я помолчала. — А ты можешь заглушить голоса?