— Что ему от тебя надо? — спросила она Макаревича, чувствуя, что ей стало как-то некомфортно. И сразу же ее волнение превратилось в испуг, поскольку поезд не просто замедлил движение, а покатился по рельсам с противным визгом и скрежетом, как это происходит в результате экстренного торможения.
— Так, пустяки — успокоил Людмилу Макаревич в наступившей после внезапной остановки поезда зловещей тишине, и пояснил:
— Оказывается, впереди нас, когда поезд делал остановку в Свердловске, прицепили спецвагон, в котором сейчас едет первый секретарь обкома КПСС. Фамилия его мне совершенно ни о чем не говорит. Так, вот, он сам и его гости уже набрались так, что уже, понимаешь, артистов просят.
— Забашляем?! — Обрадовалась Людмила, потирая руки.
— Отнюдь. Я отказался — заявил Макаревич и зевнул, прикрывая рот ладонью.
— Небось, опять сказал, что не шут у трона короля или что-то в этом роде? — огорчилась Людмила.
— Нет, что ты. Просто сказал, что не в форме — назвал Макаревич причину отказа и сопроводил последнюю фразу звонким щелчком по своему кадыку. Булькнуло так музыкально, что Людмила чуть не покатилась со смеху. Поезд снова тронулся в путь. В купе вошла пожилая женщина-провод-ница и подала им заказанный Людмилой чай.
— А я-то думала, что к поездам дальнего следования только «столыпинские» вагоны с зэками цепляют — перевела разговор на другую тему Людмила, прихлебывая приторно-сладкий чай. Она почему— то вспомнила прослушанную ею еще в Москве магнитофонную запись последнего концерта Александра Розенбаума.
— Так «столыпинские» в хвост состава поезда ставят, а специальные вагоны с начальством всегда идут в голове — со знанием дела ответил на ее вопрос Макаревич, почувствовав своим, недавно выросшим и тут же почему то пораженным кариесом «зубом мудрости», что сладкое ему, наверное, уже противопоказано. Хотя иметь в челюсти не 32, а 33 зуба, — как поначалу полагал он, — наверное, также здорово, как приобрести еще одну, дополнительную, хромосому. Впрочем, еще 30 тысяч лет тому назад у наших предков было 44 зуба. Человек и дальше эволюционирует; через какой-то промежуток времени, по прогнозам ученых, у нас, наверное, исчезнут вторые и третьи моляры, а также боковые резцы. Прошло еще полчаса и Людмила, наконец, спросила Макаревича, который уже приготовился ко сну, какое у него сложилось мнение о Павлове.
— Какого Павлова ты имеешь в виду? Академика? — якобы, не понял он ее вопроса.
— Диму Павлова, с которым ты зажигал коньячные звезды — напомнила Людмила.
— Того самого, которого ты зацепила, когда мы подъезжали к Екатеринбургу? — спросил Макаревич, сожалея о том, что Людмилу, видимо, придется уволить, так как она уже не в первый раз навязывает ему в общество непонятных людей с явными признаками сексотства.
— Именно его! — обиделась Людмила.
— Многообещающий! — ответил Макаревич и душераздирающе зевнул, давая понять, что на дальнейшие ее расспросы он будет отвечать исключительно в невменяемо-сонливом состоянии. В то время он был красив и умен, и кладезь талантов, но его слишком сложная душевная организация протестовала против диктата любой женщины, даже в облике Музы. Людмила так и не поняла, что ее шеф имел в виду под определением «многообещающий»: дающий много обещаний, или — дающий много надежд на исполнение сокровенных желаний. И она заснула, полагая, что в отношении Димы Павлова, с которым она, где-то в 7-м классе, что греха таить, целовалась, и позволяла трогать начинающуюся грудь, справедливым может быть только второе значение слова.
* * *В Москву Людмила Панова и Андрей Макаревич вернулись порознь — в разных вагонах и даже поездах, и у каждого началась личная жизнь, не зависящая от существования другого. Артисты — люди ранимые и обидчивые, и конфликты в артистической среде — повседневная банальность, обильно и сально сдобренная злоречивыми сплетнями. В первой половине 80-х гг. группа «Машина времени» и Андрей Вадимович Макаревич, заслуженно, добились всенародной любви и уважения, с которой могли поспорить разве что легендарные «жуки» — Beetles. Образованная советская молодежь, устав от официозной вокально-инструмен-тальной проституции на патриотические и любовно-эротические темы, потянулась к более содержательной музыкальной поэзии и нервной ритмике в духе провозглашенного «Машиной времени» «Поворота». Попытки партийно-комсомольских функционеров от культуры и чиновников из Главлита ставить коллективу Макаревича палки в колеса натолкнулись на волну всенародного протеста под лозунгом: «Руки прочь от Машины!» Сам рок-музыкант в книге собственного сочинения под названием «Все очень просто» так вспоминает об этом, канувшем в Лету, периоде жизни и творчества: «Это было потрясающее время! Я пытаюсь вызвать в памяти атмосферу тех дней, и это мне уже почти не удается. Как легко все забывается!
Время это казалось вечным: оно не двигалось. Три генеральных секретаря отдали Богу душу, шли годы, а время стояло, как студень.
Время какого-то общего молчаливого заговора, какой-то странной игры.
И, как это бывает в полусне, все вяло, все не до конца, все как в подушку. Наверняка в тридцатые годы было страшнее. А тут и страшно-то не было. Было безысходно уныло. Один шаг в сторону, и, нет, никто в тебя не стреляет, просто беззвучно утыкаешься в стену». В жизни Людмилы Пановой, напротив, все складывалось просто замечательно, ибо ей удалось реализовать свою детскую мечту: — повидать все моря, океаны и даже некоторые солнечные острова, например, Гавайские. Расставшись с «Машиной времени», она в том же 1978 году уехала по гостевой визе в США к своим дальним родственникам, которые оказались не только очень гостеприимными, но и довольно состоятельными. Двадцатилетний американский джентльмен и заядлый яхтсмен Роберт Порфирьевич Панов, которому она по отцовской генеалогической ветви приходилась теткой, сделал ей предложение руки и сердца, от которого она не отказалась, и, таким образом, стала женою племянника и счастливым обладателем Грин Карты. Почти десять лет Людмила прожила, как у Христа за пазухой.
Свекор, который в ней души не чаял, удачно играл на нью-йоркской бирже, и она с мужем регулярно участвовала во всех регатах Boat U.S., — вначале на швертботе, а затем на крейсерской яхте с примечательным названием «Life is Good». Но в 1988 г. дед Порфирий скоропостижно скончался, наделав перед этим немало долгов, и сказка закончилась. Семья осталась без средств существования, но Людмиле повезло устроиться на работу в крупное нью-йоркское книжное издательство техническим секретарем и переводчиком. Финансовые трудности, конечно, можно было бы пережить, если бы ее муж не оказался слабохарактерным подлецом, соблазнившимся перспективами брака с одной богатой вдовой. Не дожидаясь развода и решения суда, она по совету доброжелательного адвоката в августе 1991 г. вернулась в СССР вместе с 7-летней дочерью Ольгой, ибо в противном случае ей пришлось бы, довольствоваться унизительной ролью «матери на свидании». Людмила Панова приехала в страну, где многое изменилось, за исключением хамства, бескультурья и жульничества. Имея приличный стартовый капитал, она трижды пыталась начать свое дело (business), опираясь на старые связи, в том числе — бывших сокурсников и одноклассников, которые отнеслись к ней по-разному: кто-то с сочувствием, но большинство — с завистью. И не было среди них и рядом с нею трех ее самых лучших друзей: умершей от рака Снежаны Соболевой, погибшего в Афганистане Вани Горохова и безвестно отсутствующего Димы Павлова. В 1998 г. после очередного финансового кризиса ей пришлось продать всю московскую недвижимость (квартиру, офис, дачу) и переехать в Санкт-Петербург, где в 3-х комнатной квартире на Лиговке одиноко проживала ее старшая сестра Галина. Однажды, в 1999 г., когда Людмила работала в должности литературного редактора малоизвестного коммерческого издательства, ей передали на экспертизу сборник стихотворений молодого поэта Дмитрия Павлова. И ей сразу пришла в голову мысль о том, что, возможно, у ее одноклассника, пропавшего без вести в 1978-м или в 1979-м году, где-то в Сибири, за двадцать лет вполне мог вырасти и повзрослеть сын. Она не поленилась навести справки, и не ошиблась. В сборнике было много прекрасных лирических стихотворений о дружбе, любви и милосердии, но больше всего ей понравилось стихотворение «XX век», которое она вынесла впереди других стихов, не сомневаясь в актуальности его контента:
ГЛАВА 3
ГЛАВА 3
КОМАНДИРОВАННЫЕ
Только наши друзья-программисты погрузились в чтение очередного, созданного «электронным писателем», отрывка слишком затянувшегося, по их мнению, рассказа, как к ним без стука вошел начальник управления информационных технологий банковского холдинга г-н Климов. А без стука он вошел потому, что имел допуск во все помещения Вычислительного центра, открывая их универсальным электронным ключом. Это был невысокого роста 50-летний мужчина довольно плотного телосложения, с аккуратно подстриженной седеющей бородой.
Установленные для сотрудников банковского холдинга правила дресскода на него не распространя-лись, и, соответственно, на работу он приходил, как вольный художник — в джинсах и свитере. В руке у него была трубка, с которой он, подобно товарищу Сталину, не расставался даже во время официальных мероприятий. Трубка не дымила, так как успела потухнуть, пока г-н Климов шел по коридору.
— Всем привет! Решил посмотреть на вашу super-программу, которая стихи сочиняет и на картах гадает. Так сказать, в порядке повышения образованности — объяснил топ-менеджер цель своего визита.
— О чем речь? Конечно. Садитесь в мое кресло, а я придвину стул и присяду рядом — засуетился Шлыков. Он вкратце объяснил г-ну Климову принципы работы музыкально-по-этического модуля и попросил в качестве примера ввести в поле интерфейса первую строчку какого-нибудь стихотворения. Г-н Климов одним пальцем, стуча по клавиатуре, ввел текст, нажал enter и, минуту спустя, весело сказал:
— Отказывается выполнять, выдала сообщение, что исходные данные не верны.
— Не может быть!? — удивился Шлыков и попросил уточнить:
— А вы, простите, что написали?
— «Листья дуба слетают с ясеня»— виновато улыбнулся г-н Климов. Галыгин и Андреев прыснули от смеха. И только Антон Шлыков оставался серьезным:
— Сотрите backspace, что вы написали и введите то, что не противоречит здравому смыслу, — и сразу пояснил. — Понимаете, наша программа даже онтологические объекты различает, а уж дуб от ясеня и подавно. Тут на помощь г-ну Климову пришел Галыгин:
— Знаете что, Анатолий Семенович, напишите строчку, а лучше две строчки стихотворения собственного сочинения. Ведь наверняка же в юности стишками баловались?
— Так, сейчас вспомню — наморщил лоб г-н Климов, положил трубку на стол, почесал затылок, а потом уже двумя пальцами ввел новый текст. На этот раз программа вводные данные не отвергла и попросила 5 минут на выполнение задания. Наши друзья предложили нежданному гостю выпить чашечку растворимого кофе, но он отказался, попросил приоткрыть окно и раскурил трубку. Антон Шлыков включил звуковые колонки, и они услышали сообщение о том, что программа «ЭП-Мастер» завершила работу и желает лирическому герою стихотворения счастья, здоровья и долгих лет жизни. Сообщение было передано голосом диктора Центрального телевидения Игоря Кириллова. Г-н Климов повернулся к tft-монитору, минуты три напряженно читал, а затем смачно произнес:
— Не фига себе!!!
— Плохо или хорошо? — поинтересовался Шлыков. Г-н Климов был не на шутку взволнован:
— Не мне об этом судить, но я вижу, что ваша программа почти слово в слово выдала то, что я сочинил, когда учился на первом курсе института. Эти стихи я посвятил одной симпатичной особе, которая через три года стала моей женой. Только, вот, откуда программа могла это знать, если я это никогда не публиковал и кроме меня и моей жены, об этом стихотворении никто не знает. И подскажите, пожалуйста, как мне его удалить?
— Увы, это невозможно. Рукописи, как известно, не горят. И, если позволите, можно я его вам его распечатаю, так сказать, на память? — предложил Шлыков.
— Валяй, и, кстати, ты мне вчера сказал, что программа ваша еще и музыку сочиняет. Если это так, то нельзя ли под эти стихи мелодию какую-нибудь подобрать? — попросил г-н Климов. Антон Шлыков прочитал распечатанное на принтере стихотворение юного Климова и, хотя нашел его вполне заурядным, решил подольститься:
— Считаю, что вам за ваше стихотворение не должно быть стыдно.
Оно так ритмично, что прямо-таки просится, чтобы его положили на музыку, — и с выражением подобострастного умиления на лице пропел:
— Нет, нет, Антон, это — плагиат! Игорь Николаев тебя по судам затаскает! — с умным видом возразил Андреев и вызвался написать с помощью «ЭП-Мастера» более оригинальную мелодию и аранжировку. Для выполнения обещания потребовалось не более 10 минут, так как Андреев использовал уже готовые наработки. Осталось только подобрать голос певца. По просьбе г-на Климова песню «исполнил» народный артист России Лев Валерианович Лещенко. Андреев переписал новорожденную песню на флэшку, которую затем торжественно вручил сияющему от восторга г-ну Климову. Прощаясь, г-н Климов сообщил нашим друзьям о том, что, не сегодня-завтра иностранные кредиторы подпишут с главным акционером банковского холдинга мировое соглашение, и это позволит провести модернизацию имеющихся серверов, которую он начнет с их Аси. Раскланявшись с г-ном Климовым, наши друзья прочитали текст, сочиненный мистером Прогом, расстроились, и еще больше приуныли. «Блаженна жизнь, пока живешь без дум!»— цитируя Софокла, воскликнул Шлыков, намекая на очень опасную тему, которую затронул их непредсказуемый «электронный писатель».
Блогер Ёрик IВ период трехлетней трудовой деятельности в качестве проводника поезда дальнего следования Алина Мелентьева успела повидать многое, поэтому нисколько не удивилась тому, о чем ее непосредственный начальник тов. Фролов, связавшись с ней по линии внутренней связи, попросил: 1) забрать из вагона-ресторана одного загулявшегося пассажира ее вагона; 2) привести его в чувство и уложить спать; 3) разбудить его в 8.30 часов утра и сообщить ему о том, что его коллега по работе недавно совершил посадку во второй вагон и приглашает его к себе в гости. Алина сразу сообразила, что речь идет о Павлове. Перспектива переноса на спальное место здорового пьяного мужика выглядела абсолютно отталкивающе, но приказ есть приказ. Сдав дежурство молодой и еще неопытной 18-летней напарнице Галине, она направилась, вместо того, чтобы отдыхать, в уже закрытый для посетителей вагон-ресторан. Надо отдать Павлову должное, так как к приходу Алины он успел очнуться, вытереть салфетками прилипший к лицу майонез и даже заказать подоспевшей официантке бутылку пива. Официантка предупредила его о том, что, вот, уже 10 минут, как ресторан закрыт, но заказ выполнила. Павлов достал из кармана спортивной куртки партомоне, чтобы рассчитаться. Партомоне был пуст. К великому стыду он осознал, что совершенно не помнит ничего из того, что с ним произошло в период между его появлением в ресторане и трагикомичным пробуждением.
Уткнувшись лицом в тарелку с салатом, он еще никогда не засыпал, даже на новогодних вечеринках и застольях. Кроме всего прочего он обнаружил на краешке стола книгу среднего формата в суперобложке под названием «Новосибирск в историческом прошлом», изданную в 1977 году, то есть совсем недавно. Он открыл ее и на первой же странице увидел запись, сделанную шариковой ручкой с синими чернилами, из коей следовало, что эта книга подарена ему на добрую память, причем, ни кем-нибудь, а самим руководителем авторского коллектива тов. Горюшкиным Л.М. Дальше — дата и неразборчивая подпись. Ничего подобного с Павловым до сих пор не происходило: так набубениться, чтобы не помнить с кем!? Он снова подозвал к себе официантку и попросил у нее счет. На его законную просьбу официантка, отводя взгляд, ответила, что за все, что он ранее заказывал, он заплатил, а деньги за пиво, если у него уже нечем рассчитаться, он заплатит, когда сможет. И тут же передала его в распоряжение к подоспевшей Алине, которая взяла его под руку и, укоризненно поругивая, повела за собой, чтобы уложить спать. Пройдя сквозь чрево шести вагонов, они, наконец, добрались до места. Но сразу в свое купе Павлов идти не решился, опасаясь, что его начнет тошнить, и он не успеет вовремя выскочить наружу. Он сказал об этом проводнице, которая, пожалев его, предложила посидеть часик-другой в ее купе и даже обещала напоить чаем. И, вот, Алина открыла четырехгранным ключом дверь и впустила Павлова в тесное помещение купе проводников, в котором прошлой ночью и днем он занимался с Мелиссой спортивно-оздоровительным сексом. «Почему же она не выполнила своего обещания прийти в вагон-ресторан?», — тоскливо раздумывал он. Когда же Алина принесла ему крепко заваренный черный чай, он поинтересовался насчет обстановки в поезде, в вагоне, а также в его купе. Не случилось ли чего чрезвычайного и необычайного за время его отсутствия: ограбления, изнасилования, мордобития, али ещё каких проказ. Проводница, рассмеявшись, ответствовала, что все живы и здоровы, однако, боятся нашествия инопланетян, особенно ее напарница Галина.