Испанское Марокко.
Траверза порта Ас-Суэйра
— Бисмилла ррахмону рахим[44]...
С легким хлопком гаснет освещение — небольшая переносная батарея фонарей на аккумуляторе.
— Ва-ах! Шайтан, ты что сделал?! Ишак!
— Это не я! Это не я!
— Где фонарь?! Где фонарь?!
— Вот...
— Так включай!
— Нэ гарит! Нэ гарит!
— Ваш, ишак тупой! Дай его сюда!
— Что со связью?! Где Мадрид?
— Связи нет, господин капитан...
— Карамба! Звоните по сотовому! Где дизель — генератор!?
— Пытаемся включить!
— Шевелитесь, тупые свиньи! Матерь Божья, поймаю, кто это сделал — убью
Две бомбы, сброшенные русским бомбардировщиком и взорвавшиеся на Эль-Суаресом — не причинили вреда ни одному человеку — если не считать количество пострадавших в ДТП, которое росло и сейчас. Это были не обычные бомбы с прочным корпусом и зарядом взрывчатки. Эти бомбы воздействовали на цель только электромагнитным импульсом, а целью было — все что питается электричеством и связано с электричеством. Максимум, что могла эта бомба сделать людям — вызвать вспышку головной боли у метеозависимых...
Радары, отслеживающие перемещение возможных нарколодок и легких летательных аппаратов — мгновенно вышли из строя, экраны погасли. Погасли экраны компьютеров в полицейском участке и на базе «Гвардия Сивиль» — что-то вроде казаков на испанский манер. Город погрузился во тьму, остановились машины, погасли светофоры. Это было не так заметно, как скажем в славящейся своей ночной жизнью Марбелье — там подобное, несомненно, вызвало бы настоящую катастрофу. Но все равно — люди выходили из домов, из машин, спрашивая друг друга что происходит и вслушиваясь в неясный ночной гул...
Десантно-штурмовые вертолеты показались из-за гребня холмов, окружающий город — и моментально нырнули вниз, спускаясь как на санках. Один вертолет брюхом снес особенно высокую телевизионную антенну — и на этом нештатные ситуации кончились. Бьющий с неба лазерный луч — указывал на цель, он хорошо был виден в очках пилотских шлемов — специальное покрытие на пилотских шлемах как раз и наносилось для того, чтобы любой пилот любого летательного аппарата видел целеуказания от пехотных частей...
Генерал сразу понял все — как только погас свет. Моментально понял. Это могли быть только русисты. Русисты идут — каким-то образом они нашли своего человека, и пришли за ним. А может быть — и нашли его самого...
Оставив своих людей в подвале, не отдавая никаких приказов — он бросился к лестнице. Надо бежать!
Ступени вели на первый этаж. Как и везде здесь — примитивный, деревянный пол, чисто выбеленные стены, какие-то произведения народного творчества на них. Бежать! В машину — и бежать!
Как и везде — в старом квартале в каждом доме был внутренний дворик. Город стоял на самом берегу, в Средние века и даже в новые времена — он не раз и не два становился объектом для нападений пиратов. Поэтому каждый дом в старом городе строился с учетом возможной его обороны от врага. Правда, такого врага, у которого не было вертолетов...
Толкнул старомодную, еще закрывающуюся на деревянный засов дверь — генерал выскочил во дворик. С океана тянуло приятной, соленой прохладой, три внедорожника — отдыхали во дворе. Накрытые, они походили на тюленей, выползших на берег, чтобы полежать...
Выругавшись, генерал стащил с одной из машин покрывало, рванул ручку, сел за руль. Повернул ключ и...
Ничего.
Обычно, когда с машиной что-то не так — какие-то звуки она все же издает. Аккумулятор — пытается прокрутить стартер и у нее ничего не получается — но все же какие-то звуки она издает, верно? Аккумулятор — простой агрегат, сложно вывести его из строя. А тут — ничего. Машина была мертва...
Выругавшись на фарси, генерал выскочил из машины, содрал покрывало с другой. И вдруг, напряженно замер, прислушиваясь...
Город — тоже был мертв...
Не было слышно ни порта, хоть и небольшого, рыбацкого — но там то как раз ночью и разгружаются сейнеры, чтобы уже рано утром улов был в холодильниках и на базарах. Ни машины — редкие ночью, но все же машины, к тому же испанцы обожают шуметь, давить на клаксон по поводу и без. Ни музыка с какой-нибудь вечеринки или просто из дома.
Ничего.
И нет света. Город, даже ночью — все таки светится, свечение исходит как бы снизу и его хорошо видно, особенно если ты живешь на холме. Немного пространства, которое искусственный свет отвоевывает у ночной тьмы. Не было и этого. Темно — как бывает темно только в пустыне, где свету звезд не от чего отражаться...
Нет света... Город — умер.
Звук... кто-то говорил на незнакомом языке, экспансивно и напористо. Какая-то женщина, сверху...
Все? Нет, не все!
Шелестящий, на грани слышимости гул. Ритмичный шепот, такого не бывает в природе — звук созданный человеком или тем, что создано человеком...
Мягкая поступь смерти...
Вертолеты!
Генерал ринулся обратно в дом. Выхватил пистолет и выстрелил в потолок
— Русисты! Русисты идут!
— Движение. Движение на цели, господин подполковник!
Подполковник по адмиралтейству Москвин, обязанный своему званию разведотделу морской пехоты — быстрым шагом подошел к подавшему сигнал оператору
— Что тут?
— Движение на цели. Один человек
Человек на экране — белый на черном и сером — возился около серого, с прямыми углами и линиями прямоугольника машины...
— Пытается скрыться...
— Так точно...
— Зеленая звезда реализована?
— Господин подполковник, Николай Первый доложил о реализации.
— Так...
На экране — человек выскочил из машины.
— Принять меры к опознанию!
— Есть.
Человек сорвал покрывало с другой машины. Замер, куда-то всматриваясь...
— Услышал, господин подполковник?
— Где вертолеты?
Оператор посмотрел на часы
— По времени должны быть над целью. В зоне видимости нет.
Черт...
Человек поднял голову — будто всматриваясь во что-то выше. Словно маска — черные провалы глаз на блестяще-белом лице...
— Есть!
Программа сама, автоматически сделала снимок...
— Беленький, займитесь опознанием! Все машинное время на это!
— Есть... господин подполковник, опознание!
Москвин соображал. Дело было в том, что при опознании — программа перебирала возможные варианты не по алфавиту или по каким-либо другим признакам — а по степени опасности объектов. Логика здесь проста — нельзя дать опасному террористу скрыться. То, что программа моментально выдала результат — могло свидетельствовать только об одном.
— Коленвал?
— Он самый! Вероятность двадцать семь процентов.
Мало.
— Проведите более детальный анализ.
— Есть.
— Господин подполковник, объект скрылся в доме...
— Тридцать секунд!
— Тридцать секунд, готовность!
По этому сигналу — четверо спецназовцев встают спиной к люкам десантной кабины — двое по правую сторону, двое по левую. Времени задействовать лебедку нет, поэтому — сброс идет по старинке. У каждого спецназовца — свой, индивидуальный трос с карабином, они крепят его в специальной петле в полу десантной кабины. По сигналу «вперед» — они начнут спускаться...
Вертолет притормаживает, замедляет ход. За спиной — давит рюкзак — становится неожиданно просторно, десантные люки отходят в сторону. И, не ожидая, пока зафиксируется вертолет — спиной вниз, во тьму, не видя даже, куда рискуешь приземлиться...
Звериная отточенная долгими годами подполья интуиция — снова подсказала выход.
Один из боевиков бежал по лестнице вниз, со второго этажа. Другой — поднимался из подвала...
— Держите двор! Не дайте им войти!
Сам же генерал — схватил стоящую у входа сумку. В ней было оружие, гранаты — такие сумки он всегда держал у входа в каждом своем доме...
Хлопнула дверь, в галерею ворвался Али, белый как мел.
— Русисты во дворе! Они уже здесь!
Где-то совсем рядом — отбойным молотком прогремела автоматная очередь. Зазвенело окно.
Пилот вертолета сам не особо разобрался в ситуации — и опустил их... прямо во дворик дома! Длины веревок не хватило, пришлось прыгать — но так они получили несколько секунд, которые многое и решили...
Почувствовав под ногами твердую почву — один из спецназовцев привычно развернулся в сторону опасности. На нем был специальный, широкополосный прибор ночного видения, состоящий из четырех монокуляров и дающий картинку на сто сорок градусов. Он увидел движение и, помня, что своих здесь быть не может, решил действовать. Высвобождать автоматный ремень было долго, под рукой, на бедре — висел пистолет с коротким глушителем. Он выхватил его, отработанным движением снял с предохранителя и дважды выстрелил.
Не попал. Тень метнулась обратно в дом, хлопнула дверь...
Кто-то хлопнул по плечу
— На час!
Не сговариваясь, они моментально заняли позиции по парам. Одна пара у окна, выходящего во дворик, другая у двери.
— Бойся!
Звяк стекла и ослепительно яркая вспышка в доме...
Рывок — дверь на себя. Тени в галерее — здесь это вместо прихожей, галерея. Дергающийся в руках автомат — на таком расстоянии можно почти не целиться...
— Чисто!
Отстрелявшийся спецназовец отступает в сторону, чтобы перезарядить оружие — неважно, полностью или не полностью израсходован магазин, все равно лучше перезарядить...
— Двое вверх! Двое вниз!
Снимать казнь русиста — внизу не годилось по одной простой причине: нет электричества. Нет электричества — значит, невозможно нормально снимать, требуется много света. Да и удобства никакого нет, места мало
На первом этаже? Там кладовая, еще по-старомодному большая кухня и столовая. Приносить неверного Аллаху на кухне... ну как то не так.
Оставался второй этаж. Подходящая комната с ровными стенами, их задрапировали черной тканью. Повесили флаг, на котором было написано «Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его»...
Керим как раз спускался сверху — когда услышал звон стекла. Побывавший во всяких переделках — он сразу понял, что это значит. Потому — сберег глаза и сумел подняться обратно наверх, на второй этаж.
Захлопнул дверь за собой, привалился спиной к ней. Дверь — не даст защиты от пуль, это иллюзия. Все-таки как легко проявить малодушие...
Боевик с пятнадцатилетним стажем священной войны и десятью годами в спецподразделении полиции — жадно, ртом хватал последние отмеренные ему Аллахом мгновения жизни...
— Али, убей русиста!
— Эфенди, я включил камеру! Батарейки!
У Али, как у опытного оператора боевиков — всегда при себе были батарейки. Ведь снимать приходилось в самых неожиданных и не подходящих для съемки местах. А интернет... он проводной, высокоскоростной — его ЭМИ из строя не выведешь...
О, Аллах, какой дурак...
Керим знал, что они сейчас умрут. Али тоже это знал — и ни тот ни другой не испытывали по этому поводу ни сомнений ни сожалений. Шахада — вот что было в конце их пути, и этого — не мог избежать ни один из них.
Придерживая автомат, Керим приоткрыл дверь, прислушался. Тренированное ухо уловило негромкие хлопки — автоматы с глушителями, такие есть у русистов. Еще одна автоматная очередь — оборвалась на полуслове: видимо того, кто стрелял, убили. Кто-то еще сопротивлялся — но русисты шли сюда
Керим закрыл дверь на засов
— Русисты, да?
— Помоги мне! Снимай!
Али бросился к камере, установленной на штативе — она была подключена к ноутбуку на столике, камера была цифровая и передача шла непосредственно в Интернет. Джихад-ТВ, вот как это называется...
Керим — отпустил автомат, схватил нож.
— Во имя Аллаха, милостивого и милосердного, мы приносим этого неверного Аллаху сегодня, тридцатого сафара тридцать четвертого года хиджры и клянемся....
Укрепленная дверь — полыхнула по контуру алым и провалилась вперед, внутрь шагнул человек в черной маске и с автоматом, за ним — шел еще один. Короткая очередь в спину опрокинула повернувшегося к ним Али вместе с камерой, открывая и его...
— Аллаху Акбар! — истошно закричал Керим, замахиваясь ножом, чтобы пробить голову кяффира и в этот момент пули нашли и его...
Генерал понимал — чтобы спастись — надо оторваться от всех остальных. Бросить на погибель их — пусть русисты думают, что защищают главного. Так ящерица — отбрасывает свой хвост, чтобы спастись, так каракатица — выбрасывает во врага свои внутренности...
Для как раз такого случая — он всегда требовал, чтобы для него снимали не один дом — а несколько. Еще лучше — если между ними будут тайные ходы. Только так — есть шанс спастись...
Он нырнул вниз — как крыса в нору. Там уже воняло... не мускусом пахло, как от тела шахида — а сильно воняло мертвечиной... брошенный здесь Мера разлагался в своей моче и дерьме. Но это даже хорошо. Русисты — почувствовав труп — тормознут хоть немного...
Нога проскользнула... черт с ним...
Без фонаря — ноги по памяти нащупали ступеньки...
Он был в доме — в том доме, в котором он спал — на противоположной стороне узкой, мощеной камнем, идущей в гору улицы. И у него было секунд тридцать, не больше.
Навыки — вдолбленные в особом учебном центре под Новгородом — подсказали, что делать дальше...
Яркая куртка — ветровка.
— Ястребу, Первый — заложник в безопасности, повторяю — заложник в безопасности!
Ночь снова разрывают автоматные очереди, на фоне тихих, подавленных глушителем они звучат особенно громко. Где-то уже воют сирены...
— Ястреб — доклад.
— Третий, прорыв на...
Почти неслышимый из-за автоматного огня крик в рации обрывается.
— Боксер — проверь справа!
Тройка Боксера — сам Боксер, Малек и Рында — бросаются на выстрелы.
Зеленый свет в очках ночного видения — кое-где переходящий в белый, окна, включенный свет слепит. У стены — разбросанные пулями морские пехотинцы и бандиты. Морпехи — вторая группа блокирования — они ошиблись, не заметили потайную дверь.
— Туда, туда... — один из морских пехотинцев сидит у стены
— Рында — туда! Малек — за мной!
Они бегут по старой, узкой улице. Впереди крики, снова выстрелы. Они бегут.
Очередь. Из-за угла, Боксер падает, Малек, не словивший свою порцию свинца, открывает огонь в ответ. Стрелок, прикрывавший отход основной группы — падает.
— Господин...
— За ними... — Боксер отползает к стене
Малек бежит дальше. Автомат наготове, в магазине — около тридцатника еще должно остаться, даже больше...
Улица вниз. Яркий свет из распахнутых ставен, слепящий его. Если еще одного оставят — труба.
Каменные ступеньки под ногами.
Впереди — шум мотора, он выскакивает из-за поворота, вскидывает автомат. Плохо видно... очки не снял, дурак, а там свет...
— Аллаху Акбар!
Они...
Упав на колено, Малек открывает огонь вдоль переулка и слышит, как пули бьют по металлу. Кто-то кричит...
Удар. Взревев мотором, снеся угол старинного дома — машина уходит. На ступеньках — остаются два трупа, изрешеченные автоматным огнем.
— Ястребу, Малек! Побег, повторяю — побег! Машина уходит в направлении порта, в направлении порта!
Рында, самый младший в отряде, только пришедший из учебки — бежит параллельным курсом, по крытой, извилистой улице. Здесь есть улицы с крышей, такая вот экзотика. Как тоннель, поскользнуться, разбить прибор и рожу — запросто.
Выстрелы. Где-то по левую руку — пацаны вступили в бой. Дай Бог удачи...
Улица внезапно обрывается, он выскакивает на какую-то дорогу. Снизу — уже вой сирен, вспышки — полиция. Проснулись, мать твою так...
Он решает занять позицию здесь. Отсюда — его видно меньше всего, выход с улицы здесь — как дверной проем, только без самой двери и пошире. Если полиция будет подниматься снизу — он обстреляет их и заставит остановиться. Обойти они его не смогут... наверное.
Вой мотора... черт, прозевал.
Уходит...
— Смотри на меня, смотри на меня!
Человек подслеповато смотрит на свет, зрачки почти не реагируют. Контузия, может быть, что и шок.
— Займись!
— Есть!
В каждой штурмовой команде — один из восьми имеет навыки полевого санитара и все необходимое. В их работе — бывает так, что даже минута — рубеж между жизнью и смертью...
Один из бойцов — поднимает с пола камеру, перебирает пальцами по змеящемуся, уходящему в темноту проводу.
— Господин капитан, камера не повреждена. Трансляция.
Командир группы морских пехотинцев, капитан — лейтенант Островский недоуменно смотрит на бойца с камерой
— Что значит, трансляция?
— Ну, эти, господин капитан. Они тут камеру поставили и к Интернету подключили. Трансляцию казни в прямом эфире устроить хотели. До сих пор работает, не повреждена. Я хотел выключить, да без распоряжения...
— Работает, значит... Ну-ка, подержи...
Командир группы спецназа подходит к камере. Медленно стягивает шлем с ПНВ, затем и маску...
— Снимаешь?
— Снимаю, господин капитан-лейтенант.
— Подальше держи... вот так.
— Доброе утро, твари обрезанные... — недобро начинает капитан-лейтенант Островский — в программе передач Джихад-ТВ произошли небольшие изменения. Диктор смылся, оператор спился, а режиссер сдох, такие вот изменения. В связи с этим Джихад-ТВ прерывает свою трансляцию и желает вам хорошего дня. Возможно, последнего. Ждите твари, да хорошо ждите — скоро мы и за вами придем...
И выхватив пистолет, Островский выстрелил в камеру, да так, что оператор едва руку не вывихнул от удара.