Под брюхом плыл Афганистан. Чужая и враждебная страна, где убивают даже дети...
— Пять минут!
— Пять минут готовность!
— Готовность на пулеметах подтвердить, искать площадки, признаки боя...
— Пулемет справа готов!
— Пулемет слева готов! Признаки боя за хребтом!
— С хвоста пулемет готов!
Старший среди дембелей — окинул взглядом свое воинство
— Посадочной площадки не будет! Готовиться к штурмовому десантированию!
Штурмовое десантирование — прыжок на камни, на скалы с нескольких метров с медленно движущегося вертолета. Это ничуть не менее опасно, чем выброска с парашютом на горы — ногу вывихнуть или даже лодыжку сломать — запросто. А человек со сломанной лодыжкой в горах — добыча...
— Мешки бросаете, затем сами. Кто забудет мешок — потом ссаными штанами будет отбиваться...
Прошли хребет — и взгляду открылась поразительная картина — где то это было бы даже красиво. Прилепившиеся к склону скворечники глинобитных домов, суетящиеся меж них люди, кажущиеся на такой дистанции мельче чем муравьи, мелкие, злые брызги огня, летящие во все стороны...
— Минута! Одна минута!
Каждый берет свой мешок. Идет к аппарели. Земля уже совсем рядом, вертолет замедляет ход над самым гребнем...
— Пошел!
— Вертолет!
Воля на секунду отвлекся... быть такого не может. Неужели — прибыли, они ведь даже не смогли подать сигнал бедствия...
— Черт, это тот самый...
В следующее мгновение — раздался звук, с каким сочный кусок мяса падает на стол, под кулинарный молоток...
— Твою мать, Шатун...
Очередная пуля — ударила у бруствера, осыпав их землей.
— Снайпер. Не высовывайся...
— Лежи. Лежи, б...
Воля начал перевязывать своего напарника... ранение тяжелое. Местные — часто стреляли охотничьими патронами — они же не армия, им на Женевскую конвенцию плевать...
— Давай, сам...
— Сам, сам... Лежи, б...
— Щас нас... голыми руками возьмут.
— Хрен им...
В небе, над головами — прошелестели НУРСы, пущенные с вертолета по позициям противника...
Оставив на месте двоих снайперов и пулеметчика с пулеметом, к которому было больше всего лет — дембеля спускались вниз, таща за собой мешки с боеприпасами — как получалось. Шли грамотно, прикрывая друг друга — благо тут были земляные террасы, каждая из них образовывалась каменным валом, за который местные феллахи натаскали земли... укрытие просто отличное. Пока одни прикрывали товарищей огнем — другие спускались вниз, залегали и принимались стрелять. Огня было немного — но его хватало, чтобы местные не проявляли желание идти вперед...
Они видели двоих... они лежали правее за каким-то странным валом, и стреляли в сторону моджахедов. Точнее — один стрелял, а другой был ранен. На обоих — были пуштунские безрукавки и шаровары. Духи?
Бородач достал маленькую «тактическую лупу» — насадка имела семикратное увеличение, ее можно было ставить на стандартный коллиматор, превращая его в эрзац-оптику — а можно носить и в кармане, на случай если придется что-то разглядеть, и чтобы не светиться биноклем, первой целью для снайпера. Увидел де снайперские винтовки, перевел взгляд чуть ниже, увидел неказистые, но крепкие армейские ботинки, такие, в каких был он сам. Конечно, и духи могли купить себе ботинки, на базаре и продают, но...
— Прикрой.
Он перебежал под огнем, плюхнулся рядом со снайпером на осыпь.
— Вы кто такие, нахрен!?
«Пуштун» добил в противника магазин СВД, отвлекся, чтобы перезарядить.
— Флот... Ложись!
И снова — хлесткий удар.
— Черт... — бородач достал жгут... — правильно говорят, не делай добра, не получишь и зла. Я весь срок без ранений...
— С почином...
— Да заткнись ты. Надо отступать к вертолету...
— Мой напарник трехсотый, тяжелый.
— Вынесем... — бородач перетянул рану, наклеил поверх заранее заготовленный пластырь, закрутил рукой, указывая на сбор...
Грибоедов не первый раз высаживал и не первый раз забирал десант под огнем, а потому — знал что делать. Для него это было в какой то степени даже рутиной... точно так же, как для обывателя рутиной является поход в магазин.
Перевалившись за хребет — тяжелый вертолет заскользил вниз, рыская, чтобы затруднить бандитам прицеливание, и выдерживая ровно такую высоту, чтобы с одной стороны не быть легкой мишенью на фоне неба, а с другой — не слишком облегчать работу противнику на земле. В последнее время — в Афганистане появились умельцы, делающие самодельные, очень мощные снаряды — они устанавливаются на единой платформе как огромные фейерверки, и запускаются по десять, по двадцать враз с рассеиванием, чтобы хоть одна — две но попали в вертолет: это как стрелять уток дробью. Чтобы не попасть под такой выстрел — требовались и умение и реакция, и опытный экипаж, особенно бортовые стрелки, которые должны не только стрелять, но и непрерывно сообщать пилоту обстановку в своем секторе ответственности, сообщать о пусках, о подозрительных вспышках. Все это было.
Он готовился к поискам — но сразу же нашел то место. Спецназовцы приняли чрезвычайно рискованное решение, оказавшееся в конечно итоге правильным: оставаться на месте, занять хорошую позицию и ждать, пока за ними прилетят. Интересно, почему у них нет рации? Хотя — такое могло быть, некоторые группы уходили в поход без раций, только с теми средствами связи, какие могли быть у моджахедов — чтобы при встрече на узкой горной тропе не выдать себя антенной дорогого спутникового аппарата. Командование это не поощряло, но и не запрещало, и каждый, кто принимал такое решение — знал, что играет в орлянку со смертью...
Спецназовцы увидели вертолет и подали условный сигнал зеркальцем, известный пилотам — я свой. Ага... так даже лучше...
Нацелив нос вертолета на позицию противника — Грибоедов нажал на спуск. Заработало носовое орудие — неподвижно установленная в носу пушка калибра тридцать миллиметров. Простая, жестко закрепленная — она, тем не менее, могла высадить в район цели двести снарядов, весом один килограмм каждый, перепахав зону высадки и подавив всяческое сопротивление. Вертолет знакомо завибрировал — и на позициях противника начали появляться разрывы. Грибоедов усмехнулся — и добавил НУРСами, два блока которых так же имелось по бортам. Фильтруя скороговорку бортовых пулеметчиков, под грохот правого борта, а потом кормового орудия — он пошел на разворот. Сопротивление ослабло, боевики — не ожидали появления даже одиночного вооруженного вертолета...
— Доложить по высадке!
— Правый борт площадка! Километр!
— Давай отсчет!
— Восемьсот пятьдесят! Восемьсот!
— Ориентир!
— Даю ориентир!
Лазерный луч — пронзил пространство, указывая пилоту в кабине на подходящую для зависания, точку. Главное — на самой вершине и голая, подальше от растительности, где может скрываться враг.
— Принято. Продолжаем.
— Шестьсот! Пятьсот пятьдесят!
— Готовность десанту!
Хвостовое орудие не умолкало, это было слышно даже здесь, в кабине. Для вертолета хвост — уязвимая зона, профессионалы стреляют всегда вдогон вертолету — и потому там должно быть самое мощное орудие, мощнее чем по бортам. На этом вертолете — там была автоматическая пушка Эрликон калибра двадцать три миллиметра, настоящее скорострельное орудие...
— Мощность!
— Сто пятьдесят! Сто! Пятьдесят...
— Висение!
— Десант пошел.
Самый опасный момент — зависший над землей вертолет наиболее уязвим. И не только от огня противника — не раз и не два было, что внезапный порыв ветра смещал вертолет: миг — и вот уже лопасть ударила по скале...
— Десант на земле!
Грибоедов дал предельную, взлетную мощность.
— Доклад.
— Гидравлика держится, утечка есть, но пока норма. Пожара на борту нет...
Борта докладывали о пусках, но за пределами дальности, когда это становится по-настоящему опасным.
Вертолет перевалил за гребень... опасная игра в орлянку, но теперь — от огня с населенного пункта, от возможных пусков его защищала скала. Правый борт тут же доложил об обстреле и сам открыл огонь, потом доложил и о пусках. Со всех сторон — в район стекались отряды боевиков, привлеченные какофонией в эфире и возможностью чем-то поживиться. За сбитый вертолет — награда была в пятьсот тысяч русских рублей, дороже только за транспортный самолет — один миллион если на борту было много пассажиров и пятьсот если мало или не было. Откуда у вооруженной оппозиции такие деньги? А черт его знает! Значит — есть доброжелатели...
Правый борт доложил о двух пусках — и Грибоедов ушел обратно, открывая огонь из носового орудия и давая возможность поработать левому борту, который пока что экономил боеприпасы. Десант продвигался вниз, кто-то додумался зажечь зеленый дым и нести его, таким образом отмечая свое местоположение для вертолета и давая возможность работать в опасной близости. Вертолет просто сбить, если командир расслабился, потерял бдительность, не ожидает опасности. Если же опасность ожидаема — любого врага встретит настоящий еж, ощетинившийся огненными иглами со всех направлений.
Правый борт доложил о двух пусках — и Грибоедов ушел обратно, открывая огонь из носового орудия и давая возможность поработать левому борту, который пока что экономил боеприпасы. Десант продвигался вниз, кто-то додумался зажечь зеленый дым и нести его, таким образом отмечая свое местоположение для вертолета и давая возможность работать в опасной близости. Вертолет просто сбить, если командир расслабился, потерял бдительность, не ожидает опасности. Если же опасность ожидаема — любого врага встретит настоящий еж, ощетинившийся огненными иглами со всех направлений.
Десант дошел до цели — и через пару минут зеленый дым пошел в обратную сторону — теперь надо было прикрывать отступление до точки эксфильтрации и лететь домой. Топлива оставалось немного — но достаточно, чтобы долететь до базы, где их вне всякого сомнения ждет разбирательство и отстранение от полетов. Но это не важно, важно — что все будут дома. Когда на одной чаше весов неприятности по службе, а на другой человеческие жизни — никто кроме трусов и подонков не сомневается в выборе...
Неприятности начались на развороте. Кто-то удачливый — или меткий, а метких людей в горах всегда много — достал пулеметчика с правого борта. Один борт оказался неприкрытым, ни огнем, ни наблюдением — и у Грибоедова не было ни одного свободного человека, чтобы поставить к пулемету: десант был на земле. Он принял решение продолжить заход, тем более что до площадки совсем немного осталось, а там...
Взрыв гранаты — в кабине был почти неощутим, сначала — но вдруг начали загораться одна за другой красные лампочки, а усилие на педалях возросло настолько сильно и быстро, что пилот чуть не потерял управление.
— Доклад!
— Попадание! Гидросистема!
— Шунтируй! Переходи на дубль!
Грибоедов уже не справлялся с управлением — вертолет начало разворачивать. Не слушались ни ручка, ни педали, чтобы выжать их — надо было быть великаном.
— Что с дублем!?
— Отказала!
Из пилотской кабины были видны вспышки выстрелов на земле. И Грибоедов принял решение — он просто убрал мощность с турбин.
Вертолет камнем рухнул на склон с нескольких метров...
Постепенно — вся группа собралась, усиливая огонь на нижних террасах. По команде — открыли огонь на подавление, а трое — кинулись вниз. Двое взвалили на себя раненых, третий прикрывал огнем ручного пулемета. И обратно. Прикрытые огнем пулемета, под огнем моджахедов, понимающих, что добыча уходит. Впрочем, и сами моджахеды не проявляли излишнего рвения — черные чалмы были перебиты все или почти все, а местные — просто обозначали свою активность, чтобы потом не отвечать перед Исламским судом, что не вышли на пути Аллаха. Активно постреливали со стороны населенного пункта, но дальность была большая, так что такой обстрел больше нервировал, чем представлял опасность.
Вертолет уже шел над гребнем, готовясь подобрать спасенных и спасающихся, когда из-под земли, как сурок из норы показался безбородый пацан с черной чалмой смертника и трубой реактивного гранатомета на плече — и то, что до сих пор шло относительно хорошо — в один миг стало очень и очень плохо...
Кто-то выстрелил... может даже несколько человек... и попали, но смертник успел выстрелить. И граната — попала не в десантный отсек, не в кабину, даже в хвостовой ротор — она попала как раз в то самое место, единственное на вертолете, где пересекаются контуры основной и дублирующей гидросистемы...
Ракета взорвалась
У вертолетчиков есть такой прием — в случае поражения ПЗРК, если повреждение достаточно тяжелое для продолжения полета — максимально быстро убрать с турбин мощность и посадить вертолет там, где придется. Дело в том, что разрушенная взрывом турбина идет вразнос, разлетающиеся осколки вызывают новые повреждения и пожары — но какое-то время, буквально пара минут — у пилота есть. И если он не растеряется — то может посадить борт относительно целым и сохранить жизни и себе и пассажирам. Конечно, все зависит и от удачи — но без удачи никто не летает...
Здесь получилось нечто подобное.
Вертолет ударился об склон — но высота, с которой он падал была мизерной. Кроме того, Грибоедову удалось и сохранить хвост и не допустить удара лопастей о землю — фактически вертолет не упал, а сел — но сел очень жестко. Хвостовая аппарель была повреждена, хвостового стрелка выбросило при падении, но он остался жив, планер был тоже поврежден, но не критично. Серьезнее всего — была повреждена пилотская кабина, оба пилота потеряли сознание...
Озверевшие десантники — пристрелили смертника и начали бросать в кяриз гранаты. Затем — бросились к вертолету занимать круговую оборону.
Известие о несанкционированном вылете — достигло ушей командира базы, полковника со смешной фамилией Дартанянц и неофициальным прозвищем «Коммодор» не сразу: сначала решили разобраться сами. На всех частотах — вызывали Грибоедова, грозя немыслимыми карами за отказ возвратиться — ведь попало бы всем. Затем — разыскивали самого полковника и докладывали ему ситуацию. А полковник был армянином, пусть и московским — отреагировал соответствующе.
— Кто последним беседовал с ним? — спросил полковник, перед которым навытяжку стояли трое офицеров
— Я, Ваше Превосходительство! — ответил Нессери
— И что? Почему не остановили?
— Майор Грибоедов не доложил о своих намерениях.
— Еще бы он вам доложил! — заорал Дартаняняц — голова надо думать, голова думать! Если он такой говорит — почему не сообщили мне, почему никому не сообщили!? Почему не отобрали у него вертолет, почему на холодную не посадили...
— За что? — возмутился один из офицеров
— Всегда есть за что! Для профилактики.
В кармане у Нессери задрожал телефон, он ответил, не обращая внимания на командира
— Нессери! Вы меня слушаете?
— Так точно!
От того, что говорили в трубку — начальник сектора оценки и анализа потемнел лицом.
— Господин полковник, докладываю. В районе населенного пункта Кара-Гай идет бой. Данные объективного контроля.
— Запрос есть?
— Никак нет.
— В чем дело, почему мне докладываете?
— Населенный пункт Кара-Гай — как раз на возможном маршруте майора Грибоедова, я докладывал вам о...
— Запрос есть?
— Никак нет.
— В таком случае, это нас не касается.
Все поняли — Дартанянц обрекал мятежный экипаж вертолета на сражение без поддержки: сам создал проблему, сам ее и решай. Не все — были с этим согласны...
Не работала рация. Вообще — не достучаться ни до кого. Не было ни спутника, ни обычной связи — майор подозревало, что связь глушат. Но это была еще не самая большая проблема, самой большой проблемой было время. Они дрались в окружении уже пять с лишним часов — и до темноты было совсем недалеко. А количество боевиков — только прибывало: за вертолет пятьсот тысяч рублей. По ним уже били два крупнокалиберных пулемета, подавить которые не было никакой возможности. Минометы еще не работали — но все впереди. Каждый знал, что будет по темноте? Сначала минометная атака: они просто подтащат минометы и расстреляют их с безопасной дистанции. А потом — атака обкуренных моджахедов до рукопашной... если еще кто сможет в ней участвовать...
Вертолет горел... они вынуждены были отойти, потому что крупнокалиберные пулеметы не торопясь и со вкусом добили добили его, превратив в горящие развалины. Единственным способом хоть как то спастись от губительного огня крупнокалиберных — было расположить своим позиции на самом гребне, точно так же — людей, занявших самый гребень сложно достать и миной. Они рассредоточились, чтобы одной миной не накрыло сразу нескольких и как смогли — сделали каменные брустверы для защиты. Снайперы — прицельным огнем выбивали один камень за другим — но пока у них мало что получалось...
Ранены были все, вопрос в том насколько — тяжело или легко. Спасало только наличие большого количества трофейного оружия — его пока хватало. Очень помогали трофейные БУРы с тяжелыми пулями — они позволяли грозить даже населенному пункту, стреляя через долину. Пули врага — щелкали о камни то тут то там, к этому звуку так привыкли, что уже не обращали внимания. Самые ярые уже получили свое, моджахеды теперь тоже не торопились — ждали темноты.
Пули щелкали по камням. Так, как будто кто-то бросал камещек — и он противно так, довольно громко щелка о другой такой камешек. Обычного такого не бывает — у афганцев мало огнеприпасов, они не ведут беспокоящий огонь. Но тут... или наемники, или просто рядом схрон крупный. Винтовки... конец прошлого века, но при попадании в руку — ее запросто и потерять можно. В ногу — то же самое...
Боеприпасы еще были — но стрелять было не по кому и их берегли. Вжимаясь в землю и кое-как окапываясь. Уйти — уже не получится, обе стороны ждали темноты. Все они знали, что будет ночью. Душманы — откроют минометный огонь, накроют высоту минами, от которых нет спасения даже в окопе. А потом — атака обкуренных и обдолбанных местных на добивание — если кому русским придется в ней поучаствовать.