— Командир, командир, все в порядке? Почему отсутствовала связь? — сверлил ухо раздражающий голос Амбарцумяна.
— Все в порядке, — бросил Репнин, — работайте. — Он повернулся к Рудницкому, приложил палец к губам: — Тихо, слушаем…
Что они могли услышать? Беспокойную ночь насыщали всевозможные звуки. Поселок проснулся от стрельбы, кричали люди, гавкали собаки. Надрывно визжала женщина, грязно материлась другая — совсем рядом, на участке Нарбулы. Не все еще путаны отошли от стресса. Перекликались спецназовцы за высоким забором. Он опустился на колени, стал осматривать землю. Совсем недавно здесь кто-то топтался. На сколько их опередил Нарбула? Минуты на две-три — если допустить, что при первых звуках выстрела он вытряхнулся из кровати? Но ведь еще одежду должен был с собой забрать, телефон… Вадим ползал на коленях, пытаясь понять, в какую сторону направился террорист. Стоп — хрустнуло что-то за косогором на склоне! Примерно там, где пролегала дорога, по которой он вчера приехал. Майор вскинул автомат, рухнул за камень. Тишина уже не актуальна — он выбил в пространство все, что оставалось в магазине, и заорал с надрывом:
— Нарбула, стоять!
Спохватился Рудницкий, повалился ничком, тоже открыл огонь. Отставить стрельбу! Они опять лежали, слушали. Нарбула, если это был он, решил не отвечать (он вообще мог быть безоружен). Снова хрустнула ветка, и прозвучал удаляющийся зловещий смех! Не отказал себе в удовольствии посмеяться над спецназом! Не сговариваясь, опустошая на ходу магазины, офицеры полезли на гору. Усталость не чувствовалась, к черту усталость! Они могли легко подставиться под пули, но Нарбула не стрелял. С хрипами и плевками они взобрались на косогор, бросились в лес, светя фонарями. Несколько раз останавливались, прислушивались, дожидаясь звуков, какого-то шевеления в ночном воздухе. Но все тщетно. Нарбула кретином не был, издеваться тоже нужно в меру. Они продирались сквозь кустарник к дороге, метались по проезжей части, кинулись в лес на другой стороне. Все это было глупо, бесперспективно. Вадим опять ползал по земле, отыскивая следы. И что ему с этих следов? Неподалеку спрятан «Паджеро» (дай бог, чтобы Нарбула на него не наткнулся), спецназовцы затоптали тут всю округу, когда шли на «дело». Оцеплять район некем. В этих дебрях и днем-то черт ногу сломит! Звонить Хатынскому, просить людей? Где его люди?! Пока подтянутся из Севастополя (или где они там?), Нарбула уже до Турции доплывет!
— Все, Вадим, бесполезно, — убитым голосом сообщил Рудницкий, выбираясь из кустов. — Ушел наш протеже, снова ушел… Тут уж матерись, не матерись… Будем радоваться, что хоть кого-то взяли… Мать его!!! — Он в бешенстве треснул кулаком по дереву.
Через несколько минут они спустились с горы, пересекли дорогу и подошли к воротам. Представители местных органов власти еще не прибыли. Ей-богу, прикати они сейчас, Вадим бы их лично перестрелял! Он никак не мог унять злость, бесило все! Бесили Амбарцумян, впустивший внутрь с виноватой улыбкой. Какого хрена он лыбится, настроение хорошее? Сейчас они живо разочаруются в демократии! Вадим орал, созывая своих людей, строил их, требовал доклада, результатов. Бойцы зачистили территорию сверху донизу, больше никого не нашли. Пятеро искалеченных охранников, двое мертвых. Живых связали, чтобы не расползлись, всех за ноги вытащили во двор. Мертвых бросили тут же, невелики цацы. Проституток заперли в помещении для охраны — еще не придумали, что с ними делать. Шутливое предложение Амбарцумяна использовать их по назначению мрачно отвергли. Вытащили третьего мертвеца — при жизни сотрудника СБУ, присовокупили к тем двоим. Приволокли за шиворот связанного Янковского, надавали дополнительно тумаков (для поднятия самооценки), швырнули в пыль, предупредив, что, если услышат еще одну речевку, то будут пинать его, пока не взойдет солнце.
— Вадим, ты издеваешься? — вспыхнул куратор Паньков, когда Репнин, обливаясь стыдом, поставил его в известность. — Вы что, опять потеряли Нарбулу?!
— Так точно, товарищ полковник. Мы его потеряли. Это был подземный ход, предусмотреть который мы не могли. Готов понести любое наказание.
— Ты всегда так говоришь, — скрипнул зубами куратор. — Сам удивляюсь, почему до сих пор тебя не наказал. И что, учитывая произошедшие события, ты теперь собираешься делать?
— Это знак, и надо спать, — дерзко отозвался Вадим.
Куратор не взорвался — хотя имел на то полное моральное право.
— Мне не с кем его преследовать. В какую сторону он пойдет, неизвестно. Но ясен пень, Эдуард Романович, что теперь этот демон покинет Портабель. К утру его и след простынет. Мы не «засветились», работали в масках. Свяжитесь с крымским Управлением ФСБ, УВД, да хоть с ГИБДД! Пусть разошлют ориентировки, усилят посты на дорогах. Пусть активизируют свою агентуру, усилят бдительность на пограничных постах в районе Сиваша.
— Ладно, утром свяжусь с тобой, — проворчал Паньков. — Позвони Хатынскому, обрадуй человека. Своих людей не распускай, пусть посидят в Портабеле еще пару суток. Организуй передачу Янковского чекистам. Пусть допросят его хорошенько — может, всплывет что про Нарбулу…
Репнин позвонил Хатынскому (хотя и без совета собирался это сделать), сообщил неутешительные известия.
— Мало того что разбудили, майор, — проворчал тот, — так еще и новости у вас, прямо скажем, очаровательные… Хорошо, я понял вас. Что от меня требуется?
— Заберите проституток, охранников, включая убитых, и господина Янковского. Какая-никакая, а добыча. Не нам же их допрашивать. И постарайтесь не затягивать. Нам еще, я чую, предстоит выдержать натиск местных правоохранительных органов.
— Уж вы держитесь, — усмехнулся Хатынский. — Хорошо, майор, мои люди приедут, я немедленно распоряжусь. Удачи вам… — Майор запнулся и добавил: — Хотя зачем она вам теперь?
Ночь тянулась, как резиновая. Злость сменялась отчаянием, отчаяние — каким-то тупым безразличием. Вадим хмуро таращился на своих пригорюнившихся бойцов. Вдруг распахнулась дверь теремка в северо-западном углу участка, вынеслась с истошным криком обнаженная женщина! Она пыталась укрыться каким-то мятым покрывалом. Даму, похоже, хорошо ударило по мозгам. Выпуталась, развязалась, бросилась вон из этого ужасного места. Про нее совсем забыли! Она пронеслась по двору с жалобным бабьим воем — при этом покрывало развевалось за ее плечами, как накидка за кавалеристом, — чуть не треснулась носом в калитку, распахнула ее и выбежала наружу. Крики затихали — она уносилась прочь. Спецназовцы недоуменно смотрели друг на друга.
— И что это было, друзья мои? — спросил Вадим.
— Это баба… — сглотнув, вымолвил Жилин.
— Неужели?
— Кажется, хреновенько я ее связал. Развязалась… Это не путана, местная, по хозяйству в доме работает.
— Я понял. Почему никто не стал ее останавливать?
— Ты вроде не приказывал… — Амбарцумян как-то подозрительно вздрагивал, делая тупое лицо. — Да куда она денется, командир? Всегда узнаем, кто такая, найдем… А как красиво-то бежала, мужики, черт меня подери…
Местные органы власти пожаловали через десять минут, когда их никто не ждал. С пронзительным ревом, сверкая проблесковыми «маячками», к воротам подлетели несколько полицейских машин, из них высаживались люди в форме, передергивали затворы автоматов. Из открывшейся калитки им навстречу вышел человек в маске с поднятым над головой удостоверением.
— На месте! — истошно ревел старший офицер. — Лапы в гору, оружие на землю, стрелять будем!!!
— Служивый, ты ослеп? — воскликнул Вадим. — У меня руки уже вверху. А ну, всем стоять! Ни шагу дальше! Спецназ Федеральной службы по борьбе с террором! Проводится спецоперация! Какого хрена вам тут надо?
Старший группы как-то вкрадчиво приблизился, направил свет на служебное удостоверение. Вадим не дал ему насладиться просмотром, закрыл книжку — фамилию можно и не читать. Офицер растерялся. Сделал знак своим — не стреляйте пока. Из раскрытой калитки вышли еще двое дюжих молодцов в масках и с автоматами. Они подперли ворота, скрестили руки на груди и принялись невозмутимо созерцать прибывших.
— Что происходит, какая спецоперация? — сбавил обороты офицер. — Почему нас не известили?
— Представьтесь, уважаемый, — вежливо произнес Вадим.
— Я — капитан Бобель, заместитель начальника районного управления внутренних дел! Нам сообщили, что в поселке стрельба. Что происходит? Кто ваше начальство?
— Наше начальство в Москве, уважаемый господин Бобель, и не дай вам бог когда-нибудь с ним встретиться. Мы еще будем разбираться, почему на вашей территории орудуют исламские террористы. И обещаю, господин капитан, что трудные деньки для вашего ведомства только начинаются.
— Какие террористы? — растерялся Бобель. — У нас спокойный район.
— На месте! — истошно ревел старший офицер. — Лапы в гору, оружие на землю, стрелять будем!!!
— Служивый, ты ослеп? — воскликнул Вадим. — У меня руки уже вверху. А ну, всем стоять! Ни шагу дальше! Спецназ Федеральной службы по борьбе с террором! Проводится спецоперация! Какого хрена вам тут надо?
Старший группы как-то вкрадчиво приблизился, направил свет на служебное удостоверение. Вадим не дал ему насладиться просмотром, закрыл книжку — фамилию можно и не читать. Офицер растерялся. Сделал знак своим — не стреляйте пока. Из раскрытой калитки вышли еще двое дюжих молодцов в масках и с автоматами. Они подперли ворота, скрестили руки на груди и принялись невозмутимо созерцать прибывших.
— Что происходит, какая спецоперация? — сбавил обороты офицер. — Почему нас не известили?
— Представьтесь, уважаемый, — вежливо произнес Вадим.
— Я — капитан Бобель, заместитель начальника районного управления внутренних дел! Нам сообщили, что в поселке стрельба. Что происходит? Кто ваше начальство?
— Наше начальство в Москве, уважаемый господин Бобель, и не дай вам бог когда-нибудь с ним встретиться. Мы еще будем разбираться, почему на вашей территории орудуют исламские террористы. И обещаю, господин капитан, что трудные деньки для вашего ведомства только начинаются.
— Какие террористы? — растерялся Бобель. — У нас спокойный район.
— Думаю, завтра вас обо всем известят. Ждите высокую комиссию с проверкой. А сейчас прикажите своим людям покинуть поселок и сами убирайтесь ко всем чертям! За вас уже все сделали. Это, кстати, норма для местной полиции — приезжать через сорок минут после первых выстрелов?
— Да как вы смеете… — вспыхнул Бобель и стушевался. Его подчиненные смущенно помалкивали.
Из распахнутой калитки вышли еще двое — тоже с автоматами. Один из них спросил:
— Не хотят убираться, товарищ майор? Придадим ребятам ускорение?
Они угрюмо смотрели, как пристыженные полицейские, повинуясь взмаху руки Бобеля, рассаживаются по машинам. Вереница служебного транспорта покидала поселок.
— Неприятностей не будет, командир? — поинтересовался Рудницкий.
— Будут, — процедил Вадим. — Я вам их гарантирую…
Люди Хатынского примчались быстро, предъявили удостоверения. Бронированный фургон с черными регистрационными знаками въехал задним ходом на территорию. За ними вкатил черный джип с подобными же номерами. Прибыли три кареты «Скорой помощи». Вскоре стало шумно и весело. Не так уж часто собираются в одном месте представители весьма уважаемых ведомств: ФСБ и Федеральной службы по борьбе с террором.
Только к четырем утра спецназ последней упомянутой организации загрузился в «Паджеро» и отправился в «расположение». Бойцы молчали всю дорогу — устали как собаки, настроения не было никакого. При выезде на Виноградную улицу их остановил патрульный экипаж ГИБДД. Очевидно, в связи со стрельбой местное начальство решило на всякий случай изобразить видимость работы. Со стороны автоинспекторов это было ошибкой. Разъяренные бойцы в масках выходили из машины, совали стволы под нос ошалевшим инспекторам, посылали их по всевозможным матерным адресам. Вадим догадался показать удостоверение. «Что же вы сразу не сказали? Конечно, проезжайте, — мямлили перепуганные гаишники. — Просим прощения за остановку, счастливого пути, мы не знали…» — «Кретины, блин, — бормотал Балабанюк, когда группа продолжила путь. — Совсем страх потеряли. Не видят, кого останавливают?»
Вадим привез всю компанию на Кавалерийскую улицу, заехал во двор. Сам вошел в дом, чтобы переодеться. Бойцы перетаскивали оружие, снимали обмундирование. Как-то безрадостно было на душе. И даже предстоящее возвращение к родным людям не очень радовало.
— Приказ Панькова, — сообщил Репнин, — никуда не разъезжаться, сидеть в Портабеле и ждать у моря погоды. Можете отдыхать, развлекаться, ходить на пляж. Со спиртным не перебарщивать. С девочками тоже, — многозначительно посмотрел он на оживившегося Амбарцумяна. — Двое постоянно должны сидеть здесь, сторожить снаряжение и быть на связи. Это все. Аминь. Машину я увожу с собой.
— Не грусти, командир, все образуется, — сказал Рудницкий, — Поймаем мы когда-нибудь этого гада.
— Поймаем, — кивнул Вадим. — Но хотелось бы не когда-нибудь, когда он погубит еще тысячу людей, а побыстрее. Ладно, мужики, что случилось, то случилось, прорвемся.
В пять часов утра он на цыпочках прокрался в свой гостиничный номер, убедился, что Лена спит, и отправился в душ. В одиночестве помыться не удалось. Отогнулась шторка, и к нему под струю проникло разморенное со сна обнаженное тело, обняло, прижалось всеми клеточками.
— Бедный ты мой… — шептала Лена. — И я такая бедная… Буду ждать теперь всю жизнь, трястись, мучиться… Я не выдержала, позвонила тебе, но ты отключил телефон…
— Значит, занят был, прости, такое случается…
— Поймал своего злодея?
— Нет, ушел…
— Господи, бедный ты мой… Поэтому ты такой расстроенный… Ну, ничего, еще поймаешь…
— Я знаю… Ладно, шут с ним, с этим злодеем, забудем про него…
Она оттирала его мочалкой, мыла голову шампунем, потом обмывала из лейки, закутывала в безразмерное махровое полотенце. Извлекла из ванны и повела, словно больного, в постель. Потом поила слабым зеленым чаем, уверяя, что он придаст сил и нисколько не помешает уснуть. Вадим расслабился. Сон накатывался волнами. Он обнимал льнущую к нему женщину, что-то рассказывал — ровно то, что мог себе позволить. Никаких жестокостей, трупов, летящих в спецназ автоматных очередей — просто легкое, в меру рискованное приключение — абсолютно не опасное, хотя и утомительное, черт возьми…
— Подожди, а как Маринка? — встрепенулся он. — Ты молчишь про нее — значит, живая, здоровая и вновь лучится в адрес отца ядовитым сарказмом…
— С ней порядок, не волнуйся. Сейчас она спит, и вообще не чувствует себя ущемленной…
— Я так и знал. Опять на горизонте возник этот малолетний хулиган и террорист…
— Ладно, спи уж, — погладила она его по волосам, — завтра будем разговаривать про хулиганов и террористов…
Глава 7
Утром разговор не вышел. Утро для майора спецназа началось в обед. Может, на пенсию пора? — подумал он, открыв глаза. Номер был залит солнечным светом. Ветерок проникал через балконную дверь, теребил тюлевые шторки. Приоткрылась дверь, вошла Маринка — в шортиках, зевающая, опухшая. А она-то почему до обеда спит? — мелькнула тревожная мысль.
— Вернулся, — хмыкнула Маринка, — мой бродячий папа. Пал в неравном бою с собственной совестью. — Посмотрела на себя в зеркало и в ужасе отпрянула: — Мамочка, кто это? Пап, не смотри на меня, я недавно проснулась, я страшная, как из Норвегии… — умчалась в ванную.
Вернулась, чуть посвежевшая, забралась к нему в постель, легла рядом. Он покосился на нее, заулыбался — надо же, идиллия — и спросил:
— Как дела?
— Потянет, — хмыкнула она, — но бывало и лучше. Когда мама была жива. Только знаешь, пап, не сказать, что я начинаю ее забывать, но… каким-то нерезким становится ее образ, расплывается, словно в привидение мама превращается… Я ругаю себя, пытаюсь ее вернуть, но она постоянно куда-то уходит. Меня это сильно беспокоит…
— Это нормально, дочь, — вздохнул Вадим. — Жизнь берет свое, в этом нельзя никого винить. Тетя Лена где?
— Я за нее. Перемена мест слагаемых называется. В кафе, наверное, или в магазин пошла. Она ведь не должна сидеть над тобой весь день и ждать, пока ты изволишь проснуться. — Маринка помолчала и задумчиво добавила: — Знаешь, а тетя Лена — неплохая.
— Ну, спасибо, дочь, — растрогался Вадим.
— Нет, я серьезно. Мама, конечно, была лучше, но она все-таки мама. Думаю, в создавшейся жизненной ситуации для тебя это самый приемлемый вариант.
— А какая в жизни создалась ситуация? — напрягся Вадим.
— Не цепляйся к словам, ты знаешь, какая, — наставительно сказала девочка. — Она, в принципе, положительная, интеллигентная, не избалованная, не любит читать нотации и ставить себя выше других. У нее есть чувство юмора, а самое главное, она тебя любит… Я, конечно, посмотрю еще, может быть, в чем-то ошибаюсь… А потом выскажу тебе свое окончательное мнение.
— Я должен им руководствоваться? — засмеялся Вадим. — Твой вердикт обязателен для исполнения?
— Нет, он будет носить рекомендательный характер. Но ты обязан будешь к нему прислушаться.
— А пока мы можем продолжать наши отношения?
— Да.
— Спасибо, Мариша.
В номер вошла Лена — она тащила в пакете тяжелый арбуз. Вадим спрыгнул с кровати, схватил у нее пакет, обнял. Вот зачем им, спрашивается, арбуз? Мимо не смогла пройти? Маринка хмыкнула, поднялась с кровати и вышла.
— Ничего не случилось? — обеспокоенно посмотрела ей вслед Лена. — У нас с тобой все в порядке?