На то они и выродки - Резанова Наталья Владимировна 17 стр.


В одном можно быть уверенным: Канцлер никогда не сделает того, что будет во вред власти — его личной и всего режима. За долгие годы на своей должности Волдырь изучил слабости своих соратников — мелкие, крупные, гнусные, страшные, стыдные, комические. За Канцлером ничего такого не водилось. Никаких слабостей. Его волновала только власть.

Это и есть его главная слабость, на этом и следует сыграть. Пока Ловкач ищет или фабрикует своих мифических шпионов, надо представить обстоятельства так, чтоб Канцлер убедился — реальный внутренний враг гораздо важнее мнимого врага внешнего. Кстати, это чистая правда.

Султан будет проводить свое внутреннее расследование на предмет того, кто протолкнул наверх идейку с проектом, — чушь собачья и чепуха. Это не его профиль деятельности. Выгоду он чует, да и то не слишком, если его этот ученый крысак сумел опустить. А уж следствие предоставь профессионалам. А вот для нас выгода в том, что этот проект провалился, есть прямая. Все слышали, что Канцлер дал санкцию на проведение следствия, и не было несогласных. Теперь есть возможность взяться за жирных котов из Союза и «Децимы», к которым раньше даже Волдырю приходилось приближаться с осторожностью. Кто-то из них замыслил пролезть на самый верх, войти в ряды правящей элиты, а там — кто знает? Волдырь заподозрил бы и самого Султана, у него достаточно средств, чтобы свалить если не Канцлера, то Графа, но брюхом чуял — не он. Султана, конечно, проверить должно, непогрешимых у нас нет, однако наверняка это кто-то помоложе, кто во время войны еще пешком под стол ходил, а теперь локти грызет от злобы, что не поспел к разделу пирога, не вошел в ряды Великих Неизвестных. Таким всегда мало того, что они уже имеют — сколько бы ни имели, — и никак они не могут дождаться, пока старшие не уйдут сами. И есть нехилая вероятность, что террористов наших подкармливают не только хонтийцы с пандейцами, а и собственные, кровь от почвы, промышленники. Кому не выгодно, чтоб в нужный момент рвануло у конкурента? Это вам не мифическое «хонтийское золото», здесь мы знаем, откуда средства берутся.

Ну, потом-то мы, разумеется, слепим из виновных каких угодно шпионов, а Умник проведет, как положено, показательный процесс, а то и не один. Но прежде все нужные показания попадут к Канцлеру. И тогда я тебя раздавлю, Ловкач. Сколько бы раз ты ни пытался покушаться на мою жизнь, мразь такая.

И еще этот Странник. Мелочь, а неприятно.

Ну, ничего. Связаться с информационным отделом. Поднять, кто имел хоть какое-то касательство к проекту «Золото». И — копать, копать, копать.

* * *

— Шпионская сеть? — сухо спросил Канцлер. — Ты это серьезно, Странник? А то ведь ты шутник, мне сообщали.

— Шутник. Но здесь мне не до смеха.

— А вот кое-кто из наших мне годами талдычит, что под излучением шпионов нет и быть не может.

— Я даже знаю, кто это талдычит.

— Волдырь, кто же еще, массаракш! — выплюнул Ловкач. — Тупая жирная скотина!

Хотя главным специалистов в государстве по шпионам вроде был он, Канцлер с самого начала беседы как бы отодвинул его в сторону. Поскольку Странник проявил себя как союзник и вообще полезен был, приходилось терпеть. Но тут Ловкач не выдержал и вклинился.

— Отчего же? — отозвался Странник. — На своей должности он вполне уместен. Но он не способен представить того, что не входит в прямую сферу его обязанностей. А чего он представить не может, того для него и не существует.

— По-твоему, у Волдыря не хватит воображения представить шпиона?

— Опять-таки, на его работе воображение — оно и вредно. А шпионов лучше не представлять, а ловить. Но я о том, что он не может вообразить причины, по какой в нашем обществе шпионы могут существовать.

— И какова же это причина?

— Если б я занимался сочинением дешевых книжонок, то сказал бы, что шпион должен иметь иммунитет против излучения. Вообще. Но поскольку я не сочинитель, а ученый, и знаю, что таковых не существует, причину назову гораздо более простую. Тебе термин «нейролингвистическое программирование» что-нибудь говорит?

— Нет. Уж потрудись объяснить это старику. А заодно с чего это ты, такой весь ученый, педант и книжник, полез ловить шпионов.

А ведь между ними действительно большая разница в возрасте, подумал Ловкач. Канцлер должен быть старше лет на двадцать. А по виду и не скажешь. Канцлер — он из тех, кто еще в юности засох, человек без возраста. А Страннику явно наплевать на то, как он выглядит. Впрочем, с такой-то вывеской… Да еще и лысый он не хуже Волдыря. Наверное, тоже большую дозу радиации хватанул.

— Чтобы не пускаться в слишком густые дебри, скажу — это направление в психологии, которое описывает субъективную реальность с помощью речевых моделей. И благодаря этому воздействует на поведение человека, вызывая ту или иную реакцию. При старом режиме нейролингвистическое программирование практиковалось для лечения нервных расстройств, фобий, вредных привычек вроде пристрастия к курению. Такая игрушка для зажравшихся богачей, сказал бы среднестатистический добрый обыватель. И в чем-то был прав. Потому что после падение Империи этот раздел психологии был заклеймен как лженаучный, специалисты пошли на перевоспитание… был такой профессор Аллу Зеф… впрочем, не важно… книги по теме уничтожены. А ведь с такой методикой можно не только от курения отучать…

Ловкач ничего из вышесказанного не понял, однако недавний опыт приучил его: заумная дребедень, которую несет Странник, может оказаться очень полезной. Канцлер, во всяком случае, слушал чрезвычайно внимательно.

— То есть это нечто вроде гипноза? — спросил он.

— По своим последствиям — да. Но для того, чтобы загипнотизировать человека, нужно обладать кое-какими врожденными свойствами, которые не так уж часто встречаются. Для того чтобы добиться от него определенных реакций, достаточно неплохо разбираться в психологии.

— То есть, по-твоему, хороший психолог нейтрализует действие излучения?

— Нет, не так. Нейтрализовать действие излучения, пока человек находится в поле его действия, невозможно. Но вот использовать его ради своей выгоды — вполне.

— Ты еще скажи мне, что мы все так делаем.

— Мы привыкли, что добрый гражданин нашей страны запрограммирован на подчинение правительству. Он управляем, и переубедить его в том, что мы действуем не на благо отечества, невозможно. Равно как невозможно убедить его, что во всех бедах повинен кто-то, кроме выродков, каковые есть хонтийские, пандейские или островные шпионы. И сотрудники наших доблестных органов автоматически полагают, что любой человек, если он не выродок, попади он на нашу территорию, а значит, под излучение, будет считать так же. Только если его изначально убедить в том, что все зло от нас, а рыцарями в сияющих доспехах является, к примеру, консулат Хонтийской Унии или Народные Синдики Хонтийской Лиги, никакое излучение его в обратном не убедит. Оно только усилит первоначальное убеждение, и вера объекта станет фанатичной. Более того. Наличие программирования предполагает возможность перепрограммирования. То есть нельзя внушить гражданину нашей страны, что мы — это зло, но можно его убедить, что некие предпринимаемые им действия направлены в нашу пользу.

— Интересно, — медленно произнес Канцлер. — Мы всегда исходили из предположения, что гипотетические вражеские шпионы — это непременно выродки. Но, исходя из твоих слов, получается, что это обычные люди.

— В основном, я полагаю, — да. В принципе нельзя исключать, что среди шпионов есть выродки, но это местные уроженцы, а не засланные чужаки. Поскольку за пределами действия поля вычислить выродка нельзя. А вот под излучением он вычисляется слишком легко, потому не думаю, чтоб наши соседи, создавая разведывательную сеть, пошли на такой риск. Поэтому вряд ли выродки среди этой публики играют решающую роль. А теперь отвечаю на вопрос, почему я, ученый, этим занялся. О том, что вражеский шпионаж представляет реальную опасность, мы сейчас рассуждать не будем, верно? Так вот, занялся именно потому, что я ученый. Моя сфера деятельности — изучение поля во всех его проявлениях. Я проверяю последствия действия излучения на человеческий организм. Все вероятные последствия.

— Говорят, пыточные камеры Волдыря — детская площадка в сравнении с этими твоими проверками.

— Говорят, — спокойно подтвердил Странник. — Кое-какое практическое применение эти проверки уже получили. Например, теперь мы знаем, что наличие излучения не гарантирует безопасность от шпионажа. Но это не главное. Шершень был гений… к сожалению, я его не застал… но даже гений не может знать и предугадать все. Я должен выяснить, где проходят границы воздействия, для того чтобы создать от этого воздействия защиту. Вот и все.

— Говорят, пыточные камеры Волдыря — детская площадка в сравнении с этими твоими проверками.

— Говорят, — спокойно подтвердил Странник. — Кое-какое практическое применение эти проверки уже получили. Например, теперь мы знаем, что наличие излучения не гарантирует безопасность от шпионажа. Но это не главное. Шершень был гений… к сожалению, я его не застал… но даже гений не может знать и предугадать все. Я должен выяснить, где проходят границы воздействия, для того чтобы создать от этого воздействия защиту. Вот и все.

— А шпионы, выходит, у тебя вроде подопытных кроликов?

— Скорее, хомячков. — Странник усмехнулся.

— Что ж, в твоих словах есть логика. Работайте, господа, и надеюсь, что эта работа принесет результаты. Помните, цвет нации надеется на вас. — Канцлер кивнул, отпуская начальника контрразведки и главу ДСП.

Только когда они спустились на первый этаж, Ловкач позволил себе извлечь из кармана носовой платок и промокнуть лоб.

— Удалось! Удалось, массаракш! Я до конца не был уверен…

— И напрасно. Я же сказал — играем наверняка.

— Но переубедить Канцлера… при том, что Барон и Султан были за проект… и еще Волдырь, сука такая, жаль, что Ноготь его не грохнул…

— Ты еще скажи, кто Ногтя натравил. Тут же камеры слежения кругом, порадуй Папу. И не расслабляйся, он ясно дал понять, что лично будет держать дело на контроле.

Ловкач, неплохо себе представлявший, что такое личный контроль Канцлера, сглотнул.

— Но ведь ты же найдешь этих шпионов? — жалобно спросил он. — Ты же говорил.

— Не ной. Вроде худой, не Волдырь, а трясешься, как студень. Сказал — вычислю, значит, вычислю, как и раньше тебе я их находил. Техподдержку я обеспечу, но мне нужны люди.

— Насчет этого не беспокойся, сколько агентов запросишь, столько и предоставлю.

— Ладно. А сейчас не обессудь, работа у меня. Основная.

— Связь будем держать как раньше, через Тапу.

— Договорились, сообщу, что понадобится.

Как и прочие представители элиты, Странник приехал на встречу не один. Однако малосимпатичный краснолицый толстяк, дожидавшийся главу Департамента Специальных Исследований в машине, сильно отличался от лощеных референтов и могучих охранников. И то — держали его на службе не за внешние достоинства и не за мускулы, а за способность добывать и анализировать информацию. Он, кажется, совсем не был удивлен, что его шеф благополучно покинул особняк, и даже не стал спрашивать об итогах совещания.

Странник сам сел за руль — шофера он брал с собой только в исключительных случаях — и, когда они выехали на Парковую, сказал:

— Работаем по плану «Штабс-капитан».

— А хонтийцы? — деловито осведомился толстяк. — Из подполья сообщают: вброс агентуры именно со стороны хонтийской границы.

— Не наша публика. Никакие это не агенты, Фанк. Террористы из хонтийских лагерей. Провокаций, конечно, ждать следует. Но с этим и Волдырь разберется. Заодно некогда ему будет нас пасти. А мы будем искать настоящих агентов. Которых поставляет нам Островная Империя.

— А вам не кажется, шеф, что островные агенты — это что-то из области мифологии?

Странник смотрел на дорогу — они покинули Парковую, и прежде чем выберутся на скоростную трассу, а затем на Лесное шоссе, ведущее к Департаменту, придется постоять в пробках. Ничего, время до вечернего сеанса еще было.

— Проблема в том что все, исходящее от Островной Империи, — из области мифологии. Что мы, в сущности, о ней знаем? Абсолютно закрытое государство, не идет ни на какие развернутые контакты и конфликты, даже во время мировой войны они не высаживали сухопутных войск и не продвигались в глубь континента. Такое впечатление, что они могут существовать только рядом с морем… В тех же контактах-конфликтах, которые имели место, реципиенты свидетельствуют о нечеловеческой жестокости… хотя жестокость — свойство исключительно человеческое. Поэтому плодятся эти мифы… корабли-призраки, мертвые моряки, а если не мертвые — то не сдающиеся в плен, а бросающиеся на мечи с криками «Государю императору виват!». Только, видишь ли, не верю я в полную закрытость в век развитых технологий. Они действуют по каким-то иным, отличным от наших, логическим законам, и я хочу эту логику понять. Потому что — уверен — от нас-то они отгородились, а за нами наблюдают. Имеют на континенте глаза и уши. Мы о них ничего не знаем, а они о нас — если не все, то многое. Меня такая ситуация никак не устраивает. Наилучшим решением вопроса было бы размещение своей агентуры на островах, но наша разведка в нынешних условиях практически разучилась работать. Значит, остается найти островных агентов и получить от них как можно больше информации. Любым способом.

Фанк покачал головой. Такая идея ему в голову не приходила. Среди порученцев Странника он определенно мыслил на ход дальше собеседника, но шеф — на несколько ходов, причем в сеансе одновременной игры со многими соперниками. Поэтому Фанк служил ему с усердием, хотя это всегда было тяжело, а часто — более, чем часто — попросту опасно.

— И вся слава достанется Ловкачу, — его толстые губы брезгливо искривились, — этому ничтожеству…

— Конечно, он ничтожество. Но пока что он мне нужен. Точнее, не он, а его ресурс. Для развернутой операции у меня не хватает людей необходимого склада. Мой Департамент — научная организация, и я не собираюсь использовать ученых в качестве оперативников.

Не «не могу», не «не хочу», отметил Фанк. «Не собираюсь».

— А после, — продолжал Странник, — когда эта контора будет у меня в кармане, можно будет заняться настоящей работой.

— То есть?

— Дебилом не прикидывайтесь, включите мозги. Что в нашей хранимой Мировым Светом стране наиболее засекречено?

Дальше Странник продолжать не стал. Пробка впереди вроде бы начала рассасываться, и он прилагал внимание и усилия, чтобы вырулить из нее первым. Он такой. Без мигалки, без шофера, но прорвется сам.

А Фанк не задавал более вопросов. Он чувствовал себя как ученик средневекового алхимика, которому мэтр сообщил — я нашел способ создать универсальную субстанцию, превращающую навоз в золото. Осталось лишь немного его доработать. И голодный, оборванный, покрытый паршой ученик дрожит от восторга, представляя, как они с мэтром вылезут из нищеты, расплатятся с долгами, будут каждый день жрать от пуза. И еще станут королями мира, да! В отличие от того ученика Фанк был немолод, опытен, не верил ни в богов, ни в бесов, ни в Мировой Свет. И прекрасно сознавал, какие трудности их ожидают. Но ничего не мог с собой поделать. Любой выродок жаждет избавления от чудовищных приступов боли. А они неминуемы, как смерть… даже хуже. Потому что смерть приходит лишь однажды, а приступы скручивают тебя дважды в сутки, и так изо дня в день, из месяца в месяц, годами, беспросветно, не важно, где ты находишься — в лагере, где тебя морят, как хонтийского шпиона, в глухой деревне, где ты прячешься от ищеек ДОЗа, в кабинете банкира или кресле генерального прокурора. Бежать? Но куда — в джунгли или пустыни, куда еще не протянули цепь башен-трансляторов. Там ты от головной боли избавишься. Вместе с головой. Если не прикончат мутанты, сдохнешь от радиации. За границу? А кому там нужен беженец в ином качестве, чем потенциальный террорист-смертник? И ради возможности избавиться от мучений — пусть временно, пусть ненадолго — выродок пойдет на что угодно. Он будет лгать и убивать, вывернется из собственных кишок, а тот, кто пообещает это избавление, станет героем, вождем и образом бога на Саракше. Казалось бы, правители наши должны понимать это лучше, чем кто-либо, — и сами ведутся на эту приманку, как распоследний житель трущоб. Рефлекс, говорит Странник, естественная реакция организма. Ему виднее, он ученый. Фанк всегда подозревал, что самые страшные люди в мире — не военные, а ученые. И это прекрасно. Потому что только Странник посмеет сделать то, о чем другие боятся даже думать.

Самый засекреченный объект в стране — Центр, откуда передается излучение. Месторасположение его известно Канцлеру, ну, может, еще одному-двум людям в стране. Остальные используются втемную, как выродки, так и нормалы. И если подумать, какие перспективы открывает контроль над Центром… все учения пресловутых средневековых алхимиков об универсальной субстанции, все мечты их восторженных учеников покажутся детским лепетом.

Наверняка в настоящее время там такая защита, что ни один человек — независимо от того, выродок он или нет, — не сможет не только перехватить управление Центром, но даже приблизиться к нему. Иначе вряд ли Канцлер удерживал бы своих соратников в узде столько лет. Но областью исследований Странника и всего вверенного ему Департамента является защита от излучения. Как только такая защита будет найдена, невозможное станет возможным.

Назад Дальше