Но стоять и корить себя было не самым удачным решением, учитывая, что по улице Мира все еще тек поток вооруженных нелюдей. Количество уродов уменьшилось, но их все равно было слишком много для одного юного бойца, находящегося не в лучшей форме.
Послышался низкий натужный рокот. В небо всплыли огни: с поля за Трудовым стартовало «блюдце». Летательный аппарат, двигаясь на малой высоте, развернулся над окраиной. Степан, прижавшись спиной к стене сарая, наблюдал. Таких «блюдец» он еще не видел, не было неонового сияния, не было изящных обводов. Огромная металлическая калоша, казалось, состояла из собранных на сырую нитку частей, многие из которых принадлежали раньше машинам людей. Эта конструкция покачивалась над домами, заунывно скрипя всем корпусом.
Была ли эта махина десантным судном? А может – каким-нибудь грузовиком или скотовозом? Да, скотовозом, на котором доставили в окрестности Трудового всю нечисть, что штурмует сейчас казацкое поселение. Тогда понятно, как армия уродов оказалась под стенами Старого Режима так быстро.
Зазвенело стекло. Степан выглянул из-за угла и увидел, что возле веранды соседнего дома хозяйничает еще одно существо. Тыквоголовый горбун крутил в лапах деревянного петрушку с ручками и ножками на шарнирах. Существо недоуменно оглядывало и обнюхивало игрушку, словно не могло вспомнить, что это и для чего нужно. Из разбитого окна веранды выпрыгнул второй «красавчик» и с ходу сунул рыло к кукле. Первому это не понравилось, вспыхнула яростная собачья драка. Трудно было даже представить, что сделали пришлые и какой злой волей они для этого обладали, чтобы превратить советских людей в эдаких бесноватых образин.
Степан воспользовался моментом, пробежал, прячась то за забором, то за кустами сирени.
Снова зарокотало. Над полями поднялся второй летающий транспорт, развернувшись над домами, он взял курс в сторону Ростова. Сколько же дребезжащих корыт забросили сюда пришлые?..
А возле поселения по-прежнему шел бой. И интенсивность его не снижалась, авось найдется у бойцов Старого Режима по патрону на каждого нелюдя. Каменские не смогли отбить нападение, может, хоть казаки покажут пришлым, где раки зимуют.
Степан не останавливался, он целеустремленно двигался к окраине. Ветер доносил тревожные запахи то с одной стороны, то с другой, но больше уродов на глаза ему не попадалось. А главное – он сам не попал в поле зрения врага.
Улица закончилась, предстояло пересечь очередной пустырь – старую свалку. А это – почти триста метров открытого пространства. Степан, не долго думая, свернул вбок, прошел вдоль огородов, затем – прокрался за поросшими травой кучами печного шлака к котельной, а уже оттуда рванул по самому короткому пути к грудам бетонных блоков и фундаментам недостроя.
На этом отрезке удача ему изменила. По нервам ударил вопль, похожий на визг кастрируемого кабана, и в тот же момент Степан увидел целую группу уродов, идущих, очевидно, по его следу. Впереди была пара мелких нюхачей, а за ними – с десяток верзил, вооруженных чем попало. Рявкнула винтовка, пуля пропела у Степана над головой и со звоном срикошетила от бетонного блока.
Недострой, похожий на поросшие молодым лесом руины древней цивилизации, скрыл Степана от глаз преследователей. Уроды продолжили стрелять, но больше от своего скудоумия, чем с какой-то пользой.
Степан пробрался через груды ощетинившегося ржавой арматурой бетонного лома и коварные канавы, истинную глубину которых скрывала высокая трава. А дальше были поля и лесополосы – до самой старой Каменки. Степан отыскал в свете восходящей луны старую грунтовую дорогу – она заросла не так сильно, как стелющиеся по обе стороны поля, – и побежал сначала по колее, а потом нырнул в бурьян. Тут он почти сразу наткнулся на свежие тропинки. Кто-то совсем недавно ломился через эти заросли напрямик. Степан выбрал дорожку, которая вела приблизительно в нужную сторону – в глубь поля – и побежал, пригнув голову, вперед.
Меньше чем через минуту Степан столкнулся нос к носу с очередным уродом. Одетый в пальто на голое тело, кривоголовый увалень, вооруженный кувалдой, напоминал душевнобольного, сбежавшего из психбольницы. Степана в свое время обучали азам штыкового боя, под присмотром старосты Ивана, знавшего толк в том, как надо колоть, каменские ополченцы усердно шлифовали несколько базовых движений. И теперь этот навык вспомнился сам собой. Прежде чем урод смог замахнуться кувалдой, Степан успел погрузить штык в его голое пузо, провернуть и выдернуть обратно вместе с добрым куском ливера.
От медленной и тяжелой кувалды увернуться было нетрудно. На второй замах у неприятеля силы не осталось, урод, шумно дыша, упал на колени.
Степан не стал его добивать, помчал дальше. Тем более что неприятель уже наступал на пятки, а кроме того, и впереди, и сбоку теперь уже отчетливо слышалась возня и полоумное бормотание. То ли это был сильно отставший и заблудившийся арьергард армии уродов, то ли – выставленное вокруг Трудового оцепление. За зарослями и в потемках было ничего не разглядеть, существа ориентировались на звук и на запах. То и другое помогало и Степану; к тому же он хорошо знал эти места – все-таки не один раз приходилось ходить через поля в школу. Но нужно было как-то стряхнуть с хвоста преследователей, поля закончатся километра через полтора, снова расстелится степь, в которой все просматривается от горизонта до горизонта.
Неподалеку находилась насосная станция: пара неказистых строений на забетонированном пятачке в окружении ив. От станции было недалеко до лесополосы, разделяющей два поля. Степан решил попытать счастья в той стороне.
Раздвинув бурьян, он увидел перед собой серый причудливый силуэт. Штык царапнул железо, Степан понял, что перед ним старая машина. Причем не наша, а выдранная «с мясом» часть «блюдца».
Степан оглянулся: треск сухих стеблей, предвещающий приближение погони, был все громче. Скоро уроды будут здесь, остались какие-то минуты, а может – меньше.
Он зашел за обломок «блюдца» и оказался на обширной проплешине, выжженной пролившимся топливом. В лунном свете тускло мерцали друзы, обычно появлявшиеся на таких местах. Степан остановился, поляна, густо усеянная крупными кристаллами, в другое время могла бы показаться ему красивой. Не хотелось повредить неосторожным движением ажурные структуры – плод союза нечеловеческой технологии и земной природы.
Бурьян раздвинулся, являя бугристую рожу очередного урода. Степан рывком развернулся и стиснул спусковой крючок. Трофейная «мосинка» послушно гаркнула, урода отбросило в сторону.
– Куда торопишься… Все у меня успеете! – проговорил он, а затем снова повернулся к друзам.
Так вообще-то было запрещено делать, поскольку отравишься – не откачают. Получили они в свое время всей Каменской общиной этот печальный опыт: в один день сразу четыре могилы пришлось копать. Но у него имелся старый противогаз, авось пронесет.
Степан врезал сапогом по ближайшей друзе, кристалл раскололся с печальным звоном. Вдавив каблуком обломки в покрытую запекшейся коркой землю, он растер их в порошок. Затем клацнул затвором винтовки и вытряхнул из ствола патрон. Вынул из гильзы пулю, высыпал порох на измельченный кристалл.
– Быстрее-быстрее… – подгонял он сам себя.
Сняв штык, Степан зачиркал им по стволу, высекая искру. За его спиной заметались верхушки сорняков. Судя по треску и шарканью, сквозь заросли пробиралась целая толпа.
Искра упала на порох, точно золотое зерно. Тут же взметнулось огненное щупальце, которое мгновенно слизнуло с лица Степана ресницы и проредило ему брови. В тот момент он старался не дышать, но все равно ощутил в глотке онемение, вызванное оказавшимися в воздухе компонентами топлива пришлых. Пламя из ярко-красного стало белым, над проплешиной прокатилась волна жара; бурьян качнулся, сгибаясь под тяжестью взрывной волны. На другой стороне поляны уже кривлялись и размахивали разнообразными смертоносными железяками преследователи. Прежде чем натянуть противогаз, Степан увидел, как огненные блики легли на покрытые вонючей испариной нечеловеческие рожи, сделав очевидным выражение ужаса в разновеликих глазах. Прижав фильтр противогаза к себе одной рукой, Степан кувырком нырнул в заросли. Реакция распространилась на остальные друзы, засияло так, что ночь стала днем. Бурьян вспыхнул. Если бы не вчерашний влажный день, то сорняки горели бы вообще словно порох, но и сейчас они занялись будь здоров. Степан бежал к насосной станции, ощущая спиной адский жар и молясь, чтоб резиновая маска на его лице не приварилась к коже. Сквозь запотевшие стекла очков он уловил светлый контур: это было одно из строений станции. Вот уже и под ногами не рыхлая земля, а зацементированный двор.
Степан разглядел на фоне стены темный провал окна. Само собой, местные… а может – не местные, но бандиты, которые до падения Каменской общины проникали на эту территорию, перевернули все внутри вверх дном в поисках того, что могло бы пригодиться.
Степан разглядел на фоне стены темный провал окна. Само собой, местные… а может – не местные, но бандиты, которые до падения Каменской общины проникали на эту территорию, перевернули все внутри вверх дном в поисках того, что могло бы пригодиться.
Степке же нужно было лишь одно: укрытие. Он ввалился в окно, упал на засыпанный отвалившейся штукатуркой пол, выхватил пистолет. Тут же сел возле проема и выглянул наружу.
Это была наводящая дрожь картина. Заросли пылали, и с каждым мгновением площадь пожара увеличивалась. Несколько уродов, вопя и теряя куски мяса, пробирались сквозь пламя следом за Степаном. Судя по всему, до насосной станции им было не дойти. Над прогалиной с друзами поднимался колонной огненный смерч. Обломок «блюдца» мелко подпрыгивал и пытался вращаться, словно кусок льда, очутившийся на раскаленной докрасна сковороде. Степану эти вибрации не понравились, он бросился на пол, прикрыл голову руками. И тогда на прогалине рвануло. Да так, что вспышка осветила всю округу и загрохотало, будто луна рухнула с небес на землю. Сквозь оконные проемы внутрь станции хлынула лавина огня. Степан почувствовал, как от удара взрывной волны строение качнулось, будто собралось подняться в воздух. Что произошло дальше, Степка уже не запомнил.
Глава 4
В первый день пути Степан вернулся на место роковой встречи с умирающим всадником. Было опасно возвращаться на территорию каменской общины, но не более чем оставаться в окрестностях окруженного уродами Трудового. В тех краях Степка знал степь как свои пять пальцев и даже лучше. Примет было полно – подбитая «тридцатьчетверка» с задранным стволом, фрагмент фюзеляжа «блюдца», россыпи розовых друз на земле, воронки и рытвины, груды проржавевшего железа.
Трупа на положенном месте не оказалось. Степан нервно рассмеялся: чего-то такого он в глубине души и ожидал, хотя это и было невозможно. Волки подчистили? Наверняка бы остались следы их пиршества. Но на подстилке из примятого ковыля – ничего, кроме затвердевшей желтоватой пленки, образованной осевшими спорами.
Воображение упорно рисовало пугающую картину: живой скелет поднимается, поплотнее запахивает на себе пыльник, натягивает на череп капюшон, потом жадно принюхивается. Он ищет юнца, которому доверил свой секрет. В его мертвых гноящихся глазах отражается лунный свет. Костяной остов уверен, что мальчишке не скрыться и что вскоре их пути пересекутся вновь.
Степка быстро огляделся: в какой-то момент он был уверен, что скелет поджидает его в засаде за обломками «блюдца» или за танком и что сейчас мертвец выпрыгнет из-за укрытия, как чертик из табакерки, и кинется на него, скаля безгубый рот в торжествующей усмешке.
Справившись с нахлынувшим ужасом, Степан попытался найти рациональное объяснение этому исчезновению. Возможно, мертвеца забрали пришлые: точно так же, как и жителей каменской общины. Ведь после налета он не нашел не только живых, но и тел погибших… Скорее всего так и случилось. Зачем и почему – человеческим умом пришлых не понять, за исключением того, что все их старания направлены во зло людям.
Степан еще раз обошел место встречи, тщательно обходя замаранный спорами ковыль, а потом повернулся на восток: где-то там, за горизонтом, утопающем в утреннем свете, находилось село Степное. Шанс найти след отца был мизерным, но не сидеть же сложа руки.
На второй день пути Степан увидел корову красной масти и подумал, что ему мерещится. Корова была изможденной и понурой, опустив голову, она брела через степь. Степан, собственно, делал то же самое. На шее у коровы была веревка с оборванным концом, медный колокольчик глухо дребезжал, словно консервная банка. На приличном удалении за скотиной следовали волки, Степану стало ясно, что это животное в любом случае обречено.
Он преградил корове путь, буренка остановилась с отстраненным видом и флегматично замычала.
– Что ж ты так… – пожурил Степан и погладил ее осунувшуюся морду. – Сбежала? Заблудилась?
Корова дергала ушами и отмахивалась от слепней грязным хвостом.
– И что прикажешь с тобой теперь делать?
Степан бросил взгляд на волков: серые, почти неразличимые на фоне пожухлого ковыля точки то сливались с горизонтом, то снова становились различимыми.
Жрать хотелось неимоверно. По-волчьи. Он же отправился искать военную часть отца без припасов. Да и где их было взять? В осажденном Трудовом? В Каменке? Или, быть может, следовало охотиться с «ПМом» на зайцев? На сайгаков? На дроф?
Увы, Степка не был снайпером, а патронов и так остался мизер. Он надеялся через пару дней выйти к военной части и уже в ее окрестностях отыскать, чем поживиться. В пути он понял, что был не прав. Вполне могло оказаться, что, достигнув Степного, уже не останется сил на охоту или раскопку подвалов со старыми припасами.
И вот на тебе – корова… Стоит, покорно опустив голову. Мяса в ней, конечно, многовато для одного человека, но волчки, пожалуй, помогут – подберут остальное.
Степан достал из-за пояса подобранный в Трудовом топор, прицелился, собираясь ударить обухом в уязвимое место между рогов.
– Ты не обижайся, если что… – пробормотал он, удобнее перехватывая топорище.
Корова опустила взгляд, точно ей было тошно смотреть на приготовления палача. Степан с полминуты постоял, держа топор над головой, затем плюнул и вернул инструмент за пояс. Почесав лоб, он обошел скотину. Так, вымя переполнено, свисает, как бурдюк, почти до земли.
Не было возможности помыть руки с мылом и надеть на себя чистый передник. Не было возможности ополоснуть вымя и вытереть его полотенцем. Что поделать – полевые условия.
– Ты только не лягни меня, – попросил Степка. – Не знаю, как там тебя зовут… Я же тебя не ударил, и ты тоже постарайся держать себя в руках.
Он присел справа от коровы, подставил под вымя прорезиненную маску респиратора. Чаша получилась никудышная, мелкая, но ничего лучше не было.
– Так… – Степка боязливо потянулся к вымени. – Мне это тоже все не нравится…
Когда мамка доила корову, для нее это было вроде ритуала. Сначала поговорит со скотиной, погладит ее, потом помоет вымя, помассирует каждую его долю, чтоб отдача молока была больше. Если ладони холодные или сухие – разотрет их и только затем возьмется за соски.
Степан же опустил все эти приготовления, сжал два передних соска и потянул вниз. Корова замычала и хлестнула Степку хвостом. В свете солнца блеснули две тонкие, словно паутинные нити, сизые струйки.
Первое молоко он спустил на землю и лишь затем принялся наполнять «чашу». А наполнив – напился. И тут же продолжил дойку. Наполнил респиратор еще раз и снова выпил. Сразу же почувствовал сытость, даже слегка замутило: молоко было жирноватым, тяжелым для желудка после нескольких дней голодухи. И все же Степан опять взялся за соски: сдоил все на землю, чтоб облегчить корове вымя.
Где-то поблизости рыскали волки, высоко в небе пролетело «полублюдце», но он продолжал заниматься делом до тех пор, пока молоко не иссякло.
А после поднялся, встряхнул ноющими от непривычной работы руками.
– Спасибо, в общем… – сказал он. – И что теперь с тобой делать? Жалко оставлять волкам. Пойдешь со мной?
Вопрос был глупый, не было мест для коров в его кочевой жизни, до предела насыщенной в последнее время взрывами и перестрелками. Тут бы больше конь сгодился.
Корова будто прочитала его мысли. Сухо звякнул колокольчик, буренка поплелась себе дальше, хрустя сухим ковылем. Степан же двинул в противоположную сторону.
Волки, как ни странно, увязались не за коровой, а за ним. Стая принялась осторожно сокращать дистанцию, заходя на Степку широким фронтом, чтобы отсечь возможные пути отступления.
Когда у тебя в руке «ПМ» с полным магазином, а за поясом топор, то может появиться ложное чувство самоуверенности. Особенно когда дело приходится иметь со зверем, что не крупнее собаки. Но волки способны на разнообразные охотничьи хитрости, кроме того, они знают каждую пядь своей территории. И плевать им, что перед этим ты выжил в боях против пришлых и мерзких человекоподобных порождений.
Степан поднялся на курган и увидел у его подножья с противоположной стороны семь поджидающих серых хищников. Это была классическая засада. Бежать? Некуда. К тому же он – не олень быстроногий, чтоб суметь оторваться от стаи. Драться? Видимо, придется, хотя патронов на всех не хватит…
Он поднял пистолет двумя руками. Выбрал самого крупного зверя, спустил курок. Волк заверещал, закрутился на месте, поливая траву кровью. Его собратья прыснули в стороны. В тот же миг Степан необыкновенно остро почувствовал направленный ему в спину взгляд и даже услышал мягкие шаги. Загонщики уже были за спиной!
Он развернулся и выстрелил. Пуля ушла в «молоко», бегущие на него волки не сбавили шага. Сначала бросились справа, мощные челюсти защелкнулись на предплечье стальным капканом. Клыки пробили макинтош, вошли в тело. Степан взмахнул рукой в тщетной попытке освободиться, в тот же момент на него набросились слева. Второй волк вцепился в макинтош сзади и рванул на себя. Степан пошатнулся и упал. Все происходило так быстро и так нелепо, что он не успел даже испугаться. Правую руку продолжал, ворча, терзать зверь, но Степка все же смог выстрелить в третьего волка. Кровь из раны на шее плеснула до самого неба, однако это уже не могло изменить расстановку сил. В лицо Степану смрадно дышал четвертый волчара, а всего в стае было не меньше двух десятков животных.