Вдали грянуло, и в боку у вожака, застывшего над Степаном, образовалась дыра. Послышалась череда сухих щелчков, заплясали фонтанчики земли. Кто-то отделил Степана от стаи, выпустив очередь из автомата. Причем произошло это в опасной близости от его ног, а одна из срикошетивших пуль зарылась в землю у самого уха.
Волки отступили, потеряв почти десяток охотников. Последний замешкавшийся хищник упрямо попытался вонзить клыки Степану в живот, пришлось выстрелом в упор выпустить ему мозги.
Когда все закончилось, Степан не стал переводить дух. Кто знает, с кем на сей раз свела судьба и зачем было кому-то тратить патроны, чтоб спасти ему жизнь. Быть может, кто-то просто не захотел, чтоб будущий раб оказался с сильно порченой шкурой.
Степан переметнулся за выпирающую из тела кургана глыбу. Зашарил взглядом по степи, но, к своему недоумению, не смог сразу найти стрелков. Поблизости не наблюдалось ни людей, ни их лошадей. Неведомые будто с луны свалились, подобно пришлым. Подозрения вызывали лишь невысокие кусты терна возле соседнего кургана.
Пуля тяжело клюнула в глыбу, выбив из нее облако пыли. Степан втянул голову за камень.
– Кто такой? Что за фортели выкидываешь? – прокричали из степи, но не со стороны кустов, как ожидал Степка. – Выходи с поднятыми руками!
Ага, сейчас. Воробей он был стреляный в прямом смысле. В магазине «ПМа» оставалась пара патронов, значит, песенка до конца не спета.
– А вы кто такие? – полюбопытствовал он. – Что вам надо? Зачем прячетесь?
– Так все тебе и расскажи! Выходи, мы не причиним тебе вреда, если у самого злого умысла нет!
Ну, конечно. Степан по своему опыту уяснил, что после этих самых слов обычно и начинается пальба да мордобой.
– Мы чуть портки не обмочили со смеха, когда ты корову доил! – прозвучал новый голос. – Мы подумали: мля! Да у этого парня доброе сердце! Будет жаль, ежели волки растянут его кишки по степи! Выходи! Если бы мы хотели тебя шлепнуть, ты бы давно уже поливал ковыль кровью!
Степан набрал полную грудь воздуха, словно в прорубь собрался нырнуть. Затем встал в рост. Руки он держал поднятыми, пистолет из ладони не выпускал.
– Я иду своей дорогой, а вы – своей! – проговорил он, ожидая в любой момент порцию свинца. – Спасибо за помощь, конечно, но давайте просто разойдемся по-хорошему!
На желто-сером поле метрах в двухстах от кургана вспухли три бугорка. В следующий миг бугорки превратились в людей, облаченных в армейские маскировочные халаты с капюшонами. И оружие у них соответствовало снаряжению: пара модернизированных автоматов Калашникова и снайперская винтовка. Степан озадаченно хмыкнул: незнакомцы прятались буквально на открытом месте, и он их не углядел. Конечно, его внимание было целиком приковано к перемещениям волчьей стаи, но все же проморгать трех человек – непозволительный промах.
– Куда ты идешь? – поинтересовался один из незнакомцев.
Начинается… Просил же – разойдемся по-хорошему. Больно надо – вести беседы под прицелом да среди груды волчих трупов.
– На восток, – ответил Степан.
– А что на востоке? – продолжили допытываться у него.
– А вы не местные, что ли? – ушел от ответа Степка.
– Ты не включай нам тут еврейского мальчика… – начал было один из незнакомцев.
– Если на восток, то нам по дороге, – сказал второй, это который раньше про корову вспоминал. – Пойдем вместе! Негоже в этих краях бродить поодиночке!
Степан покачал головой, не опуская рук.
– Нет, ребята. Так не пойдет, – упрямо ответил он, невзирая на то что его нежелание сотрудничать может спровоцировать пальбу. – Я скорее всего заразился костянкой, и поэтому я – не самый лучший попутчик…
– Костянка? Любопытно, – сказал третий незнакомец. Точнее – сказала, голос был женским.
Один из бойцов опустил автомат, откинул капюшон. Рассыпались по плечам и заблистали на свету русые с рыжинкой волосы.
– Чего ж тут любопытного? – отозвался Степан. Если беседа с этими людьми не заладится, то он не был уверен, что сможет выстрелить в женщину. Черт, ситуация…
– Мы сейчас подойдем, – сказала русоволосая. – Спрячь пистолет и не делай глупостей.
Вот тебе раз! Говоришь им – костянка! А им хоть бы хны.
– Вы врачи? – спросил первое, что пришло в голову, Степка.
Мужики рассмеялись.
– Нет, мы просто калечим людей. А вот она может и залатать, – сказал тот, который был вооружен автоматом.
– Я не врач, я биолог, – быстро проговорила женщина; она повесила «калаш» на плечо и осторожным шагом двинулась к Степану. Остальные пошли за ней.
Биолог? От неожиданности Степка чуть было не матюгнулся. Однако он смог удержаться и только протянул:
– Ну, ничего себе!
– Меня зовут Люда. Убери пистолет. У нас один враг, люди не стреляют друг в друга в этой войне.
Да неужели! Сразу ясно, что они не местные и слегка не в курсе, как и что происходит в этих степях… Тем не менее Степан, скрепя сердце, подчинился.
– Я как раз занимаюсь костянкой, – сказала Людмила. – Тебя нам сам бог послал. Или наоборот – нас тебе.
– Вот радость-то… – В душе Степана снова затеплилась надежда, но он заставил себя растоптать ее робкий огонек. Иначе потом слишком горьким будет разочарование. Спасибо – научены.
– Я – ученый, – повторила Людмила, перешагивая через лежащего у подножья кургана волка с развороченным черепом. – Я занимаюсь биологическими угрозами, в том числе – костянкой. Эти ребята, – она повела подбородком, имея в виду идущих за ее спиной мужиков, – охраняют меня.
– Ну, Лютик, ты сама кому хочешь голову откусишь, – сказал один из бойцов. – Так что охрана тебе нужна больше для проформы.
– Пусть он спустится к тебе, – сказал второй, имея в виду Степана, – а я наверху залягу, возьму квадрат под контроль. – Он удобнее перехватил снайперскую винтовку, обошел Людмилу и встал на мокрый от волчьей крови склон кургана.
– Добро, – успела бросить та ему вслед.
Степан только удивленно переводил взгляд с одной фигуры в маскхалате на другую. Серьезные были люди, можно сказать – профессионалы. И еще эта биологичка – сама молодая, ненамного его старше, но в глазах – мудрость и простое человеческое участие. Ни одна община из тех, что хозяйничали в этой степи, не могла позволить себе таких бойцов.
Может, они городские? Ополченцы из Сальска или Пролетарска?
Было ясно, что эти люди тоже не собираются выкладывать первому встречному, кто они и откуда. Ладно, постепенно все разъяснится.
– Меня Степаном зовут, – сказал он. – Патронами для «ПМа» поделитесь?
Мужики снова рассмеялись. Людмила же распахнула полы маскхалата и вытащила из подсумка хирургическую маску и пару резиновых перчаток.
– Спускайся! – позвала она. – Сейчас посмотрим, какой костянкой ты нас порадуешь.
Снайпер уже залег на вершине кургана. Второй боец отошел метров на сто и присел, прижав к себе автомат. Даже на небольшом расстоянии трудно было отличить его от поросшего пожухлой полынью холмика.
Степан внезапно понял, что на сердце стало легче. Так бывало, когда он возвращался из степи ночью, кругом была холодная мгла и слышалось гиканье рыщущих поблизости бандитов, а у границы поселения его встречали вооруженные односельчане. Сразу становилось спокойно: ведь они, словно мушкетеры Дюма – один за всех, и все за одного. Он отдаст за общину жизнь, и община прикроет его без раздумий и проволочек, если это понадобится. Стать одиночкой с какой-то стороны – тоже смелый шаг, но так здорово было снова оказаться в коллективе, где каждый доверяет друг другу. Пока, впрочем, никто из этих людей не называл его другом, однако он интуитивно ощущал исходящую от бойцов в маскхалатах надежность и внутреннюю порядочность.
– Когда заразился?
– Трое суток назад. Я видел выход спор.
Степан подошел к Людмиле, он заметил, что взгляд биологички задержался на страшной, плохо заживающей ране на его нижней челюсти.
– Наклонись, я проверю лимфоузлы.
Теплые пальцы, обтянутые латексом, мягко коснулись с двух сторон шеи.
– Откуда вы? – тихо спросил Степан, невольно любуясь красивым сосредоточенным лицом девушки.
– Так… умеренно увеличены… – проговорила Людмила, а потом большими пальцами оттянула Степкины нижние веки. – Склеры чистые. – Она положила ему на лоб ладонь. – Небольшой жар.
– Не отвечаешь… – пробормотал Степан. – Это секрет?
У него тоже имелся секрет, и ему очень хотелось найти тех, кому он мог бы его доверить.
– Знаешь, что существует более тридцати видов костянки? – спросила Людмила. – Сними куртку и подними тельняшку, я тебя послушаю. – Она сняла со спины вещмешок и извлекла из него фонендоскоп.
Степан, продолжая пребывать в остолбенении от происходящего, безропотно подчинился. Сбросил на землю изодранный в клочья макинтош, вытащил из-за пояса и положил на землю топор, а рядом – противогаз, задрал тельник. Ему было стыдно за свое несвежее, покрытое грязными разводами тело. В последний раз он купался в ручье, когда пришлось прятаться от «блюдец» в яру.
– Откуда вы? – тихо спросил Степан, невольно любуясь красивым сосредоточенным лицом девушки.
– Так… умеренно увеличены… – проговорила Людмила, а потом большими пальцами оттянула Степкины нижние веки. – Склеры чистые. – Она положила ему на лоб ладонь. – Небольшой жар.
– Не отвечаешь… – пробормотал Степан. – Это секрет?
У него тоже имелся секрет, и ему очень хотелось найти тех, кому он мог бы его доверить.
– Знаешь, что существует более тридцати видов костянки? – спросила Людмила. – Сними куртку и подними тельняшку, я тебя послушаю. – Она сняла со спины вещмешок и извлекла из него фонендоскоп.
Степан, продолжая пребывать в остолбенении от происходящего, безропотно подчинился. Сбросил на землю изодранный в клочья макинтош, вытащил из-за пояса и положил на землю топор, а рядом – противогаз, задрал тельник. Ему было стыдно за свое несвежее, покрытое грязными разводами тело. В последний раз он купался в ручье, когда пришлось прятаться от «блюдец» в яру.
– Температура при костянке не характерна, – сказала Людмила, приложив к груди Степана холодный кругляш наконечника с мембраной. – Дыши… Замри…
Выполнять распоряжения биологички пришлось минуты три, у Степана даже закружилась голова от кислородного опьянения.
– Я тебя разочарую, – невесело бросила Людмила, пряча инструмент в вещмешок. – Нет у тебя костянки. По крайней мере – ни в одной из самых распространенных форм.
Степан снова набрал полную грудь воздуха, да так и остался стоять – с полуоткрытым ртом.
– Зато есть бронхит, – продолжила биологичка, – и его надо лечить, иначе перейдет в воспаление легких и здесь, – она бросила выразительный взгляд в сторону продуваемых всеми ветрами просторов, – без медицинской помощи ты наверняка загнешься.
– У меня нет костянки? – переспросил Степка, стыдясь прозвучавшей в голосе робости и мольбы гораздо сильнее, чем до этого – грязных подмышек.
Людмила достала из вещмешка мензурку.
– Чтоб сказать наверняка, мне понадобится твоя утренняя моча.
– Но она ведь будет только утром!
– Логично. – Людмила убрала склянку, забросила мешок на спину, а затем сняла хирургическую маску. – Кузнец тебе предложил идти с нами, пока по пути. Я, как командир группы, могу только подтвердить его приглашение.
– Это все из-за костянки? – скептически осведомился Степан. – Для сбора, так сказать, научных данных?
– Скорее из-за коровы, – ответила Людмила. – А научных данных нам и без тебя хватает.
– Вам нужна доярка? – улыбнулся половиной рта Степан.
– Пытаешься шутить, – констатировала биологичка. – Уверена, что ты поправишься.
– Лютик, вы закончили? – спросил засевший в траве автоматчик.
– Да. Он идет с нами. – Людмила протянула Степану свою хирургическую маску. – Это мера предосторожности. Просто на всякий случай.
Маска была теплой и чуть влажной от дыхания. Степан принял ее едва ли не с благоговением и тут же натянул на лицо. Ощущения разительно отличались от тех, когда приходилось носить противогаз.
Нет костянки! У него! Нет! Костянки!
Степан так и стоял среди разложенных на траве вещей в задранной тельняшке и с маской на озаренном внутренним светом лице. В голове вертелся калейдоскоп разноцветных мыслей, чувства распирали грудную клетку, и очень сильно хотелось кашлять. Ему вернули жизнь. Вот эта русоволосая молоденькая гражданка с автоматом вернула. Сделала она это запросто и ничего не потребовала взамен. Степан поймал себя на том, что уже битый час не сводит с биологички глаз.
– Собирайся, – подсказала ему Людмила.
– Я иду в Степное, – сообщил Степан; в тот момент его терзало желание излить этим людям душу, рассказать, как он дошел до жизни такой и что планирует делать дальше. А планы у него теперь могут быть ого-го какими! После череды дней, которую он провел, пребывая в угнетенном состоянии духа, наконец можно было подумать о будущем. О будущем! А не о том, как протянуть с толком семь-десять дней, после которых его ждала бы мучительная смерть.
– А что в Степном? – спросил подошедший автоматчик.
– Воинская часть, где мой батя служил, – ответил Степан, хоть его невольно и раздражала такая манера задавать вопросы.
– Отдельная гвардейская бригада особого назначения? – переспросил боец.
– Да, – кивнул Степан, а потом выпалил: – Скажите, братцы, Советский Союз еще существует? – И внутренне сжался, ожидая ответа.
Вопрос заставил людей в маскхалатах удивиться. Они даже замерли на несколько секунд, словно подсчитывали что-то в уме.
– Существует, конечно, – наконец произнесла Людмила, настороженно следя за выражением Степкиного лица.
– Но хреново, – добавил автоматчик.
– А кому сейчас не хреново? – подал голос снайпер, распластавшийся на вершине кургана.
– Почему?.. – Степан не смог задать вопрос, горло перехватило. Он снова вспоминал отца в парадной форме, мать, дребезг велосипедного звонка, алый росчерк пионерского галстука на своей груди. Все навалилось на него запахами первых майских дней, дыханием теплого ветра и шелестом свежей листвы, когда праздничные колонны шли по улицам Каменки и Трудового с флагами и транспарантами.
– Почему хреново? – уточнил автоматчик.
– Нет, – мотнул головой Степка. – Почему вы нас бросили?
Снайпера называли Кузнецом, а автоматчика – Икаром. То ли прозвища, то ли позывные. Своих настоящих имен они Степану не называли. Людмилу величали Лютиком, Степка тоже быстро перенял эту практику.
Кузнецу было за сорок лет. Первое, что бросалось в глаза в его облике, – это, как ни странно, огромные кулаки со следами навсегда въевшейся угольной пыли. На тыльной стороне ладони, между большим и указательным пальцами, Степан углядел крохотную татуировку – оскаленная акула сжимает плавником якорь. Значит – морская пехота. Степан так себе представлял карьеру этого человека – прошел Великую Отечественную, вернулся к мирной жизни, работал кузнецом на производстве, возможно – в угольной или горнодобывающей отрасли, после вторжения пришлых снова взялся за оружие.
Об Икаре Степан мог сказать и того меньше. У него не было татуировок на открытых участках кожи. Сам – молодой, светлолицый, возможно – северянин. И манера общения всегда слегка провокационная. Икар напоминал Степану казака Лучко. Наверняка такой тип можно было найти в любом сообществе.
– Степан, а почему тебя мать Степаном назвала? – спросил Икар. – А! Наверное, потому что похоже на «степь»! Представь, Кузнец, задумалась Степкина мамка, как новорожденного назвать, вышла на крыльцо, огляделась – «степь да степь кругом». Значит, будет Степан! Так?
– Мою мамку пришлые забрали, – ответил Степка.
– Забрали? – тут же переспросила Людмила.
– После налета на нашу общину я не смог найти ни одного человека, – рассказал он. – Я предполагаю, что забрали. А как оно на самом деле случилось…
– Сам-то где был во время налета? – поинтересовался Икар без тени сочувствия. – Корову доил?
Язык без костей, и что с этим поделать? Степан решил промолчать.
– Почему решил искать батин след только сейчас? – снова задал вопрос Икар. – Ждал совершеннолетия?
– Лучше поздно, чем никогда, – пробурчал Степка.
– Вот и мы в ваши края только сейчас пожаловали, – сказал Кузнец. – Может быть – поздно. А может – нет. Время покажет.
– Война продолжается? – живо поинтересовался Степан. – Вы бьете пришлых?
Людмила вздохнула, Икар что-то невнятно пробормотал, а идущий впереди группы Кузнец повернулся и пристально поглядел на Степку.
– Пока шаткое равновесие, – сказал снайпер, – то они нас бьют, то мы их. Положение очень тяжелое, Степа: лишний раз обнадеживать и приукрашивать не хочется.
– Когда-то мы думали, что все – конец, – подхватила Людмила. – У пришлых было преимущество на земле и в воздухе. На одно уничтоженное «блюдце» приходилось до десяти единиц нашей техники.
– До десяти?! – фыркнул Икар. – Скажи лучше – до ста, так точнее будет!
– Но в какой-то момент силы начали уравниваться, – продолжил Кузнец. – «Блюдец» становилось все меньше, а территорий, которые приходилось удерживать пришлым, – все больше. К этому моменту Союз полностью перешел на военные рельсы, работали все бункеры, подземные заводы. К тому же у нас был большой опыт диверсионной и партизанской войны, так что в определенный момент мы начали давать пришлым сдачи.
– Но многие земли все еще под пришлыми, – сказала Людмила. – Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края, Калмыкия… Долго перечислять, мы потеряли много территорий. Но эта беда – временная! – закончила она убежденно.
– Лютик, сколько ты уже воюешь? – спросил биологичку Икар.