– С начала, – ответила, словно само собой разумеющееся, Людмила. – После четвертого курса ушла добровольцем.
– Я тоже хочу в армию! – сказал Степан, чувствуя, как у него захватывает дух. – Я хочу воевать против пришлых! Товарищи, меня зачислят добровольцем?
Бойцы в маскхалатах переглянулись.
– Вообще-то у нас каждый человек на счету, – сказал Кузнец. – Гляжу, парень ты правильный и неробкий, может, сгодишься на фронте.
– Я уже имел дело с пришлыми, – добавил Степан. – У меня есть сведения, которые я должен передать…
– Что за сведения? – тут же среагировал Икар.
– Передашь, раз должен, – сказал поскучневшим голосом Кузнец. Видимо, он решил, что парнишка хорохорится.
Линию горизонта на востоке разорвали вертикальные штрихи. Приглядевшись, Степан понял, что это – далекие тополя. Впереди был населенный пункт.
– Твое Степное. – Кузнец махнул рукой в сторону деревьев. – Но мы пойдем дальше. Еще приблизительно километра четыре. Выдюжишь?
– Я с вами, – поспешно сказал Степка.
– Ну, конечно, ты с нами! – усмехнулся Икар и хлопнул его по плечу.
Степное осталось за их спинами. К вечеру они вышли на грунтовую дорогу, по всей длине усеянную обломками боевых машин.
Сердце Степана наполнилось щемящей грустью. Он отделился от группы и какое-то время бродил среди обгоревших, изувеченных БТРов в одиночестве. Он догадывался, кого перевозили эти машины и кто принял здесь бой. Степан шел, прикасаясь ладонью к проржавевшим бортам, к оплавленным шинам. Сквозь пыль проблескивали стреляные гильзы, взгляд то и дело задерживался на гнилых обрывках формы и костях, обглоданных волками.
Валяющиеся по отдельности солдатские сапоги, каски, поломанное оружие, рваные вещмешки и подсумки – унылая, подавляющая волю картина бойни.
Выжил ли кто-нибудь?
Ну, хоть кто-нибудь…
За следующим БТРом стоял старый знакомец. Его изъеденное инопланетной болезнью лицо окончательно превратилось в костяную маску. Полный мелких зубов рот был широко распахнут, в глотке пузырилась насыщенная болезнетворными спорами слизь. Глаза, похожие на два шарика для настольного тенниса, выпирали из черепа. Тонкая и корявая, покрытая налетом плесени рука протянулась к Степану. Острый указательный палец, точно стилет, был направлен юноше в сердце.
– Я не забыл, – сказал Степка. – Я передам твои коды, можешь не преследовать меня больше.
Мертвый всадник все равно продолжал тянуться, было слышно, как трещат от напряжения его суставы.
– Что ты от меня хочешь? – устало спросил Степка. – Я не болен костянкой, я не пойду по твоим стопам!
Мертвец замер. Тонкая морщинистая корка, в которую превратились мышцы его лица, захрустела и покрылась сетью разрывов. Степан с недобрым предчувствием понял, что покойник улыбается.
Под каблуком холодно клацнуло. Степан опустил взгляд: он наступил на заржавелую гранату «Ф-1». Затаив дыхание, Степка убрал ногу. Граната осталась приутопленной в землю. Тогда он огляделся, словно только что проснулся. Умершего от костянки всадника не было и в помине, даже пыль осталась непримятой на том месте, где он якобы стоял. Бойцы в маскхалатах сбавили шаг, подстроившись под темп Степана, двигались они в двухстах метрах в стороне от дороги смерти.
Нужно было возвращаться в группу Лютика, пока, задумавшись в очередной раз, он не напоролся на более агрессивно настроенную железяку, чем подвернувшаяся под ноги «Ф-1».
– Они выступили против пришлых в числе первых! – сказала Людмила, чтобы морально поддержать мрачного Степку. – Они все герои!
– Их разбили в пух и прах, – проворчал Икар.
– Скорее всего пацаны даже не поняли, что с ними происходит, – с сожалением добавил Кузнец.
Но дальше пейзаж становился еще более тягостным. Насупились и больше не проронили ни звука бойцы, Степан же шел, словно во сне. Сознание отказывалось воспринимать то, что видели глаза.
Сбитые на низкой высоте и не успевшие развалиться в воздухе транспортные самолеты «Ан-8» лежали на мелкой волне ковыля, словно выбросившиеся на берег киты. Сквозь пробоины в фюзеляжах было видно, что в грузовых кабинах осталась боевая техника: искореженная сталь вперемежку с останками десантников. Бесчисленное множество обломков засеяли землю, и теперь они неуклонно ржавели, добавляя в серо-желтую гамму степи кровавый оттенок. Разбитые иллюминаторы глядели на людей уже знакомым Степану потусторонним взглядом неупокоенных мертвецов. Пробоины с зазубренными закраинами походили на оскаленные рты людей, больных костянкой. Ломаные-переломаные крылья выгибались и вздрагивали на ветру, словно были не из металла, а из плоти и крови.
То тут, то там торчали бетонные шапки капониров, почва вокруг них была оплавлена и стеклянисто блестела, отражая свет заходящего солнца. Живо представлялось, как когда-то здесь сверкали лучи пришлых, выжигая и обращая в прах все живое, что оказывалось в зоне поражения.
Неожиданно Степан понял, что под его ногами больше не бугристая земля степи, а армированный бетон рулежной дорожки военного аэродрома. Здесь было еще больше уничтоженной техники. Настоящее кладбище самолетов: обгоревших, исковерканных взрывами, превратившихся в груды металлолома. Среди обломков фюзеляжей виднелись не успевшие подняться по грузовым трапам БТРы и танки. Грузовикам, пожарной технике, радиолокационным станциям, батареям ПВО – всем когда-то досталось сполна.
На взлетно-посадочной полосе лежала груда серебристого металла, и Степан понял, что это – сбитое «блюдце». От сердца немного отлегло: ну, хоть кто-то из сволочей не ушел безнаказанным. Возле «блюдца», направив на него стволы пушек, стояли два сожженных танка. Степан понял, что танкисты расстреляли сбитый аппарат практически в упор, а потом и сами попали в прицел энергетических орудий следующей боевой машины пришлых.
Кузнец повел группу к пустым арочным укрытиям, которые раньше служили ангарами для фронтовой авиации. Присыпанные землей и заросшие травой, с высоты они выглядели словно курганы.
– Вы здесь не в первый раз? – спросил Степан Людмилу.
– Да, – ответила та, – во второй.
Под арочным сводом царила разруха. В полумраке попискивали крысы, где-то капала вода. Икар и Кузнец подхватили и отбросили в сторону гнилое брезентовое полотнище, распугав грызунов. Степан увидел крышку люка, заросшего по закраинам жирной грязью. Людмила вытащила из-за шкафа, забитого ржавым инструментом, гвоздодер-фомку. Икар принял фомку и подцепил ею люк.
Через минуту они уже спускались по железной лестнице в темноту. Впереди – Икар и Людмила, за ними – Степан, Кузнец же задержался, чтобы задвинуть тугие засовы.
Людмила включила электрический фонарь. Степан увидел узкую, покрытую разноцветным плесневым налетом горловину колодца. Ухнули сапоги по цементу – это Икар спрыгнул на пол. Почти сразу раздался его голос:
– Керосинка…
Послышалось чирканье. Степан при этом звуке невольно умилился: он сто лет не видел спичек. Внизу затеплился красноватый свет, Людмила спрыгнула с лестницы, исчезла в низком дверном проеме.
Это было бомбоубежище. Оно не пострадало при налете пришлых, и, судя по беспорядку, в нем кто-то обитал. Причем – долгое время.
Низкие арочные своды нависали над головой, на вид они казались несокрушимыми и, возможно, способны были защитить от непрямого попадания ядерной бомбы. Узкие коридоры образовывали несложный лабиринт с множеством тупиков. Вдоль стен располагались двухъярусные кровати, некоторые до сих пор были застелены тонкими солдатскими одеялами. Со всех сторон громоздились многочисленные шкафы и ящики.
Бойцы сбросили маскхалаты, отложили оружие. Икар с хозяйским видом взялся хлопать дверцами шкафов. Почти сразу он нашел вторую керосинку и примус, водрузил и то и другое на узкий стол.
– Ох… – Людмила села на кровать, откинулась спиной на стену.
– Отдыхай, Лютик, – сказал Кузнец заботливо, – а я чирикну, чтоб нас подобрали.
– Сейчас… – Биологичка запрокинула голову и помассировала лицо ладонями. – Пять минут только… Отдыхать будем, когда вернемся – две недели в карантине.
Степан пошел за Кузнецом. Заглянув ему через плечо, он увидел радиоузел, все оборудование в котором было покрыто густой и пыльной паутиной. Сердце тревожно екнуло: Степка привык полагать, что пришлые слушают эфир на всех частотах и любой упорядоченный сигнал – уже повод выслать к его источнику пару «блюдец». А потом он подумал, что для связи с бомбоубежищем наверняка на большой глубине проложен кабель.
Кузнец обернулся.
– В конце коридора – сортир и душ, – сказал он. – Вода холодная, но ее полно: целая цистерна.
– Намек понят, – усмехнулся Степка, отступая.
– Да от нас от всех сейчас разит как от козлов, – подал голос Икар, выкладывая на стол одну запаянную жестянку за другой. – От всех, кроме нее. – Он показал рукой с зажатой в ладони банкой на Людмилу.
– Да от нас от всех сейчас разит как от козлов, – подал голос Икар, выкладывая на стол одну запаянную жестянку за другой. – От всех, кроме нее. – Он показал рукой с зажатой в ладони банкой на Людмилу.
– Ага. От меня как от козы, наверное, – протянула, зевая, биологичка.
– Степан! – позвал Икар. – В этих шкафчиках – одежка. – Он легонько пнул незакрывающуюся дверцу. – А в этом – бельишко. Все ношеное, но куда пристойней, чем твое рванье. Выбери комбез по размеру.
– Есть выбрать комбез, – отозвался Степан.
Он раскрыл дверцу, провел рукой по висящим, словно в магазине, серым комбинезонам авиамехаников. Это изобилие было так же тяжело соотнести с реальностью, как и картины разгрома, которые он увидел на поверхности. Наверное, сказывалась усталость. Все было словно в легком тумане, все будто происходило не с ним. Если же это сон, то было бы очень обидно проснуться прямо сейчас – на пути в душ с охапкой новой одежды в руках, в то время, когда на примусе уже разогревается тушенка.
– Фонарь возьми! – бросила ему вслед Людмила.
– Город-герой, на связи Степное, ответьте группе Лютика, – повторял в микрофон Кузнец. – Город-герой, ответьте группе Лютика…
Холодная вода привела Степана в чувство. Исчезло муторное чувство раздвоения реальности. Он насухо вытерся проштампованным льняным полотенцем, которое нашел в ящике по соседству с бельевым, надел такие же проштампованные трусы, носки и новую, правда, чуть пахнущую цвелью тельняшку. Облачился в комбез, запрыгнул в разношенные сапоги, прикрыл лицо хирургической маской.
Бойцы сидели за столом и с аппетитом ели тушенку. На примусе закипала вода в кастрюльке. На краю стола выстроились, ожидая, пока дойдет дело и до них, четыре жестяные кружки и открытая пачка азербайджанского чаю.
– Хлеба, жаль, нету, – сказал Кузнец, проследив за взглядом Степана.
– Да Степашка-то не голодный, – проговорил с набитым ртом Икар. – Степашка уже молочка покушал… ой! – Людмила треснула его по лбу ложкой. – Чего смотришь? Бери консервы, садись на нары, питайся! – позволил он деловито.
– Нас заберут перед рассветом, – сообщила Людмила. – Как раз будет время уточнить твой диагноз.
– Добро! – Степан взял теплую банку и ложку, отсел подальше и стянул маску. – А что насчет меня? – Он поглядел на товарищей. – Мне можно с вами?
– Да. Я сообщил, что к нам приблудился гражданский, – сказал Кузнец, он помолчал, постукивая ложкой по консервной банке, а потом проговорил строго: – Ну, Степан Батькович, рассказывай. А мы будем кушать и мотать на ус. Так, ребята?
– Угу-угу, – промычал, давясь тушенкой, Икар.
Людмила наполнила Степкиной мочой пипетку, оставила по нескольку капель на дюжине лабораторных стеклышек, разложенных друг за другом на столе. Потом принялась осторожно добавлять к каждому образцу по капле разных реактивов из набора, который она, оказывается, носила в вещмешке.
– Ну, – сунул любопытный нос Икар. – На каком он уже месяце?
Биологичка, отмахнувшись, принялась что-то записывать в толстом блокноте, то и дело сверяясь с наручными часами.
Степан, чтоб меньше афишировать свое волнение, ушел в радиоузел к Кузнецу.
– «Четыре-семь-три-один» и «четыре-четыре-четыре-пять»… – говорил тот в микрофон. – Так точно, не знает, что это означает… Документы не видел и особых примет не запомнил из-за сильного поражения тканей лица костянкой… Дальше последовало боестолкновение с вражеским агентом, внедренным в общину… Так точно, живут они общинами…
Степка махнул рукой и решил выпить чаю еще, пока имелась такая халява. Икар прошел мимо и, как бы невзначай, бросил Степану на колени снаряженную обойму для «ПМа». Дескать, доверяю. Затем боец устроился неподалеку и принялся чистить автомат, насвистывая мелодию из «Веселых ребят».
– Эй! – В коридорчике появилась Людмила, в ее кулачке был зажат пучок сухой степной травы – ковыля, колючки, порея. – Поздравляю! Ты теперь снова полноценный член советского общества! – Она протянула «букет» Степану, глядящему на нее оленьими глазами. – А маску можешь выкинуть.
– Нет, я ее сохраню на память. – Степан показал всем свое сияющее лицо.
– И это тоже – на память? – Икар подхватил видавший виды, закопченный противогаз «ГП-4», который Степка забросил на одну из кроватей.
– Это – «слоник». Он мой друг. Что-то вроде талисмана.
– А я думал, он тебе нужен, чтобы «Гамлета» репетировать. – На лице Икара появилось пафосное выражение, он поднял противогаз на вытянутой руке, развернув «лицом» к себе. – «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!»
– Развлекаетесь? – В коридорчике появился Кузнец. – «Корыто» прибудет через полчаса, нас примет «Плацдарм № 2». Пора собираться, веселые ребята.
– Не «Город-герой»? Точно? – переспросил, вскинув брови, Икар.
– Мне пойти уточнить? – криво усмехнулся Кузнец.
Собираться – так собираться. Степка перезарядил пистолет, спрятал его в удобный карман комбеза, накинул на плечи теплый бушлат. Все-таки цивилизация – это благо, даже если приходится иметь дело с ее крупицами. Икар что-то неразборчиво ворчал, насколько Степка понял, солдата беспокоила сорвавшаяся личная встреча. Людмила гремела химической посудой, укладывая свою заплечную лабораторию в вещмешок.
Что такое «Город-герой» и «Плацдарм № 2», Степану никто не объяснял, соблюдая, очевидно, правило: «Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь». Да он сильно и не выспрашивал, поживем – увидим. Главное, что он возвращался в СССР. Из родных краев – как из ссылки или из эмиграции… Он потерял отца, потерял мать, но теперь он больше не ползущая через степь одинокая беспомощная букашка. Он будет мстить пришлым, как солдат Красной армии, пока не положит голову или пока не очистит страну от чужепланетной сволочи.
Первым поднялся Икар, следовавший за ним Кузнец застыл на лестнице у самого люка, ожидая сигнала. Раздался тихий свист, похоже, что наверху все было спокойно.
Под арочным сводом ангара гулял пахнущий ночной росой ветер. После затхлого воздуха убежища запахи степи казались густыми и тягучими, как мед. Вдали тянули заунывную песнь волки, их вой смешивался с неестественным нарастающим гулом.
Икар выбежал из ангара, упал на одно колено за оплавившимся танком без башни, затем подал знак остальным. Степан помчал вперед, сжимая двумя ладонями рукоять пистолета; он уже ощущал себя полноценной боевой единицей отряда, хотелось показать, что он тоже не лыком шит и умеет воевать. В чем заключалась причина этого почти детского желания, он пока не понимал, да и вообще не замечал изменений в своем поведении. Позади по бетонке загрохотали сапоги Людмилы и Кузнеца. Степка привалился спиной к танковой броне, уселся по соседству с Икаром и тут же бросил взгляд на Людмилу. Биологичка хмуро глядела в небо, а Степан – на нее.
Над арочным укрытием забрезжил серый свет. Натужный гул стал громче, интенсивность свечения нарастала, и лишь когда над ними зависло «блюдце», Степан оторвал взгляд от биологички и в панике выдавил из себя нечленораздельный окрик.
«Блюдце» было того же типа, что и участвовавшие в расправе над Каменской общиной. Оно медленно поплыло вниз, словно опускалось с неба на невидимых тросах. В лучах бело-голубого света заметалась пыль и мелкий сор.
Степан успел выстрелить в «блюдце» дважды, прежде чем Икар выбил пистолет. Людмила ударила Степку прикладом между лопаток и, когда он упал лицом на бетонку, прижала дуло автомата к его затылку.
– Ты что – дурак? – заорал ему в ухо Кузнец, который оказался тут как тут.
– Это же… – Степка оборвал фразу, пристально глядя на прорезавшийся в борту «блюдца» темный проем. Летун завис в метре над землей, он чуть покачивался на поддерживающих его полях, природа которых была неведома.
– А ты думал, за нами подводную лодку пришлют? – сердито осведомился Кузнец. – Село!
– Иной транспорт тут бесполезен, Степашка, – проговорил Икар. – Что есть, тем и богаты.
Из проема на бетонку выпрыгнул человек в бушлате поверх камуфляжной формы и противогазе. Положив руку на кобуру, он уставился на Степана. Людмила кинулась к новоприбывшему, что-то ему проговорила, по-дружески коснувшись пальцами резиновой маски.
– Предупредить не могли? – спросил, скрипя зубами, Степан. Он все еще мало что понимал. Ясно было лишь то, что это «блюдце» атаковать не будет.
– Приятная неожиданность! – усмехнулся Икар, пряча Степкин пистолет за пояс.
– Быстрее-быстрее! – выпалил Кузнец. – Или вы ждете воздушный флот пришлых для сопровождения? – Он схватил Степку за шкирку и поставил на ноги, словно ребенка.
«Противогаз» помог Людмиле забраться в «блюдце», затем повернулся к остальным и поторопил жестом.
Степан с трудом смог заставить себя приблизиться к летающей машине. От ее свечения болели глаза, а навязчивый гул доставал до нутра. В плавных обводах «блюдца» он ощущал чужеродность и угрозу, в легком покачивании на воздушной зыби – призрачность и коварство. Оказалось, что корпус покрыт тончайшим слоем полупрозрачной, похожей на кожу пленки. Пространство между «кожей» и корпусом было заполнено стеклянистым веществом, складывалось впечатление, что именно эта субстанция источает неоновый свет.