– А ты что хотел? – чуть приподняв одну бровь, спросил Лёха. – Терминал аэровокзала здесь увидеть?
– Нет, но это… поле обычное, – не сдержал я своего разочарования. Мне-то казалось, что, когда дойдем до аэродрома, нас здесь будут ожидать сразу самолет, приветливые стюардессы, бригады медицинской помощи и незанятые на рабочих местах сотрудники дежурной смены. А вместо этого – просто поле, несколько навесов и подобие склада неподалеку – длинный покосившийся ангар без стен, из одних металлических конструкций состоящий.
– Ладно, привал небольшой, – осмотрел нас Лёха, – давайте, все равно там пока нет никого. А если появится, так мы заметим и отсюда и знать дадим.
Аккуратно сняв с плеч Аллу, при помощи Вики я уложил девушку на землю. Глаза ее были закрыты, но веки чуть подрагивали. Лицо по-прежнему бледное как полотно, на белой коже выделялись крупинки угрей. Щеки девушки вроде как еще сильнее ввалились, на лбу бисеринки пота неширокой цепочкой тянулись.
Выпрямляясь, столкнулся взглядом с Викой. Ничего не сказал, просто чуть кивнул и погладил ее по руке слегка. Девушка тяжело вздохнула и присела рядом с Аллой, взяв ее здоровую руку в свою. Не удержалась, кинула уничижительный взгляд на насупленного Гашникова, который мялся чуть поодаль.
Я достал из рюкзака бутылку, все сделали по паре глотков небольших. Воды оставалось мало, экономить надо было.
– Это как аэродром подскока задумывался, – присел рядом Лёха, разворачиваясь и показывая на поле, – но не удалось. Горючку здесь хранить не получается, ангар тоже не поставишь.
– Почему? – спросил я негромко, тоже осматриваясь.
– Если в Зоне что-то построить, она к этому притягиваться начинает. Помнишь «студень» в домике? Аномалии к людским постройкам тянутся. Поэтому, кстати, многие сталкеры с ружьями и ходят, – кивнул он на вертикалку, лежащую рядом со мной, – считается, чем проще, тем лучше. А здесь, – снова кивок в сторону, – обычно институтские сталкеры транспорта на большую землю ждут, или яйцеголовые отсюда эвакуируются, если калоши их ездить перестают.
– Калоши?
– Платформы. Антигравы.
– А, ну так бы сразу и сказал, – понял я, о чем речь, – в кино такие видел.
– Ну здесь они немного не такие, как в фильмах показывают, – хмыкнул Лёха, – но суть примерно та же.
– А…
– Стой! – поднимаясь, вдруг резко вскинул руку Велик, ткнув мне в грудь, весь в слух обратившись.
– Что такое? – приподнялась и сделала шаг вперед Вика.
Лёха не ответил, все еще осматриваясь по сторонам. Тут я почувствовал жар на лице. Как солнце-то печет – хотя самый полдень.
– Ложись! – неожиданно громко заорал Велик и рухнул на землю плашмя, потянув за собой вскрикнувшую Вику. – Лежите, не двигайтесь!!! – истошно закричал он.
Я невольно сам пригнулся к земле, все еще не вжимаясь в нее, как Лёха, который все орал мне лежать и не дергаться, взмахивая рукой, призывая приникнуть к земле. Вдруг в лицо колыхнуло нестерпимым жаром, и вместо воздуха с очередным вдохом внутрь, как показалось, раскаленная лава хлынула. Грудь разрывало болью, и я сам прижался к земле, пытаясь спрятать лицо и найти хотя бы глоток обычного воздуха. Очень, очень долго тянущийся миг я просто забыл обо всем на свете и не чувствовал ничего, кроме опаляющего жара, стараясь вжаться в землю как можно сильнее. В этот момент увидел, как Лёха подгребает под себя Вику, накрывая ее своим телом и закрывая от опаляющего жара.
Вдруг рядом почувствовалось шевеление, в плечо мне что-то несильно ударило, и тут же раздался громкий стон.
«Алла!» – пронзило меня мыслью, и, с усилием развернув взгляд, оторвав голову от земли, я увидел, как девушка рядом барахтается, уже криком боли захлебываясь.
Прыжком я рванулся вперед, подминая под себя девушку, пытаясь закрыть ее своим телом от нестерпимого жара, который жег все сильнее. Алла задергалась – воздуха на крик у нее уже не хватало, и она с расширенными глазами, не понимая, что происходит, пыталась встать или отползти хотя бы. Навалившись на нее, я сдерживал брыкание девушки, уже чувствуя, как голову сжимают тяжелые тиски подступающего беспамятства. Не в силах сдерживаться, я, будто утопающий, широко открыв рот, вдохнул, понимая что зря, но ничего сделать с собой не смог. Но, на удивление, горячий воздух хоть обжег, но это был воздух. Уткнувшись себе в плечо, закрывая лицо, я с облегчением вдохнул еще раз, наслаждаясь.
По ушам стеганул крик – оказалось, когда прижимал Аллу к земле, надавил ей прямо на бинты, и девушка сейчас визжала от боли, извиваясь подо мной. Дернувшись, как будто это меня по голому мясу сейчас к земле прижимали, руку девушки я отпустил и скатился с нее, все еще пытаясь отдышаться. Лежащая рядом Алла согнулась от боли и, уткнувшись лицом в землю, стонала, плечи ее заходились в беззвучных рыданиях.
– Все, все хорошо, все закончилось, – пододвинувшись, погладил я ее по волосам. И только сейчас обернулся – неподалеку, неуклюже отталкиваясь от земли, пытался отползти в сторону Велик, загребая по земле ногами. Вика была чуть подальше – она уже поднялась на ноги и, пошатываясь, медленно отходила в сторону.
– За что… – вдруг надсадным шепотом произнесла Алла, – за что мне это?..
Лёха, все еще отползая, ошалевшими глазами глянул на меня, а после по направлению моего взгляда посмотрел на пошатывающуюся Вику.
– Стой!!! – вдруг рванул воздух его крик, и он бросился к девушке, подскочив с неожиданной прытью.
19 июня, день
Поселок Маяк
В небольшом овражке сидели трое сталкеров, разогревая тушенку с помощью спиртовых таблеток. На вершине холма расположились еще двое, наблюдая за местностью, а шестой находился неподалеку, засев в кронах деревьев с охотничьей винтовкой, внешне очень похожей на карабин СВД. Одеты все были в одинаковые костюмы камуфляжного цвета, и у каждого на плече была нашивка с пауком и аббревиатурой «нэо».
Старший, Паутиныч, в очередной раз глянув на солнце, поднялся, походил немного вокруг, разминая ноги, и посмотрел на одного из своих спутников. Тот встал сразу.
– Бери Дядю Федора с Шахидом и давай к аэродрому, – произнес Паутиныч, обращаясь к поднявшемуся сталкеру, – там займите позиции и ждите. Если мы до послезавтрашнего утра не объявимся, то отходи по плану.
– Аэродром? – удивился сталкер. – Там же нет никого? Полеты же закрыли с позавчерашнего дня…
– Безумный об этом не знает, – пожал плечами Паутиныч и сморщился, – а здесь он уже давно должен был быть.
– Может, он через периметр решил уйти?
– Если так, то не наша головная боль, – ответил Паутиныч, – тогда и без нас разберутся.
19 июня, вечер
Нилов Вадим, неподалеку от аэродрома
Неведомая сила потащила Вику к себе. Девушка пыталась отклониться назад, волосы ее трепетали, будто в вентилятор затягиваемые. Пытаясь остановиться, она пронзительно закричала, а я в оцепенении наблюдал, как Вику затягивает будто в полосу плывущего от жара воздуха.
Вскочив на ноги, сделал шаг вперед, широко раскрытыми глазами наблюдая за происходящим. К счастью, в этот момент к Вике уже подбежал Лёха, схватил девушку за плечи и потянул на себя. Воздух рядом вдруг еще сильнее сгустился, закручиваясь воронкой и будто потянувшись вперед.
Опомнившись, стряхивая оцепенение, я сорвался с места, будто в замедленной съемке наблюдая, как визжащую Вику уже гнет и ломает неведомая сила, а Лёха из последних сил пытается вытащить девушку. Вдруг он сам испуганно вскрикнул, невольно наклоняясь вперед.
Подбежав, осмотрительно начав тормозить за пару метров до непонятной ловушки, затягивающей друзей, я сделал два быстрых шага и, схватив Велика за ткань куртки на плечах, медленно потянул на себя. А ну как резко рвану, и он Вику отпустит? Но Лёху самого вдруг дернуло, заставив захлебнуться криком, и он качнулся вперед. Инстинктивно я потянул его на себя еще сильнее, уже загребая подошвами землю. Но не получалось – меня самого тащило за ним.
Напрягшись, я что было сил рванулся, отталкиваясь от земли, и неожиданно вместе с Лёхой отлетел на несколько метров, кубарем прокатившись по траве. Сгруппировавшись, вскочил на ноги и не удержался от крика – оставшееся в ловушке перекрученное тело девушки в этот момент смяло, ломая как тростинку, и по сторонам вдруг щедро брызнуло кровью.
– Нет! – закрыв лицо руками, упал я на колени, не в силах наблюдать за тем, как ловушка рвет на части Вику.
Повернув голову, я посмотрел на Лёху и тут же отвел взгляд, не сдержав стона и закрыв лицо руками, совершенно не чувствуя боли от обожженной кожи.
Велик был мертв, без вариантов. Лица у него не было, куртка была в нескольких местах буквально погрызена – вся грудь и плечи пестрели порванными проплешинами, сквозь которые была заметна изуродованная плоть. Еще и одной руки у него не было – только изорванный рукав болтался.
Тут я взвыл, не в силах сдерживаться. Но усилием все же взял себя в руки и, сжав зубы, посмотрел на Аллу. Девушка уже лежала на боку, подтянув колени к груди, беззвучно рыдая.
Осмотревшись еще раз, поодаль увидел Гашникова. Тот сейчас представлял собой страшное зрелище – лицо красное, с обожженной кожей, борода опалена, а одежда вся в пепле. Руководитель группы стоял на коленях, непонимающе осматриваясь по сторонам.
Оглядываясь, я понял, что полоса жара прошла практически над нами. Но повезло, мы оказались не в центре ее пути, который был обозначен пожелтевшей от жара травой. А вот Гашников, по всей видимости, все же не выдержал и пытался убежать, по крайней мере, отпечатки его ног были заметны на жухлом следе.
Аккуратно осматриваясь, поглядывая на тело Велика, я попятился в сторону всхлипывающей девушки.
– Алла, – обратился я к ней, присаживаясь рядом.
Лицо ее было перекошено от боли, грязное, несколько травинок к мокрому от пота лбу прилипло. Но без истерик, хотя и вздрагивает от плача, взгляд осмысленный.
Я скинул с плеч рюкзак и выругался не сдерживаясь – пластиковая бутылка с водой, закрепленная сбоку, съежилась от жара. Но тут же я облегченно вздохнул – к счастью, она не лопнула и вода внутри оставалась. С трудом отвинтив крышку, дал Алле попить воды немного. Потом сделал глоток сам – вода оказалась теплой, едва не горячей.
– Подожди немного, – погладил я девушку по плечу и поднялся, разворачиваясь в сторону трупа Велика.
Осторожно приблизившись к нему, схватил мертвое тело за щиколотки и оттащил его на несколько метров в сторону от плотных сгустков воздуха, в которые затянуло Вику. Тела девушки видно не было. Его вообще не было. Только обрывки одежды и кровь на траве. Много крови.
Стараясь не смотреть больше в ту сторону, но все же опасливо поглядывая, не задерживаясь взглядом на останках девушки, я аккуратно попытался приподнять ткань, чтобы расстегнуть на Лёхе куртку Но стоило потянуть за один из лоскутов, как увидел искомое. Под мышкой у Велика был заметен пистолет, тот самый, бесшумный и необычного вида. Оружие находилось на боку в потайном кармане, хитро сделанном в перфорированной обтягивающей майке.
Достав пистолет, я мельком осмотрел его – небольшой, едва крупнее моей ладони. Очень широкая, будто приплюснутая рукоять, совсем короткий ствол. Совершенно не похож на боевое оружие, игрушечный какой-то.
Извлек магазин, посмотрел. Патрон серьезный, вот почему рукоять такая широкая.
Эх, Лёха, Лёха, так и не узнал я, что у тебя за тайны.
Кинув прощальный взгляд на тело, я поднялся и пошел к Алле. Она уже не лежала – присела, поджав одну ногу под себя, с гримасой боли баюкая изувеченную руку.
– Пойдем, – наклонился я, помогая ей встать. Она посмотрела на меня глазами побитой собаки, вдруг расплакавшись громко. Как не вовремя. Хотя и так уже она сколько себя в руках держит, кто другой на ее месте давно бы с катушек съехал.
Беззвучно ругаясь сквозь зубы, я потянул девушку и, наклонившись, подхватил ее на руки. Не так, как сюда на плечах нес, а просто на руки – идти недалеко осталось по склону холма, можно и напрячься.
По широкой дуге обойдя место с аномалиями, начал аккуратно спускаться. Идти было неожиданно тяжело, соленый пот заливал глаза, и я несколько раз останавливался. Но не передохнуть, а покидать гайками впереди себя – предсмертные крики спутников, попавших в ловушку, у меня до сих пор в ушах стояли.
После очередной моей остановки Алла отстранилась, сказав, что сама пойдет. Лицо девушки было белее мела сейчас, но держалась она ровно. Я из бравады потянулся было, бормоча, что мне нетяжело, но Алла покачала головой, слегка прикрыв глаза, и настаивать я не стал. Лишь обошел ее с другой стороны, взяв за левую руку, поддерживая.
Ноги у меня самого налились тяжестью, и до деревянного навеса еле дошел – не вовремя расслабился. Буквально собирая в кулак все силы, скинул рюкзак, снял подстилку для спальника и расстелил ее на земле.
Борясь со слабостью, соорудил подобие подушки и уложил на землю Аллу, которая сразу же закрыла глаза. Мне сейчас были видны ее передние зубки, которыми она губу закусила так, что та побелела. Веки у девушки дрожали, но она не плакала.
Присев рядом, я покопался в рюкзаке и достал свой пакет с лекарствами. Подумал и достал две таблетки болеутоляющего, которые Алла проглотила не глядя и жадно запила водой, я еле успел бутылку отнять. На донышке воды осталось всего ничего и, подумав немного, с трудом удержался, чтобы не выпить.
Надо Алле на потом оставить. Я и потерпеть могу, а ей сейчас точно гораздо хуже, чем мне.
Примостив голову изредка постанывающей от боли девушке, сел на землю и начал смотреть в небо. Надеюсь, хоть кто-нибудь сюда прилетит.
О погибших старался не думать. Но не думать не получалось.
19 июня, вечер
Неподалеку от аэродрома
И так боязливо озирающийся по сторонам Грач неожиданно приостановился, даже пригнувшись. Идущий следом Безумный широко открыл глаза, ощутив холодок плохого предчувствия, и невероятным прыжком нырнул в сторону, покатившись по земле.
Удивленный Грач проводил Макса взглядом, даже выпрямившись чуть-чуть, но тут, опережая звук выстрела, в шею ему вошла острая пуля, ломая позвонки и разрывая жгуты мышц. Из выходного отверстия на траву хлынула кровь, а упавший Грач еще несколько мгновений пытался непослушными руками зажать рану, не понимая, что уже умирает.
Петюня тоже почувствовал опасность, но все же позже Макса. Он рухнул как подкошенный на землю, услышав над собой свист пуль, и столкнулся с мутнеющим взглядом Грача. С одним, второго видно не было – примятая трава скрывала. Истошно закричав, Петюня рванул из-за плеча дробовик и, подняв его, почти не глядя, высадил все шесть патронов в сторону низких зарослей кустов неподалеку. Тут же руку его рвануло болью, а ружье отлетело в сторону.
Выматерившись и завыв от невыносимой боли, Петюня попытался отползти в сторону, отталкиваясь каблуками тяжелых ботинок. Полз он в сторону Грача, где валялся выроненный тем обрез. Вдруг Петюню рвануло пулями – один раз ногу, чуть повыше колена, да так, что все тело прочувствовало треск сломавшейся от попадания кости, а второй тупой удар почти сразу же ожег плечо.
Взвыв, Петюня извернулся и левой, здоровой рукой полез в карман куртки. Нащупав там ребристую чушку гранаты, он достал ее и снова взвыл от понимания того, что правая рука совсем не хочет слушаться.
– Суки! Суки! Суки! – шепотом повторял Петюня, обращаясь к неизвестным и, ерзая, будто жук на спине, пытаясь перевернуться. Наконец у него получилось, да так удачно, что правая рука оказалась под ним. И почти сразу в бок ударила еще одна пуля. Едва не теряя сознание от боли, уже чувствуя смертельный холод, Петюня впихнул ребристую чушку в окровавленную ладонь, чуть двинулся, прижимая раненую руку с гранатой к земле, и, застонав, в последнем усилии рванул чеку. В этот момент в него ударила еще одна пуля – прямо в голову.
Когда нападавшие, настороженно осматриваясь, подошли к убитым, Грач лежал лицом в луже собственной крови, скрюченными в последнем усилии руками пытаясь зажать страшную рану на шее. Изорванный выстрелами Петюня лежал мешком, ноги его были переплетены, одна рука прижата телом к земле.
– Шахид, по ногам! Только по ногам! – в который раз уже произнес старший группы, глядя вслед пытающемуся убежать Безумному.
Шахид даже не кивнул – и так все ясно: в рюкзак ни в коем случае попасть нельзя. Сталкер присел на одно колено и раз за разом начал одиночными выстрелами стрелять в сторону петляющей в поле фигуры.
Заполошные выстрелы Петюни дали Безумному несколько секунд форы, и он успел этим воспользоваться – скатившись по склону, бандит пересек небольшой луг и уже был на приличном удалении.
– Попал, – произнес вдруг Шахид, закидывая винтовку на плечо и поднимаясь. Он был уверен в том, что ранил беглеца, – после выстрелов Безумный два раза характерно дернулся и едва не падал.
– Вперед, только без героизма, – произнес старший, и Дядя Федор с Шахид ом быстрым шагом двинулись по траве, прямо по примятым следам. Сам же старший задержался – достав фотоаппарат, он сфотографировал сначала общий план с двумя телами, потом крупным планом лицо Грача. Подойдя к Петюне, он, закинув карабин за спину, аккуратно, чтобы не измазаться, взял труп за плечо и потянул, переворачивая на бок.
Пальцы мертвеца разжались, и рычаг запала отлетел. Гранату старший увидел на экране своего фотоаппарата.
– …ть, – выдохнул он за миг до того, как его нашпиговало осколками в облаке раскаленных взрывом газов.
Дядя Федор и Шахид одновременно присели, услышав хлопок взрыва. Синхронно обернувшись, они успели увидеть, как тело старшего, на миг взмывшее в воздух, изломанно покатилось по земле.
Дядя Федор не сдержал ругательства, а у невозмутимого всегда Шахида побелела закушенная губа. Он развернулся и подбежал к командиру, но, бросив быстрый взгляд, задерживаться на месте не стал.