Трудно сказать, был ли ген гемофилии у кого-либо из дочерей августейшей четы – Ольги (1895), Татьяны (1897), Марии (1899), Анастасии (1901): все они были вместе с родителями расстреляны большевиками, опасавшимися консолидации антикоммунистических сил вокруг императора, пусть и отказавшегося от прав на престол. Сын же Алексей (1904), увы, этот ген унаследовал.
Тогдашняя медицина была бессильна. В лучшем случае удавалось пережать сосуды на время, необходимое для срабатывания медленных вспомогательных механизмов свёртывания. Суставные же кровотечения и вовсе причиняли мальчику такие мучения, что зачастую его носил на руках специально приставленный силач – матрос Деревянко.
Родителям оставалось надеяться на чудо. При дворе постоянно мелькали мистики, включая совершенно откровенных шарлатанов. Дольше прочих задержался крестьянин Григорий Ефимович Новых (1872–1916), более известный как Гришка Распутин. Вопреки расхожим в ту пору слухам, он обрёл придворную популярность вовсе не постельными подвигами: по этой части он давал себе волю далеко за стенами императорских дворцов. Просто его сектантские жесты и распевы порождали у Алексея нервные спазмы мышц и сосудов: кровотечение приостанавливалось без врачебного вмешательства.
Увы, даже Распутин – не чудотворец. Болезнь то и дело ставила Алексея на край смерти. В постоянной панике за судьбу сына «интеллигент на троне» уделял государственным делам куда меньше внимания, нежели следовало в кризисной обстановке стремительного (и весьма неравномерного) развития мира на рубеже XIX–XX веков. Похоже, если бы Алексей унаследовал от Александры вторую хромосому X, судьба России могла пойти совершенно иначе.
Даже отрекаясь от престола, Николай сделал юридическую ошибку, порождённую беспокойством: он отрёкся и от имени Алексея, на что не имел права. В результате младший брат императора Михаил Александрович (1878–1918) стал не регентом (чьи права и обязанности чётко определял закон) при малолетнем Алексее, а сомнительным претендентом. Поэтому он отказался принять престол – и дворцовый переворот, имевший целью только замену слабовольного вождя грамотным и решительным (Михаил искренне увлекался вождением автомобилей, что в ту пору требовало не только немалых технических знаний, но и сильной воли, и завидной реакции, и умения одновременно отслеживать десятки процессов, беря на себя немалую нагрузку, ныне лежащую на автоматике), необратимо перешёл в революцию (в конечном счёте убившую руками большевиков и Михаила, и Николая, и Алексея: царское чадолюбие никого не спасло – известно, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями).
Правда, это случилось через целых 16 лет после смерти виновницы болезни Алексея – Виктории. Её же собственное правление запомнилось как самая долгая эпоха благополучия и стабильности (даже невзирая на трудную Крымскую войну, бессчётные колониальные захваты и мятежи, баснословную нищету народных низов). Одной из опор благополучия, похоже, стало трагическое решение, принятое вскоре после того, как стала очевидна гемофилия принца Леопольда. Виктория, судя по всему, пришла к тому же жёсткому выводу, до какого дошли древние вожди евреев. Пусть лучше принц умрёт на 8-й день после рождения от невинной на первый взгляд операции, чем годами – а то и десятилетиями, как Леопольд – отравляет жизнь окружающим тревогой за его судьбу (и, возможно, передаёт своё несчастье следующим поколениям).
Сравнивая дальнейшую судьбу российской и британской империй, поневоле приходишь к выводу: жестокость государственных решений бывает зачастую острой формой проявления истинного человеколюбия.
Вниз лучше, чем вверх
[88]
Будучи в очередной раз в Одессе, обратил внимание на выплеск пугалок в местных и республиканских СМИ. Дамбы в нижнем течении Дуная давно не обновлялись. При очередном паводке их того и гляди прорвёт и размоет – а тогда всей округе не поздоровится.
Услыхав это в первый раз, я решил: журналист напутал. Есть у нашей профессии такая беда. Ехидная формула «даже советская власть не смогла сделать СМИ правдивыми» не так уж далека от истины: многоступенчатый контроль фактов в центральной прессе и то пропускал иной раз явные ошибки. А что уж говорить о нынешних временах, когда едва ли не основным способом наращивания прибыльности считают экономию на технических издержках!
Но когда одну и ту же новость повторяют самые разные СМИ (в том числе и заведомо не копирующие сведения друг у друга, хотя бы по политическим разногласиям), приходится признать: местные власти действительно полагают обваловку русла громадной реки защитой от её разливов…
Хуанхэ – Жёлтая река – и Янцзы – Длинная река – тянутся из Тибета через весь Китай. Подпитка тающими горными льдами и муссонные дожди создают мощные паводки. На равнинах уровень воды поднимается иной раз на пять метров. Затапливаются преизрядные окрестности.
Китайские крестьяне по меньшей мере две с половиной тысячи лет ограждают себя от разъярённых паводковых вод дамбами вдоль всей равнинной части рек. Вдоль Хуанхэ и её притоков тянется уже около пяти тысяч километров насыпных стен, вдоль Янцзы – более двух тысяч семисот километров.
Сооружения грандиозные. Можно лишь восхищаться трудолюбием миллионов крестьян. И сокрушаться их же недальновидности.
За тысячелетия можно было бы возвести непроницаемые плотины на века вперёд. Между тем их наращивают едва ли не ежегодно. Значит, есть в самой идее защитного сооружения нечто ставящее эффективность идеи под серьёзное сомнение.
Это «нечто» кроется в самом названии реки Хуанхэ и Жёлтого моря, куда она впадает. Цвет и реке, и морю придаёт преизрядная концентрация ила. Значительная часть китайских равнин покрыта лёссом – сверхтонкозернистой глиной, легко размокающей и размывающейся. Великие реки намывают столько лёсса, что под конец пути способны окрасить целое море.
Конечно, далеко не весь лёсс выносится с материка. Основная его часть оседает по дороге. Регулярные разливы рек постепенно покрыли лёссом все местности, куда добирались паводковые воды. Сравнительная однородность почвы китайских равнин – следствие многотысячелетнего заиливания.
Когда первые дамбы отгородили равнину от паводковых вод, ил стал оседать только в пределах русла рек. И, естественно, поднимал их дно. Рано или поздно очередной паводок переваливал через земляные валы и растекался по равнине во все стороны. Падая с верха дамб, он обретал мощь куда сокрушительнее, чем при былом плавном разливе. И крестьяне, оправившись от очередной природной катастрофы, вздымали насыпь ещё выше.
Сейчас русла великих рек напоминают грандиозные вариации на тему римских акведуков. На протяжении многих сот километров они текут куда выше окружающих равнин. Хуанхэ местами поднята над землёй на десяток метров, а уж 3–5 метров – почти повсеместно обычное превышение. Дамбы соответственно ещё выше – по меньшей мере на 5 метров обычного паводка.
Когда паводок всё же перехлёстывает дамбы и рушится на равнину с такой высоты, он сметает всё на многие десятки километров вокруг. Разливы, некогда бывшие ежегодной неприятностью, ныне происходят раз в десяток лет – но с катастрофическими последствиями.
Вдобавок значительная часть Китая сейсмоопасна. Паводок хотя бы можно предвидеть и загодя эвакуировать людей и самые ценные вещи. Но если дамбу прорывает подземным ударом, уйти не успеет никто. Чудовищные по сравнению с большинством других стран потери при китайских землетрясениях – следствие не только плотности населения, но и стратегии защиты от наводнений, избранной простыми крестьянами тысячи лет назад…
Одна из крупнейших рек Европы судоходна в большей части своего течения. В советские времена Дунайское пароходство было сопоставимо если не с крупнейшим судовладельцем мира – Черноморским (в начале 1990-х полностью разворованным), то по крайней мере с Азовским – полноценным морским. Нижнее течение Дуная изрядно – хотя поменьше Хуанхэ с Янцзы – страдает от заиливания. Поддержание судоходства хотя бы в крупнейших рукавах дельты требует постоянных дноуглубительных работ – но многократно окупается.
Ныне Украина то и дело спорит с Румынией за право пользования некоторыми судоходными рукавами Дуная. И в то же время собственными руками – через поддержание дамб – выводит из строя другие рукава, при должном дноуглублении также способные стать судоходными. Да вдобавок строит себе мину замедленного действия в китайском стиле.
Почему такое решение приняли древние крестьяне, понятно: у них просто не было техники, способной регулярно выгребать со дна больших рек слой ила и тем самым поддерживать глубину русла достаточной, чтобы паводок не вырывался из существующих берегов. Но нынче мы располагаем любыми необходимыми мощностями, чтобы опустить дно любого нужного рукава Дуная до уровня, исключающего разлив даже при самом мощном мыслимом паводке. А заодно можем не только компенсировать все затраты на работу землечерпалок, но и получить ощутимую прибыль: грузопотоки на Дунае вряд ли в обозримом будущем изменят очевидную ныне тенденцию к росту.
Вероятно, когда речь о дунайских паводках зашла впервые, дамбы показались более простым, скорым и дешёвым решением…
Поговорка «скупой платит дважды» слишком оптимистична. Скупой платит каждый раз, когда обстоятельства вновь напоминают об его скупости.
Чему учиться у евреев
[89]
Нелепость официальной – парниковой – теории глобального потепления доказана за десятилетия до её появления. Но это не отменяет сам факт нынешнего роста средней температуры Земли. Более того, раз уж рост вызван не промышленной деятельностью человека, то и затормозить его доморощенными средствами – вроде разорения угольной промышленности со всеобщим переходом на нефть и газ – не удастся.
Правда, можно охладить планету, искусственно стимулируя образование облаков, чтобы солнечный свет отражался высоко в воздухе и не разогревал твёрдую поверхность. Но при этом ухудшатся условия произрастания множества растений – а от них человечество (да и прочий животный мир) зависит куда больше, чем от температуры.
Нынешний рост энергопотока от Солнца, разогревающий Землю, через пару десятилетий сменится спадом. Где гарантия, что искусственно созданные облака и прочие средства глобального охлаждения удастся устранить достаточно быстро? Как бы нам не пришлось вести новую героическую борьбу – на сей раз уже с морозами.
«Что же из этого следует? Следует жить!»
Человек адаптируется к изменениям внешних условий несравненно лучше любого другого животного. Ибо способен менять собственную среду обитания. Пусть пока и не в глобальных масштабах: нынешний нагрев планеты порождён – несмотря на всё наше самомнение – внешними причинами. Но по меньшей мере в пределах своей непосредственной досягаемости.
По старинной присказке, местечковый умник в большом городе – еле-еле сумасшедший. Нынешнее лето поставило немало рекордов жары в Москве. Но для моей родной Одессы – где я по семейным обстоятельствам провёл практически все жаркие месяцы – эти московские температуры далеко не запредельны. А уж мои сокомандники, пребывающие в Израиле едва ли не больше, чем я в Одессе, и подавно не заметили ни в московской, ни в одесской жаре ничего сверхъестественного – кроме журналистского шума по её поводу.
Причины очевидны. Одесса изначально создана в расчёте на климат куда более жаркий, нежели в Москве. Но и одесская жара, по ближневосточным меркам, скромна – поэтому семитские народы ещё с финикийских времён вырабатывали куда более совершенные, нежели в наших краях, способы поведения при высокой температуре и защиты от неё.
Легендарные канотье одесских «пикейных жилетов» – не столько прихоть моды, сколько лёгкая и хорошо вентилируемая защита головы от южного солнца. Среднеазиатский стёганый халат и арабский бурнус не пропускают к телу ни ночной холод, ни палящий воздух свирепого летнего дня.
Толстые стены, шторы и жалюзи на окнах – привычные черты южного дома. На севере ещё можно экономить на стенах, если отопление дёшево. Зато от жары до недавних времён нечем было защититься, кроме стен – тепловых аккумуляторов: ночью они отдают тепло, и дневная жара должна прогреть их насквозь, прежде чем доберётся до комнат.
Замечу кстати: при нынешнем развитии кондиционеров Калифорния тратит на охлаждение воздуха в своих домах едва ли не больше энергии, чем вся Россия – на отопление. Одного этого достаточно, чтобы понять: нашумевшая книга Паршева «Почему Россия не Америка», объясняющая все наши экономические трудности неизбывными русскими морозами, имеет к реальности ничуть не большее отношение, нежели, к примеру, «Война миров» Уэллса (а по литературному дарованию фантасту Паршеву далеко не то что до фантаста Уэллса, но даже до фантаста Головачёва).
Распорядок жизни жарких стран тоже отличается от северного. Знаменитая средиземноморская сиеста парализует всю видимую активность – зато сохраняет силы, чтобы прохладным вечером с лихвой наверстать упущенное.
Главное же – юг вырабатывает радикально иные, нежели на севере, технологии производства. Так, капельное орошение в Израиле позволяет питать из тамошних крайне скудных речушек (легендарный Иордан куда мельче Яузы) один из щедрейших в мире урожаев.
Есть, впрочем, в жаре и свои достоинства. Тот же Израиль не развивает горячее водоснабжение. Даже зимой, когда температура в некоторых районах опускается почти до нуля, многие километры чёрных пластиковых труб на крышах жадно впитывают солнечные лучи – и вода в них нагревается так, что душ вполне комфортен. А уж летом из этих труб и вовсе едва ли не кипяток течёт.
Перечислять способы приспособления к жаре и использования её возможностей можно очень долго. Думаю, любой специалист назовёт сотни примеров. Мне же в рамках скромной заметки надо лишь напомнить: глобальное потепление – как и похолодание – далеко не катастрофа. Человечество в целом выработало столько рецептов выживания в любых условиях, что их более чем достаточно для неуклонного всеобщего процветания.
Наибольших успехов в деле освоения жары достиг Израиль. Напомню лишь: это единственная пустынная страна, создавшая вполне европейский уровень жизни не ценой сырьевого экспорта, а исключительно делами голов и рук своих жителей. Поэтому именно еврейский опыт позволит всему человечеству благополучно пережить предстоящую пару десятилетий.
Даже глобальное потепление не отменяет глобальную же конкуренцию. Кто первым перенесёт на свою почву израильские уроки – получит в этой конкуренции ощутимое преимущество перед не столь расторопными оппонентами. Правда, ненадолго: всего на ту же пару десятилетий. Но в промышленности за это время меняется 2–3 поколения оборудования и технологических процессов. Опережение хотя бы на пару лет – выигрыш по меньшей мере в половину поколения. Напомню: германская авиация в Великой Отечественной войне как раз настолько отставала от нашей – и несмотря на все организационные неурядицы, к середине войны мы уже прочно господствовали в воздухе. Может быть, и теперь сработаем с опережением?
Забота о будущем нужна сейчас
[90]
В декабре 1975-го в статье по поводу открытия станции «Пушкинская» Таганско-Краснопресненской линии великий журналист Анатолий Абрамович Аграновский особо описал две лестницы, упирающиеся в стену станции. Он назвал их лестницами в 10-ю и 11-ю пятилетки.
В точном соответствии с 10-м пятилетним планом на Замоскворецкой линии уже через 4 года открылась «Горьковская» (ныне «Тверская»). А на уже задуманной Тимирязевско-Серпуховской линии должна была лет через 8–10 – к концу 11-й пятилетки – возникнуть «Чеховская». Правда, экономические неурядицы, породившие перестройку (и в свою очередь в немалой степени ею усиленные), оттянули открытие «Чеховской» до 1987-го. Но эту неприятность вне сферы своей компетенции метростроители, увы, не могли предусмотреть.
«Горьковская» – тоже пример предусмотрительности. Движение на отрезке между «Площадью Свердлова» (ныне «Театральная») и «Маяковской» открыто в 1938-м. И уже при тогдашнем строительстве тоннели на подходе к Бульварному кольцу были разведены в стороны, чтобы освободить место для станционных перронов, и приподняты, чтобы облегчить торможение и разгон поездов. Проектировщики линии заглянули на 4 десятилетия вперёд.
Ещё одна лестница в будущее – посреди станции «Ленинский проспект» Калужско-Рижской линии. Над нею – станция Московской окружной железной дороги. Уже несколько десятилетий – с 1930-х – по дороге ходят лишь грузовые составы, а пассажирские только перебрасываются по мере надобности с вокзала на вокзал – без самих пассажиров. Но перегрузка прочих городских магистралей рано или поздно вынудит вернуть на стальное кольцо электрички с людьми. Тогда и пригодится переход прямо с перрона на перрон.
Пока же окружная дорога сослужила службу, вряд ли в полной мере предусмотренную её главным проектировщиком Рашевским при строительстве в 1902–08-м годах. Часть широкой полосы отчуждения, защищающей сооружения и движение от непредвиденных случайностей, теперь заняло третье автотранспортное кольцо. Ещё часть этой полосы – там, где дорога дальше от центра столицы – займёт строящееся четвёртое. Железнодорожная безопасность при этом не только не страдает, но даже усилена: вылет автомобилей на рельсы предотвращают серьёзные заграждения, а путь злоумышленникам перекрывает теперь не только забор, но и сплошной автопоток.
Рашевский, наверное, не ожидал нынешней степени развития автодела, совершавшего век назад лишь первые шаги (Карл Бенц создал первую самодвижущуюся повозку с бензиновым мотором в 1895-м – через пару десятилетий после первых мыслей о железнодорожном кольце в Москве и за 10 лет до подачи первого проекта Рашевского на эту тему). Но несомненно понимал, сколь велики и разнообразны потребности развития большого города. Поэтому предусмотрел ширину полосы отчуждения, достаточную для грядущих обширных работ. Надо уметь предвидеть и непредвиденное, и даже непредвидимое.