Он ощупал карманы камуфлированной куртки, проверяя, куда что положил. Вроде все. Скоро должен приехать Мовлади. Казим вышел из комнаты и налетел на человека.
– Кто это?
– Саид, отец.
Сыну было шестнадцать. Он должен был помочь претворить в жизнь планы отца.
– Иди, выводи пленника. – Казим нащупал его плечо и развернул к выходу.
Они вышли во двор. Саид направился к сараю.
Казим снова посмотрел на часы. Стрелки словно прилипли к циферблату. Он поднес их к уху. Они шли.
– Может, передумаешь? – раздался сбоку шепот жены.
Казима обдало жаром. Какое она имеет право советовать ему? Женщина до сих пор не желает понять, что рано или поздно то, что сейчас он сымитирует, случится по-настоящему. Ему уже не место среди этих людей. Его предназначение – джихад. Кто он в этом мире? Бесправный безработный? Чем он сможет заниматься? Как кормить семью? Разводить баранов?
Тем не менее Казим не стал произносить этого вслух. Просто отвернулся. В это время послышались шаги, и он различил силуэт ингуша и Саида. Пленник едва передвигал ногами. Накануне ночью его забрали прямо из дома в Магасе и привезли сюда. Теперь он должен был стать Казимом.
– Зачем я вам нужен? – просипел мужчина.
Он был гораздо старше Казима, но по всем остальным параметрам подходил полностью.
– Потерпи немного, – попросил Казим. – Скоро всему придет конец.
Саид подтолкнул мужчину в спину и провел в дом. Почти одновременно с улицы раздался звук мотора. По верхушке забора ударил свет фар.
– Едут! – прошептал Казим, шагнул к жене и, не размахиваясь, ударил ее по лицу. И хотя женщина предполагала нечто подобное, удар был для нее полной неожиданностью. Охнув, она полетела на землю.
– Бисмиля! – позвал, наклоняясь, Казим.
Ему стало стыдно и страшно. Но он взял себя в руки. Она женщина и должна терпеть ради мужа любую боль.
– Ох! – простонала она.
– Тихо! – Он нащупал руку, рывком поднял жену и провел ладонью по лицу. Из носа супруги текла кровь. – Не утирайся!
Машина остановилась напротив дома. Захлопали дверцы. Послышались приглушенные голоса.
– Сядь у навеса и ничего не делай, – приказал Казим жене и устремился к забору.
Ноги предательски затряслись. От волнения не хватало воздуха.
– Хозяин! – раздался голос на чеченском, и в калитку постучали.
Казбек рвался на цепи. Лай подхватили в соседних дворах.
Казим узнал голос Мовлади. Он подошел к воротам и нарочито громко спросил:
– Что надо?
– Милиция, открывай!
– А откуда мне знать, что ты говоришь правду? – стараясь перекричать собаку, не унимался Казим.
– Я покажу тебе документы!
– Лучше приведи сюда нашего участкового, тогда поверю!
– Он здесь! – заверил Мовлади. – Выйди и посмотри!
– Давай быстрее, у нас мало времени! – раздался другой голос. Казим не разобрал, кто это.
Подбежал Саид и нагнулся к самому уху.
– Все готово, отец! – он сложил руки лодочкой. – Осталось развязать руки.
– Хорошо, иди в дом и приготовь нож! – напомнил Казим.
Парень растворился в темноте. Сейчас он должен обработать лезвие спиртом и постелить на столе чистую тряпку. Бинт и одноразовый шприц с обезболивающим уже лежали в кармане Казима. Укол ему сделают после того, как отрежут палец. Мало ли. Вдруг в крови обнаружат новокаин?
– Открывай, последний раз говорю! – завопил Мовлади и выстрелил вверх.
Казим откинул задвижку и отбежал в глубь двора.
Село проснулось. Лаяли собаки, что-то стучало. Зажегся и погас свет в соседнем дворе. В запасе у Казима было не больше десяти минут. Ровно столько надо теперь милиционерам, чтобы собраться в здании отдела.
Во двор вбежали боевики.
– Почему не открывал! – Мовлади снова выстрелил.
Кто-то дважды разрядил пистолет в собаку. Она взвизгнула и заскулила. Заголосила жена.
– Что вы делаете?! – закричал во всю глотку Казим. – Разве милиция может так вести себя?
– Свет включи! – крикнул Мовлади.
Казим бросился к веранде. В доме что-то гремело. В нос ударил запах бензина. Казим щелкнул выключателем. Над входом вспыхнула лампа.
Он пробежал в дом. Здесь тоже уже повсюду горел свет. Саид развязал руки ингушу. Двое моджахедов били его ногами.
– Отрежьте ему палец! – крикнул Казим.
Несчастного прижали к полу. В следующий момент у одного из боевиков появился кинжал. Раздался дикий крик.
Казим встал к столу, положил палец на тряпку и посмотрел на стоявшего в дверях Мовлади.
– Бери нож и режь.
– Может, зря ты это затеял? – неуверенно пробормотал помощник.
– Режь! – процедил сквозь зубы Казим и зажмурился.
Мовлади приставил лезвие чуть выше второй фаланги, взял лежавший рядом молоток и со всей силы ударил им. Из глаз Казима полетели искры. Он присел. Когда открыл глаза, то первым делом увидел, что палец цел. Лишь немного порезана кожа. Мовлади промазал. В следующий момент дикая боль пронзила Казима до самых пяток. Он зарычал, выхватил здоровой рукой нож и снова приставил его к пальцу.
– Бей!
На этот раз Мовлади не промахнулся. Казим вскинул руку, разбрызгивая по столу кровь. Палец остался висеть на коже. Он обхватил запястье.
– Быстрее!
– Что? – Мовлади не понимал, чего от него хочет Казим. Он растерялся и испуганно хлопал глазами. Его можно было понять, не каждый день режешь пальцы своему командиру.
– Отрежь! – закричал не своим голосом Казим, готовый разорвать ставшего таким неловким Мовлади.
Тот схватил болтающийся обрубок и чиркнул по лоскуту кожи ножом.
– Р-рр! – зарычал Казим и прижал руку к столу. – Сделай укол!
Мовлади быстро вогнал иглу в опухшее основание пальца и надавил на поршень.
– Уф! – выдохнул Казим, наблюдая, как Мовлади бинтует руку.
Комнаты уже были залиты бензином. Он с опаской посмотрел на горевшую под потолком лампочку. Не ровен час, вспыхнут пары.
– Уходим!
Боевики выскочили во двор.
– Все вышли? – тяжело дыша, спросил Мовлади.
– Да, кажется, – глотая окончания, проговорил один из бандитов, Супьян. Он был в милицейской форме.
Раздался хлопок. Дом изнутри вспыхнул розовым светом. По занавескам поползли языки пламени. Послышался звон бьющегося стекла.
– Казим, дай свой палец! – прошептал на ухо Мовлади.
– Зачем? – удивился Казим.
От происходящего голова шла кругом.
– Поджарить надо, – пояснил он.
Дом уже вовсю полыхал, когда они отъехали от него.
* * *Вадим проснулся от шума в блиндаже. Вернее сказать, вывалился из кошмарного забытья. Его, не переставая, лихорадило. Распухшее от побоев лицо казалось куском прилипшего пластилина. Пальцы на правой руке плохо слушались и почти не сгибались. Они посинели и походили на сосиски.
Вадим подполз к дощатой перегородке и прислушался.
– Салам, Казим! – на разные голоса приветствовали бандиты вошедшего. Что-то быстро говорил Мовлади. Иногда можно было различить голос Сайхана. Все были возбуждены и радостны. Он понял, что бандиты провернули какое-то дело и теперь делятся впечатлениями с теми, кто оставался в блиндаже.
Вадим сокрушенно вздохнул и навалился на стенку. Под стволами тонких деревьев, которыми был укреплен грунт, зашуршал осыпающийся песок.
«Интересно, сколько времени?» – подумал он.
Трое суток, проведенные в лесу, и непрекращающиеся побои измотали меньше, чем неизвестность и досада из-за собственной беспомощности. Бандиты устроились в полуразрушенном блиндаже. Первый день потратили на его восстановление. В километре рубили деревья, которые Пахомов перетаскивал на себе. Но тащил их не до самого блиндажа. Когда до него оставалось несколько сот метров, к нему присоединялись несколько боевиков и стволы брали на руки. Вадим догадался, что чеченцы не хотят, чтобы на земле оставались следы. Под конец бандиты прошли и подняли примятый кустарник. Там, где бросалось в глаза, разровняли борозды.
Убежище, даже до разрушения, не впечатляло. Не было экрана из бревен, который защищал бы находящихся в блиндаже людей от осколков разорвавшейся в проходе гранаты, отсутствовали запасной выход, кухня и склад. Пищу готовили на установленной по центру самодельной печке, работавшей на газе, над которой из кусков ржавой жести было сделано нечто похожее на вытяжку.
Прямоугольная, крытая сверху бревнами яма была поделена на две половины закрепленной под потолком маскировочной сеткой. В одной комнате, образованной этой перегородкой, стоял стол и две длинные скамейки, во второй находилось некое подобие нар. Рядом с источавшим запах человеческих испражнений ведром, в закутке, отгороженном кусками обшивки вертолета, сидел Вадим. Он не мог даже вытянуть ноги: лежал, свернувшись калачиком, на куске грязной прорезиненной ткани, либо сидел, обхватив колени руками. Бока сильно болели. Грунт был каменистым и холодным. Одежда не спасала. Его не переставал бить озноб.
Неожиданно Вадим почувствовал, что в блиндаже заговорили о нем. Кто-то подошел, убрал палку, которой подпирали дверцу:
Неожиданно Вадим почувствовал, что в блиндаже заговорили о нем. Кто-то подошел, убрал палку, которой подпирали дверцу:
– Эй, мышка-норушка, выходи! – осипшим голосом позвал один из боевиков.
Раздался дружный хохот.
Вадим на четвереньках выбрался из своей будки.
– Встать! – заорал на него Мовлади.
Вадим поднялся. Он старался не смотреть бандитам в глаза. Это провоцировало у них агрессию. А побои ему были ни к чему. Нужно было беречь силы. Он верил в свое скорое освобождение и не верил в смерть. Такого просто не может быть. Сколько Вадим ни пытался, он не мог представить себя мертвым.
– Здравия желаю, лейтенант! – издевательски проговорил Казим.
Несмотря на слабое освещение, болезненный вид чеченца бросался в глаза. Кисть левой руки была забинтована. Он выглядел неестественно возбужденным. Так бывает от приема наркотиков либо после пережитого стресса. Возможно, Казим все еще находился под впечатлением того дельца, которое, судя по всему, недавно провернул.
– Почему не отвечаешь? – склонил голову набок Мовлади.
– Здравствуйте, – выдавил Вадим, поморщившись от боли в распухшей челюсти.
– Ты не рад? – Казим сделал вид, будто огорчился.
– Чему? – спросил Вадим.
– Моему возвращению.
– Рад. – Вадим передернул плечами.
– Хочешь назад? – Казим, по-видимому, забыл про раненую руку и хотел сунуть ее под ремень, но вовремя спохватился и зацепил большим пальцем за пуговицу на груди.
– Конечно, хочу, – Вадим вздохнул. – Что, отпустить собираетесь?
– Знаешь, – задумчиво проговорил Казим, – на твоем месте я бы остался с нами.
– Это почему? – удивленно протянул Вадим.
– Твои командиры знают, что ты убил майора, жена которого тебе понравилась, – пояснил за Казима Мовлади. – Они уверены, что ты из-за этого ушел к нам.
– Но почему? – не веря своим ушам, пролепетал Вадим.
– Мы показали на весь мир кадры, где ты разговариваешь с Авдеевым, – стал разъяснять Мовлади. – У тебя в руках автомат. Никто не знает, что в этот момент он был не заряжен.
– Еще ты позировал перед камерой, – напомнил Сайхан. – Вместе со мной. Все очень правдиво.
Пол вздрогнул и поплыл. В горле вмиг пересохло. Вадим едва удержался, чтобы не броситься на это стадо нелюдей и не вцепиться в глотку Мовлади. Так вот почему они не били его! Как он сразу не догадался, зачем на него повесили рюкзак и всучили автомат! Он вспомнил, как Сайхан клал ему на плечо руку в тот момент, когда второй боевик снимал. Перед глазами встала картина его разговора с Авдеевым. Он увидел со стороны, как майор боднул его головой, потом он вышел из кадра, и прозвучал роковой выстрел… Что могут подумать те, кто увидел это?
– Но это еще не все. – Казим медленно подошел ближе. – Как только заживет твое лицо, мы продолжим снимать кино. Ты будешь нашим символом. Люди станут содрогаться от действий отряда, в котором воюет русский офицер.
– Этому никто не поверит, – попытался возразить Вадим. – Таких провокаций было много, и все они очень быстро лопались.
– Не скажи, – возразил Казим. – Такая точно впервые. Все совпадает. Любил жену майора. Он мешал. Взял, договорился с боевиками, они твою проблему решили. Только потом обманули и стали шантажировать. Ты слабый оказался. Жизнь сытая перед этим была, ведь отец генерал. В тюрьму побоялся идти. Вот и убежал в горы. Все. – Он развел руками.
Какое-то время Вадим лихорадочно искал ответ. Но неожиданно понял, что разговор с бандитами ни к чему хорошему не приведет. Однако у этой ситуации был свой плюс. Теперь, уверенные в том, что он побоится возвращаться назад, они наверняка ослабят охрану.
Мовлади что-то спросил Казима на чеченском.
Тот махнул рукой.
– Лезь обратно, – приказал Мовлади.
Вадим подчинился и вернулся в свою каморку. Кто-то подошел и запер дверцу.
Он прислонился спиной к стене и задумался. Сначала мысли путались. Приступы безысходности и стыда, невыносимое ощущение позора, на который он обрек себя и отца, сменялись апатией. Что с батей?! Как он сейчас смотрит в глаза подчиненным, если, конечно, его в срочном порядке не отправили на пенсию? А мать? Нет, они не поверят, что я подонок. Хотя… Перед глазами встала последняя встреча с Леной, которая сменилась картиной агонизирующего Авдеева. Он обхватил голову руками.
«Может, вскрыть вены?» – неожиданно подумал он и приник к щели.
Бандиты расселись за столом и о чем-то переговаривались. Послышался стук «зариков». Кто-то играл в нарды.
Вадим снова прислонился к стене и запрокинул голову назад. Хотелось завыть от бессилия. Он вдруг подумал, что в бригаде теперь наверняка склоняются к версии, представленной боевиками. Вспомнили, что он из «генеральских сынков». Несмотря на то, что Вадим никогда не афишировал свои родственные связи, сейчас наверняка поползет шепоток, что генеральский сынок слишком многое себе позволял. Нет, просто бежать он уже не имеет права. Даже если суд его оправдает, наверняка пойдут разного рода слухи, что отмазал папочка. На карьере можно поставить крест. И Лена, конечно, от него отвернется. Ведь, по сути, боевики использовали их любовь в своих целях. И все закончилось трагедией для нескольких человек сразу.
Чем больше Вадим размышлял, тем больше склонялся к мысли, что прежде чем вернуться, он должен разделаться с бандой или, на худой конец, с ее главарями. Когда Вадим окончательно утвердился в этом решении, то вдруг понял, что с большой долей вероятности все это закончится его гибелью.
– Ну и пусть, – неожиданно для себя прошептал он и закрыл глаза.
* * *Антон отложил на край стола листочки с компьютерным текстом и выжидающе посмотрел на следователя. Майор юстиции Сморчков уже полчаса спорил по телефону о целесообразности какой-то экспертизы. Убийство майора Авдеева, сержанта Грымова, а также похищение Пахомова сегодня объединили в одно дело, которое он принял к производству. Это был невысокого роста, с большими залысинами мужчина, под занавес своей службы попавший на Северный Кавказ.
Практически все пространство тесного кабинета занимали два стола, стоящие напротив друг друга, и массивный сейф. На стене карта. Над стулом Сморчкова – портрет президента. В незанятую бумажными мешками с песком часть окна были видны квадрат голубого неба и верхушка пирамидального тополя, росшего в соседнем с прокуратурой дворе.
– Договорились! – выдохнул Сморчков в трубку и посмотрел на Филиппова. – Ну, что скажешь?
– Ты имеешь в виду это? – Антон показал взглядом на листы, которые только что закончил читать.
– И это тоже, – подтвердил Сморчков.
– С ходу выводы делать тяжело. – Антон сложил руки в замок. – Но, по-моему, хорошо организованная подстава.
– Я другого мнения. – Сморчков откинулся на спинку стула. – У парня действительно крышу сорвало.
– Сомневаюсь, – возразил Антон.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Сморчков. – Папа – генерал, мама из той же породы. Пахомов горя не знал, рос как сыр в масле. Все ему на блюдечке. Романтики захотел, его за ручку в военное училище привели. Потом, в качестве трамплина, в Чечню на пару месяцев послали. Уверен, если бы не этот случай, еще месяц-другой, и лейтенант отправился бы во внутренний округ, поближе к Москве, рассказывать, как под Хабаровском грязь месил и в Чечне боевиков пачками в плен брал.
– Как у тебя все легко! Только забыл ты, что генералами не рождаются. Пахомов-старший получил назначение в Москву, когда сын уже в училище поступил. До этого всю жизнь в Забайкалье да на Дальнем Востоке служил.
– Это не меняет дела, – продолжал стоять на своем Сморчков. – Все равно, всю свою сознательную жизнь Вадим Пахомов провел в тепличных условиях.
– Скажи честно, – Антон всем телом развернулся к следователю, – на тебя уже надавили?
– Еще чего! – хмыкнул Сморчков, отвел глаза и поправил лежащую на краю стола стопку брошюрок с комментариями к УПК.
– Значит, надавили. – Антон развел руками.
– Нет, говорю, никто не давил. Хотя… Пожалуй, просто еще время не пришло. – Сморчков выдвинул из стола ящик, заглянул в него, снова закрыл. – Ведь следствие не сделало пока ни одного официального вывода. Да и не в интересах папы сейчас подключать к этому делу влиятельных друзей. Он небось сидит ниже травы, тише воды и трясется, как бы это не попало в газеты.
– Неужели пресса еще не пронюхала? – удивился Антон.
– Представь себе. – Сморчков забросил в подставку карандаш. – Наша контрразведка оперативно среагировала, и сайт сепаратистов был заблокирован. Но это дело времени. Еще раз забросят. Я даже удивляюсь, почему они затаились.
– Что у вас за ненависть к таким офицерам? – нахмурился Антон. – Парень в беду попал, а его сразу грязью поливать.
– Хорошо, – следователь положил руки на стол, – давай рассуждать логически?
– Давай, – согласился Антон. – Но только из принципа. Мне нет никакого дела до подробностей его пленения. У меня задача найти банду.