Стервятник увидел не старого еще человека, лишившегося левого глаза. Пальцы у него на руках были перебиты и вывернуты неестественным образом, а ноги явно побывали в колодках. Многочисленные раны на теле несчастного, перенесшего пытки, давно перестали кровоточить. Если бы не его поза — на редкость неустойчивая — и способность двигать искалеченными конечностями, Люгер решил бы, что теперь ему придется делить камеру с мертвецом.
Впрочем, он был недалек от истины — человек этот не отбрасывал тени. Сойдя с карниза, странный гость завис в воздухе, а затем направился к дальней стене. Там он остановился и поманил к себе Люгера. Тот, справедливо рассудив, что терять ему нечего, приблизился к самому темному углу камеры.
Призрак, оказавшийся в двух шагах от Слота, слабо искрился; сквозь его силуэт была видна кладка стены. Потустороннее создание подавало какие-то знаки. Наконец Люгер понял, чего оно хочет: чтобы он заглянул в выгребную яму. Он снова повиновался, но сделал это осторожно, опасаясь ловушки.
Вместо дерьма он увидел темный колодец — на неопределенной глубине в нем мерцало гладкое зеркало воды. И в этом жидком зеркаале, кроме головы Стервятника, отражались звезды. Он невольно бросил взгляд вверх, но там, конечно, был только низкий потолок камеры.
Люгер всмотрелся в опрокинутое небо и узнал очертания одного из южных созвездий с самыми яркими звездами, сиявшими в углах почти правильного треугольника. Поглощенный видением, он нащупал лежавший поблизости камень и бросил его в колодец. Раздался тихий всплеск. Отражения звезд раздробились, круги прошли по воде, но вскоре все успокоилось, и холодный звездный блеск снова появился там, где его меньше всего можно было ожидать.
Люгер повернул голову. Призрак все еще находился рядом с ним, при этом его изуродованные ступни не касались пола. В глазницах сгустился мрак, и полупрозрачное лицо казалось умиротворенным, каким оно и должно быть у того, кто упокоился навеки.
Призрак склонился над краем колодца, совершая круговые движения рукой. Он повторял их до тех пор, пока не образовался устойчивый водоворот, а поверхность воды не приняла форму вогнутой чаши. Люгер заметил, что видит теперь гораздо больше слабых звезд. Испещренная ими полусфера словно приблизилась, и они приобрели насыщенные цвета. Несмотря на изобилие светил, от внимания Люгера не ускользнуло то, что нижняя звезда созвездия Треугольника распалась на две, причем одна из них почти терялась в сиянии другой.
Но вот часть неба заслонил крестообразный силуэт, который был даже темнее межзвездного пространства. Стервятник сразу же узнал существо, которому принадлежала эта зловещая тень, — Черный Лебедь описывал круги над магическим колодцем…
В той точке, из которой Люгер наблюдал за происходящим в далеком южном небе, сходились отраженные лучи из другого мира. Возможно, кто-то пытался таким необычным способом передать ему некое послание. Едва ли не главная роль в этом была отведена призраку, для которого не являлись препятствием любые расстояния и каменные стены.
Однако Слот не помнил человека, умершего под пыткой, и не видел никакой связи между Черным Лебедем и своим нынешним незавидным положением. Вряд ли появление призрака-посланца было случайностью, даже если дух, блуждающий в Лимбе, до сих пор оставался стражем здешнего подземелья. Стервятник считал себя одним из немногих, кто слышал о Черном Лебеде, и не сомневался, что еще меньше людей видели это демоническое существо своими глазами.
Внезапно с потолка сорвалось несколько капель, разбивших зеркало воды в колодце. Люгер протянул руку, затем поднес ее к глазам. На ладони расплылось темное пятно; он почуял ни с чем не сравнимый запах крови. Кровь была еще теплой…
Призрак отчаянно жестикулировал, показывая на чернеющий провал, но ничто не могло заставить Стервятника сдвинуться с места.
Кровавый дождь еще долго лил из пустоты. Люгер необъяснимым образом почувствовал: совсем недавно кто-то умер далеко отсюда, и это была напрасная жертва. Смертная тоска пронзила его сердце. А из темных глазниц призрака катились крупные слезы, похожие на жемчужины…
* * *Спустя некоторое время Слот будто очнулся после тяжелого сна. Призрак исчез, растворившись в воздухе, как утренний туман. Исчезли тень Черного Лебедя и отражения южных звезд…
Стервятник сидел, привалившись к стене, возле выгребной ямы. Он испытывал предельную опустошенность. Ему казалось, что он окончательно лишился воли к жизни. Но потом он все же нашел в себе силы отползти от края ямы на несколько шагов.
Той ночью он спал на каменном полу, так и не добравшись до набитого соломой матраса.
Глава семнадцатая Блуденс
После визита призрака прошло два или три дня. А может, и все пять — Слот не сумел бы сказать точнее. Еды, которую он получал, по-прежнему хватало ровно на то, чтобы не умереть с голоду. Поэтому большую часть времени он лежал, чередуя тоскливую явь с кошмарами.
Однажды Люгера разбудили необычно громкие звуки. Это был топот множества ног. Едва он успел подняться со своего жесткого, колючего и грязного ложа, как дверь распахнулась и ярко пылавшие факелы на несколько секунд ослепили его.
В камеру ворвались вооруженные солдаты и выстроились вдоль стен. За ними, брезгливо морщась, вошел человек средних лет в роскошном костюме для верховой езды, в сопровождении свиты аристократов и церковников. Люгер догадался, что перед ним — сам Блуденс, герцог Ульфинский. Стевятнику была неведома причина, по которой его почтило своим вниманием столь блестящее общество, но все же великая обманщица — надежда — блеснула для него, как луч солнца из-за туч.
У герцога было волевое обветренное лицо, обрамленное короткой седой бородкой, проницательные глаза, иронично сложенные губы, руки, привычные держать не только вилку, но и меч; словом, он выглядел как человек, который непременно добивается желаемого при помощи своего ума, а если не получается — то и применяя силу.
По знаку герцога двое солдат схватили Стервятника за руки и подвели к нему. Блуденс впился в арестанта взглядом. Минули долгие секунды, на протяжении которых Люгер ожидал, что все разъяснится, однако молчание затягивалось.
— Это он и есть? — бросил наконец Блуденс с оттенком сомнения в голосе.
— Да, мой герцог, — подтвердил какой-то придворный, выдвинувшись из-за его плеча. — Ошибки быть не может. Тот самый валидиец, который бежал из замка Крелг.
Голос и интонации говорившего показались Люгеру смутно знакомыми.
— Что-то он слишком молод, — усомнился герцог. Сделав шаг вперед, он приблизился к пленнику вплотную, все так же пристально изучая его лицо.
Последняя произнесенная Блуденсом фраза показалась Люгеру по меньшей мере странной. Несмотря на тихий холодный ад, в котором Слот провел долгие недели заключения, его ум оставался умом интригана. Он понимал: что бы он сейчас ни сказал, никто не обратит на его слова ни малейшего внимания. Кроме того, он вдруг вспомнил человека, ответившего герцогу. Это был Меск, хитрый человечек, который прислуживал ему когда-то в замке Крелг. Однако Люгера удивила его дряхлость. Меск превратился в глубокого старца, но зато держался с куда большим достоинством, чем прежде. Он был облачен в изысканные одежды придворного, украшенные драгоценностями и тонкой вышивкой, а на высохших пальцах поблескивли перстни. Его глаза испытующе смотрели на Стервятника.
— Как он очутился возле леса? — спросил Блуденс.
— Неизвестно, мой герцог. Он пришел со стороны болот, и крестьяне приняли его за Болотного Человека. Старое суеверие… — Меск захихикал, словно извиняясь за чужое невежество, но герцог бросил на него тяжелый взгляд, разом оборвавший смех.
— Кто еще его видел?
— Баронесса Галвик. Она ждала в замке вашего возвращения.
— Пусть ее приведут сюда, — приказал Блуденс.
Один из придворных отправился за баронессой, а герцог с подозрительным видом оглядел стены и потолок камеры, словно желал убедиться в их несокрушимости. Потом он снова обратил свое внимание на узника.
— Что ты сделал с Гагиусом? — проговорил он очень тихо, и Слот скорее прочел по губам, нежели услышал эти слова. В глазах герцога блеснул жестокий огонь. Неожиданно он ударил Люгера по лицу. Перстни рассекли кожу на щеке узника, и тот ощутил во рту соленый привкус крови.
Стервятника охватила холодная ярость. Это чувство было гораздо сильнее и страшнее всего, что он испытывал до сих пор. Теперь в нем слились воедино рыцарская неуязвимость и неукротимая злоба оборотней, а также неумолимая бесчеловечность мокши.
Люгер осознал, что говорить с герцогом бесполезно. Что толку пытаться разрешить недоразумение, если он так и останется заживо гнить здесь? Главным было спастись, выбраться отсюда любой ценой. Время думать о судьбе Гагиуса наступит потом.
Может быть, герцог прочел в его глазах неприемлемый ответ, и Люгер понял, что Блуденс близок к наиболее простому решению: выпустить ему кишки…
В этот момент свита герцога расступилась, и Слот увидел баронессу Галвик. По тому как с ней обращались, трудно было сразу определить, пленница ли она или же гостья в Ульфине. Опять этот взгляд, устремленный в пустоту, и вид вечной странницы, заблудившейся там, откуда нет возврата. Возможно, ее опоили каким-то зельем, или же она недавно перенесла тяжелую болезнь. Во всяком случае, время не пощадило и баронессу: глубокие морщины избороздили когда-то красивое лицо, она сгорбилась, высохла, утратила величавую плавность движений.
Стервятник, конечно, не забыл, что прежде эта женщина считала его своим мужем, но сейчас ее глаза не выражали ничего — ни узнавания, ни отчужденности. Казалось, они смотрят сквозь людей и даже сквозь стены…
Меск что-то прошептал ей на ухо, и только тогда она будто впервые заметила Люгера.
— Кергат… — простонала она и сдавленно зарыдала, протянув к узнику руки и делая шаг ему навстречу.
— Хватит, баронесса! — резко оборвал ее герцог, становясь у нее на пути. — Не морочьте мне голову. Она у меня занята более важными делами, а вас я могу лишить этого бесполезного украшения. — Он обернулся и снова уставился на Стервятника. — Готов поклясться, что ты не Галвик, мерзавец!..
— Если мой герцог позволит… — осторожно вмешался Меск. — Разве баронесса не назвала нам его имени? По-моему, этого достаточно.
— Здесь я решаю, чего достаточно, а чего — нет, — холодно процедил Блуденс, и Меск замолк, почтительно склонившись перед ним. Герцог явно был из тех правителей, чей гнев нередко оборачивался жестоким наказанием не только для врагов, но и для подданных, попавших под горячую руку. — Итак, баронесса, вы подтверждаете, что это ваш муж, третий барон Кергат Галвик?
— Да, — еле слышно выдохнула баронесса, не шевеля обескровленными губами. Если бы ее взгляд хоть что-нибудь выражал, Люгер, может быть, испытывал бы к ней хотя бы жалость. Но Далия смотрела на него, как безмозглое животное.
Герцог криво усмехнулся.
— Вспоминайте, баронесса, вспоминайте! — поторопил он, схватил ее за руку и так сильно сжал запястье, что она вскрикнула. — От этого зависит ваша дальнейшая судьба… Помните тот день, когда в замке появился отряд королевских солдат? Они искали человека, сбежавшего из Тегинского аббатства. Где находился в это время барон Галвик? Отвечайте!
— В замке, — пролепетала Далия, по-видимому, не осознавая даже того, что своим ответом роет Стервятнику могилу. Люгер поймал на себе торжествующий взгляд Меска.
— А потом, — продолжил Блуденс за нее, — он покинул замок, убив трех человек, среди которых был офицер ордена. — Герцог положил свои большие руки ей на плечи и развернул лицом к свету. — Хотел бы я встретиться с тем, кто украл у тебя разум, — произнес он с ненавистью. Его лицо посерело. Он понял, что ничего не добьется от безумной вдовы, и потерял к ней интерес.
— Все ясно. Уведите ее.
Когда стих топот солдатских сапог, заглушавший легкие шаги баронессы, Блуденс остановил на Стервятнике тяжелый немигающий взгляд.
— Пытать его! — приказал герцог. — Я хочу знать, где он спрятал то, что было в дипломатическом багаже Гагиуса.
Глава восемнадцатая Безболезненная жертва
Люгер знал, что дела его плохи, но не ожидал, что все закончится подобной бессмыслицей. Герцог собирался вырвать у него признание в том, о чем Стервятник мог только догадываться. И хотя именно теперь кое-что начало проясняться, Люгеру от этого легче не становилось.
Слот вспомнил, что незадолго до своего исчезновения советник Гагиус собирался с некоей миссией в Ульфинское герцогство. Потом его похитили Ястребы Гедалла, а Блуденс почему-то связывал похищение советника с кражей Звезды Ада из Тегинского аббатства. Кто-то в очередной раз злоумышлял против Люгера, но вряд ли за этим стоял Меск и тем более баронесса Галвик.
Кроме того, в истории с Гагиусом просматривался целый ряд жутковатых совпадений, внушавших Стервятнику опасения не меньшие, чем предстоящая пытка. Пока его подозрения еще не превратились в уверенность; он всего лишь сопоставил некоторые фразы, брошенные мимоходом, с теми скудными сведениями, которыми обладал. Теперь он испытывал окончательную обреченность. Это поработило его волю сильнее, чем вскоре связали тело кожаные ремни в пыточной камере замка Блуденс.
* * *Когда герцог удалился в сопровождении своей свиты, два дюжих солдата схватили Стервятника и поволокли его по узким подземным коридорам. То, что он сделался нечувствителен к боли, могло избавить от лишних мучений, но не спасти от смерти. Он слишком ослабел от недоедания, чтобы рассчитывать на успех при побеге, даже если бы ему вдруг представилась такая возможность… Подземелье было темным и гулким; Люгеру казалось, что он больше никогда не увидит солнца.
Солдаты втолкнули его в небольшое квадратное помещение, освещенное чадящими факелами, пропахшее кровью и окрашенное в черно-багровые цвета страдания. Пыточная камера оказалась чуть просторнее того застенка, в котором Люгер провел долгие недели или месяцы своего заточения. Здесь не было и следа извращенной утонченности, присущей способам дознания и орудиям, которые применяли оборотни. В общем все шло к тому, что снова повторится старая трагическая пьеса, но на этот раз в гораздо более вульгарном исполнении.
Он увидел щипцы, молотки, пилы, ножи, клещи, открытый огонь и раскаленные угли в жаровнях, набор зазубренных игл и крюки, свисавшие с потолка на закопченных цепях. Посреди камеры стоял грубо сколоченный стол, накрытый медным листом, с кожаными петлями для привязывания жертвы. И еще более неприятное впечатление производил тот, кому отныне принадлежали плоть, кости и шкура Люгера, — тот, кто мог лишить его всего этого.
Маленький человечек гнусного вида и с потухшим взором скромно дожидался Стервятника, сидя в пыточном кресле. Он сидел так неподвижно и тихо, что поначалу мог показаться частью обстановки. А потом он улыбнулся «гостю», которому предстояло в полной мере оценить его мрачный талант.
У человечка был широкий тонкогубый рот, полный гнилых зубов, тонкая морщинистая шейка и похожие на двух пауков бледные кисти рук, слишком большие для столь тщедушного тела. Кроме прочих уродств, у него были вырваны ноздри. Редкая бороденка напоминала связку крысиных хвостов, растущих из побитых оспой щек и свисавших до груди.
Это отвратительное существо могло двигаться и дышало, и все же казалось, что жизни в нем меньше, чем в ржавом металлическом ноже. Вряд ли оно надолго покидало пыточную камеру, и единственным смыслом его существования давно стало зловещее ремесло. Существо питалось смертью и болью.
Человечек оглядел Стервятника, словно оценивая его стойкость и сложность предстоящей работы. Наверное, по изможденному виду пленника ясно было, что тот долго не продержится. Пыточных дел мастер издал скрип, будто плохо смазанные дверные петли. Люгер с трудом догадался, что эти визгливые звуки означают смех.
Человечек сделал неопределенный жест, и солдаты швырнули Стервятника на стол животом кверху. Затем в нескольких местах перехватили его тело металлическими хомутами. Руки и ноги были привязаны кожаными ремнями так туго, что Люгер едва мог пошевелить пальцами. Зато голову он поворачивал более или менее свободно, и в этом скрывался определенный смысл — взгляду жертвы в любой момент было доступно собственное истязаемое тело. Вернее, то, что от него осталось.
После того как солдаты удалились, человечек медленно приблизился к столу. Перед глазами Стервятника появилась его ряса, многократно залитая кровью, отчего ткань сделалась жесткой и окрасилась в грязно-багровый цвет. На узника повеяло непередаваемым зловонием. Если бы Люгер что-нибудь ел в течение последних суток, его бы непременно стошнило. Вскоре он понял, что было главной причиной дурного запаха: уродец в рясе учащенно дышал, открыв рот, отчего стали видны покрытые язвами десны. Бледные руки с расплющенными подушечками пальцев замелькали над привязанной жертвой, избавляя ее от лишней одежды.
Раздетый донага, Люгер почувствовал себя донельзя уязвимым, хотя ему к той минуте должно было быть все равно. Между тем обитатель подземелья принялся поглаживать его, тщетно пытаясь возбудить и, по-видимому, от этого все сильнее раздражаясь.
Стервятника душили отвращение и ненависть, а человечек вскоре пришел в неистовство. Слюна текла из смердящего рта и капала на Люгера, а потом мерзавцу вздумалось поцеловать его, и, едва не задохнувшись от зловония, Слот сделал единственное, что ему оставалось: ударил своего мучителя головой.