Почему я такая невнимательная? – удивляется Карен. Впрочем, остальные участники группы тоже многое упустили.
– Так вот, а сейчас мы пойдем и проделаем все это еще раз, – говорит Бет.
– Нет! – выкрикивает Колин.
– О, да. Я пытаюсь показать, как включить нормальный образ мыслей. Рита, если вам трудно, можете остаться и подождать здесь. Остальные идут тем же маршрутом, молча, и снова поднимаются сюда. Одевайтесь…
И они уходят.
На этот раз Карен настолько внимательна ко всему вокруг, что с легкостью замечает пропущенные ранее предметы. И каждый раз, обнаружив один из них – камеру наблюдения, табличку «Управляющий», недоеденный сандвич, ящик с инструментами, – она ощущает удовольствие, как будто открылась дверца, и в мозг хлынула радость. Она замечает и новые предметы. На лестнице красивые резные перила, словно оплетенные плющом; на полке у копировального аппарата лежат елочные игрушки; у застекленной двери в столовой отошли от стены обои; в саду у забора скачет белка – чем больше подробностей замечает Карен, тем радостнее становится.
Назад они возвращаются слишком уж быстро.
– Ну, что скажете? – спрашивает Бет, улыбаясь.
– Ух ты! – отзывается Колин. – Было круто.
– Здорово, правда?
– Да. – Лилли хлопает в ладоши. – Мне очень понравилось!
– Заметили, что во второй раз получаешь удовольствие? Мы погружаемся в настоящее, включаем ту часть мозга, которая отвечает за творчество, интуицию, – объясняет Бет. – Наблюдая за тем, что нас окружает, мы перестаем думать о прошлом или о будущем и руминировать.
– Будто экстази принял, – говорит Колин.
– Тише! – шикает Лилли.
Но Бет не обращает внимания.
– Мне интересно, что вы сейчас чувствуете, – говорит она.
– Мне понравился аромат дождя, – отвечает Рита. – Чудесный запах, наслаждалась им…
– Я тоже, – кивает Колин. – А еще я продрог.
– А я взбодрилась, – сообщает Лилли.
– По-моему, мне немного легче, – замечает Майкл.
Карен обводит взглядом комнату. Все – даже Трой, который прежде лишь хмурился – выглядят менее мрачно.
Вряд ли это продлится долго, думает она, размышляя о своем эмоциональном состоянии, но как же здорово снова быть в хорошем расположении духа. Я и забыла, что это такое.
19
– Не остаешься на релаксацию? – спрашивает Лилли у Карен, когда та тянется за курткой.
– Я думала, мы заканчиваем в четыре, а мне еще нужно забирать детей, – отвечает Карен.
– Жаль. Тебе бы понравилось. Это самое приятное занятие за весь день, да, Рита?
– О, да, – откликается Рита.
Она медленно поворачивается, вытягивает ногу и кладет на диван.
– У Джонни релаксация хорошо получается, – говорит Лилли.
Интересно, что это значит, «хорошо получается релаксация»? – думает Карен.
– Приятный голос, – поясняет Рита.
– Вот что вам нужно, Рита, – говорит Лилли, берет Ритин шерстяной платок и накрывает ее как одеялом.
Пожилая женщина закрывает глаза и благодарно улыбается.
– Возможно, в следующий раз останусь.
– Обязательно нужно остаться, Карен, – говорит Джонни, входя в комнату.
За ним следуют двое молодых людей, которых она видит впервые. Один с ирокезом и проколотой бровью, второй в больших очках в черной оправе и с многочисленными татуировками.
– Как дела, мальчики? – приветствует их Лилли. Она взобралась на один из диванов, чтобы закрыть жалюзи.
– Участвуют люди из всех групп в Мореленде, – объясняет Джонни.
Лилли спрыгивает на пол.
– Карл, Лански, это Карен, – представляет она, взмахнув рукой.
– Привет. – Карен любопытно поближе с ними познакомиться, но это подождет. – Простите, я не могу остаться…
– Когда вы придете в следующий раз, Карен? – спрашивает Джонни.
– В пятницу. В остальные дни недели я работаю.
– Увидимся. – Лилли машет на прощание пальчиками с безупречным маникюром.
Как жаль, думает Карен, спускаясь по лестнице. Релаксация мне бы не помешала, да и компания понравилась. Хорошие люди, и Лански с Карлом тоже вроде интересные. И это в Мореленде – кто бы мог подумать!
У выхода ее перехватывает регистраторша.
– Извините, надо отметиться.
Карен на шаг отступает от двери, чтобы расписаться в журнале у молодой женщины, которую, судя по бейджику на груди, зовут Дэнни.
В это мгновение ее обдает холодным воздухом: зацепившись за порог каблуком, в помещение вваливается какая-то женщина. Одной рукой она волочет за собой чемодан на колесиках, в другой держит бутылку – открытую, судя по расплескавшейся по ковру темной жидкости.
– А вот и Элейн, – говорит женщина, направляясь прямиком к Дэнни.
От нее несет табаком, замечает Карен.
– Мне жаль, но с этим сюда нельзя, – говорит Дэнни, кивая на бутылку.
– У меня детоксикация только завтра, – отвечает Элейн.
– Все равно нельзя.
Карен мимолетным взглядом оценивает Элейн: грубые черты лица, джинсы в обтяжку и летная куртка. Худоба такая, будто женщину морят голодом. Даже не знаю, стоит ли вмешиваться, думает Карен и решает промолчать, чтобы избежать неприятностей.
– Почему это? Я заплатила за ночь.
– Потому что наркотики и алкоголь у нас запрещены.
– Выпью в комнате, никто не заметит.
Дэнни качает головой.
– Простите, нет.
– Ай, да ладно тебе…
Дэнни плотно сжимает губы. Такая ситуация для нее явно не нова, догадывается Карен, впечатленная самообладанием регистраторши.
– Нет.
Элейн, шатаясь, идет к внутренней двери.
– Вы не пройдете, – говорит Дэнни. – Там закрыто.
– Чтоб ты сдохла, – бросает Элейн.
Дэнни тянется рукой под стол – очевидно, нащупывает тревожную кнопку, потому что тотчас слышны чьи-то торопливые шаги.
– Проблема, Дэнни? – Это человек с козлиной бородкой в строгом костюме, который утром показывал Карен лечебницу.
– Элейн хотела пронести вино, – объясняет Дэнни.
– А, понятно. – Он поворачивается к посетительнице. – Здравствуйте, Элейн. Я – Фил, управляющий. Проносить с собой алкоголь у нас запрещается.
– Мне же до завтра еще можно пить.
– Да, но…
– Тогда я выпью здесь. – Элейн падает на одно из кресел. – Ваше здоровье! – И подносит бутылку к губам.
– Нет, мне жаль, но так тоже нельзя… – Фил подходит к ней.
Она уклоняется.
– Ой, только не надо меня трогать! – Он даже не коснулся твоего рукава, думает Карен. – Хорошо, я уйду…
Элейн встает и направляется к выходу, оставив чемодан посреди вестибюля.
– А вещи не хотите забрать? – спрашивает Дэнни.
– Я сейчас вернусь.
Карен, Дэнни и Фил стоят как вкопанные и смотрят, как Элейн, держась за поручни, чтобы не упасть, спускается с крыльца. Она останавливается на тротуаре прямо перед крыльцом, опять подносит бутылку ко рту и единым духом выпивает содержимое. Потом наклоняется, осторожно ставит бутылку на нижнюю ступень и, покачиваясь, идет назад к входной двери.
– Все, – говорит она Дэнни, – я готова.
* * *Вот уже несколько минут Майкл сидит напротив женщины, представившейся как Джиллиан. Кроме как «да» в ответ на вопрос, зовут ли его Майклом, он не произнес ни слова.
На бейджике написано, что она старший психотерапевт. Ну, еще бы не старший, думает Майкл. Она ведь старуха. Если Джонни чересчур молод, чтобы заслуживать его уважение, то эта шотландская курица с пучком седых волос, в очках и платке на плечах, совсем древняя. И дело не только в том, что она из другого поколения; Джиллиан, похоже, высокомерная.
Не могу представить, чтобы она от души веселилась на каком-нибудь концерте или отправилась спозаранку на рынок, думает Майкл. Если мне так нужен психотерапевт, почему меня не отправили к Бет, или как там ее? Вдобавок ко всему, пришлось пропустить релаксацию. Не помешало бы немного вздремнуть.
– Как я понимаю, у вас нет настроения беседовать, – произносит Джиллиан спустя еще несколько минут.
О чем тут беседовать, думает Майкл. Все пошло наперекосяк. Чем она мне поможет? Профинансирует?
Джиллиан перехватывает его взгляд и едва заметно улыбается.
Наверное, хочет меня подбодрить, думает он. Если бы она знала, сколько улыбок я видел сегодня, то не стала бы утруждаться.
– Мы весь день трепали языком, – ворчит он, затем опускает глаза и начинает дергать заусенцы на ногтях, лишь бы не встречаться с ней взглядом.
– Замечательно, что на групповых занятиях вы разговаривали с другими пациентами. Но сейчас мы с вами один на один. Если вы опишете свои чувства словами, это поможет, вот увидите.
– Не понимаю, почему здесь все так любят разговаривать. – Майкл пытается оторвать засохший кусочек кожи.
– А можно спросить: как вы считаете, если держать проблемы в себе, они исчезнут?
Что она обо мне знает, думает Майкл. У нее на коленях папка: наверняка там все написано.
– Что у вас там?
– Письмо от вашего семейного врача, – говорит Джиллиан. – Если хотите, можете прочесть.
– Что у вас там?
– Письмо от вашего семейного врача, – говорит Джиллиан. – Если хотите, можете прочесть.
– Не надо, спасибо.
Доктор говорил, что у меня клиническая депрессия, думает Майкл. Не знаю, в чем разница между «клинической» и простой депрессией, но если положили в больницу, похоже, я был в очень плохом состоянии. Майкла нервирует мысль о том, что настолько личная информация черным по белому изложена в бумагах.
– По ходу нашей беседы я буду делать кое-какие записи, если не возражаете, – говорит Джиллиан.
Не зная, что ответить, Майкл ерзает в кресле. Его смущает, что она собирается все записывать.
– Не хочу я ничего рассказывать, – наконец бурчит он. – Я так не умею, понимаете? Знаю, это модно и все такое…
Он осекается и с удивлением видит усмешку на лице Джиллиан.
– Я действительно модно выгляжу, Майкл? – Она трогает пальцами свой платок.
Майкл невольно фыркает.
– Нет, наверное…
– Мысль, что, облекая наши чувства в слова, мы помогаем себе, новой не назовешь. Вообще-то люди издавна знали: если человек грустит или сердится по какому-то поводу, нужно дать ему выговориться.
Ей, должно быть, известно, что магазин того и гляди обанкротится, думает Майкл. Наверняка кто-то ей рассказал, иначе откуда бы она узнала, что я злился. Ему хочется взять у нее из рук папку и посмотреть, что там лежит.
– Больше двух с половиной тысяч лет назад Будда говорил о том, как полезно давать определения своим переживаниям.
О, еще и буддизм, думает он. Если это не модно, тогда что? Может, она и шотландка, но живет, без сомнения, где-нибудь в Брайтоне, около фермерского рынка. Допустим, для кого-то эти сеансы и будут полезны, но только не для меня. Он опять бросает взгляд на часы.
– Можно я пойду?
Джиллиан тоже проверяет время и кивает.
– Да, можно. Далее мы встречаемся в пятницу. Две с половиной тысячи лет, Майкл! Не так уж и мало, чтобы подтвердить: разговоры действительно помогают. Так что, может быть, на следующем сеансе вы все-таки приложите хоть немного усилий.
* * *– А, Эбби, добро пожаловать, – приветствует Джонни. – Значит, на релаксации вы будете с нами?
Эбби кивает. Дополнительная таблетка помогла – наконец-то! – немного утихомирить панику.
– Сангита предложила пойти.
– Отлично, – кивает Джонни. – Кто-нибудь даст Эбби коврик?
Обаятельная молодая женщина, которая вроде бы тоже присутствовала на одиннадцатичасовом сеансе, собирается лечь, однако, услышав его слова, встает и идет к корзине с ковриками в углу комнаты.
– Вот, возьмите.
Она протягивает темно-розовый рулон.
– Спасибо.
Эбби обводит взглядом окружающих, пытаясь понять, чего от нее ожидают. Все диваны заняты, но журнальный столик отодвинут в сторону, чтобы остальные могли лечь на пол. Эбби ложится на коврик, и свободного места больше не остается.
Вытянувшись на спине, она смотрит, как Джонни уменьшает яркость освещения и закрывает дверь.
Очень странно, думает она. Хотя, с другой стороны, здесь вообще все кажется непривычным. Эбби расправляет плечи, пытаясь унять беспрестанную тревогу о том, что сейчас творится дома. Нелегко сосредоточиться среди такого количества незнакомых людей. С тех пор, как Каллум научился ходить, толпы народа приносили только неприятности. Обретенную при помощи лекарства невозмутимость опять пронзает беспокойство.
Джонни вставляет в проигрыватель диск, и в комнате звучит легкая музыка.
Успокойся, Эбби, приказывает она себе. Чем больше нервничаешь, тем дольше тебя здесь продержат.
– Постепенно начинайте заполнять собой свое тело… – говорит Джонни.
Эбби хочется повернуть голову и посмотреть, что он делает – где сидит? читает ли по книге? – однако она сдерживается и не открывает глаза.
– На несколько секунд вспомните о своем дыхании, ощутите его.
Эбби чувствует, как легкие вздымают грудь вверх… и опускают вниз… вверх… и вниз.
– Обратите внимание на те части тела, которые соприкасаются с ковриком или диваном.
О да, думает Эбби. Это пятки… икры… бедра…
– После каждого выдоха позволяйте себе вдохнуть чуточку глубже. – Голос у Джонни певучий, успокаивающий. – Если в голове начнут мелькать или кружиться мысли, представьте их в виде неких умственных событий, которые приходят и уходят, как облака в небе. Немного обдумайте их, а затем наблюдайте, как они улетают…
Эбби начинает ощущать легкость, возбуждение постепенно утихает.
– А теперь представьте, как вдыхаемый воздух проходит по телу, по правой ноге к пальцам на правой ступне.
Ее дыхание замедляется.
– Немного подумайте о своих ощущениях в ступне, затем, на выдохе, отпустите напряжение, которое вы, возможно, там заметили…
Через считаные минуты она засыпает.
* * *– Ну, как все прошло? – спрашивает Анна, как только Карен отвечает на звонок.
Карен зевает.
– Прости, я задремала, пока укладывала детей. Не вешай трубку. – Она осторожно поднимает спящую у нее на животе кошку и берет пульт, чтобы убрать звук.
– Может, потом поговорим?
– Нет, все в порядке.
– Хорошо, а то я просто сгораю от любопытства. Мне всегда было интересно, что там, в Мореленде. Об этом так много пишут в прессе.
Смотря что считать прессой, думает Карен, затем вспоминает, что Анна всегда обожала сплетни о знаменитостях. Она приподнимается на локтях, чтобы поболтать немного.
– Вообще-то было здорово. Я даже не представляла, насколько всеобъемлющий у них подход. Ум они рассматривают не как нечто самостоятельное, отдельное от остального организма. Мы даже ходили в сад, представляешь?
– Кстати… ты не против поехать в среду на садовый участок?
– С удовольствием, – отвечает Карен. – Только после работы.
– Замечательно. Ну, рассказывай, видела там какую-нибудь известную личность?
Карен смеется.
– Прости, нет.
Конечно, Лилли я узнала, думает она, но нас просили уважать права остальных на частную жизнь.
– По-моему, звезд принимают в лондонской клинике. Я полагаю, там гораздо шикарнее.
– О-о. – В голосе Анны звучит разочарование. Без сомнения, она надеялась заглянуть – пусть и опосредованно – в нечто среднее между роскошным спа-салоном для звезд первой величины и сумасшедшим домом. – Почему-то мне кажется, что Мореленд – не такое уж скромное место. Я слышала, цены у них зашкаливают.
– Конечно, там очень прилично. Я лишь хочу сказать, что обстановка на удивление обычная. Те, кто ходит со мной на занятия, ничем не отличаются от нас с тобой.
– И никаких буйнопомешанных на чердаке?
– Ни единой миссис Рочестер я не встретила.
– Приятно слышать. Не хочу, чтобы ты налетела на какого-нибудь психопата с топором в руках.
– Я тоже не хочу. Уверена, у некоторых пациентов положение куда серьезнее, хотя таких я много не видела. Кое-кому приходится переживать такое…
– Какое?
– Да у меня и у самой ситуация не намного лучше…
Карен вспоминает эпизод с Элейн – Анна бы оценила эту историю, потому что сама когда-то жила с алкоголиком, – но прикусывает язык.
– В общем, ничего особенно драматичного, насколько я могу судить, обычные вещи, через которые проходит большинство людей: развод, избыточный вес…
Она умолкает. Сегодня был насыщенный день. А некоторые откровения, услышанные во второй половине дня, – слишком личные. Но разве она не может поделиться с Анной хотя бы своими собственными впечатлениями?
– Рада слышать, что ты так быстро сочла это полезным, – говорит Анна, выслушав рассказ о сеансе один на один с Джонни.
В тоне подруги Карен замечает настороженность. Если учесть, что Анна – тот человек, которому Карен обычно доверяет свои секреты, возможно, она немного приревновала? Нельзя допустить, чтобы она почувствовала себя ненужной.
– Я очень тебе благодарна; если бы не ты, я бы туда не попала.
Она почти слышит урчанье Анны на том конце провода.
– Саймона благодари.
Медицинский полис Карен – наследство от мужа; это он оформил страховку.
– Мне-то повезло, но как же другие люди, которым недоступны услуги такого уровня?
– Перестань беспокоиться об окружающих, думай только о себе.
– Судя по тому, что я слышала, лечение депрессии по государственной страховке – настоящая лотерея, в очереди к психотерапевту стоят месяцами. Не представляю, что со мной стало бы к тому времени.
– Вряд ли тебе следует испытывать хотя бы отдаленные угрызения совести. Саймон долгие годы платил за этот полис.
– И умер в считаные секунды.
Обе вздыхают.
– Тем больше у тебя причин им сейчас воспользоваться. Хорошо, что у тебя есть такая поддержка.
– Ты права, – говорит Карен. – Как ни странно, меня утешает мысль, что помог Саймон. Как будто он и на том свете продолжает обо мне заботиться.
– Ничуть не странно, – отвечает Анна. – И я всегда говорила, что ты самый вменяемый человек из всех, с кем я знакома.