Джиллиан вновь поднимает бровь.
– Я привык весь день проводить в одиночестве, – добавляет он, надеясь, что этого достаточно.
– Да?
– В магазине. – Он сильнее рвет заусенец.
– А.
– У меня был цветочный магазин.
– Был?
– Он закрыт, – говорит Майкл и чувствует, что и сам захлопывается, как раковина моллюска.
Как бы Джиллиан ни старалась его разговорить – не получится. У него отняли практически все, единственное, что осталось, – это право на молчание.
* * *По другую руку от Таш женщина расстегивает сапоги на высоких каблуках.
– Здравствуйте, – улыбается Карен и только потом замечает, что это Элейн – та самая, что в понедельник выпила бутылку вина.
– Привет, – отзывается Элейн.
Кожа у нее отдает желтизной, как и белки глаз.
Не узнала меня, думает Карен. Неудивительно, если учесть, в каком состоянии она тогда была.
Сегодня на занятии много народу, и когда после долгого пыхтенья, вздохов, суеты и возни все, наконец, устроились, в дверь тихонько стучат. Джонни на цыпочках подходит к двери, и Карен поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто там.
– Извините, ребята, мне пришлось бежать в туалет. Найдется еще одно место?
Американский акцент: это Трой. Он оглядывает битком набитую комнату.
– Сегодня мне совершенно точно не помешает занятие.
– Вы как раз вовремя, – шепчет Джонни. – Может, кто-нибудь с этого края чуть-чуть подвинется?
– Конечно, – говорит Эбби, чей коврик лежит ближе всех к двери.
Еще немного повозившись, они освобождают немного места, при этом те, кто на ковриках, почти касаются друг друга плечами, как железнодорожные шпалы.
– Ой. Вам лучше лежать чуть подальше, – предупреждает Таш Элейн.
– Почему? От меня воняет?
– Нет, нет, дело не в вас. У меня синдром Туретта. Так что если не хотите получить затрещину, лучше держаться подальше.
Карен страшно: они того и гляди затеют ссору, однако Элейн кивает и отодвигает коврик в сторону.
Таш такая открытая, думает Карен. Очень зрелая для своего возраста. Она собирается прошептать девушке комплимент, когда за спиной раздается хихиканье Лилли.
– Что? – шипит Карен.
Лилли никак не может остановиться. Боже. Сейчас она расстроит Таш или, того хуже, спровоцирует Элейн.
– Ш-ш-ш, – успокаивает ее Карен.
– Простите, – выдавливает Лилли, вытирая с глаз слезы. Но через секунду снова хохочет.
– Что смешного? – рявкает Элейн.
Наконец Лилли удается перевести дух.
– Просто я хотела сказать: «Совсем как в дурдоме». – Она замолкает на секунду. – А потом поняла, что здесь и вправду дурдом!
Она опять покатывается со смеху.
Рита на диване позади них тоже смеется.
– Ух, ну и хохотушка же ты, Лилли!
Вскоре смеется вся группа – включая Таш и Элейн.
– Боже, как мне этого не хватало, – говорит Эбби, хватаясь за живот. – Спасибо.
Не веселится только Трой. Ничего удивительного, что ему не до смеха, думает Карен. Представить только, из этого уютного, дружелюбного места – прямиком в Афганистан.
Группа успокаивается только после громкого возгласа Джонни:
– Тихо! Время расслабиться.
Но в течение всего сеанса Карен слышит, как рядом хихикает Лилли, и смеется сама.
24
– О, привет! – Из-за двери выглядывает Лилли. – Не знала, что тут занято.
Сегодня суббота, и Эбби с Каллумом в главном холле Мореленда смотрят «Спящую красавицу». По выходным групповых занятий нет, поэтому стационарные пациенты могут пользоваться холлом.
– Хотела посмотреть телевизор? – спрашивает Эбби. – Мы можем найти другое место.
Впрочем, надеюсь, нам не придется этого делать, думает она. Каллум так хорошо устроился. Сидит на ковре со скрещенными ногами и не отрывает взгляд от экрана. Его привез Гленн, чтобы она могла побыть вдвоем с сыном.
– Нет-нет, оставайтесь. – Лилли присаживается на ручку одного из кресел.
– Хорошо выглядите, – говорит Эбби.
Лилли сегодня уделила еще больше внимания своей внешности. Золотистые волосы завиты в спиральки, на губах ярко-красный блеск, кожа приобрела ровный карамельный оттенок. Она поправляет ажурный лиф платья, и до Эбби доносится тонкий абрикосовый аромат.
– Сегодня ухожу домой, – говорит Лилли.
– Правда? Насовсем?
Конечно, Эбби следовало бы за нее порадоваться, но без Лилли в Мореленде будет пусто. С кем ей теперь сидеть в столовой, играть в карты, болтать и смеяться? С Колином? Это совсем не то.
– Только на один день. Доктор Касдан предложил попробовать, чтобы посмотреть, справлюсь ли.
– А.
– Мне уже намного лучше, так что к концу следующей недели я надеюсь выписаться.
Как бы мне хотелось уйти отсюда побыстрее, думает Эбби, с тоской глядя на затылок Каллума. Но пока ей и суток не удавалось продержаться без приступов тревоги, и доктор Касдан посоветовал оставаться в лечебнице, пока она не почувствует себя спокойнее.
Диснеевская принцесса начинает петь песню.
– Простите за фильм – его принес мой муж. – Эбби понижает голос. – Каллум обожает Аврору.
– Еще бы, – отвечает Лилли. – Такие чудесные золотые волосы.
– Он готов без конца смотреть именно этот фрагмент.
На экране вихрем кружится юбочка, Аврора танцует и поет «Однажды во сне».
– Ой, подожди-ка.
Лилли выбегает из комнаты и через минуту возвращается.
– Эй, Каллум. – Она усаживается рядом с ним на ковер.
Ох ты, думает Эбби. Не уверена, что он ответит. Надеюсь, Лилли не ждет, что он похож на ее племянника Нино. Дети-аутисты ведут себя по-разному. Хотя уже то удивительно, что Каллум не реагирует на вторжение Лилли на его территорию.
– Вот, – говорит она и протягивает цветные наклейки. Целую полоску великолепных, блестящих наклеек с принцессами в разноцветных платьях.
Каллум глядит на наклейки. Его глаза расширяются. Он наклоняет голову и рассматривает их еще пристальнее.
У Эбби по телу бегут мурашки.
– Ничего себе, они ему действительно нравятся.
Лилли сияет.
Поколебавшись, Каллум – как ящерка, молниеносно ловящая языком муху, – быстро протягивает руку, хватает наклейки и прижимает к груди.
– Вот и хорошо, – говорит Лилли. – Это тебе.
– Вы уверены? – спрашивает Эбби.
– Конечно. – Лилли встает на ноги. – Мне подарила сестра.
– Нельзя передаривать.
– Мне ничуть не жалко, честное слово.
– Спасибо огромное.
– Все, мне пора. Увидимся завтра.
– Удачи. Помаши ручкой, Каллум.
Эбби машет сама, чтобы напомнить сыну, как это делается.
Каллум взмахивает рукой – еще один знак расположения, – а когда Лилли уходит, продолжает зачарованно разглядывать наклейки.
* * *– Значит, вас всех тут заперли? – спрашивает Крисси, пройдя через дверь из регистратуры.
– М-м, – мычит Майкл.
– Не очень-то хорошо.
– Да.
– Тебе хоть разрешают гулять, а, Микки?
– Приходится ждать, пока откроют дверь, а вообще, да, разрешают.
Это не совсем правда. На самом деле, Майклу разрешено выходить только под надзором кого-нибудь из персонала, даже если нужно всего лишь дойти до угла улицы. Возможно, скоро ему позволят ходить без сопровождения, но все равно не одному, а в компании с другим пациентом. При этом по возвращении будут обыскивать сумки и карманы, чтобы не пронесли ничего запрещенного, например алкоголя или чего-то, чем можно причинить себе вред.
Майкл ведет Крисси вверх по лестнице.
– Какие красивые цветы, – замечает она, остановившись на площадке.
– Привет и пока, ребята. – Мимо пробегает Лилли.
– Черт возьми! – шепчет Крисси, дойдя до второго этажа. – Вот это красотка.
– Ты ее узнала?
– А должна?
– Она ведет «Стрит-данс в прямом эфире».
– Да ну! Ты не говорил, что она тоже здесь.
Майкл рад, что ему удалось произвести впечатление на жену.
– Не говорил. Нам запрещено рассказывать о других пациентах. Но теперь ты ее видела, так что тебе можно.
– А кроме нее, здесь есть знаменитости? Ну же, расскажи. Я буду держать рот на замке, обещаю.
Майкл в этом не уверен – его жена никогда не умела хранить тайны. К счастью, ответ на ее вопрос отрицательный.
– Сейчас покажу тебе общий холл, – говорит Майкл, однако останавливается, заметив сидящего на ковре перед телевизором маленького мальчика и Эбби на одном из диванов. – Простите, мы вам не помешаем? Я только хотел показать жене комнату.
– Без вопросов, – отвечает Эбби.
– Очень красиво. – Крисси проходит за мужем в центр холла. – Уютно, да?
– Наверное.
Это не совсем то слово, которым Майкл описал бы помещение, связанное с занятиями и признаниями.
– По сравнению с государственной лечебницей.
– Я никогда не бывал в государственной психбольнице.
– Вообще-то, я тоже, – отвечает Крисси, – но могу себе представить, что там за обстановка. На днях я говорила с Деллой о том, что ты лежишь в Мореленде…
Майкл содрогается. Делла – приятельница Крисси. Еще не хватало, чтобы она была в курсе его лечения. Хуже того, она – жена Кена, поэтому и он, конечно, теперь все знает. Новости в их городке разлетаются быстро…
– Сейчас покажу тебе общий холл, – говорит Майкл, однако останавливается, заметив сидящего на ковре перед телевизором маленького мальчика и Эбби на одном из диванов. – Простите, мы вам не помешаем? Я только хотел показать жене комнату.
– Без вопросов, – отвечает Эбби.
– Очень красиво. – Крисси проходит за мужем в центр холла. – Уютно, да?
– Наверное.
Это не совсем то слово, которым Майкл описал бы помещение, связанное с занятиями и признаниями.
– По сравнению с государственной лечебницей.
– Я никогда не бывал в государственной психбольнице.
– Вообще-то, я тоже, – отвечает Крисси, – но могу себе представить, что там за обстановка. На днях я говорила с Деллой о том, что ты лежишь в Мореленде…
Майкл содрогается. Делла – приятельница Крисси. Еще не хватало, чтобы она была в курсе его лечения. Хуже того, она – жена Кена, поэтому и он, конечно, теперь все знает. Новости в их городке разлетаются быстро…
Крисси, видимо, заметила выражение его лица.
– Не волнуйся, она обещала никому не рассказывать. Делла – моя подруга, я ей доверяю. И она говорит, что психбольница в Вудингдине, та самая, куда тебя должны были положить, – Саннивейл-хаус, кажется, – так вот, она ужасная. Людей содержат взаперти и все такое прочее.
Майкл хочет попросить Крисси не болтать о нем с Деллой и ни с кем другим. Он запретил ей сообщать детям: если и они будут тревожиться, это лишь усугубит его чувство вины. Однако он не хочет делать это на глазах у Эбби – вдруг она подумает, что ему стыдно находиться с ней в одной лодке.
– Боже, ты только погляди на эти журналы и газеты… О, и фрукты… – Крисси отрывает себе несколько виноградин. – Телевизор огромный. Ух ты, «Спящая красавица»! – Она касается руки Майкла. – Я так любила этот мультфильм! – Крисси отворачивается ненадолго от экрана и жует виноград, пока принцесса исполняет «Однажды во сне». – Сейчас принц прячется за деревьями, – бубнит она с набитым ртом.
– Мой сын балдеет от этого мультика, – говорит Эбби.
– Да хранит его бог. – Крисси улыбается, глядя на мальчика. – Сколько ему?
– Семь.
– Чудесный возраст.
Тем временем песня заканчивается, и принц с принцессой разбегаются в стороны. Принц опять прыгает за дерево, а Аврора принимается танцевать. Сперва Майкл ничего не понимает, затем догадывается, что мальчик пультом перематывает кассету назад.
– Пойдем, Крисси, я покажу тебе свою палату.
Его жена прощается с Эбби и идет вслед за ним по коридору.
– Здесь все такие дружелюбные, – замечает она.
С чего она так решила, думает Майкл. Всего лишь мельком увидела Лилли и обменялась парой слов с Эбби. Крисси смотрит на мир иначе, чем он сам, как будто у них совершенно разные жизни.
Он садится на кровать, жена устраивается рядышком, затем протягивает руку и закрывает дверь.
Только не это, думает Майкл. Надеюсь, она пришла не за сексом. Его самого секс не интересует давно, еще с Рождества.
Она берет его за руку.
– Ну, как ты, Микки?
У него внутри все переворачивается: называет его ласкательным именем – значит, хочет поговорить. Он терпеть не может разговоров по душам. Будь он дома, спрятался бы в сарае, а здесь бежать некуда.
Как ни странно, на глаза вдруг наворачиваются слезы. Скучал я по ней, думает он, пока она гладит его по руке. Это ужасно – провести целую неделю среди толпы чужих людей.
– Не очень, – спустя некоторое время признается он.
– Перед тем, как тебя забрали сюда, ты тоже был не очень, любимый, – замечает Крисси. – Я о тебе беспокоилась.
– Знаю. – Он так старается не заплакать, что едва может разговаривать.
– Ты уже консультировался с кем-нибудь? С психологами или как их там?
– С психотерапевтами. Нет, не то чтобы…
– А сеансы у тебя были? По-моему, что-то об этом говорили…
Майкл не может вспомнить, что говорили, когда он сюда поступил.
– Я… у меня…
– Да?
– Мне с ними не так-то легко разговаривать. То есть, с ней.
Жена смеется, но не зло.
– Милый, а с кем тебе вообще легко разговаривать?
Он косится на нее, с трудом, но все же заставляет себя улыбнуться.
– Мне стыдно, Крисси. За то, что я здесь, и за все остальное. Прости меня.
Его внезапно переполняет чувство вины. Все эти беды, которые он на нее навлек: сначала переживания о потере бизнеса – их общего бизнеса, потому что раньше она тоже работала в «Цветущем Хоуве», – о детях, о том, как выжить… А теперь она должна беспокоиться еще и о нем.
– Хороший из меня кормилец…
– Давай сейчас не будем о кормильцах…
– Хреновый я муж и отец.
– Ты не хреновый муж и не хреновый отец. И кормильцем ты тоже был отличным. Только сейчас наша задача – чтобы ты поправился. С остальным разберемся позже.
– Я все потерял.
– У нас есть дом, – отвечает Крисси. – Некоторые люди не имеют даже этого.
Если я не буду работать, дом тоже скоро отберут, думает он. Я как раз вел переговоры с ликвидаторами имущества, пытался найти альтернативные решения, чтобы привлечь инвестиции, когда загремел сюда. Майкл вдруг вспоминает тему недавнего группового сеанса: «катастрофирование». Может, как раз этим я и занимаюсь? Беру сегодняшнюю ситуацию и рассматриваю в негативном свете, довожу до катастрофы. Один шаг за один раз, вспоминает он слова психотерапевта. Не думайте, что ситуация всегда будет оставаться такой, как сейчас. Пытайтесь жить настоящим. Если настраиваться на плохое, то вы, вероятнее всего, сами усугубите ситуацию. Куда лучше открыть пути для возможностей.
Похоже, Крисси почти читает его мысли:
– Думаю, нужно максимально использовать этот шанс. Если послушать Деллу, тебе очень повезло.
– Меня могли положить в государственную психушку…
Он вспоминает больницу в Вудингдине: огромная белая коробка, стены с облупленной краской, малюсенькие окошки – мимо нее он проезжал много раз.
– Ну вот, радуйся, что тебе выпала такая возможность. Говори с людьми, Микки. Ты спрашивал у психиатра о лечении?
– У доктора Касдана, да…
Майкл ходил на прием и согласился – неохотно – подумать о лекарстве, которые врач назвал СИОЗС[8], но так и не начал принимать. Медсестры уговаривали его, расписывали, как хорошо помогают эти таблетки, однако их рвение только больше его оттолкнуло. Перед глазами стоит образ сестры Рэтчед из «Полета над гнездом кукушки», потчующей своих подопечных отупляющими лекарствами. Он боится, что для него все закончится еще хуже.
– Хорошо, – кивает жена. – Когда у тебя следующая консультация с… э-э… психотерапевтом? Она в самом деле настолько ужасна? Тебе могут поменять врача, если она тебе не нравится.
– У нас встреча в понедельник.
Он представляет, как Джиллиан сидит напротив него в своем платке с «огуречным» рисунком. Пучок волос на голове и очки делают ее такой грозной!.. Но ведь она вела и пару групповых занятий на этой неделе. Шутила, хоть и сдержанно, некоторые ее предложения вроде бы серьезно помогли другим пациентам. Кажется, именно Джиллиан говорила о катастрофировании? Наверное, все дело во мне, признает Майкл. И уж она точно лучше, чем Джонни.
– Да, ты права, не такая уж она и плохая. Останусь у нее.
– Отлично.
Крисси крепко его обнимает. Некоторое время они сидят, прижавшись друг к другу, и дышат в унисон. Наконец, он отрывается от нее. Крисси сияет улыбкой.
– Обязательно с ней поговори, Микки. Если не ради себя, то хотя бы ради меня, ладно?
25
– Ничего себе! – кричит Анна в мобильник. – Замечательные новости!
– Что такое? – спрашивает Карен, стараясь не отвлекаться от дороги.
Анна делает ей знак помолчать.
– А какой вес?
У Карен радостно подпрыгивает сердце: у Лу родился ребенок! Чудесно. И Лу, и Адам – мужчина, которого она нашла ему в отцы, – так этого ждали. Он гей и тоже живет в Брайтоне.
И действительно, выключив телефон, Анна говорит:
– Это Адам звонил из роддома. – Она оборачивается к Молли и Люку. – Лу родила. У нее мальчик.
– Е-е-е-е-е-е-е-е-е!
Карен качает головой и улыбается. Никто не умеет так выражать восхищение, как моя дочь, думает она. Похоже, сегодня будет по-настоящему прекрасный день.
– Хорошо, – произносит Люк.
Карен бросает взгляд в зеркало. Выражение лица сына, кивок головы, едва заметная довольная улыбка – все говорит о том, что мужское самолюбие удовлетворено.
– Мы поедем к ним, мамочка? Прямо сейчас? – Молли от нетерпения подпрыгивает на сиденье.
Боже, думает Карен, пока не съездим, покоя не будет. А я ведь собиралась домой. Я так устала, столько часов провела на грядках. Следует соблюдать осторожность, об этом все говорят в Мореленде: главное – не переусердствовать.
Она наклоняется к Анне.
– Ты тоже хочешь поехать прямо сейчас? – говорит она, не разжимая губ, как чревовещатель, чтобы дети не разобрали слов.
– Я бы с удовольствием, – отвечает Анна, тоже понизив голос.