Парней обычно труднее вытянуть на танцпол, думает Эбби, а ирокез Карла и татуировки Лански явно говорят о том, что поп-музыка семидесятых – не их выбор. Однако стоит Лилли поманить их пальцем, как оба поднимаются и встают по обеим сторонам от нее.
Далее следует Донна Саммер.
– Это моя личная подборка. – Лилли говорит громко, чтобы перекричать стремительный поток звуков синтезатора. – Супер, правда?
В композиции «Я чувствую любовь» слов немного, поэтому подпевают все. Эбби кружится, ощущает голыми ступнями мягкость ковра, ветерок из окна шевелит волосы, и она не может сдержать улыбки. Лилли удивительная, какие ловкие у нее движения, замечает она. Танцует лучше, чем любой из нас, ну и что с того? Я и забыла, как это здорово. Все тревоги будто испарились.
Только Майкл до сих пор сидит на диване.
Кружась, Лилли протягивает ему руку.
– Идите к нам, – зовет она.
– Это не мое, – бурчит Майкл.
– Хватит скучать, – кричит Эбби. – Это так круто!
Майкл качает головой.
– Все нормально.
– А какую музыку вы любите? – спрашивает Эбби, когда композиция заканчивается.
– Ну, раньше я был панком.
– Правда? – Лилли не верит ушам.
– Да, – отвечает Майкл.
Эбби чувствует, что над ним лучше не смеяться.
– Молодец! – Карл в шутку толкает его.
– Пойдем, Майкл… – Колин появляется перед ним как чертик из табакерки. – Не моя эпоха, но с пого я тоже справлюсь.
Колин выглядит комично, подпрыгивая так неистово, что по лбу струится пот, и Эбби опять разбирает смех. А ведь он так и остался в шлепанцах, замечает она, даже после боя с подушками. От широкой улыбки у нее уже болят щеки.
– Как насчет этого? – Лилли берет айпод, листает треки и спустя секунду нажимает кнопку.
Эбби тотчас узнает: «Раскачай Касбу»[9]. Майкл неохотно встает.
– Пожалуй, это еще куда ни шло.
Он начинает танцевать, сперва медленно, потом набирает темп. Элейн все быстрее щелкает выключателем; к этому времени она уже приплясывает и машет свободной рукой. К припеву Майкл окончательно входит в раж.
Танцы продолжаются под еще несколько композиций. Кто-то покачивается или дрыгает ногами, кто-то подпрыгивает или кружится – каждый танцует по-своему, думает Эбби. Кто бы мог подумать, что Майкл так красиво двигается?
Неожиданно раздается резкий стук в дверь.
– Вот черт. – Лилли спешно выключает музыку.
Как дети, которых застали бесящимися посреди ночи, они разбегаются по диванам, хихикая и налетая друг на друга. На ногах остается один Майкл.
Дверь открывается. Это Фил, управляющий.
Они смотрят на него широко раскрытыми, невинными глазами.
– Не хочу портить вам вечер, – строго произносит Фил, проходя в середину холла, – но внизу идет совещание. Можно немного убавить звук?
– Конечно, – невозмутимо отвечает Лилли. – Извините, мы… – Она вдруг осекается.
Проследив за ее взглядом, Эбби видит, что за спиной у Фила Майкл с каменным лицом ставит ему рожки.
31
Едва положив на стол нож и вилку, Эбби замечает, как в дверях столовой Сангита машет ей рукой.
– За вами такси. – Сангите приходится повысить голос, чтобы докричаться сквозь гомон. – И Лилли, я видела машину вашей сестры. Наверное, тоже приехала вас забрать.
Эбби смотрит на часы. Машина прибыла рано. Хорошо, что ей удалось пообедать.
– Ну, ладно, пора.
Она отодвигает стул.
– Ты хотела дать мне свой номер, – говорит Карен, отрываясь от лазаньи, и достает телефон.
– Да, точно.
Карен нажимает кнопки под диктовку.
– Я чуть позже тебе позвоню, и мой номер тоже останется у тебя.
– Договорились.
– Обязательно загляни ко мне на чашку кофе.
Оказалось, что Эбби живет в пяти минутах ходьбы от дома Карен.
– Так, все, я пошла. – Лилли выдвигает ручку чемодана на колесиках. – Отдохни хорошенько на выходных, Майкл. – Свободной рукой она сжимает его плечо.
Майкл на секунду замирает с набитым ртом.
– Постараюсь.
Эбби с сумкой в руках идет за Лилли в регистратуру.
– Уже не терпится выйти отсюда, – говорит она, нажимая на звонок, чтобы Дэнни открыла дверь.
Сегодня пятница, и ее впервые отпустили домой.
– Если тебя отпустили сразу на два дня, значит, дела у тебя идут хорошо, – говорит Лилли. – Удачи.
– Спасибо, – благодарит Эбби.
Все равно мне скоро возвращаться, думает она. Ей хочется побыстрее избавиться от опеки персонала, спать в своей кровати и готовить привычную еду. А больше всего она жаждет увидеть Каллума.
– Страшновато оставаться без надзора, – шепотом признается Лилли, пока Дэнни их пропускает.
– Все будет в порядке. На прошлых выходных ведь так и было?
Лилли кивает, но по ней заметно, что она волнуется.
– Поскорее бы увидеть Тамару и Нино.
В это мгновение открывается входная дверь лечебницы.
– Привет! – говорит Тамара.
К груди она прижимает ребенка. У них обоих сильно вьющиеся волосы и золотистая кожа. Странно видеть, как знакомые черты Лилли повторяются на лице Тамары.
– Привет-привет! – Лилли обнимает обоих и целует племянника. – О, привет, капризуля!
Видя ее привязанность к Нино, Эбби чувствует, как к горлу подкатывает ком.
– Сейчас, минутку, попрощаюсь с подругой. Ее такси ждет.
«С подругой», – с удовольствием отмечает Эбби.
Лилли оборачивается.
– Так ты всю следующую неделю будешь здесь?
– Планирую переночевать в воскресенье, а потом в понедельник, среду и пятницу на дневной стационар. Постепенно уменьшать время, как рекомендуют. А ты?
– Я буду во вторник и пятницу. Значит, пересечемся.
– Отлично.
Эбби хочет попросить номер телефона и у Лилли, но не решается. Все-таки Лилли знаменитость. Держу пари, она не любит, когда ей докучают.
* * *Будет невежливо подняться и уйти, ведь Карен еще не доела, думает Майкл. Он чувствует неловкость: теперь, оставшись с ней наедине, нужно что-то говорить.
Карен ест лазанью.
– Значит, твой цветочный магазин был в Роттингдине?
Вопрос застает Майкла врасплох. В разговоре с сотоварищами по больнице он упоминал о том, где живет, и сказал, что магазин рядом с домом, но не более того.
– М-м-м… Нет, в Хоуве.
– А где именно? Я там живу неподалеку.
– У станции, – сообщает он и чувствует, как краснеют щеки.
– Да я там езжу каждый день! – восклицает Карен и, задумавшись, хмурит брови. – По-моему, не так давно я покупала у тебя цветы. Сине-зеленый фасад… выходит на… Как называется улица?
Она откладывает вилку в сторону и пальцем чертит в воздухе карту.
– Кромвель-роуд, – подсказывает Майкл.
– Точно! Анютины глазки. В корзине. Для мамы.
– Я тебя тоже помню, – медленно произносит он.
Действительно, помню. Я еще подумал, что она симпатичная. Такая и есть. От этой мысли он краснеет еще больше.
– Ты поставил корзину в багажник машины. – Карен улыбается. – Как забавно. Твое лицо мне с самого начала показалось знакомым, только я не могла вспомнить, откуда.
– И мне, – кивает Майкл.
Однако от того, что Карен кое-что знает о его прошлом, он чувствует себя перед ней уязвимым, беззащитным. Он рисует в воображении свой магазин: полки с пластмассовыми ведрами, потертости на полу. Слышит жужжание кассового аппарата, запахи цветов. Но решает не показывать испуга.
– Надеюсь, маме понравились анютины глазки?
– Еще бы, – говорит Карен. – Ой, как жаль, что тебе пришлось закрыться. Я зашла всего лишь раз, но, сколько ни проезжала мимо, всегда обращала внимание, как у тебя оформлены витрины. Очень красиво.
– Спасибо.
Майкл не знает, что еще сказать. От ее слов – от того, что она заметила, сколько он вкладывает труда, – хочется разрыдаться. На его счастье, к ним подходит управляющий Фил. Без сомнений, чтобы поговорить с Карен – до сих пор Майкл почти не имел дела с этим франтом с козлиной бородкой, если, конечно, не считать вчерашнего вечера. Майкл стыдливо отводит взгляд, вспомнив, как вчера над ним подшучивал.
– Простите, что не даю вам спокойно поесть.
Майкл удивлен: по всей видимости, Фил обращается к нему.
– Когда закончите, загляните ко мне, Майкл. Мне нужно с вами поговорить.
– Уже закончил.
– А. Тогда пройдем со мной?
– Конечно, – отвечает Майкл и встает.
* * *Если нигде не застрянем, то доберемся минут через двадцать, прикидывает Эбби, усаживаясь на заднее сиденье такси. Какая роскошь, когда тебя вот так везут и не приходится рулить самой, следя одновременно за дорогой и в зеркало за сыном. Пробок пока нет, замечает она, когда машина выезжает по тоннелю Кулфейл из Льюиса. Хорошо. Хотя Гленн ждет ее к вечеру, раз уж так получилось, она решила отказаться от вечернего группового сеанса, чтобы пару часов побыть в одиночестве до возвращения Каллума из школы. Конечно, спасибо Гленну и многочисленным сиделкам за то, что взяли на себя заботу о ребенке в ее отсутствие, но она будто метящая территорию кошка – ей хочется заново обжить свое пространство, чтобы оно принадлежало только ей.
Эбби прислоняет голову к окну и смотрит, как мимо пролетают зеленые луга. Домой. Эта мысль несет одновременно и плохие предчувствия, и оптимизм.
– Даже не верится, что за такое короткое время я столько выяснила – о себе самой, конечно, – призналась она Бет на индивидуальном занятии сегодня утром. – Впервые за много лет у меня была возможность думать только о своих потребностях. Когда у тебя такой сын, как Каллум, нет времени зацикливаться на собственных проблемах, и вроде бы это хорошо. А с другой стороны, ничего хорошего – сейчас я это понимаю, – потому что все копилось внутри меня.
– Человеческая психика немного похожа на скороварку, – ответила Бет. – Если не выпускать пар, можно взорваться.
– Мне помогли разговоры, сейчас я чувствую себя куда лучше. И все же немного страшно возвращаться к тому, что меня изначально сюда привело. Продажа дома, развод с Гленном, забота о Каллуме… – От одних этих слов Эбби бросает в пот.
– Переходный период бывает трудным. Каким образом вы можете помочь себе не упасть духом?
– Попросить о помощи. Гленн действительно гораздо чаще меня способен сказать «нет», и в итоге я лишь ненавижу его за это… Наверное, нужно перестать обижаться, а просто ослабить контроль?
Бет кивнула.
– Разумно. Конечно, при этом у вас освободится время, чтобы наслаждаться приятными делами. Чем вы любите заниматься?
– Не знаю.
Было трудно представить, что у нее появится свободное время.
– А что вам больше всего понравилось здесь?
Эбби улыбнулась, вспомнив о Рике с его пристрастием к коке, неудержимый смех Лилли по поводу дурдома и их вчерашнюю дискотеку.
– Смеяться, – ответила она. – А еще было замечательно вести честные и открытые разговоры. – Она представила себе Лилли за рисованием в студии. – М-м… а еще я, наверное, снова хочу попробовать себя в каком-нибудь творчестве. – И нахмурилась. – Хотя вряд ли у меня будет время на болтовню или рисование. Я даже еще не нашла, где мне жить.
– Но, возможно, вы уже понимаете, что сегодняшняя ситуация не будет длиться вечно?
Утром Эбби согласилась, а теперь ее беспокоит это замечание. Действительно, однажды – надеюсь, не в таком уже далеком будущем, – с разводом будет покончено, однако необходимость заботиться о Каллуме останется. «Катастрофирую» я или защищаю свои интересы – неважно, как это называют психотерапевты. Потому что, чем старше он становится, тем тяжелее будет стресс от заботы о нем.
Она вздыхает. Оставаться на плаву – дело непростое.
Помни, нужно думать о хорошем, бормочет она, когда такси въезжает на холм перед поворотом в западный район Брайтона.
Итак… Буду пользоваться любой возможностью отдохнуть и чаще просить Гленна о помощи, обещает она себе. В конце концов, он на удивление хорошо справился без меня. Замечательно, что он стал ближе к Каллуму. Судя по всему, Мореленд сослужил добрую службу нам обоим.
* * *Фил закрывает дверь кабинета и придвигает Майклу стул.
Обстановка здесь обшарпанная, не то что в остальных помещениях, отмечает Майкл. Наверное, потому, что платные пациенты важнее, чем персонал. Интересно, что по этому поводу думают люди, которые здесь работают.
– Не буду ходить вокруг да около, – говорит Фил.
У Майкла тотчас появляется ощущение, что он в чем-то провинился. А вдруг Фил заметил, что я ставил ему рожки? Но как…
– Освободилось место в государственной лечебнице.
Майкла будто ударили в живот.
– Приятная новость в том, что она гораздо ближе к вашему дому.
– О?
Голова у Майкла идет кругом. Нужно срочно собраться с мыслями. Мне ведь только что стало лучше, хочет возразить он. Меня нельзя переводить! Я познакомился с пациентами, даже немного подружился. Вчера вечером мы смеялись, танцевали, затем я спал пять часов кряду – такого не случалось с Рождества. Мне здесь нравится, в конце концов!
– В Вудингдине, – продолжает Фил, но Майкл уже паникует и почти не слышит его.
А что же Джиллиан, думает он. У нас только-только дело сдвинулось с места. Знают ли они, как мне было трудно рассказать о себе? Я едва начал понимать, сколько всего на меня навалилось за последние месяцы. Хотел поговорить с доктором Касданом об антидепрессантах – кое-кто из пациентов утверждает, что они не так уж плохи; встреча у нас с ним назначена только на понедельник… Ничего не имею против государственной лечебницы, однако переводить меня сейчас в другое место – решение абсурдное, даже жестокое…
Постепенно до него доходят слова Фила.
– Вудингдин?..
– Да. – Фил улыбается. – Вы ведь из Роттингдина, верно?
Майкл кивает. Его начинает трясти. Мысленно он кричит: «Вы переводите меня в эту гигантскую белую коробку, где я не знаю ни души? Подруга Крисси, Делла, сказала, что внутри она ужасная, людей там держат взаперти…».
– В Саннивейл-хаус есть место в общем отделении.
– Когда мне туда идти? – только и может выговорить Майкл.
Хоть бы оставили до следующей недели, мысленно молит он. Вроде по выходным больницы не принимают новых пациентов.
Фил поворачивается к компьютеру.
– Вообще-то следует выписать вас прямо сейчас – раз есть место в бесплатной клинике, мы не обязаны держать вас здесь. К сожалению, все сводится к деньгам. – Он вздыхает. – В государственных больницах сократили массу коек. Мы забираем к себе тех, кому не хватило мест, но сейчас, как я уже сказал, койка освободилась. Понимаю, что это нарушит процесс лечения – честное слово, я очень об этом сожалею. Может, будет лучше, если я вызову такси на более позднее время, чтобы вы остались хотя бы на вечерний сеанс?
Если бы Майкл сейчас не сидел, он бы рухнул на пол. По какой-то причине он загнал мысли о возможном переводе в государственную лечебницу на задворки разума. Вы все убеждали меня настраиваться на хорошее, хочет он крикнуть. Столько провели сеансов, заставили поверить, что выбраться из депрессии можно, просто изменив образ мыслей. Я же специально гнал от себя этот страх!
Майкл смотрит на управляющего. И как только он посмел сказать, что новость приятная? В это мгновение он ненавидит Фила.
Я снова попал туда, где был в самом начале. Опять та же история, что и с Тимом из гостиницы. Меня еще раз кинули.
Однако выразить все это словами он не может. Просто сидит как контуженый и дрожит – все равно, что загнанный в угол зверь.
Часть III Темнота отступает
32
Эбби открывает ключом входную дверь, перешагивает через порог. Бросает сумку, поднимает с коврика почту и проходит в кухню. Под ногами хруст – линолеумный пол усеян кукурузными хлопьями. Она осматривается: в раковине гора грязной посуды, пыль не протиралась давно, от мусорного ведра попахивает.
Вот и отдохнула пару часов, думает она и берется за веник. Как обычно. А я-то радовалась, что у Гленна так хорошо все получается. Мог бы приложить побольше усилий, ведь знал, что я сегодня приеду.
Через полчаса досада слегка отпускает. Уборка кухни заняла не так много времени, говорит она себе, таща наверх по лестнице сумку. Может, они спешили. И Гленн не ожидал, что я приеду раньше пяти. Наверное, он планировал прибраться позже.
Переводя дыхание на лестничной площадке, она вдруг задерживает взгляд на висящем на стене коллаже: три черно-белые фотографии Западного пирса[10], которые много лет назад она поместила в одну рамку. На первой пирс черным скелетом поднимается из моря; на второй металлическая конструкция наполовину скрыта поднимающимся от воды туманом; на третьей видна только верхушка, остальное поглотила белая мгла.
Довольно красивые фотографии, внезапно осознает она. Уверена, творчество будет гораздо полезнее для моего самочувствия, чем уборка, но где найти время? Ослабь контроль, вновь слышит она внутренний голос. Все так делают, верно? Не обращают внимания на беспорядок. И Гленн поступает так же. Наверное, следует поменьше возмущаться, а лучше брать с него пример.
Скривившись, Эбби тащит сумку дальше, но, едва открыв дверь спальни, вновь закипает от злости. Постель не заправлена, грязное белье Гленна валяется на стуле в углу.
Не верю своим глазам! Он здесь спал.
Хотя никаких особых договоренностей между ними не было, она предполагала, что Гленн будет и дальше спать на мансарде. Конечно, кровать здесь гораздо просторнее и удобнее, а его одежда все еще висит в шкафу, но ведь это просто невежливо – если учесть, что он уже много месяцев здесь не спал. Как пить дать, собирался поменять простыни и сделать вид, что ночевал у себя, распаляется она.
Как на фотографиях пирс обволакивает туман, ею овладевает знакомое ощущение. Не утони в нем, приказывает она себе и садится на кровать. Дыши глубоко, Эбби. Вдох носом, выдох ртом… Постепенно тревога уходит.
Вдыхая, она замечает какой-то запах – незнакомый, приторный. У Гленна новый лосьон? Она наклоняется к подушке. Явно пахнет цветами. Может, другой стиральный порошок?