Вдыхая, она замечает какой-то запах – незнакомый, приторный. У Гленна новый лосьон? Она наклоняется к подушке. Явно пахнет цветами. Может, другой стиральный порошок?
Затем она поднимает взгляд.
На тумбочке – с той стороны, где она всегда спит, – стоит ее любимая фарфоровая чашка. Эбби берет чашку в руки, рассматривает, и сердце замирает.
На ободке пятно – ярко-розовый морщинистый отпечаток.
Губная помада.
* * *Пролистав документы, доктор Касдан поднимает глаза.
– Ну, как у вас дела?
Карен ожидала от психиатра этого вопроса, и ответ у нее готов:
– Плачу уже гораздо меньше. Наверное, я начинаю понимать, отчего я была в таком унынии.
– Приятно слышать. Что помогло, на ваш взгляд?
– Групповые сеансы отличные. Знакомство с другими людьми, которые испытывают аналогичные чувства, действует как бальзам. Я многое узнаю от них, они – от меня.
Карен умолкает. Не следует недооценивать свои проблемы. Если я поведу себя слишком несдержанно, он решит, что мне лучше, и скажет, что я могу больше сюда не ходить. Посещая дневной стационар, Карен чувствует себя уверенной и способной действовать; она боится, что без этой поддержки ее легчайшим ветерком отнесет назад.
В сумке вдруг начинает вибрировать телефон. Только бы с детьми было все в порядке, думает она. Хочется ответить, но у нее всего лишь несколько минут на беседу с доктором, поэтому кто бы там ни звонил – подождет.
Доктор Касдан продолжает:
– По-моему, мы с вами обсуждали лечение антидепрессантами, но вы пожелали немного повременить.
Карен кивает.
– Я бы оставила это как запасной вариант, если не возражаете.
– Разумно. – Психиатр берет ручку. – Рекомендую продолжать посещения дважды в неделю еще в течение месяца. Через пару недель мы вновь обсудим положение дел.
Перспектива получать меньше помощи в недалеком будущем тревожит, однако Карен напоминает себе, что уже прошла долгий путь.
– Хорошо… – Она встает. – До свидания.
В коридоре она первым делом достает телефон.
Пропущенный звонок от Эбби.
* * *Сейчас пройдет… Сейчас пройдет… Сейчас пройдет… Эбби как мантру повторяет эти слова. Но как ни пытается она думать о том, что это вызванная переживаниями физическая реакция, паника только усиливается. Дышать… Дышать…
Что там говорили делать? Ах да, бумажный пакет… На ослабевших ногах она идет вниз, в кухню, трясущимися пальцами открывает ящик у раковины, достает кипу пакетов – все полиэтиленовые.
Она садится. Нет, так еще хуже. Слышно, как сердце стучит в груди: ба-бум, ба-бум… Она опять встает. Кружится голова. Может, пройтись? Эбби выходит из кухни, идет по коридору, возвращается.
Пытается вычленить хотя бы одну мысль, выстроить логическую цепочку, но в голове полная путаница. Гленн с кем-то занимается сексом… С кем?.. В моей кровати… В нашей кровати?.. И давно?.. Я только подумала, что у нас все налаживается… Это было только один раз?.. У него роман?.. Надеюсь, что он ее не любит, я этого не вынесу… Знаю, между нами все кончено, но как же больно… Все эти задержки на работе… Я могла бы и догадаться… Мудак… А Каллум в это время был дома?.. А что же Ева?.. Другие няни?.. Я чувствую себя такой дурой… Какое унижение… Теперь мне точно не выздороветь… Простыни… Фу… Их нужно срочно в стирку… Он все еще мой муж… Мы даже не разведены официально… Почему здесь, в доме?.. Не мог уйти куда-нибудь… Пытается свести меня с ума?.. Я и есть сумасшедшая… Нужно возвращаться в Мореленд… А что будет с Каллумом?.. Теперь его нельзя оставить… Здесь он больше не будет в безопасности… И я тоже… Что делать?.. Мне нужна помощь… Сердце сейчас взорвется… Кто-нибудь должен отвезти меня в клинику… Кого попросить?..
* * *Как странно, хмурится Карен. Не ожидала, что Эбби станет звонить прямо сейчас. Она ведь знает, что я до вечера в Мореленде. Наверное, случайно нажала мой номер. Но затем она замечает голосовое сообщение.
«Карен, извини, пожалуйста, просто не знаю, кому еще позвонить. Случилось ужасное, мне срочно нужно с кем-нибудь поговорить…»
Карен нажимает возврат вызова, в ту же секунду отвечает Эбби.
– Ох, Карен, спасибо, – вздыхает она и заливается слезами.
– Тихо, тихо. – Карен быстро идет по коридору, ищет укромный уголок. – Прости, что не взяла трубку, была на приеме у доктора Касдана.
– А, понятно. – Эбби задыхается, едва сдерживая рыдания. – Извини. Я вам помешала?
Свободен маленький холл, и Карен идет туда.
– Все в порядке, мы уже закончили, – говорит она, усаживаясь. – Что произошло?
Несмотря на весьма путаные объяснения, Карен ухватывает суть. Убила бы этого Гленна, думает она, однако лучше промолчать.
– Может, мне приехать обратно в Мореленд? – спрашивает Эбби, закончив рассказ. Ее голос едва слышно.
Карен задумывается на секунду.
– Вряд ли, – медленно произносит она. – Ты сейчас в панике, а это не лучшее время для принятия решений. Боюсь, если ты сюда вернешься, даже не попытавшись уладить дела дома, то снова окажешься там, где была. А ведь ты прошла такой долгий путь.
– Боюсь, у меня не получится.
Карен быстро прикидывает. Она собиралась остаться на вечерний сеанс, поэтому Молли с Люком пробудут у няни еще часа два.
– Какой у тебя номер дома? – Улицу, где живет Эбби, она знает.
– Восемь.
– Сейчас приеду, поговорим.
– В полпятого вернется Гленн вместе с Каллумом, а я не хочу с ним встретиться. Только не сейчас.
– А… – Карен уже выходит из здания. – Через полчаса буду. Заберу тебя, поедем к нам.
Эбби молчит. В трубке Карен слышит ее дыхание, частое и неглубокое.
– Эбби, ты как там?
– Нормально. Я просто думаю…
– Не думай, – приказывает Карен. – Скажи «да». Мы решим, что делать, за чашкой чая.
Снова тишина. Затем Эбби произносит:
– Чашка чая. Это было бы чудесно.
– У меня есть кекс…
– Какая-то корова пила из моей любимой чашки!
Карен морщится.
– Можешь взять ее с собой и разбить о стену у меня в саду.
Эбби хмыкает.
– Хорошо бы.
– Ну и отлично. Ты распаковала вещи?
– Нет еще.
– И не трогай их. Возьмешь чемодан с собой. Если что, переночуешь у меня.
– А как же Каллум?
О боже! Гленн ведь должен за ним присматривать. Если повезет, то так и будет.
– Потом мы его тоже можем забрать. – Хоть и она беспокоится, как он поладит с Молли и Люком, сейчас не время раздумывать. – Давай сперва посмотрим, как нам поможет битье посуды, ладно?
– Ладно, – отвечает Эбби. Дыхание у нее почти восстановилось. – И, Карен, спасибо тебе.
– Не за что. – Карен машет в воздухе рукой, будто Эбби ее видит. – Скоро увидимся.
Ну вот, все как всегда. Я опять забочусь о других, думает она, едва вырулив на трассу.
* * *Подгоняемая гневом, Эбби срывает с кровати белье, хватает простыни, злосчастную чашку и спешит вниз. Ей нестерпимо хочется разбить чашку, как предложила Карен, и оставить осколки на кухонном столе для Гленна, но Каллум может обнаружить битый фарфор первым и пораниться. Вместо этого она наспех царапает записку: «Добралась домой рано, но уехала к подруге. Спасибо, что оставил в доме столько подсказок. Вернусь за Каллумом позже».
Она не ставит подпись, но кладет листок поверх испачканной помадой чашки. Гленн не должен ни на минуту усомниться: ей известно, что происходило в доме в ее отсутствие.
Затем опять бежит наверх за сумкой. Теперь, в состоянии яростного возбуждения, вещи кажутся намного легче.
Она запирает входную дверь, садится на скамейке между тисовым деревом и кустом остролиста и ждет Карен. Осталось недолго.
33
К Саннивейл-хаус подъезжает такси, и Крисси спешит к Майклу. «Я дойду пешком и встречу тебя, – сказала она, когда Майкл доложил по телефону, что его выписывают и переводят в психбольницу. – Прогулка мне не помешает». Майкл понял, что она проявляет дипломатичность; ей ничего не остается, как идти пешком или ехать на автобусе, потому что машину забрали кредиторы.
Крисси открывает дверцу такси.
– Привет, любимый.
Майкл выбирается с заднего сиденья и почти падает в объятия жены. Он был слишком взвинчен, чтобы остаться на послеобеденный сеанс в Мериленде; тогда пришлось бы прощаться с людьми, которых он успел полюбить. Вместо этого Майкл отправился к себе в палату и упаковал вещи. Не прошло и часа, как он уже здесь, однако мысль о переводе до сих пор терзает его не меньше, чем у Фила в кабинете.
Майкл поднимает глаза на здание за спиной Крисси. Оказывается, стены вовсе не белые, а бледно-серые; окошки крохотные и, судя по всему, не открываются. Вокруг газонов установлено высокое ограждение. Скорее тюрьма, чем больница.
Тем не менее вышедший поприветствовать их молодой человек вовсе не похож на надзирателя. С широкой улыбкой на лице он представляется: Аконо. За последнее время Майкл привык, что все ему улыбаются; Аконо, по крайней мере, делает это искренне.
– Позвольте проводить вас в номер с видом на море, – говорит он и, заметив замешательство на лице Майкла, добавляет: – Так мы называем палаты в мужском отделении. Правда, сегодня нам придется пройти через те, что выходят на луга. Обычно мы тут не ходим, но сейчас главный вход ремонтируют.
Он ведет Майкла и Крисси в обход здания.
Вид на луга, как догадывается Майкл, пока Аконо отпирает замки, у охраняемого отделения.
– Мерзкая лесбиянка! – раздается чей-то крик.
С другого конца коридора в их сторону направляется жилистый парень в пижаме.
– Вот мерзкая лесбиянка!
Поравнявшись с ними, парень смотрит на Крисси.
Аконо сохраняет спокойствие.
– Не обращайте на Джеза внимания. Постоянно зовет меня грязным негром. Он просто болен.
Очень мило, думает Майкл, а потом вспоминает Таш и болезнь Туретта. Наверное, у Джеза что-то подобное, он не может себя сдерживать.
Они идут мимо большой металлической двери с решеткой, сквозь которую видны покрытые серым пенопластом стены. В середине из того же пенопласта установлено нечто, напоминающее кровать.
– Что там? – спрашивает Майкл.
– Изолятор, – отвечает Аконо.
Иным словами, камера, думает Майкл. Крисси сжимает его руку.
– Сначала покажу вам палату, – говорит Аконо. – Там вы можете оставить вещи, и я провожу вас в комнату отдыха.
– Здесь не так плохо. – Крисси обводит взглядом палату: в ней свежевыкрашенные стены, полки в тон стен, тумбочки и одна кровать. – Хорошо, что ты будешь один, да, Микки?
– Голубые стены мне нравятся больше всего, – говорит Аконо.
– А есть и другие? – спрашивает Крисси.
– Красные, желтые, зеленые – зависит от палаты. По мне, этот цвет самый расслабляющий.
От меня ждут благодарности, думает Майкл, но в комнате несет инсектицидом.
– А туалет здесь есть?
– Один на отделение, в конце коридора, – объясняет Аконо.
На отделение, думает Майкл. В предыдущей клинике в его распоряжении была палата с отдельным туалетом и душем.
Он со стуком опускает чемодан: пол покрыт линолеумом, ковра нет. В ушах вдруг звучит голос Джиллиан: «Не зацикливайтесь на пессимистичных мыслях, Майкл». Она могла бы убедить его, что для выздоровления ему не нужны свежесрезанные цветы и телевизор в палате. Я изо всех сил стараюсь мыслить позитивно, возражает он, но все это смахивает на дурной сон.
Майкл ходит по комнате в надежде адаптироваться, смотрит в окно. Внизу стоит теннисный стол; двое мужчин играют, он бы тоже не прочь к ним присоединиться. Поодаль курит кучка больных – к этому он привык в Мореленде. «Плохие курят больше помешанных», – вспоминает он слова Лилли.
– Хорошо, – говорит он Аконо. – Может, покажете мне комнату отдыха?
От комнаты отдыха Майкл не ждет изобилия. И действительно, CD-плеер, телевизор и стопка потрепанных настольных игр – вот и все здешние развлечения. Правда, есть еще кухонный уголок: стойка в нем усеяна испитыми пакетиками чая и пластиковыми ложками. Любой звук отдается эхом. Хотя комната просторная, здесь сидят всего несколько человек. Двое молча играют в «Эрудит», рядом с ними юноша расчесывает руки и бормочет нечто вроде: «Тьфу! У меня под кожей далматинцы», да еще старик с тонкими будто пух волосами сидит на деревянном стуле перед телевизором. Он смотрит скачки и единственный из всех приветствует вошедших кивком головы.
Трудно поверить, что совсем недавно я обедал в компании людей, которых уже считал почти друзьями, думает Майкл.
– Ну, и что будет дальше? – спрашивает в коридоре Крисси.
– Вас осмотрит палатный врач. – Аконо обращается к Майклу, вновь улыбаясь во весь рот, но Майкл не в состоянии понять, что происходит в данный момент, не говоря уже о том, что будет после, поэтому не реагирует. Аконо поворачивается к Крисси: – Мы считаем, что лучше всего предоставить пациентам возможность освоиться самостоятельно.
«Ты намекаешь моей жене, чтобы она ушла? – думает Майкл. – Если это так, почему не скажешь прямо?» От перспективы остаться здесь без нее он содрогается.
– Ясно. – Крисси кивает.
Она всегда была покладистее меня, думает Майкл.
Обнимая его на прощание, Крисси шепчет:
– Не волнуйся, любимый! Постараемся забрать тебя отсюда как можно скорее, обещаю.
Значит, ей тоже здесь не понравилось, несмотря на веселость Аконо, заключает он. Ему становится только хуже – это подтверждает, что его ощущения верны. Крисси с Аконо уходят, а Майклу ничего не остается, как вернуться в унылую палату или идти знакомиться с обитателями комнаты отдыха. Скрепя сердце, он выбирает последнее, чувствуя себя как перед прыжком с обрыва.
* * *– Хороший у вас дом, – говорит Эбби, оглядывая кухню.
– Спасибо, – отвечает Карен. – Давно пора ремонтировать. Особенно здесь.
– Я бы не сказала.
Эбби впечатляют развешанные на холодильнике детские рисунки, полки, уставленные банками со специями и травами, недопитая бутылка красного вина рядом с коробками с чаем и кофе. Мне бы вот так выставлять все напоказ, а не запирать.
– Ну что, по пирогу? – Карен на цыпочках достает откуда-то большую жестяную коробку. – Приходится прятать от детей, – говорит она, выкладывая на тарелку шоколадный кекс.
Уж мне ли не знать, думает Эбби.
– Столько достаточно? – спрашивает Карен, отрезая кусок.
Эбби виновато прикусывает губу.
– Вряд ли я смогу сейчас есть.
– Ах да. Ты говорила на занятиях, что теряешь аппетит, когда у тебя стресс. А у меня все наоборот. Ем много, когда счастлива, а когда мне плохо, то еще больше.
– Ешь, не обращай на меня внимания.
– Теперь я чувствую себя виноватой.
– Зря.
– Набрала вес после смерти Саймона…
– Ты замечательно выглядишь.
Каштановые волосы и зеленые глаза Карен сочетаются просто изумительно, она излучает тепло и благородство, думает Эбби.
– Ладно, отрежь мне совсем чуть-чуть, – соглашается она, чтобы не смущать Карен.
– Отлично. Детей забирать только через час. Но можешь остаться и дольше, если хочешь.
Эбби с облегчением вздыхает.
– Даже не знаю, как тебя благодарить.
Карен отправляет в рот большой кусок кекса.
– Понимаешь, в день, когда умер Саймон, я познакомилась с одной из самых близких мне подруг, с Лу. Все было так ужасно, а она действовала просто блестяще. Без нее мне бы ни за что не выдержать, так что сейчас я отдаю кармический долг, если можно так выразиться.
Какой позитивный взгляд на мир, размышляет Эбби. Карен выглядит более жизнерадостной, чем в первые дни в Мореленде. Всего две недели назад она постоянно лила слезы. У меня тоже все шло неплохо. До сегодняшнего дня… Она вновь чувствует, как в груди нарастает тревога, и хватается рукой за стол.
– Ты как? – Карен смотрит на нее с беспокойством.
– Приступ паники, – говорит она, сделав несколько глубоких вдохов. – Прости…
– Ничего, не извиняйся. Что бы ни случилось, я здесь, с тобой. – Карен сжимает ладонь Эбби.
– Спасибо.
Эбби понимает, что слишком усердствует с благодарностями, но просто не знает, что еще сказать. Повисает неловкое молчание. Как объяснить, что ей страшно вновь потерять чувство уверенности в себе?
– Скажи, что у тебя на уме? – осторожно спрашивает Карен.
Эбби задумывается. Наверное, стоит поделиться своими тревогами, Карен ее не осудит. Она берет вилку, отламывает кусочек кекса и – м-м – удивляется, насколько он вкусен.
– Понимаешь, у нас в семье было как-то не принято вести разговоры… – Она поднимает взгляд на Карен, та внимательно смотрит на нее, ожидая продолжения. – Мы не делились своими чувствами, никогда. Знаешь, недавно я поняла вот что… Все закончилось тем, что теперь у меня есть сын, который вообще никак на меня не реагирует, и такой же муж. Наверное, я что-то делаю не так.
– При чем тут ты? – говорит Карен. – Твой сын родился с аутизмом не по твоей вине.
– Нет, но…
– И, судя по тому, что ты рассказывала о муже, в том, что ваши отношения развалились, тоже нет твоей вины.
– Разве? – У Эбби нет сил сдерживать слезы. – Я столько времени полностью посвящала себя заботе о сыне в последние несколько лет, неудивительно, что наш брак не выдержал такого напряжения.
Карен отрывает от рулона пару бумажных полотенец и протягивает Эбби.
– Гленн не оставил тебе выбора. Ты делала то, что на твоем месте делало бы большинство достойных людей: брала на себя обязанности, которые не желал исполнять он.
– М-м.
– Не вини себя, Эбби. Правда. С Гленном я, конечно, не знакома и не слышала его точку зрения. Но из наших групповых занятий сделала вывод, что ты себя уже извела. Мы все такие в Мореленде, да? Это одна из причин, по которой многие впадают в депрессию или тревожное состояние. Вообще-то это Гленн должен лечиться, а не ты.
У Карен горят щеки, замечает Эбби. Она сердится вместо меня. Удивительно, насколько мы солидарны друг с другом.