У Карен горят щеки, замечает Эбби. Она сердится вместо меня. Удивительно, насколько мы солидарны друг с другом.
Внезапно в вихре мыслей на секунду мелькает прозрение.
– А ведь я знала, что у него любовница.
– Знала?!
– Не в том смысле, что знала точно, – объясняет Эбби. – Я догадывалась, хотя и не желала себе признаться. Гленн отдалился от меня уже давно. Сексом мы, кажется, не занимались с осени. Были и другие знаки. Например, он оставался допоздна на работе… Постоянно какие-то отговорки… При этом он потребовал половину дома при разводе, хотя львиную долю ухода за Каллумом я взяла на себя. Наверное, хочет отхватить себе побольше, чтобы продолжать с ней встречаться.
Странное дело: после этих слов тревога понемногу отпускает, хотя Эбби ожидала противоположного эффекта. Она замолкает, чтобы проверить, действительно ли наступило облегчение. Судя по всему, так и есть.
– Я думаю, что из-за этого я и потеряла голову.
– Правда? – Глаза у Карен становятся еще шире.
– Я будто сама себе запрещала это признавать.
– Не ты первая.
– Да… – И все-таки Эбби чувствует себя дурой. – Все это происходило у меня под носом.
– Ну вот, опять начинаешь. Не кори себя, – напоминает ей Карен. – Если он с кем-то встречался, это его вина, не твоя.
Эбби вспоминает беседы в лечебнице.
– Говорят, тревога – это проявление невыраженных чувств, да?
Карен кивает.
– Например, гнева или печали… или и того и другого?
– Думаю, да.
– Наверное, я просто отрицала очевидный факт, – признает Эбби и улыбается.
Карен тоже отвечает улыбкой.
– Мы уже сами себе психотерапевты.
Эбби опускает глаза на тарелку и с удивлением обнаруживает, что успела доесть свой кусок.
– Странно, мне и в самом деле полегчало после нашего разговора.
– Я не могу позволить тебе потерять в весе, в то время как сама толстею с каждой минутой. Будешь еще?
Карен вновь заносит нож над кексом и вопросительно смотрит на Эбби.
Та кивает.
– Отрезай, чего уж там.
34
Майкл появляется в комнате отдыха, когда скачки подходят к концу.
– Что-то я тебя не узнаю, – говорит пожилой мужчина, оценивающе глядя на него. – Новенький?
– Гм, да, – отвечает Майкл и занимает место рядом с парнем, беспрестанно расчесывающим руки.
– Наконец-то. – Парень вскакивает, хватает пульт, переключает на «Top Gear» и снова усаживается.
Старик разворачивает стул и садится лицом к дивану; тонкие, как паутина, волосы, взлетают от легчайшего ветерка, созданного этим движением.
– Впервые загремел?
– Вроде того… Перевели из Мореленда.
– У-у-у, ясно, – бросает один из играющих в «Эрудит» в другом конце комнаты. – Крутизна.
– О, я однажды там лежал, – говорит его соперник.
– Я не платил, – бурчит Майкл.
Его раздражает подозрение в том, что он достаточно богат, чтобы позволить себе страховку, не говоря о заоблачных ценах.
– Молодец, что вышел посидеть с нами, – говорит старик.
Майкл уже жалеет об этом. О чем он только думал? В любом случае, он слишком погружен в мысли о собственном выживании, чтобы вести разговоры. Он смотрит на сидящего рядом парня и явственно слышит, как тот, расчесывая кожу, произносит похожие на лай звуки: «Гав! Гав!»
– Не беспокойся, кусать он тебя не собирается, – говорит старик. – Просто у него психоз – редкий случай. Он уверен, что заражен далматинцами. – Старик протягивает Майклу руку. – Я Терри.
Майкл называет свое имя.
Первый из «эрудитов» оборачивается.
– У тебя часом не ОКР[11], а, Майк?
– Я Майкл. И нет, не ОКР. А что?
– Не помешало бы убраться на кухне, – говорит второй «эрудит», и оба игрока покатываются со смеху.
Майклу неловко.
– Покурим, Майкл?
Терри достает из кармана пачку. На указательном и среднем пальцах правой руки темнеют никотиновые пятна.
– Не курю.
– Тогда пойдем подышим воздухом.
Майклу хочется сбежать и спрятаться, но он боится, что его посчитают трусом. К тому же в палате воняет хлоркой, и сидеть там нет никакого желания.
– Ну, пойдем, – говорит он.
Майкл благодарен Терри за теплое отношение. В Мореленде на его глазах в считаные минуты между людьми завязывалась дружба. Инстинкт подсказывает, что здесь ему тоже понадобятся союзники – и очень быстро.
* * *– Это он, – говорит Эбби, когда на экране звонящего мобильного телефона появляется фотография Гленна.
– Будешь отвечать? – спрашивает Карен.
– Нет.
Они дожидаются переключения на голосовую почту. Вскоре раздается звуковой сигнал – пришло сообщение.
– Послушаем. – Эбби включает громкую связь.
«Э-э… Не могу тебя поймать, поэтому не знаю, что делать… Собирался попросить Еву остаться подольше, но не знаю, где ты… У кого из подруг… Перезвони мне, когда прослушаешь это сообщение. И… в общем… прости за беспорядок в доме. Не думал, что ты приедешь так рано».
Эбби кривится.
– Наверное, мне пора ехать и разбираться.
Она бы с удовольствием осталась на кухне у Карен и ела кекс. Но от разгоревшейся в душе ярости хочется кричать. А еще она боится, что если не подчинится своему гневу, то тоска, притаившаяся за спиной огромной кошкой, вцепится в нее когтями. Она не хочет лить слезы, встретившись лицом к лицу с мужем.
– Пора ехать. Прости.
– Не нужно извиняться. Все в порядке. В любом случае, мне скоро за детьми. Тебя подбросить? У тебя ведь сумка…
– Спасибо, что предложила, но она не тяжелая, к тому же мне не помешает прогуляться.
Карен провожает ее в коридор.
– Позвони мне, – говорит она, когда Эбби открывает дверь. – Дай знать, что с тобой все нормально.
– Хорошо.
– Если захочешь, ты всегда можешь сюда вернуться. Если нужно, с Каллумом.
– Это действительно большая любезность. Серьезно, Карен, я очень тебе благодарна.
– Я ведь говорю, считай это кармическим долгом. Как любит повторять моя мама, «все возвращается на круги своя».
* * *Выйдя из здания, Терри прикуривает сигарету, глубоко затягивается, затем одно за другим выпускает кольца дыма. На секунду Майкл будто попадает в детство. Я смотрел, как отец делал то же самое, вспоминает он. Майкл очень скучает по своему старику, уже десять лет прошло с его смерти. И по ощущению чуда он тоже скучает.
Терри стряхивает пепел на землю.
– Как тебе здесь по сравнению с Морелендом?
Майкл хмурит брови. Ему не хочется слишком сильно критиковать Саннивейл – это может выйти боком.
– Э-э… Здесь больше похоже на больницу, – говорит он и вспоминает, как Аконо вполне открыто заявлял, что палаты с видом на море предпочтительнее тех, что выходят окнами на луга. Пожалуй, такое замечание не будет оскорбительным. – Хотя должен признаться, охраняемое отделение выглядит мрачно.
Терри кивает.
– Лежал там, когда впервые сюда упрятали. В позапрошлый раз. Ничего хорошего, ты прав.
Значит, он уже сюда попадал.
– А что с вами было? – спрашивает Майкл, надеясь отвлечь от себя внимание.
– Рекуррентное депрессивное расстройство. Плюс пограничное расстройство личности.
Майкл не знает, что это; возможно, скоро станет ясно. Такая вероятность его пугает, но пока можно продолжать беседу.
– Какой тут персонал?
– Кто-то нормальный, кто-то нет. – Терри пожимает плечами. – Один-два до того любят покомандовать, ты себе не представляешь. Другие просто уставшие до предела. Неудивительно, когда тебе платят гроши, а ты пашешь как вол. Тот парень, Аконо, который тебя привел, – он нормальный, старается изо всех сил. Скоро ты тут со всеми перезнакомишься. Не высовывайся, и все будет в порядке. Никто особо не выступает, если только не распсихуются. – Он вновь затягивается, но, к разочарованию Майкла, не выпускает дым колечком. – А меня скоро выпишут. Слава богу.
– Тут все настолько плохо?
Слова Терри только-только начали вселять в него надежду.
– Не, нормально. По крайней мере, сегодня у меня такое мнение. Хотя завтра вполне могу и передумать… – Он еще раз затягивается. – Возможно, многие со мной не согласятся… Знаешь, в чем, на мой взгляд, тут самая главная проблема?
Майкл качает головой.
– Скука.
– Да?
– Есть телевизор, если сможешь победить в схватке. Днем еще ничего, но предупреждаю: по вечерам всегда найдется кто-нибудь, кому захочется смотреть другой канал, так что придется драться.
– Драться?.. – Майкл вспоминает, с каким бешенством молодой парень ухватился за пульт.
– Ну, не в прямом смысле. Иногда люди здесь выглядят грубыми, хотя на самом деле они не такие. Лекарства помогают.
Отлично, думает Майкл. Значит, тут все сидят на колесах, как я и подозревал. Черт, а если они сделают это и со мной?
– Сложно заниматься искусством или еще чем-нибудь. Это называется ТТ, трудовая терапия.
– А что туда входит?
– Как обычно: рисование, керамика… А Мэтт – тот парень, что играет в «Эрудит», – ведет занятия по чтению книг.
– А что туда входит?
– Как обычно: рисование, керамика… А Мэтт – тот парень, что играет в «Эрудит», – ведет занятия по чтению книг.
– Керамика…
Ничего себе, думает Майкл, в Мореленде такого не предлагали.
– В Риверсайде есть печь для обжига и гончарный круг. Там отделение для матерей с детьми. – Терри показывает рукой в дальний конец здания. – Но на занятия можно ходить из любого отделения. Учитель, я слышал, хороший. Вещи они там создают вполне на уровне.
Майклу почему-то не верится.
– Что, тебе это интересно?
– Не знаю.
Наверное, я бы делал какие-нибудь вазы, думает он. Крисси ставила бы в них цветы.
Звучит так жалостливо, что он готов рассмеяться.
* * *– Вы не присмотрите за Каллумом? – спрашивает Гленн у Евы. – Нам с Эбби надо поговорить.
– Конечно. – Ева с беспокойством смотрит на Эбби.
Значит, ей все известно, думает Эбби. Как Гленн посмел поставить Еву в такое положение?
Ее охватывает гнев. Все же это лучше, чем тревога.
Каллум, похоже, чувствует напряжение… Или у него был трудный день. Угомонить мальчика трудно. Он бродит туда-сюда по гостиной.
– Наверное, это потому, что он с вами давно не виделся, – предполагает Ева.
Конечно, думает Эбби, и в груди закипающим молоком вздымается тоска.
– Давай немного посидим, хорошо? – говорит она сыну, зная, что он вряд ли послушается.
Однако, к ее удивлению, Каллум падает на диван рядом, и некоторое время она прижимает его к себе, поглаживая по голове. Похоже, он по мне скучал, думает она. Затем он вырывается, и Эбби оставляет его с Евой.
Гленн на кухне, делает вид, что занимается уборкой. Чашка уже вымыта, стоит на сушилке. Записки Эбби и след простыл.
Она включает чайник и ждет стоя. Сидеть нет никакого желания.
– Ну, и кто она?
Гленн оборачивается с вытянутым, мертвенно-бледным лицом.
– Что, прости?
– Ты прекрасно меня слышал.
Он отводит взгляд.
– Ты ее не знаешь.
– Ясно. Значит, она существует.
Ха! Это оказалось просто.
– Так кто она?
– Познакомились по работе… Ее зовут Кара.
– Живет где-то поблизости?
– Нет.
– Значит, ты ее сюда пригласил. Очень мило.
Гленн молчит, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Сколько это продолжается?
Он смотрит на нее. Она замечает страх в его глазах: наверное, раздумывает, удастся ли солгать.
– Говори правду. Ты у меня в долгу.
– С прошлой осени.
Эбби становится тошно. Это сколько, почти девять месяцев? Девять месяцев он водит меня за нос. Девять месяцев! Это началось еще до того, как мы выставили на продажу дом, до Рождества, до того, как я заболела. В голове эхом звучат слова Карен: «Это Гленн должен лечиться, не ты», и ей нестерпимо хочется его ударить.
Он довел меня до ручки. Я думала, что схожу с ума. Я на самом деле сходила с ума. Неудивительно, что он так испугался, решив, что я наглоталась таблеток. И отправил меня в Мореленд по своей страховке, хоть ему и было жаль с ней расставаться. Ну и черт с ним. Теперь я буду лечиться там столько, сколько потребуется. Плевать, пусть его страховая разорится. И он вместе с ней.
– Мне очень жаль, Эбби, поверь. – Гленн делает шаг в ее сторону.
– Только попробуй прикоснуться ко мне!
Она трясет головой, до сих пор не веря в происходящее. Так много всего навалилось, за раз не переваришь. А что та женщина? Она видела Каллума? Ее тотчас охватывает злость на незнакомку. Нет, думает она, я не попадусь в эту ловушку. Виноват Гленн, Гленн предал их брак.
– Убирайся отсюда, – заявляет она.
– Убирайся?..
Значит, ему даже не пришло на ум, что она может так отреагировать. Ну тупой!
– Да, убирайся.
– А как же Каллум?
– Ой, вот только не надо. Тебе он стал немного интересен лишь в последние две недели. С нами все будет в порядке.
– Разве ты не собираешься обратно в Мореленд?
– До воскресенья – нет. Потом можешь вернуться и присмотреть за сыном. А сейчас меня не волнует, куда ты пойдешь. Хочешь, иди к ней, мне плевать. Главное, убирайся. Оставь меня в покое.
Полчаса спустя Гленн появляется с сумкой, стучит в дверь гостиной и говорит, что уходит. Еве явно неловко. Эбби не хочет втягивать ее в эту историю еще больше – особенно в присутствии Каллума, – поэтому она идет в прихожую.
– Ищи адвоката, – говорит она Гленну, сама удивляясь этим словам.
– Но дом…
– А что с домом?
– Мы ведь собирались его продать.
– Не будем мы его продавать. Не хочу уезжать. И никогда не хотела. Ты об этом знал.
С лица Гленна сходит последняя краска.
– Сказала же, тебе потребуется адвокат.
Она закрывает за ним дверь и опирается спиной о стену. Как ни странно, несмотря на дрожь, она не ощущает ни капли тревоги. Тоску, да. И гнев. Но паника исчезла.
* * *Майкл хочет помыться, однако все идет наперекосяк. Сначала пришлось попросить ключ, чтобы ему разрешили воспользоваться ванной. Затем, войдя туда, он обнаружил, что комната еще не высохла после предыдущего посетителя. Пока раздевался, заметил в двери стеклянную вставку – наверное, чтобы они могли проверить, не намерен ли он утопиться. Такой надзор нервирует. Кто поручится, что какой-нибудь санитар не придет сюда просто подглядывать?
Он залезает в ванну. Вода чуть теплая, но ничего, сойдет. Майкл садится, берет кусок мыла. Мыло скользит между пальцев, и он долго не может поймать его в воде. В конце концов, ему все-таки удается намылиться. Никогда еще купание не приносило таких страданий.
Он ложится, смотрит, как белеет вокруг тела вода. На поверхности плавает мыльная пленка.
Какой отвратительный был сегодня день, думает он. Не знаю, как я сподобился пережить все это. Наверное, помог адреналин. Вечерний поход в комнату отдыха произвел гнетущее впечатление. Спорили из-за телевизора и из-за пропавшего мобильника – телефон «умыкнули», как заявил его задиристый владелец, обвинивший Майкла не только в краже, но и в том, что он удрал с Терри – по всей видимости, его любовником. «Не трожь его!» – было приказано Майклу, за чем последовал довольно ощутимый тумак.
– Вообразил невесть что, – объяснял потом Терри. – Я с ним едва знаком. Видимо, расстроился, что мы с тобой ходили покурить. Он помешан на кражах.
А еще много острили и хрипло смеялись. Впрочем, Майклу все равно не хватало расслабляющего присутствия женщин.
Хорошенького понемножку, думает он, вылезая из ванны и обтираясь грубым синим полотенцем.
Затем надевает халат и, вернув ключ, идет к себе в комнату.
С каждой минутой настроение падает все ниже и ниже. Если повезет, завтра большую часть времени просижу тут, думает он. Уж лучше скучать в одиночестве, чем ввязываться в драку.
35
– Ой, вы поглядите! – восклицает Карен. – Как он изменился!
Лу отстегивает люльку от коляски и с трудом втискивается в переднюю.
– Посидим в гостиной. Так будет проще, – предлагает Карен.
– Конечно.
Лу идет за ней, ставит люльку с недельным малышом на пол, встает рядом на колени и наклоняется понюхать подгузник.
– Нужно переодеть?
– Вроде пока все в порядке.
– Какой лапочка!
Будто услышав ее слова, младенец слегка морщит лобик, и Карен продолжает ворковать над ним.
– Его зовут Фрэнки, – говорит Лу. – В память о моем папе.
– Замечательное имя.
– Он у нас очень шустрый. Да, малыш?
– Как ты только рискнула поехать с ним на автобусе? Большинство молодых мамаш вообще боятся выходить из дома.
– Ну, большинство молодых мамаш не живут в тесных мансардах, где даже кошке не развернуться. А где Молли и Люк?
– Мама повела их в парк. Такие непоседы… У мамы ангельское терпение. Наверное, скоро вернутся.
Лу достает из сумки погремушку в виде морской звезды и трясет ею перед Фрэнки.
– Как мама? – спрашивает она Карен.
– Сейчас придет, увидишь. Не так уж плохо, если учесть все обстоятельства, хотя меня беспокоит ее одиночество. Интересно будет услышать твое мнение.
– Ты ведь знаешь, у меня с матерями проблемы. – Лу строит гримасу. – Здесь я плохой советчик.
– Я думала, у вас наладились отношения.
– Да, грех жаловаться. По-моему, она обожает Фрэнки.
– Мама наслаждается общением с Молли и Люком. Как говорится, внуки – десерт жизни.
– С рождением детей мы почему-то становимся ближе со своими родителями, правда? Наверное, потому, что начинаем лучше их понимать.
Жаль, что отцу в последние годы здоровье не позволило побыть с моими детьми, думает Карен. Каким замечательным он был отцом: вырезал деревянные игрушки, всегда поддавался в шахматы и шашки, учил меня кататься на велосипеде – бежал рядом и подбадривал. Если бы не деменция, из него вышел бы превосходный дедушка.
– Что с тобой? – спрашивает Лу.
– Ничего. Просто думаю о папе.
– Я тоже в последнее время много думала о папе. – Лу сочувственно улыбается.
По крайней мере, мой отец видел Молли и Люка, напоминает себе Карен. Мне следует быть более признательной. Она вновь ловит себя на этом слове – «следует»… И вдруг спохватывается: