– Да.
– Вам там понравилось?
Что бы я ни ответил, все будет истолковано неправильно, думает Майкл.
– Нормально…
– Иногда у людей, переведенных из частных клиник, завышенные ожидания. В Мореленде большинство пациентов не в таком тяжелом состоянии, как у нас. Многие из тех, кого вы видите здесь, в Саннивейле, госпитализированы в целях их собственной безопасности.
– Арестованы, – говорит Майкл.
– Вообще-то, большинство здесь по собственной воле. И могут уйти, когда захотят.
– Если они не зомби, – бормочет Майкл и добавляет на одеяле линию, перпендикулярную дорожке на покрывале.
– Говорите громче, Майкл, – просит Леона. – Мне не слышно.
Она разделяет узел на затылке на две части и затягивает, словно готовясь к битве.
Ну-ну, думает Майкл. Давай-давай. И смотрит на нее, не мигая.
– Вы все здесь озабочены только тем, чтобы напичкать нас лекарствами – так нами легче управлять. С чего вдруг мне станет лучше?
Леона выдерживает его взгляд.
– Людей «пичкают» лекарствами для того, чтобы облегчить жизнь не персоналу, Майкл, а им самим. Многие пациенты прибывают сюда в очень плохом состоянии, и мы прикладываем все усилия, чтобы им помочь. И это не только лекарства. У нас есть групповые сеансы, обучение…
– Гончарному делу, что ли? – Он закатывает глаза.
Леона глубоко вздыхает. Он чувствует, что испытывает ее терпение.
– Знаете, мы бы тоже не отказались иметь столько денег, сколько есть в распоряжении Мореленда. Положа руку на сердце, сейчас государственное здравоохранение переживает трудные времена. Сокращают врачей, урезают количество коек. А потребность остается очень высокой.
– Чертовы политики.
– Вы удивитесь, сколько наших работников с вами согласятся.
– Я хочу уйти отсюда, – заявляет Майкл.
– Вот. Как раз об этом я и зашла поговорить.
– Мне не так уж и плохо. Иду на поправку. Как-нибудь справлюсь.
– Я собиралась сказать, что дома вам, наверное, будет лучше, – говорит Леона. – Насколько мне известно, у вас отличная семья.
Все же я не уверен, что хочу оказаться предоставленным самому себе, думает Майкл, давая задний ход. Если уж на то пошло, это и привело меня в Мореленд.
– Впрочем, помогать будет не только семья. Вас будут навещать…
– Приходить и пичкать лекарствами? Вы меня не обманете.
– Не собираюсь я вас обманывать. – Глаза Леоны вновь искрятся. – Ладно, вы приперли меня к стенке. Я пытаюсь решить, что для вас лучше, учитывая имеющиеся варианты.
Того и гляди, он зайдет слишком далеко. Не лезь на рожон, напоминает себе Майкл, иначе твоего мнения вообще никто не спросит.
– Можно я буду с вами откровенна? – продолжает Леона. – Те, кто работает в этой больнице и в кризисной группе, вам не враги. В целом, мы – хорошая команда. Но дома вам, по крайней мере, не придется иметь дело с другими пациентами, что порой бывает утомительно. Мы разработаем программу, чтобы помочь вам справиться с депрессией, плюс вас будут навещать члены нашей группы. Я тоже в списке. Между прочим, некоторые мужчины только и мечтают о том, чтобы почаще со мной встречаться. Ну как?
Майкл оценивающе прищуривается. Инстинкт подсказывает, что Леона с ним откровенна – настолько, насколько позволяет ее положение, – однако в последнее время инстинкт служит ему плохую службу. И все же она, кажется, понимает шутки, не заставляет его (пока) принимать лекарства и, похоже, уважает его мнение. Похоже, вариант все-таки неплохой. Вряд ли от пребывания здесь у него улучшится настроение.
– Я бы не возражал отправиться домой, – говорит он.
37
– Как выходные дома? – спрашивает Бет.
Столько всего случилось за это время, а с последнего индивидуального сеанса прошло всего пять дней – Эбби даже не верится.
Бет предупреждала, что возвращаться трудно, думает она, а я не слушала. В моем состоянии кому угодно было бы не под силу разобраться в себе за две недели.
– Отвратительно, – признается она.
– Что-то случилось?
– Оказывается, у моего мужа есть любовница.
Эбби рассказывает о чашке, губной помаде и конфликте с Гленном.
– Это ужасно, Эбби. Мне так жаль…
– Ничего не могу с собой поделать, все время представляю себе Гленна и эту женщину… Сначала даже не верилось, и я была в такой ярости… – На глаза наворачиваются слезы. – Но последние несколько дней я просто в жутком состоянии.
Плачу, как малое дитя. Плевать, думает Эбби, я устала быть сильной.
– Тяжело терять близкого человека, – говорит Бет, подвигая коробку с носовыми платками. – Вы долго прожили с мужем, и у вас общий ребенок.
– Закупаете их оптом? – спрашивает Эбби, вытирая глаза.
Бет улыбается.
– Простите. Не могу взять себя в руки. – Эбби вздыхает. – Странно, что до меня все это дошло только сейчас. Наверное, потому, что мы занимались официальным разводом, продажа дома на всем ставит точку. А между тем я потеряла Гленна, вернее, мы потеряли друг друга уже несколько лет назад.
– Удивительно, сколько перемен произошло в вашей жизни за сравнительно недолгий промежуток времени.
– Не хочу уезжать из своего дома – это единственное надежное место, – говорит Эбби.
– Наверное, оно дает вам и Каллуму чувство защищенности.
– Именно… Как он посмел пригласить туда Кару! – У Эбби пылают щеки.
– Вы имеете полное право сердиться.
– Я ревную, – признается Эбби.
– Даже если браку пришел конец, очень больно узнать, что человек, которого вы любили, кого-то нашел, – это усиливает тоску.
– Он много месяцев встречался с ней у меня за спиной!
– Значит, вы считаете, что вас предали?
– Да. Понимаю, мы договорились, что разведемся, но ложь – вот что выводит меня из себя. Я бы никогда так не поступила. Не говоря уже о том, что у меня просто не было времени крутить романы… – Задумавшись, она замолкает, и гнев проходит так же быстро, как нарастал. – Мне все-таки кажется, что я сама виновата… Я настолько была поглощена Каллумом… Как вы думаете?
Эбби поднимает глаза и по выражению лица Бет видит – она ей сочувствует. Как здорово, что Бет всегда на моей стороне, думает Эбби.
– В разрыве отношений очень редко виноват только один человек, а судя по тому, что вы мне рассказали, ответственность в вашем случае лежит не только на вас. Понимаете, укорять себя – не лучшее решение.
– Думаете, это неправильный образ мыслей? – спрашивает Эбби. – Мне кажется… В любом случае я больше не хочу его видеть. Из-за него я схожу с ума. – Эбби смеется. – В том, что я оказалась здесь, он тоже виноват.
Отказ Гленна заниматься с Каллумом, помогать по дому, вести переговоры с покупателями… Он эгоистичен, порой жесток. Не предпринял ни единой попытки меня поддержать. И в довершение всего спал в моей кровати. С Карой!
– Знаете, он мне отвратителен.
В голове полный сумбур: то плачу, то злюсь. Затем она напоминает себе вслух:
– Есть кое-что хорошее.
– Да?
– М-м. – Эбби на секунду задумывается. – Наверное, начало действовать лечение. В любом случае, как ни странно, паника прошла. Как только я узнала об интрижке Гленна, у меня словно пелена спала с глаз. Теперь я вижу гораздо лучше.
* * *Из потрепанной сумки с бумагами Леона достает папку.
– Какой красивый у вас дом, – говорит она, прохаживаясь по гостиной.
Майкл прикрывает дверь, чтобы их было не слышно.
– Жена очень старается.
– Это заметно.
– Ее Крисси зовут.
– Хорошо, что ей не все равно.
По мнению Майкла, так и должно быть, и до него не доходит, что это важно. Даже тот факт, что жена собственноручно убрала обломки в саду за домом и спасла все, что могла, из его сарая, не имеет для него особого значения.
Леона смотрит на фото в серебристой рамке на каминной полочке.
– Это ваши дети?
– Да.
– Красивая парочка. Мальчик похож на вас.
Майкл не реагирует на комплимент.
– Как их зовут?
– Райан и Келли.
– Они тоже здесь живут?
– Сейчас нет. Учатся в университете.
Слава богу, думает Майкл. Не представляю, что бы я им сейчас сказал.
Леона подходит к стеллажу и наклоняет голову – разглядывает корешки компакт-дисков. Рост позволяет ей увидеть даже содержимое самой верхней полки.
– Некоторые вещи просто замечательные. – Она кивает. – Любили «новую волну», да?
– Панк.
Повисает тишина. Майкл чувствует, что ведет себя невежливо, но вдаваться в подробности он сейчас не способен. Каким образом люди умудряются поддерживать разговор? А у него все меньше и меньше слов в запасе.
– Можно? – спрашивает Леона, прежде чем присесть на обитый коричневым плюшем диван.
Майкл бурчит.
– Ну, как вам дома? Сегодня… кажется, уже четвертый день? – Леона открывает папку и снимает ручку с металлических скобок.
– Немного странно.
– В каком смысле?
– Как-то ненормально.
– Правда?
Из потаенного уголка души он вызывает воспоминание. Это трудно и неприятно, все равно, что распутывать клубок червей.
– Немного странно.
– В каком смысле?
– Как-то ненормально.
– Правда?
Из потаенного уголка души он вызывает воспоминание. Это трудно и неприятно, все равно, что распутывать клубок червей.
– Хотя раньше тоже было ненормально.
– То есть до того, как вы попали в Мореленд?
– По-моему, уже давно что-то шло не так.
Майклу трудно говорить целыми предложениями. Он начинает рассматривать ногти.
– Вы бы назвали это унынием?
– Не то чтобы уныние…
– Оцепенение?
Какую-то долю секунды он благодарен Леоне за помощь.
– Это скорее касается моих чувств по отношению к чему бы то ни было – даже к тому, что я раньше любил.
– Например, к музыке?
– Угу.
И к детям, думает он. Похоже, и к ним у меня не осталось никаких чувств.
– Значит, отстраненность?
– Все какое-то смутное и ненастоящее. – Он вытягивает вперед руку. – И будто на большом расстоянии от меня.
– По-моему, вы все еще в депрессии, Майкл. – Леона что-то пишет в папке. – А как вообще отношения между вами и Крисси?
– Нормально.
Если бы я мог испытывать хоть какие-то чувства к ней, думает он. Все равно какие, пусть даже злость.
– Здоровым людям иногда тяжело быть рядом с теми, кто в депрессии.
– Хотите сказать, что ей со мной тяжело?
– Я не утверждаю безоговорочно, просто такое случается.
– Но не так тяжело, как мне быть рядом с самим собой.
– Тут вы правы.
Еще один червь извивается у Майкла в уме и обращается в слова:
– Похоже, она считает, что мне нравится быть в депрессии.
– А вам не нравится. Понимаю.
– Она все время пытается помочь мне стать счастливым.
– Это хорошо.
– Ничего хорошего.
– Почему?
– Она включает музыку, которую я раньше слушал. «The Clash» или еще что-то…
Майкл умолкает. В ушах звучит композиция «Полицейские и воры», будто ее снова включили. Он вспоминает, как прошлым вечером Крисси постукивала кубиками льда в стакане с джином и тоником. «Эй, Микки, – сказала она и вставила диск в проигрыватель, – послушай-ка вот это…» Затем добавила звук и сходила в кухню за банкой пива для него. Майкл вспоминает, как подумал, что не хочет ни музыки, ни пива. Впрочем, он не проронил ни слова, просто стоял беспомощный посреди гостиной. «Я рада, что ты дома, – сказала Крисси и звякнула стаканом о банку. – Я скучала по тебе, любимый. Может, потанцуем?»
Она покачивала бедрами и улыбалась…
– А что вы? – спрашивает Леона.
Майкл пожимает плечами. Как объяснить это ужасное чувство, когда что-то, раньше приносившее удовольствие, теперь даже близко не трогает? Ничто не трогает в этой унылой, одинокой, никчемной дыре, в которой он обитает. За несколько дней после Мореленда он еще больше отдалился от людей.
– Мне хотелось, чтобы она ушла. Она выглядела нелепо, – наконец выдавливает он, замечает у ногтя сухую кожу и с силой дергает.
Леона смотрит на него с содроганием, затем говорит:
– Крисси не в депрессии. Возможно, на ее взгляд, в вас есть нечто, о чем вы просто забыли. Она хочет, чтобы вы вновь увидели очарование некоторых вещей и стали прежним.
– Она то и дело просит меня смотреть на вещи позитивно и с надеждой, а я объясняю, что не понимаю. И она пробует что-то другое. Я опять объясняю… Так мы и ходим по кругу, а в конце она сдается и говорит, что мне нравится чувствовать себя несчастным.
– Вчера тоже так было?
– Да. Она ставила еще пару дисков… Ничего не получилось.
– Похоже, она вас любит, да?
– Почему?
– Немногие женщины станут терпеть панк-рок, какими бы несчастными ни были их мужья.
Леона смеется, но Майкл не обращает внимания и принимается колупать кожу вокруг следующего ногтя.
– Значит, вы за нее.
– Нет. Здесь я за вас, если в этой ситуации вообще можно принять чью-то сторону. Мне хочется помочь вам обоим лучше понять друг друга.
Мне не надо, чтобы она меня так сильно любила, думает Майкл. Тогда я не буду чувствовать себя обязанным что-то предпринимать.
Леона быстро пишет в папке.
– Сегодня я пришла в том числе и для того, чтобы проверить, насколько выносима для вас домашняя обстановка.
Невыносима, думает Майкл. Но скажи я так, и меня снова запрут в лечебницу, а там еще хуже.
– Все нормально, – лжет он.
– Хорошо…Тогда я хотела бы задать еще один вопрос, чтобы кризисная группа могла правильно реагировать на ваши потребности.
– Да?
– У вас когда-нибудь возникали мысли о самоубийстве?
Это ловушка, думает Майкл. Если скажу «да», она упечет меня в Саннивейл. Или заставит принимать таблетки. В голове сумбур, и он не в силах сообразить, что отвечать.
– Едва ли.
Леона пристально смотрит на него.
– Что это значит?
Нужно выражаться яснее, понимает он.
– Меня все устраивает. У нас с Крисси все клево. Лучше я буду здесь, чем в вашей поганой лечебнице.
– Как насчет лекарств?
– Ни за что.
– А если все-таки попробовать? Теперь, когда вы дома, возможно, вы поймете, что я предлагаю их не с целью облегчить жизнь персонала в Саннивейле.
Сейчас Майкл просто не в состоянии все это проанализировать.
– Поговорим в следующий раз.
У Леоны дергаются уголки губ – похоже, она пытается скрыть улыбку.
– Как скажете…
Она пролистывает папку, задерживает взгляд на одной из страниц и ведет ручкой вниз по какому-то списку.
– Вам повезло. В понедельник я опять дежурю. Тогда и поговорим.
– Хорошо.
Больше он ничего вымолвить не может. Мозг перегружен и отключается.
38
– Ой-ой-ой! – произносит Карен, заметив заплаканные глаза Эбби и пятна на ее щеках. – Тяжелый сеанс?
Эбби кивает.
– Иди сюда. – Карен похлопывает по дивану между ней и Таш. Места там мало, но Эбби определенно нуждается в утешении.
– Ничего, я пересяду, – говорит Таш и встает. – Тут слишком тесно.
Она устраивается в кресле в углу холла.
– Ой, прости. – Карен морщится.
Черт, как бестактно с моей стороны, думает она. Подчас трудно не забывать о том, что у каждого свои проблемы.
Эбби усаживается на подушки, и Карен подставляет ей свое плечо. Когда та опускает голову, она поглаживает ее волосы.
– У тебя все будет в порядке. Последние несколько дней были сложными, но скоро все наладится.
– Ты правда так думаешь? – вполголоса спрашивает Эбби.
– Да.
Карен замечает, что у Эбби выдается вперед нижняя губа: она дуется, совсем как Молли, когда расстроена. Внезапно ее посещает мысль: а ведь мать Эбби далеко и даже, наверное, не знает, через что приходится пройти ее дочери. Вся забота Эбби направлена в одну сторону – к Каллуму, думает Карен. Неудивительно, что у меня срабатывает материнский инстинкт. Я счастливая, вдруг понимает она с признательностью. Пусть меня беспокоит моя мама, пусть у меня не получается заботиться о самой себе, но мы с ней, по крайней мере, приглядываем друг за другом.
– Никак не перестану думать о Гленне и об этой женщине, – говорит Эбби.
– Могу себе представить.
Если я когда-нибудь встречусь с этим Гленном, то уж точно молчать не стану, думает Карен.
– Судя по тому, что ты рассказала в группе сегодня утром, он настоящий мудак, – говорит Таш.
Эбби поднимает голову, и Карен с радостью замечает улыбку на ее губах.
– Ты права. От него даже у святого терпение может лопнуть.
– Ну и пошел он тогда, – кивает Таш. – И она вместе с ним.
– Вот именно, – соглашается Эбби. – Только я все думаю о них… Понимаешь…
Карен чувствует, как по телу Эбби проходит дрожь.
– Не люблю женщин, которые трахаются с чужими мужьями, – говорит Таш.
Карен восхищается, как откровенно она излагает свои моральные установки. За относительно короткое время Таш стала гораздо расслабленнее – тик уже почти незаметен.
Эбби отодвигается от Карен и выпрямляет спину.
– Могу поспорить, эта Кара куда привлекательнее меня.
– Не будь дурой! – вскидывается Таш.
– Раньше я себя считала красивой.
– Ты такая и есть, – вставляет Карен.
– Эти дурацкие короткие волосы…
Карен не верит своим ушам.
– Обожаю твои волосы! Все бы отдала за такую обрамляющую прическу – мои похожи на толстую занавеску.
– Всегда можно перекраситься в розовый, – заявляет Таш, гордо тряхнув вишнево-красными локонами.
– Опять мы за старое! – возмущается Карен. – Думаем о ком угодно, только не о себе. Когда ты со всем этим справишься – а ты справишься, Эбби, это я тебе обещаю, хоть тебе сейчас и не верится, – мужчины к тебе валом повалят. Верно, Таш?
Таш решительно кивает.
Карен вдруг кое о чем вспоминает.
– Знаешь, что советует моя подруга Анна?
– Что?
– Она уже давным-давно уговаривает меня попробовать знакомиться через Интернет. Может, вместе рискнем?
– Вроде идея хорошая, – кивает Таш.
– О господи, на это я пока не готова.
Эбби, похоже, удивлена предложением Карен.
Я опять хватила через край, думает Карен.