«Поселок тихий, спокойный, — скажу я ему. — Ни тебе заливистого собачьего лая, ни рева двигателей, ни говорливых бабушек и кумушек на лавочках. Ни собственно лавочек. Местные жители добродушны и общительны, они запросто ходят друг к другу на утренний кофе в халатах и обмениваются подарками».
— Это сухое-то перекати-поле — подарок? — усомнился мой внутренний голос.
— Подарок, и ценный: редкое растение, между прочим, — отбрила я и продолжила сочинять отчет.
«Ближайшие соседи — люди состоятельные и респектабельные. Держат целый штат специально обученной прислуги, очень интересуются живописью».
Тут я села: вспомнила, что специально обученные люди разлучали меня с моей сумкой, проверила ее содержимое и выяснила, что эти гады не только живописью интересуются.
В торбочке моей покопались так активно и бесцеремонно, что степлер, лежавший в придонном слое, оказался наверху, а полезные мелочи из бокового кармашка, наоборот, утонули. Никакой пропажи я, правда, не обнаружила. Возможно, визиток поубавилось, но против этакого заимствования я и не возражала: надо же будет обещанному оценщику как-то меня найти.
— Оценщик! — спохватился мой внутренний голос. — Вдруг он придет уже сегодня? А картины, как дрова, под кроватью лежат! Не лучший способ показать товар лицом!
— Точно, с такой презентацией на хорошую цену рассчитывать не стоит, — я тоже заволновалась. — Но что же делать?
Возвращать полотна в маленькую комнатку и снова развешивать их по местам и не хотелось, и не моглось. Я ведь уже отрапортовала Вадику, что картины тю-тю.
Значит, демонстрацию коллекции оценщику нужно произвести в другом месте.
У Ивасика с его котиком двушка, может, перетащить картины из спальни в гостиную и расставить вдоль стен?
— У меня есть идея получше, — забраковал мой план Ивась, которому я позвонила, чтобы посоветоваться и заручиться поддержкой. — Мы же хотим создать впечатление, будто продаем настоящий антиквариат, так?
— Так, — согласилась я заинтересованно. — Хотя мазню полувековой выдержки, наверное, нельзя назвать антиквариатом.
— Хорошо, не антиквариат, так винтаж, — легко согласился стилист.
Я послушно кивнула. Винтаж — он тоже определенно дороже, чем дрова!
— Значит, нужен соответствующий антураж, — припечатал матерый стилист. — У нас в гостиной хай-тек, картины маслом будут невыигрышно диссонировать с интерьером. Нужны полумрак, таинственная тишина, атмосфера забытой старины и прочая пыль веков…
— В музей не пойду, — отказалась я сразу. — Вернее, сама по себе или в твоей компании еще пойду, а вот с картинами на хребте — ни за что. Кто ходит в музей со своими картинами? Это же нонсенс, как в Тулу со своим самоваром! Я уж не говорю о том, что понадобятся бригада грузчиков и фургон, а до ближайшего к нам музея километров двадцать, и, кстати сказать, это музей кавказского быта, где пейзажи а-ля Шишкин будут крайне неорганично смотреться!
— Вечно ты недослушаешь, — упрекнул меня приятель. — Какой музей? Мое предложение — чердак!
— Наш чердак? — Я хмыкнула и задумалась. — И в самом деле… Там пыльно, полно паутины и древнего хлама — коллекция картин будет выглядеть, как ценный старинный клад!
— И тащить недалеко, — подсказал дополнительный аргумент Ивасик. — С нашего-то пятого этажа…
На мое счастье, смена Ивасика вот-вот заканчивалась, и он готов был принять посильное участие в предстоящих работах. На непосильное по умолчанию предполагалось бросить нашу гвардию — котика Ромашку. Он ведь уже наловчился тягать бутыли с водой, пусть теперь культурно растет, повышает квалификацию и осваивает транспортировку предметов искусства.
Мы договорились, что встретимся у меня через час, и я пошла ловить такси.
Что Вадик выполнил свое обещание и прислал мне уборщицу, я поняла еще на лестничной площадке.
— Вот это, я понимаю, образцовая жрица клининга! — восхитился мой внутренний голос, оценив беспрецедентное состояние входной двери.
Богатая коллекция отпечатков обуви, годами копившаяся в ее нижней части, пропала буквально бесследно. Потрепанный дерматин обивки, до сих пор являвший цвет и фактуру подгнившей прошлогодней свеклы, свежо румянился и блестел, как щеки благородной дамы после серии косметических процедур.
Я тщательно вытерла ноги о невесть откуда взявшуюся влажную тряпочку, открыла дверь и переступила порог, морально готовясь к новым чудесам чистоты.
Неведомая жрица клининга, да хранят ее соответствующие боги, основательно постаралась. Полы на участках, доступных для обозрения из прихожей, сияли чистой и, кажется, даже полировкой. В воздухе витали слабые ароматы лимонного освежителя и… пирожков с вишней?
Я пытливо принюхалась.
Очень необычный освежитель воздуха…
Я сбросила обувь, прошла в кухню и замерла в недоверчивом изумлении при виде облагороженного белоснежной скатертью стола, в центре которого стояло блюдо со свежей выпечкой. Не с пирожками — со слойками, я чуточку ошиблась.
Слойки были еще теплые.
Я не поняла, Вадик мне еще и кухарку прислал?!
Высоко подняв брови, я пошла в комнату, по пути отмахнувшись от нарисованной неуемным воображением картины встречи долгожданной хозяйки-барыни верной прислугой. А то перед внутренним взором уже встали в два ряда, как живые, воображаемые горничные в кружевных наколках, кучера и конюхи с наскоро подстриженными бородами, повара и посудомойки в парадных фартуках…
— К нам приехала, к нам приехала! Наталиванна дорогая! — в тему запел внутренний голос.
— А ну тихо! — шикнула на него я.
В большой комнате, изначально отведенной мне для проживания, было чисто и пусто. В смысле, никаких тебе неожиданных горничных и поварих.
Маленькую комнату, прибрав, почему-то не заперли. Дверь была приоткрыта, и в широкую щель я ясно видела сияющий пол и… что?
Ножку раскладушки?!
Беззвучно (пока) закипая, я подкралась к двери и аккуратно вдвинула голову в проем.
Посреди пустой и чисто прибранной, отчего она казалась просторной, комнаты стояла раскладная кровать, ранее в перечне мебели и инвентаря не фигурировавшая.
На раскладушке имелась крахмальная простыня, на простыне имелся мужик.
На мужике имелись трусы, но я все равно была шокирована.
Мордой лица мужик уткнулся в подушку, которую еще и страстно обнял мускулистыми руками. Сладкое посапывание доказывало, что оккупант освоился и чувствует себя совсем как дома.
Отчаянно захотелось сбегать в кухню за скалкой и дать этому гаду по башке в лучших традициях боевого стиля «Дубина народной войны» от сенсея Толстого Льва Николаевича. Жаль, совесть не позволяла бить лежачего.
— Давай сначала поднимем его, а потом вдарим! — кровожадно предложил внутренний голос.
— Давай, — согласилась я.
После чего примерилась и с чувством пнула опору раскладушки со стороны изголовья.
Ножка с хрустом подогнулась, кровать моментально превратилась в горку, и спящий красавец стукнулся головой о паркет. Несильно: подушка смягчила удар, но пробуждение вышло тревожным.
— А?! — беспокойно трепыхаясь в тщетной попытке выйти из пике, молвил проснувшийся красавец.
— А и Бе сидели на трубе! — уведомила я его прокурорским голосом.
По тону было ясно, что сидели те А и Бе долго, лет двадцать они сидели, и в крайне некомфортных условиях.
— Что?
Не сумев восстановить горизонталь, красавец сполз на пол, сел, потряс головушкой и взглядом нашел точку вещания в моем лице.
— А упало, Бе пропало! — грозно притопывая, дочитала я сымпровизированную полицейскую сводку. — Кто остался на трубе?
— На какой трубе?
— На нефтегазовой! — рявкнула я. — Ты кто такой, неприличная буква алфавита?!
— Я Саша, — ответил мужик и поерзал волосатыми ножками в жалком подобии книгсена.
— Какой Саша?!
— Шла Саша по шоссе и сосала сушку! — зачем-то сообщил мне внутренний голос, наскоро ревизовав весьма короткий список знакомых мне Саш.
— Шел бы Саша по шоссе! — сказала я вслух и кивнула на открытую дверь.
— Ой, вы, наверное, Наталья? — догадался любитель сушек.
— Ой, да! А ты-то, ой, кто и, главное, ой, что тут делаешь?!
— А Вадик вам разве не звонил?
Я нахмурилась.
Вот оно что — Вадик, значит… Наш ушлый маклер решил, что для меня одной целых двух комнат будет слишком много, и без предупреждения подсунул мне сожителя?
Не сводя инквизиторского взгляда с Саши-без-сушек, я вытянула из кармана мобильник и позвонила маклеру-без-стыда-и-совести.
— Что за дрянь у меня тут валяется? — спросила я без церемоний и предисловий.
— Какая дрянь, почему валяется, уборщица должна была все вычистить! — заволновался Вадик.
— На раскладушке кто валяется, спрашиваю?!
— На раскладушке кто валяется, спрашиваю?!
— Ах, на раскладушке! — Вадик успокоился. — Это никакая не дрянь, это просто Саша. Не бей его, он хороший и переночует в маленькой комнате всего ночь-другую.
— Мы так не договаривались, — напомнила я. — Или я единственный квартиросъемщик, или ищи других жильцов, у меня нет ни малейшего желания делить площадь с посторонним хмырем, просто Саша он там или Мафусаил Енохович, мне однофигственно!
— А кто такой Мафусаил? — вякнул Саша.
— Те-омный! — заклеймил его мой внутренний голос, имея в виду вовсе не цвет волос.
— Ну, Ната-а-а-аш, — заканючил Вадик. — Парню надо всего пару дней где-то перекантоваться, он приезжий, в городе по делам, а у меня прямо сейчас все забито, не на пляже же ему ночевать? Зимой-то?
Видимо, летом ушлый маклер и на пляж неприхотливых постояльцев укладывает.
— Сколько? — неприязненно посопев, спросила я вместо ответа.
— Ладно, двести за ночь твои.
— Триста.
— Двести пятьдесят!
— Заметано, но соглашение действительно в течение недели, не более, и аванс за двое суток наличными прямо сейчас!
— Саша отдаст!
— Пусть попробует не отдать!
Я закончила деловые переговоры и критически посмотрела на своего постояльца.
Стремительно легализованный Саша уже прыгал по полу, натягивая спортивные штаны.
— С тебя пятьсот рублей предоплаты за двое суток, — уведомила я его. — Будешь вести себя прилично — оставлю в живых. В доме не пить, не курить, баб не водить…
— Крошка, ты уже дома? — донесся из прихожей голос Ивасика.
— Мужиков тоже не водить, — оглянувшись, дополнила я список запретов.
И, погрозив Саше пальцем, пошла к Ивасику.
— Чем у тебя так вкусно пахнет? — спросил он, уже семеня на запах в кухню. — О! Слоечки! Крошка, в тебе проснулась хозяюшка?
— Квартирная хозяюшка, — мрачно уточнила я, потыкав пальцем за спину, где топал, шлепая по сверкающему паркету босыми лапами, жилец мой Саша.
— О! Мальчик! — Саше Ивасик возрадовался почти так же плотоядно, как чуть раньше — слоечкам. — Крошка, неужели у тебя нормализуется личная жизнь?
— Скорее финансовое положение, — я призывно пощелкала пальцами, и Саша послушно вручил мне пятисотрублевку.
— Ой! Что за расценочки такие интересные? — заморгал Ивасик.
— Ты что подумал, развратник? — нахмурилась я. — Мальчик платит за койко-место. Его Вадик, морда наглая, без спросу подселил ко мне в маленькую комнату на пару дней и очень просил не выгонять…
— Крошка, можно тебя на минуточку?
Ивасик обольстительно улыбнулся Саше и утянул меня на лестничную площадку.
— Ну что? — досадливо спросила я.
Квартирант стремительно обживался на кухне. Я услышала, как свистит закипающий электрочайник и хрустит надкушенная слойка.
Будет весьма досадно, если он все сам сожрет, ничего мне не оставит…
— Что-что! — передразнил меня Ивасик, перейдя на заговорщицкий шепот. — Ты видела, какие у него мускулы?
— Ну, видела, — я покраснела.
— И собиралась выгнать парня с такой мускулатурой?! — Ивасик ужаснулся. — Даже не думай! Во всяком случае, не сегодня! Соображай хоть немножко, нам же сейчас кучу тяжелых картин на чердак поднимать, в такой ситуации крепкий сговорчивый мужик ценится на вес золота!
— Хм?
Я секундочку подумала и похвалила приятеля:
— Ивась, а ты голова!
— Еще какая голова! Ухоженная! — Ивасик любовно погладил себя по блестящим кудрям и прислушался. — А чем там наш мальчик чавкает, слойками?
— Идем пить чай и знакомиться как следует, — постановила я.
Оценщик позвонил в шесть и приехал в семь.
К этому времени Саша с Ромашкой под чутким руководством Ивасика перетащили на чердак все крупногабаритные шедевры. Что помельче и полегче, я оптом сложила в бабушкину авоську и за два рейса перенесла самолично.
— Зачтется, когда будем прибыль делить, — одобрил мои действия внутренний голос.
На чердаке было много хлама, пыли и паутины, но мало света. Ивасик притащил кучу ароматических свечек-таблеток, и Котик необыкновенно сноровисто их расставил и зажег.
— Напрактиковался, — хихикнул мой внутренний голос.
Банальный чердак превратился в волшебный чертог. Для полной красоты не хватало пары-тройки бесплотных привидений в немодных, но стильных нарядах.
— А что это мы тут делаем? — запоздало поинтересовался вполне себе реальный Саша, поводя натруженными плечами и слабо морщась.
Почувствовал, видимо, что диссонирует с обстановкой.
— К фотосессии готовимся, — находчиво ответил наш стилист.
— Оценщика ждем, — брякнул простодушный Ромашка.
— Сейчас главный декоратор придет и все оценит, — ловко увязала я две версии в одну.
— Идите, мальчики, отдыхайте, дальше мы сами тут, — отпустил нашу тягловую силу Ивасик.
Оценщик оказался хмурым неразговорчивым дядечкой с лохматыми бровями. Ими он собрал немало пыли, потому что не остался в границах, отмеченных огоньками свечек, а буквально потыкался носом в каждый художественный объект. Результаты своих наблюдений оценщик не озвучивал, только записывал в потрепанную книжечку.
Ивась тут же извлек из собственной щегольской сумки-планшета стильный молескиновский блокнот и ручку со стразами, надел фирменные очки с простыми стеклами и с видом заправского спеца обошел всю экспозицию, издавая отчетливо одобрительно хмыканье и восторженные возгласы.
Дождавшись, пока настоящий оценщик начнет коситься на него с таким же подозрением, как на представленные шедевры, Ивась достаточно громко нашептал мне на ухо:
— Душечка, когда коллега назовет вам свою цену, позвоните мне, не прогадаете! — и удалился со сцены.
Когда я спустилась с чердака, Ивасик, Котик и Саша готовили на моей кухне праздничный ужин.
Квартирант мой, оказывается, успел забить морозилку полуфабрикатами и теперь намеревался побаловать честную компанию разогретыми в микроволновке блинами с мясом. Ивасик не остался в долгу и притащил кучу экзотических фруктов, из которых вдохновенно сочинял красивый и модный салат. Ромашка с ловкостью профессионального бармена натирал салфеткой бокалы — очевидно, предполагались возлияния.
— Немного преждевременно, — заметила я, наблюдая за происходящим от дверного косяка, чтобы меня не втянули в работу. — Оценщик пока не высказал свое компетентное мнение.
— Что ж нам теперь, не ужинать? — расстроился Ромашка.
— Крошка, мальчики хорошо поработали и хотят есть, — мягко упрекнул меня Ивасик — семьянин со стажем.
— И пить! — добавил Саша, с намеком открывая дверцу холодильника.
Тускло блеснул пластиковым боком «снаряд» с пивом, игриво ослепила меня солнечным зайчиком бутылка шампанского.
— О? — встрепенулась во глубине моей души супервумен.
Я кашлянула, загоняя ее поглубже:
— Я алкоголь не буду.
— Ну-у, крошка-а… — заканючил Ивасик.
— Мне нельзя спиртное, я только что выпила таблетку от головы, — соврала я и помассировала пальцами виски. — На чердаке было так душно…
— А хотите, я сделаю вам безалкогольный мохито? — вызвался Саша.
— А ты умеешь? — не поверила я.
Парнишка-то не выглядел натурой утонченной.
Ивасик тоже так удивился, что без возражений позволил самозваному бармену забрать приговоренный к четвертованию в салатик лайм, а Котик послушно сбегал к себе за тростниковым сахаром.
— У нас нет мяты, — напомнила я, показывая, что и мы не лыком шиты.
Знаем, почем фунт лаймов!
— А вместо свежей травы можно использовать холодный мятный чай, вы разве не в курсе? — блеснул редким знанием Саша.
— Ты присмотрелась бы к парню, — шепнул мне внутренний голос, пока квартирант возился, готовя для меня напиток: заваривал чай, процеживал настой, охлаждал его, смешивал и взбалтывал ингредиенты в миксере за неимением шейкера. — Я гляжу, он полезен в быту и подкупающе заботлив! Кажется, ты ему понравилась.
— Какой хороший мальчик, а? Галантный! — Ивасик тоже оценил старания нового знакомого.
— Глупости, — буркнула я, но, попробовав приготовленный специально для меня коктейль, против воли подобрела.
Безалкогольный мохито неожиданно хорошо пошел и под простецкие блины, и под модный салат. Саша, не мелочась, намешал примерно два литра коктейля — сколько в чашу миксера поместилось, так что напитка мне хватило надолго.
Уже закончились полноценная еда на столе и закусь быстрого приготовления в холодильнике, уже ушел спать и набираться сил для нового трудового дня Ромашка, уже Ивась допил в одиночку шампанское и наконец-то прекратил мне с намеком подмигивать, потому что плотно закрыл глаза…
Мы с Сашей транспортировали субтильное сонное тело соседа под бок к похрапывающему Ромашке, вернулись к себе на кухню и сели допивать коктейль, потому что бармен авторитетно сказал, что свежий лайм к утру даст горечь и испортит вкус напитка.