Мы с Сашей транспортировали субтильное сонное тело соседа под бок к похрапывающему Ромашке, вернулись к себе на кухню и сели допивать коктейль, потому что бармен авторитетно сказал, что свежий лайм к утру даст горечь и испортит вкус напитка.
Собственно, коктейль допивала я, а Саша прикончил пиво, сказав, что из бутилированных напитков только вино может немного постоять в откупоренной стеклотаре. В пластике спиртное вообще долго хранить нельзя.
Я с ним не спорила, я вообще тем вечером была удивительно сговорчива, доброжелательна и общительна.
Наверное, я слишком долго держала в себе чувства, мысли и собственно информацию, так что в какой-то момент клапан сорвало, и я загудела мощно, как пароходная труба, — не заткнешь!
Саша поинтересовался моей работой, Ивась упомянул, что у меня случаются заграничные командировки, закономерно всплыла тема недавней поездки на Кипр — и все, Остапа понесло.
Я рассказала о своей незабываемой командировке в Ларнаку и Лефкошу так обстоятельно и подробно, что сама удивилась глубине детализации.
Внутренний голос пару раз пытался наступить на горло моей акынской песне, но я испытывала от чистосердечной исповеди небывалое удовольствие и замолчала только тогда, когда добавить к сказанному было уже совершенно нечего.
К этому моменту Саша, на протяжении всего вечера старательно демонстрировавший подкупающий интерес, уже зевал в ладошку и ерзал, тщетно пытаясь поудобнее устроиться на жестком стуле. До меня наконец дошло, что авторский вечер воспоминаний неприлично затянулся, и я предложила объявить отбой.
Квартирант охотно принял это предложение и рухнул в объятия заждавшейся его раскладушки с такой готовностью, что разделяющая наши комнаты дверь не приглушила стон пружин.
— Хорошая ты хозяйка, — ехидно молвил мой внутренний голос. — Замучила парня россказнями до смерти!
— Зато он будет спать как убитый, — отговорилась я, не показывая, что смущена.
Что это на меня нашло, а? Никогда еще не переживала такого приступа неудержимой болтливости!
— Это старость приближается, — опять съезвил внутренний голос. — Тренируйся, и пятидесяти лет не пройдет, как ты будешь крючковатыми пальцами хватать за пуговки пробегающих мимо молодых людей и шамкать им в ушко мечтательно: «Как шейшаш помню, в одна тышаша девятьшот мохнатом году…»
Чтобы не слышать его, я зарылась в подушку.
И уснула.
Пятница
Утро началось не со света, как следовало бы, а со звука, и звуком тем был бубнеж моего внутреннего голоса.
Я прослушала — явно не с начала — пару фраз, и у меня сложилось впечатление, что кое-кто ночью вовсе не спал.
Кое-кто мыслил, анализировал, рассуждал и к семи утра (я безрадостно посмотрела на часы) готов был поделиться со мной результатами ночных раздумий.
Имеется ли соответствующее желание у меня, кое-кого вовсе не интересовало.
— Ну что еще? — спросила я обреченно.
Внутренний голос — это такая штука, для которой просто необходимо изобрести пульт управления. Без пульта его никак не заткнешь, я в свое время все перепробовала: и беруши, и вопящий в уши плеер, и политику игнорирования, и медитации, и аутотренинг… Проще эту заразу выслушать, чем пытаться не замечать.
— А в-третьих…
Внутренний голос с готовностью прибавил звук.
— Стоп! А где первые два?
— Ты не слушала?
Альтер эго обиделось, но не стало молчаливо дуться.
А жаль.
— Во-первых, ты в этой квартире год жила уединенно и спокойно, даже гостей принимала всего раз-другой. Никто к тебе не приходил, даже продавцы «Эйвон», даже агитбригада свидетелей Иеговы, и вдруг народ повалил косяком, как лосось на нерест! Сначала агенты Смиты, потом землетряхнутая проверка, потом нашествие с погромом, а теперь еще целый жилец неожиданно образовался! С чего бы это, а?
— Сезон миграций? — предположила я просто для того, чтобы что-то сказать и тем самым продемонстрировать участие в беседе.
Ясно же, раз там уже «во-вторых» и «в-третьих» приготовлены, в моих комментариях на данном этапе кое-кто не нуждается.
— Эмиграций! Все это началось с командировки на Кипр и, зуб даю, как-то связано с произошедшими там событиями, — загорячился внутренний голос, смело рискуя априори отсутствующими у него зубами.
— Агенты Смиты даже не скрывали, что их интересует моя поездка на Кипр, — припомнила я. — Что касается всех остальных, то можно только предполагать…
— Вот и давай предположим! — перебил внутренний.
Ему, чтобы заткнуть меня, пульт не нужен.
— Предположим, что жилец образовался не случайно, а с целью поближе к тебе подобраться и побольше у тебя разузнать. О чем же, как ты думаешь?
— Ну да, о Кипре, — молвила я, вспомнив ключевую тему вчерашней беседы. — Но ведь не только он…
— А вот это у нас во-вторых: совсем недавно о командировке на Кипр тебя в доверительной обстановке тет-а-тет заинтересованно расспрашивал старый добрый друг Ивась, которого очень трудно заподозрить в каких-либо происках против тебя. Однако ему, проверенному товарищу, ты описала свое интересное путешествие в самых общих словах, тогда как вчера, в присутствии незнакомца, почему-то вдруг исповедовалась как на духу! Почему?
— Э-э-э, — протянула я, не имея внятного ответа. — Хотелось бы мне знать…
— А ведь ты уже знаешь, вернее, определенно догадываешься: что-то крайне расположило тебя к незнакомцу и побудило к чистосердечной болтливости.
— Но я же не пила спиртное! Я пила…
Я замолчала и нахмурилась.
— Безалкогольный коктейль, который сделал персонально для тебя этот самый незнакомец, — вкрадчиво договорил внутренний голос. — И это у нас в-третьих: коктейль хлебала только ты, и болтала, как заведенная, ты одна.
— Я убью его, — мрачно пообещала я.
— Но не сразу! — возразил внутренний голос. — Сначала…
— Сначала помучаю, — согласилась я и села в кровати.
— Сначала разберись, что к чему!
— Разберусь, пока буду мучить, — пообещала я и встала.
Тихо, чтобы не услышал соседушка, подкралась к закрытой двери и распласталась по ней ухом.
Клац, клац, клац-клац-клац-клац…
Мы, работники пера, в эпоху высоких технологий должны были бы называться работниками клавиатуры, так что не узнать знакомые звуки я не могла.
— Судя по темпоритму, у кого-то вдохновение, — заметил мой внутренний голос и преисполнился ехидности. — В семь утра! После бурной ночи! И что же это мы там строчим, а? Уж не запись ли свидетельских показаний?
Я решительно потянулась к часам на стене.
Часы были красивые — с поясным портретом Чебурашки, но ходить уже давно не изволили (я как-то неудачно их уронила) и выполняли исключительно декоративно-прикладную функцию — закрывали сквозную дырочку в стене. С другой стороны ее загораживала одна из картин, так что до сих пор у меня не было возможности выяснить, какой вид из большой комнаты в маленькую открывает это отверстие. Собственно, до сих пор меня это вовсе и не интересовало.
Но теперь…
Я осторожно, чтобы даже не звякнул, сняла со стены диск со стрелками и заглянула в дырочку одним глазом.
Правым. У него острота зрения 95 %, у левого поменьше.
Я не боялась, что Саша обратит внимание на подозрительное отверстие. Торопливо и без особого почтения снимая картины, мы с Ромашкой и Ивасиком выдернули не один гвоздь вместе с куском штукатурки, так что оспин и выбоин на стенах маленькой комнаты было предостаточно. Выглядело это несколько устрашающе — а-ля пыточный подвальчик после расстрела.
— Пытки — это для некоторых самое то, что доктор Лектор прописал! — кровожадно молвил мой внутренний голос.
Он явно имел в виду постояльца, которого секретная дырочка показала мне в профиль.
Сидя на раскладушке, Саша с вызывающей профессиональную зависть скоростью стучал по клавиатуре ноутбука, изобретательно пристроенного на выдвинутый ящик комода.
Значит, ультратонкий ноут у сиротинушки есть, а денег на нормальное жилье нет?
Как сказал бы Станиславский — не верю!
Вадик — гад. Подсуетил мне засланного казачка!
А казачок меж тем строчил, как Пушкин в Болдино.
— Младой пиит! Юноша бледный со взором горящим! — фыркнул мой внутренний голос.
Дефицита материала для записей юноша явно не испытывал, отсутствием трудового энтузиазма тоже не страдал: ишь, кинулся к компу в одних трусах, даже не умылся, похоже, и не причесался!
Не сдержавшись, я выругалась, и тут же зажала себе рот свободной рукой, но младой пиит, или кто он там, и ухом не повел.
Присмотревшись, я увидела, что упомянутое ухо тонким шнурком соединено с плоским прямоугольником, отчетливо выделяющимся на белой простыне.
— Да он же расшифровывает аудиозапись! — возмущенно взвыл мой внутренний голос, опознав диктофон. — Вот мерзавец, он твои ночные откровения еще и записывал!
— Может, все-таки не мои? — без особой надежды спросила я нарисованного на циферблате Чебурашку, тихонько пристраивая часы на гвоздик.
Чебурашка печально таращился, как бы говоря, что нечем ему меня порадовать, увы.
Я вздохнула и пошла на кухню — заесть огорчение чем-нибудь сладким и заодно подпитать глюкозой мозг, которому предстояло срочно придумать план мести обманщику.
Я ведь уже поверила, что этот Сашок славный малый, а он, оказывается, воспользовался моей добротой, втерся в доверие и им же цинично злоупотребил!
Я открыла шкафчик, чтобы взять с полки банку с кофе, и замерла, озаренная светлой мыслью, мгновенно переоформившейся в черные планы.
В дальнем углу шкафчика прозябала в небрежении обувная коробка с аптечными пузырьками и блистерами, доставшаяся мне от прежних жильцов. Я-то, слава богу, редко болею («зараза к заразе не липнет», — со знанием дела говорит моя маменька), а вот предшественники мои собрали коллекцию лекарств на все несчастные случаи жизни.
Я вытащила и кофе, и коробку с лекарствами. Поставила на огонь большую медную турку и, пока вода в ней нагревалась, нашла в аптечной коллекции слабительное. Сварила кофе, наполнила чашку для себя, а то, что осталось в турке, щедро сдобрила порошком для радикального улучшения моторики кишечника.
Потом убрала на место коробку с лекарствами, закрыла ее декоративными банками со специями и села пить кофе, предварительно настежь открыв двери в кухню и в большую комнату, чтобы пленительный аромат эспрессо беспрепятственно распространился по квартире вплоть до самых до окраин.
На аромате традиционного утреннего напитка необычная добавка никак не сказалась.
Я полагала, что и на вкус слабительное в крепком кофе будет неразличимо.
— Раз, два, три, четыре, пять, начинаю колдовать! — забормотал мой внутренний голос. — Ехал кто-то темным лесом за каким-то интересом, инте-инте-интерес, выходи на букву «эс»!
Рукой, свободной от чашки, я сделала магический пасс, и он появился — мой интерес на букву «эс» — Саша!
— Кофе? — ловко трансформировав магический пасс в приглашающий жест, предложила я и коварно спрятала за чашкой улыбочку типа «оскал гиены юной».
— С удовольствием!
Саша беззастенчиво наполнил кружку до краев.
— Пей, пей, — ласково кивнула я. — Только смотри: кофе очень крепкий.
— Мне сейчас такой и нужен.
— Молоко, сахар? — Я была дивно любезна.
— Не, я горький люблю. Сахар вреден для здоровья!
С кружкой в руках Саша заторопился обратно.
— Здоровье — это важно, — согласно изрекла я уже в отсутствие собеседника и приготовилась ждать, не зная, как скоро подействует слабительное.
Сашок здоровый лось, а лекарство за время хранения могло подпортиться — хотя мне трудно представить, как может испортиться слабительное. Полагаю, со временем оно только эффективнее становится! Тем не менее я бухнула в кофе сразу два порошочка.
Минутки через три послышался приближающийся топот. С кофейной чашкой в руке и доброй улыбкой на устах я выглянула из кухни и увидела, как Сашок, придерживая руками животик, прогалопировал в клозет.
Я тут же поставила чашку и на цыпочках, как маленький балетный лебедь, пробежала мимо уборной, откуда доносились звуки, однозначно выдающие физические страдания и полную сосредоточенность на их переживании.
— Минут пять, как минимум, — оценил имеющееся у меня время внутренний голос.
Я пожалела, что не сообразила забрать из клозета туалетную бумагу — это подарило бы мне практически неограниченный лимит времени!
— Задним умом все крепки, — укорил меня внутренний.
Я только злорадно захихикала: упоминание слов «задний» и «крепкий» в одном контексте в сложившейся ситуации воспринималось как актуальная шутка.
Дверь в маленькую комнату страдалец все-таки прикрыл, но не плотно. На то, чтобы озаботиться поисками ключа, у него и вовсе времени не нашлось.
Я обернула пальцы полой халата, чтобы не оставить никаких следов на дверной ручке, открыла дверь, вошла в комнату и с ходу оценила обстановку.
Выключить компьютер Сашок не успел, даже не закрыл страницу документа, с которым работал. Я выхватила из мешанины буковок словосочетание «свидетель Ложкина» и утвердилась как в подозрениях, так и в злокозненных намерениях.
Одну секундочку я раздумывала, не скачать ли мне этот интригующий документ на флешку, но решила не рисковать, ведь компьютер зафиксирует факт загрузки файла на внешнее устройство.
— Мы пойдем другим путем! — сказал мой внутренний голос.
И мы с ним пошли, вернее даже побежали в большую комнату — за фотоаппаратом.
Так себе аппарат, фотограф не назвал бы его профессиональным, но начинающему шпиону сойдет!
Мышкой прокручивая текст на экране, я страница за страницей отсняла его, вернула курсор на исходную позицию и удалилась прежде, чем туалетный сиделец вышел из своего добровольного одиночного заключения.
— Что, тебе тоже не очень хорошо после вчерашнего фруктового салата? — сочувственно поинтересовалась я у страдальца, проследовавшего наконец по маршруту «уборная — маленькая комната» без прежней резвости.
— Угу. А у тебя не найдется таблеточки от…
Страдалец замялся.
— От поноса? — ласково договорила я. — Нет, к сожалению, я не держу дома никаких лекарств.
— Тогда я в аптеку, а потом по делам.
— Бог в помощь, — сердечно ответила добрая я.
Ушел он очень скоро — не иначе спешил успеть в аптеку до того, как его скрутит снова, и ноутбук забрал с собой. А дверь в маленькую комнату не просто закрыл, а еще и запер на ключик, что меня до крайности оскорбило.
Неужели этот зас…
— Засланный казачок! — дипломатично подсказал внутренний голос.
Я-то хотела сказать совсем другое слово, имеющее непосредственное отношение к затяжному пребыванию в уборной без штанов и туалетной бумаги.
— Неужели этот зас… казачок подумал, что я без спросу полезу в его комнату? — возмутилась я.
Внутренний голос многозначительно кашлянул.
— Ага, а ему, значит, можно шляться туда-сюда через мою проходную комнату в дезабилье? — сменила я песню. — Он, значит, по моей суверенной территории гуляет когда хочет, а я по его погулять не могу? И вообще, почему это у временного жильца на один ключ больше, чем у постоянного квартиросъемщика?!
— Да-да, это ужасно несправедливо, — внутренний голос со мной согласился, но как-то безразлично. Явно думал о другом. — Давай уже ознакомимся с результатами разведдеятельности!
Говорят, идеи носятся в воздухе. Очевидно, это относится не только к гениальным идеям, потому что в этот момент зазвонил мой телефон, я приложила трубку к уху и услышала недовольное:
— И когда же мне доложат результаты разведдеятельности?
Мне бы сообразить, что голос в трубке принадлежит Артему, и, стало быть, интересуют его промежуточные итоги моего доморощенного шпионажа на Сиреневой, а я не успела переключиться с одного объекта разведдеятельности на другой и отчиталась:
— Пересняла с экрана файл, сейчас читать буду!
— Какой файл? Ты что, там до компьютеров добралась? — Артем удивился. — Я думал, ты просто по улице походишь…
— А, ты про улицу Сиреневую! — До меня наконец дошло, что я спутала шпионские карты. — Извини, не поняла, у меня тут свой Джеймс Бонд с доставкой на дом, и мы с ним ведем незримый бой с применением химического оружия.
— Это как?
— Да очень просто: он мне сыворотку правды в коктейль — я ему слабительное в кофе!
— И?
— И все работает, — вздохнула я. — И сыворотка, и слабительное. Сначала я надиктовала главу шокирующих мемуаров, потом выкрала их печатную копию. Сейчас буду знакомиться с текстом.
— А можешь вслух почитать?
— Зачем это?
— Интересно же!
— Да нет, — я как раз успела развернуть на полный экран первый снимок. — Если бы это я сама рассказывала, было бы интересно, а в записи этого бесталанного типа скукотень получилась. Один кондовый заголовок чего стоит: «Показания свидетеля Ложкиной».
— Н-да, не «Приключения барона Мюнхгаузена»! — хмыкнул Артем. — Ладно, а по моему заданию есть хоть что-нибудь?
— По твоему заданию я вчера от рассвета до заката провела на Сиреневой, — ответила я, немного расширив временные рамки. — И на данный момент могу сообщить тебе следующее…
— «Поселок тихий, спокойный», — напомнил мне начало заранее подготовленного текста внутренний суфлер.
— Поселок тихий, спокойный! — отбарабанила я, как зазубренный стишок. — Ни тебе заливистого собачьего лая, ни рева двигателей, ни говорливых бабушек и кумушек на лавочках. Ни собственно лавочек. Местные жители добродушны и общительны, они запросто ходят друг к другу на утренний кофе в халатах и обмениваются подарками.