1
Высокий туранец, называемый Брагханом, рисовал своим охотничьим ножом какие-то линии на земле, говоря при этом отрывистым, что указывало на едва сдерживаемое волнение, голосом:
— Я говорю тебе, Вормонд, что этот пик на западе и есть тот, на который мы и должны были ориентироваться. Смотри, я нарисовал карту на песке. Эта точка представляет наш лагерь. А эта вторая — пик. Мы зашли достаточно далеко на юг.
Теперь мы должны свернуть к западу.
— Заткнись, — буркнул Вормонд. — Сотри свою карту. Конан идет!
Быстрым движением открытой ладони Брагхан стер едва видимые линии, и, вставая, ковырнул ногой в том месте, где была карта. Когда третий компаньон их экспедиции подошел, Брагхан и Вормонд говорили и смеялись, как будто ничего особенного не случилось.
Конан был чуть ниже ростом, чем его компаньоны, но его внешний вид не теряется ни на фоне огромного тела Брагхана, либо немного более мелкого Вормонда. Он был одним из тех редких типов людей, имевших стройную и крепкую фигуру. Но его тело, также казалось мощнее и выше, чем у многих сильных и могучих мужчин.
Северянин двигался с легкостью, которая свидетельствовала о его силе вернее, чем его мощное и крепкое телосложение.
Варвар был одет, так же как и его спутники, за исключением головного убора: похожий на обоих туранцев, но в отличие от последних горец вполне вписывался в окружающую среду.
Конан Киммериец, казалось, был частью этих мрачных предгорий, естественный здесь в той же степени, как и дикие кочевники, выпасающие на склонах свой скот. Уверенность пристального взгляда и спокойные движения указывали на близкое знакомство северянина с горными и враждебными по отношению к цивилизованным людям областями.
— Брагхан и я говорили об этой горе, Конан, — Вормонд указал на заснеженную вершину, которая возвышалась вдали на фоне чистого голубого полуденного неба за длинной цепью поросших травой холмов. — Интересно, есть ли у нее название?
— У каждой из этих гор есть название, — ответил Конан. — Хотя и не все из них можно прочитать на карте. Эта вершина называется горой Эрлика. Немного людей запада видели её.
— Я никогда слышал о ней, — сказал Брагхан. — Если бы мы так не спешили, чтобы отыскать бедного старину Инольда, было бы забавно посмотреть на нее повнимательнее, что скажешь?
— Если распоротые животы считать забавой, то да.
— Гора Эрлика лежит в стране Черных Иргизов.
— Иргизов? Этих варваров, что поклоняются демонам? Запретный город Готхэн и прочая ерунда?
— Этот культ поклонения демонам не бредни, — сказал Конан. — Мы сейчас находимся на самой границе их территории. Эта земля ничейная, но за неё иргизы враждуют с другими племенами. Нам повезло, что мы до сих пор не столкнулись с ними ни разу. Они представляют собой изолированную ветвь кочевой гирканской расы, сосредоточенные вокруг Мааргала, и ненавидят белых людей запада, как чуму.
В этом месте мы приблизились ближе всего к их краям. С этого момента, следуя на запад, мы будем удаляться от них. Самое позднее через неделю мы должны будем оказаться на территории Узеров, которые, как вы говорите, захватили вашего друга.
— Я надеюсь, что парень еще жив, — вздохнул Брагхан.
— Когда вы нанимали меня в Заморе, я сказал вам, что, боюсь, всё это будет бесполезным, — сказал Конан. — Если это племя действительно схватило вашего друга, шансы на то, что он выжил, очень малы. Я предупреждаю вас, для того чтобы вы не были разочарованы, если мы не найдем его.
— Мы ценим это, старина, — кивнул Вормонд. — Мы знаем, что никто, кроме тебя, не провел бы нас туда, так, чтобы наши головы до сих пор остались на наших проклятых шеях.
— Пока мы еще не там, — отметил Конан, с загадочным видом закидывая лук на плечо. — Я видел следы оленей, прежде чем мы разбили лагерь, и сейчас хочу посмотреть, не смогу ли подстрелить хоть одного из них. Я могу не вернуться до темноты.
— Ты пойдешь пешком? — задал вопрос Брагхан.
— Да. Если я достану одного, то принесу его ляжку на ужин.
И не говоря больше ни слова, Конан начал спускаться вниз, идя длинными шагами по пологому склону, пока остальные, молча, смотрели на него.
Когда варвар исчез в большой роще, лежащей у подножия холма, мужчины повернулись, все еще в молчании, и посмотрели на прислугу, суетившуюся по своим обычным обязанностям — четыре флегматичных пунтийца и стройный воин из Кешана, который был личным слугой Конана.
Лагерь со своими выцветшими палатками и стреноженными лошадьми был единственным признаком жизни в этой земле, настолько обширной и тихой, что становилось еще страшнее. На юге поднимался непроходимый барьер из гор с вершинами, покрытыми снегом. Далеко на востоке и западе росли другие, еще более иззубренные горные гряды.
Между этими барьерами лежал огромный участок складчатой равнины, изрезанный полосами одиноких пиков и невысокими взгорьями и густо поросший лесными рощами. Теперь, с наступлением короткого лета, их склоны были покрыты высокой и сочной травой. Но здесь не паслось, ни единого стада, охраняемого кочевниками, а большой пик далеко на юго-западе, был, казалось, в некотором роде молчаливым свидетелем этого факта. Он угрюмо стоял там, как страж Неизвестного.
— Пойдем в мою палатку, — пригласид Брагхан и быстро повернулся, заставляя Вормонда следовать за ним. Ни один из них не заметил напряженности, с которой смотрел на них кешанец. В палатке мужчины сели лицом друг к другу, вытащили бурдюк с вином и сделали по большому глотку.
— Инольд уже сыграл свою роль, а Конан сделал свою работу, — сказал Брагхан, — идти с ним сюда было рискованно, но это единственный человек, который мог спокойно провести нас по Стигии. Просто удивительно, как Конана уважают среди многих диких племен. Но подобного почитания к нему нет у иргизов, так что с этого момента киммериец нам не нужен. А это и есть пик, который описал тот стигиец, я уверен: ведь он называл его таким же самым наименованием, которое использовал и Конан. Ориентируясь на него, мы сможем пройти к Готхэну. Мы направимся на запад, постепенно отклоняясь на юг к горе Эрлика. Нам больше не нужны услуги Конана, как проводника и мы также не будем нуждаться в них на обратном пути. Мы будем идти назад через Золотые горы, а позже, пройдя по старому караванному пути мимо пунтийских болот, через пустыню Харамум направимся прямо домой, а эту дорогу мы сами знаем лучше, чем он. Теперь же мы должны двигаться по этой глуши, а не ехать через Стигию. Вопрос заключается в том, как мы избавимся от киммерийца?
— Это просто, — проворчал Вормонд; из них обоих он был более жестким и решительным. — Мы поругаемся с ним и откажемся от дальнейшего путешествия в его компании. Он пошлет нас к демонам, заберет своего верного помощника и вернуться в Хорайю или любую другую пустыню. Этот варвар проводит большую часть своей жизни, шатаясь по землям, которые недоступны для большинства людей.
— Хорошо, — принял его план Брагхан. — Мы ведь не хотим сражаться с ним, у него чертовски хорошая ловкость, очень хорошая. Что-то вроде этого я и имел в виду, ища повод, чтобы остановиться здесь. Пусть варвар думает, что мы отправимся к узерам самостоятельно. Конечно же, он не должен узнать, что мы направляемся в Готхэн…
— Что это? — внезапно вскрикнул Вормонд, а его рука сжалась на рукоятке ножа. В данный момент, с прищуренными глазами и расширяющимися ноздрями он был похож на кого-то совсем другого, как будто опасность раскрыла его другой, зловещий характер. — Продолжай говорить, будто ты обращаешься ко мне. Кто-то подслушивает у палатки…
Брагхан повиновался, а Вормонд беззвучно отставив кубок с вином, выскочил из палатки, натыкаясь на кого-то с криком удовлетворения. Через минуту он вернулся, таща за собой Унгарфа. Стройный кешанец тщетно вырывался из стальной хватки туранца.
— Эта крыса подслушивала! — заявил Вормонд.
— Теперь, он донесет обо всем Конану, и, наверняка, будет битва!
Такая перспектива явно взволновала Брагхана. — Что делать? Что ты собираешься делать?
Вормонд жестоко рассмеялся.
— Я зашел слишком далеко, чтобы рисковать заполучить лезвие в живот и потерять все. Я убивал людей и по менее серьезным причинам.
Брагхан вскрикнул в непроизвольном протесте, когда в руке Вормонда появился голубоватый мерцающий кинжал. Унгарф закричал, но крик утонул в отзвуке агонии.
— Теперь мы должны будем убить Конана.
Брагхан потер лоб слегка дрожащей рукой. Снаружи раздались крики, когда пунтийские слуги столпились перед палаткой.
— Он облегчил нам дело, — резко сказал Вормонд, пряча окровавленный кинжал. Обутая нога толкнула неподвижное тело так бесстрастно, как будто это было тело убитой змеи. — Конан ушел пешком, имея с собой только горстку стрел. Это даже хорошо, что все произошло именно так, как случилось.
— Он облегчил нам дело, — резко сказал Вормонд, пряча окровавленный кинжал. Обутая нога толкнула неподвижное тело так бесстрастно, как будто это было тело убитой змеи. — Конан ушел пешком, имея с собой только горстку стрел. Это даже хорошо, что все произошло именно так, как случилось.
— Что ты имеешь в виду? — не понял его Брагхан.
— Мы попросту соберемся и уберемся отсюда. Пусть он попробует догнать нас пешком, если захочет. Каждый человек имеет свои пределы. Брошенный в этих горах, пешком, без еды, одеял и оружия… Я не думаю, что кто-нибудь ещё когда-то увидит Конана.
2
После выхода из лагеря, Конан не оглядывался назад. Ни единая мысль о предательстве со стороны товарищей не возникала в его голове. У него не было никаких оснований подозревать, что они не являлись теми, за кого себя выдавали, будучи людьми, цеплявшимися за каждый шанс отыскать спутника, который смог провести их по этим неизвестным пустошам.
Прошло около часа с тех пор, как северянин покинул лагерь, когда, шествуя вдоль травянистого хребта, он увидел антилопу, движущуюся вдоль края зарослей. Ветер дул в его направлении, со стороны животного. Варвар начал ползти в сторону кустов, когда движение в кустах дало ему понять, что и за ним самим также следят.
На мгновение, подняв глаза, он увидел чей-то силуэт за кустами, и вдруг стрела промелькнула рядом с ним, а Конан выстрелил в ответ в сторону задрожавших листьев. Кусты затрещали, а затем воцарилась тишина. Через мгновение киммериец склонился над лежащей на земле, красочно одетой фигурой.
Это был тонкий, жилистый мужчина, молодой, одетый в обитый горностаевым мехом плащ, шерстяную шапку и сапоги с серебряными шпорами.
За поясом были заткнуты изогнутые ножи, а у руки лежал мощный лук. Стрела северянина ужалила его прямо в сердце.
— Уркман, — буркнул Конан. — Судя по внешности, один из местных разведчиков. Интересно, как давно он следил за мной?
Варвар знал, что присутствие этого человека означало две вещи: где-то рядом находится банда разбойников — уркманов, и неподалеку, наверняка стоит его конь. Кочевники никогда далеко не ходили пешими, даже, когда они выслеживали жертву. Горец посмотрел на холм, который выглядывал из-за рощи.
Предположение, что воин, выслеживавший его в низине у этого низкого хребта, привязал свою лошадь на другой стороне и вошел в заросли, чтобы устроить на него, охотившегося за антилопой, засаду, казалось, логичным.
Конан осторожно поднялся на выступ, хотя и не думая, что другие соплеменники из орды уркманов находятся в пределах слышимости — в противном случае они бы уже здесь были — и без труда нашел коня. Это был гирканский жеребец с красным, кожаным седлом, оснащенным широкими серебряными стременами и уздой, тяжелой от позолоты. Сбоку свешивался мощный меч в изукрашенных кожаных ножнах.
Вскочив в седло, Конан с вершины холма оглядел окрестности. На юге в вечернее небо поднималась лишь тусклая тоненькая полоска дыма. Глаза у Конана были зоркими, словно у ястреба, лишь немногие могли бы разглядеть эту голубую полоску на фоне синего неба.
— Уркманы означают бандитов, — проворчал он, — дым означает лагерь.
Они преследуют нас словно демоны в аду!
Северянин направил лошадь в сторону лагеря. Охота увела его на несколько миль на восток, но скорость его движения нивелировала это расстояние. Сумерки еще не опустились, когда киммериец резко остановился на краю лиственной рощи и молча, окинул изучающим взглядом склон, на котором ранее был разбит лагерь.
Теперь оно был пустым, без следов палаток, ни людей, ни животных. Варвар окинул взглядом соседние гребни и заросли, но ничего не возбудило его подозрения. В конце концов, северянин повернул лошадь на холм, держа лук наготове. Он увидел следы крови на том месте, где стояла палатка Брагхана, но никаких других признаков насилия не было, а трава не была истоптана, как и должно быть при нападении диких всадников.
Горец увидел признаки быстрого, но упорядоченного отъезда. Его спутники просто закатали палатки, навьючили животных и уехали. Но почему? Они могли увидеть на расстоянии вынюхивающих их наездников и испугались, хотя ни один не показывал прежде признаков трусости. Унгарф тоже наверняка не оставил бы своего хозяина и друга.
Когда Конан прошел по следам лошадей в траве, его замешательство выросло: они вели на юго-запад. Их цель лежала позади гор на севере. Они знали об этом так же, как он. Но уже не было никаких сомнений, что по какой-то причине, вскоре после того, как варвар покинул лагерь, его спутники поспешно собрались и отправились на юго-запад к запретной стране, форпостом которой была гора Эрлика.
Решив, что, возможно, у них все же были некоторые логические основания свернуть лагерь, но они все же оставили ему какую-то информацию, которую горец просто смог найти, Конан вернулся к месту лагеря и начал ходить вокруг, делая все более широкие круги, и рассматривая землю. И только теперь он заметил размытые следы, показывающие, что по траве тащили чье-то тяжелое тело.
Люди и лошади почти стерли слабый след, но жизнь от Конана часто зависела от остроты чувств. Северянин вспомнил пятно крови на земле в том месте, где стоял шатер Брагхана.
Он проследовал по полосе раздавленной травы по южному склону вниз в сторону кустов, и мгновение спустя стоял на коленях над телом человека. Это был Унгарф, и на первый взгляд он выглядел мертвым. Потом Конан заметил, что в кешанце, хотя, несомненно, раненом и умирающем, до сих пор тлеет слабая искра жизни.
Он поднял голову несчастного и положил свою флягу к посиневшим губам.
Унгарф застонал, и в его остекленевших глазах появился блеск, означавший, что он узнал Конана.
— Кто это сделал, Унгарф? — голос Конана вздрагивал от подавляемых эмоций.
— Вормонд, — выдохнул раненый. — Я подслушивал их у палатки, потому что боялся, что они планируют предательство против вас. Я никогда не доверял им полностью. Тогда они ударили меня кинжалом и сбежали, оставив также и вас, чтобы вы умерли один, посреди гор.
— Но почему? — Конан никогда не был так изумлен.
— Они собираются в Готхэн. — Инольда, которого мы искали, вовсе не существовало. Это ложь, которую они придумали, чтобы ввести вас в заблуждение.
— Почему именно в Готхэн? — спросил Конан.
Но глаза Унгарфа уже застил туман смерти. В смертельных конвульсиях он безвольно обвис в руках Конана, затем кровь хлынула из его рта и кешанец умер.
Конан встал, механически отряхивая руки. Невозмутимый, как те пустыни, по которым он бродил, варвар не был готов показывать свои чувства. И теперь киммериец принялся собирать и складывать могилу из камней, так чтобы волки и шакалы не разодрали тело. Унгарф был его спутником во многих путешествиях, будучи скорее другом, чем слугой. Киммериец встретил его много лет назад, когда судьба заставила киммерийца оставить свою страну.
Воздвигнув последний валун, Конан взобрался в седло и, не оглядываясь, направился на запад. Он был один в дикой стране, без пищи и нужного инвентаря.
Судьба дала ему лошадь и оружие, а годы блужданий в разных концах света дали ему опыт и познакомили с этой чужой страной так, как никогда не познакомился бы с ней ни один человек с запада, северянин мог выжить, пройдя через горы и добраться до цивилизованных мест.
Но такая возможность даже не приходила в его мысли. Его понятия о долге и расплате были настолько же прямолинейными и примитивными, как и у всех варваров, с которым он был связан кровью. Унгарф был его другом, и он был убит, служа ему. За кровь надо расплачиваться кровью. Все это было для Конана таким же ясным, как голод был очевидным чувством для серого волка. Киммериец абсолютно не знал, почему убийцы последовали в направлении Запретного города Готхэна, но его это не заботило. Его задача состояла в том, чтобы теперь преследовать их повсюду, а если придется, то до самых врат преисподней, и получить полную компенсацию за пролитую ими кровь. Мысль о другом решении даже не приходила варвару в голову.
На землю опустилась темнота и появилась звезды, но Конан не замедлил темпа, ведь даже в свете звезд было не трудно обнаружить следы в высокой траве.
Гирканский конь оказался очень крепким и молодым скакуном. Воин был уверен, что догонит их туранских низкорослых лошадок, несмотря на их преимущество, на старте.
Тем не менее, через несколько часов, северянин пришел к выводу, что туранцы тоже должны были мчаться вперед всю ночь. По-видимому, они намеревались оставить между ними и Конаном такое расстояние, которое он бы ни в коем случае не смог преодолеть, догоняя их пешком. Но почему такую тревогу вызвала у них мысль, что киммериец мог узнать об их истинной цели?
Под влиянием внезапной мысли, его лицо потемнело, после чего северянин еще быстрее погнал своего скакуна. Инстинктивно, его рука ощупывала рукоять широкого меча, свисающего с высокого седла.